Контроль, эффективность, дальше нельзя... – терминология рассказа монолитна.

Автору хорошо дается изображение мира и языка, на котором говорят в мире, где все поглощено смертью.
Главный герой приезжает на поезде в некий город. Однако автор показывает, что поезд – это не только средство передвижения. Поезд – это сам язык. И внутри рассказа, дорожное полотно основного повествования часто пересекают поезда: фразы, будто бы вырванные из контекстов, сами являющиеся дорожным полотном. Но уже других рассказов, за которыми автор не следует. Автор ведет читателя по дороге и везде где поезд языка перерезает рассказ, автор останавливается, чтобы дать поезду проехать.

"Безжизненное оборудование в цехах, вытянутые коридоры, едва видимый сквозь ветви деревьев двор, пустырь вдоль забора — территория Комбината в сине-серой гамме инфракрасных камер казалась заброшенной. Никого." Никого, но кто-то же есть? Герой, он жив? Кажется, что нет. Он мертв. Главный герой это просто мысль, мнемоник. Это означающие которые разворачиваются в своей логике. Главный герой мертв и ничего не знает о жизни. А может ли что-то главного героя оживить?

Интеллект, да еще искусственный. Любой интеллект искусственный в сравнении с жизнью. Интеллект – обманщик. Интеллект – фантазер. Он может воображать что люди "поняли и приняли друг друга, ведь невозможно не понимать себя самого". Но все такие конструкции – это лишь фантазия. Нет никакого понимания между людьми. Нет метаязыка, базового кода, который бы помог интеллекту расшифровать базовый код отношений, как Шампильону или Кнорозову. И автор хорошо это показывает, потому что в этом рассказе вообще нет никаких отношений между людьми. "Одиночество сознания запертого в теле" не предполагает отношений с ближним.. Не в силах это признать, интеллект, словно он маленький ребенок играющий с пластилином, слепляет все в один большой комок - "мы".

рассказ немного сложно читать, поскольку трупный запах языка, умерщвленного смыслом, вообще переносить тяжело. и автор в этом смысле доходит до конца в своей конструкции. его мир – это мир истины, мир интеллекта, мир мысли. Я мыслю следовательно я существую – считает герой. Но мыслить – явно не хватает для того, чтобы существовать...

милый теплый текст
напоминает детскую сказку)

Мастер и ..Лиза.

рассказ о картине получился плоским, как двумерная картина. это придает рассказу довольно необычную аутентичность. в рассказе нет объемных персонажей, и все персонажи мужские: девочка Лиза с манией закрывать двери и "видеть дальше белого холста" больше напоминает мальчика. А как известно из рассказов Толстого, мальчики лучше всех претворяются мертвыми) Итого, все неживое, кроме одного. Только один живой объект в рассказе – объект взгляд. Но автор не дает ему воли, не дает герою столкнуться со взглядом, везде где герой может столкнуться со взглядом – появляется Мастер.

например вот в этом месте: "Страх стал заполнять Лизу. Ей казалось, что слухи об этом доме ожили и бродят со злобным воем по комнате. Другого объяснения не было — кто-то притаился здесь".

Отдельно стоит сказать про идею. Сцепить реальность и изображение вместе – это по сути своей язычество. В языческим племенах рисовали умерших, чтобы те снова ожили. Желание сделать реальностью то, что нарисовано — прекрасная идея (обожаю Дориана Грея), но ведь тогда между реальностью и картиной должен быть разлом. Ни одна реальность не обходится без ирреального. Возможно, если бы автор вернул этот разлом, текст бы получился живым. Правда, тогда за безопасность Лизы никто бы не поручился:) что знает что ждет ее по ту сторону картины?

И последнее:
"В этом и есть наша цель — цель каждого творца: нести свет, когда мы сами по уши в грязи и скверне". Из этой фразы понятно, что Мастер – это Бог. Причем не Бог Ветхого завета (тот Бог ни в какой грязи не замешан). Но и не Бог Нового Завета. Творец как тот кто несет свет? Словами Гете: "Mehr Licht!" – Отлично! У автора вполне бы получилось, если бы не эти его уши, опасливо спрятанные им в какую-то грязь и скверну... вот уж чей путь лежит через грязь (что такое краски как не грязь?) так это путь творцов.

Автор, пиши смелее, не бойся грязи, скверны, страхов, взгляда)! у тебя все получится..

Рассказ напоминает шарж. Главный герой не способный ни на что оказывается создателем чего-то важного; это ли не типичная фантазия москвича в метро?
Правда весь созданный им мир - какая-то коммуналка со склочниками. Инопланетные герои ничем кроме формы (тут прям детский конструктор: то головы дельфинов, то драконы, кто-то рассыпал лего) не отличаются от людей. Все говорят с москвичем на одном языке..

название отсылает нас к библии, к ее первому предложению – В начале было слово. Автор хитрит, когда обещает, что слово будет не в начале, а в середине. Так как в данном рассказе слово, с которого все начинается (с которого герой просыпается) – находится не в середине. В середине герой спит и бредит. Слово, которое пробуждает героя – это "Станция Менделеевская. Переход на станцию «Новослободская". Черт, не завидую его религии – в этой религии даже Бог назван станциями метро.

Весь рассказ не ясно одно: верит ли сам автор в то, что его герою удалось создать что-то значимое?

Подводники – особый мир. Как-то у них там под водой все иначе. Какая-то другая диссипативная среда, не привычный воздух. Среди подводников правда бывают те, кто чье перо скользит гладко, как А. Покровский (и его со-братство), например. В остальном, сколько помню рассказы подводников – это долгие, тягучие как каучук рассказы тех, кому в автономке все равно торопиться некуда. Рассказы, в которых сюжет не главное, где главное что-то иное.. как пишет автор: "Такие неторопливые беседы они могли вести до бесконечности и по любому поводу".

В этом смысле автор по истине погружает своим текстом читателя на глубину. Стилистически это красиво.

Понять что там происходит в этой толще текста было сложновато. Но скорее всего это личное: мне всегда было сложно понять что люди делают глубоко под водой в "консервной банке". Единственный ответ, который я понял из объяснений самих подводников: "тебе не понять". В этом смысле, для меня данный текст – настоящий текст подводника.

Интересный подход к тексту. Про стиль можно было бы сказать, что автор подошел к тексту скорее как художник. Художник, который рисует картину. На картине изображена женщина (мать), добрый мужчина (папа), семья... и мир размером с деревню. Лишь боль не нарисована, о ней сообщается. Так словно бы она немного вне картины, как если бы поверх обычной картины кто-то написал означающее "боль".

Про сам текст можно сказать что весь он посвящен событию. Из текста следует некое событие, с которого все началось. Это событие уже свершилось. Мы находимся в его последствиях, эффектах: когда вокруг боль, когда женщина на кровати проживает последние минуты, а тропинки за дверью исхожены неизвестными.. с чем еще как не с появлением на свет (не телесным, а субъективным) сравнить такое событие? Во всяком случае что было до этого события главный герой не знает.

Герой рассказа – человек обладающий образом ("изобразил меня, но прошлого меня"), но и вопросом. Он задается вопросом о своем желании. Как и любой субъект в начале жизни он – ничтожество (поскольку "человек приходит в мир голым"). И лишь чувство вины за эту ничтожность позволяет задаться вопросом о том: а только ли ничтожество?

Спасибо за текст