Krome Zvezd Серсо Молоко внеконкурс
Ночью выпал первый снег. Церковь Святого Николая покрыта, кажется, сахарной пудрой, напоминает кондитерский трюфель. Солнце тяжело и сонно поднимается над горизонтом, вставляет, словно руки в рукава, ...
ДШ
21.04.2025 14:03
«Молоко» — это рассказ, который претендует на психологическую глубину и атмосферность, но спотыкается на каждом шагу, пытаясь быть одновременно эпатажным, лиричным и философским. В результате — он скорее вызывает недоумение, чем сопереживание, и оставляет после себя не ощущение катарсиса, а желание вымыть глаза.
Автор явно стремится к кинематографичности: здесь и снег, как сахарная пудра, и рубашка отца, пропитанная молоком, и замерзшие ступни на паркете. Но вся эта визуальная эстетика не служит цели — она работает не на развитие образа героини, а на постоянное гипнотизирование читателя, мол, «посмотри, как красиво я умею». Только вот за этими изысками нет ничего, кроме визуальной эксцентрики, граничащей с фарсом.
Главная героиня Даша — вроде бы трагическая фигура, сбежавшая от жизни, наполненной тоской и «неудавшимися романами». Но почему она оказывается в номере у слепого хозяина стриптиз-индустрии с банкой молока в руках, автор не утруждает себя объяснить. Мотивация героини — не просто расплывчата, она абсурдна. Утверждать, что обнажённое плескание в луже молока под аудионаблюдением — это акт личной трансформации, можно только в случае крайней иронии. Но иронии здесь нет. Всё подаётся с серьезным лицом и томной поэтичностью, будто речь идет о священном ритуале.
Кульминация с Огюстом — это уже совсем за гранью. Его слепота, обострённое обоняние, «мама» и слёзы — всё это должно шокировать, но вызывает скорее нервный хохот. Поворот с материнской проекцией, очевидно, задумывался как психологический надлом, но на деле превращается в пародию на плохой артхаус.
Можно было бы сказать, что «Молоко» — это рассказ о боли, одиночестве и извращённой тяге к любви. Но, увы, это рассказ о том, как визуальная избыточность и псевдопоэтичный стиль способны уничтожить даже намёк на драму. Автор не оставляет нам сочувствия к героине, потому что всё пропитано эстетизированной нелепостью и театральной искусственностью.
В сухом остатке — крикливый перформанс, лишённый внутреннего оправдания. Возможно, кому-то он покажется дерзким и запоминающимся. Но это как смотреть на человека, облившего себя кефиром на сцене и уверенного, что он играет Гамлета.
Автор явно стремится к кинематографичности: здесь и снег, как сахарная пудра, и рубашка отца, пропитанная молоком, и замерзшие ступни на паркете. Но вся эта визуальная эстетика не служит цели — она работает не на развитие образа героини, а на постоянное гипнотизирование читателя, мол, «посмотри, как красиво я умею». Только вот за этими изысками нет ничего, кроме визуальной эксцентрики, граничащей с фарсом.
Главная героиня Даша — вроде бы трагическая фигура, сбежавшая от жизни, наполненной тоской и «неудавшимися романами». Но почему она оказывается в номере у слепого хозяина стриптиз-индустрии с банкой молока в руках, автор не утруждает себя объяснить. Мотивация героини — не просто расплывчата, она абсурдна. Утверждать, что обнажённое плескание в луже молока под аудионаблюдением — это акт личной трансформации, можно только в случае крайней иронии. Но иронии здесь нет. Всё подаётся с серьезным лицом и томной поэтичностью, будто речь идет о священном ритуале.
Кульминация с Огюстом — это уже совсем за гранью. Его слепота, обострённое обоняние, «мама» и слёзы — всё это должно шокировать, но вызывает скорее нервный хохот. Поворот с материнской проекцией, очевидно, задумывался как психологический надлом, но на деле превращается в пародию на плохой артхаус.
Можно было бы сказать, что «Молоко» — это рассказ о боли, одиночестве и извращённой тяге к любви. Но, увы, это рассказ о том, как визуальная избыточность и псевдопоэтичный стиль способны уничтожить даже намёк на драму. Автор не оставляет нам сочувствия к героине, потому что всё пропитано эстетизированной нелепостью и театральной искусственностью.
В сухом остатке — крикливый перформанс, лишённый внутреннего оправдания. Возможно, кому-то он покажется дерзким и запоминающимся. Но это как смотреть на человека, облившего себя кефиром на сцене и уверенного, что он играет Гамлета.