Lacrimosa

Скрип колеса едва усыпил арлекина, когда фургон подбросило на кочке. Лакримоза с криком вынырнул из забытья, хлопая по ромбикам на своём трико. Карлик Гот, сидящий напротив, увлечённо раздувал кальян, пытаясь развидеть лужи и грязь дорог.

— Как ваше здоровье? — карлик протянул Лакримозе шланг с мундштуком.

— Не спрашивай у мертвеца, — арлекин приложился губами к трубке. Под столиком забулькало.

Гот поднял чёрного коня и поставил обратно, показывая свой последний ход:

— Рано себя хороните. Ходите дальше!

— Да брось эту игру. В лукавстве тебе нет равных.

— Обижаете, маэстро! Без вас ни одной фигуры не двинулось!

Лакримоза подцепил чёрную королеву карлика острыми пальцами, зная что не мог пропустить такую угрозу. «Неужели больше некому остановить Всадниц мрака…?»

— Гот, я же тебя насквозь вижу…

«Сам уже просвечиваю… Один я не справлюсь… Хоть бы кто-нибудь помог…»

Разглядывая чёрную фигуру с короной, арлекин снова поплыл, возвращаясь в горящую «комнату» — свою личную преисподнюю…

…Город, заваленный трупами, встретил бродячий цирк мёртвой тишиной. Десять фургонов встали кольцом на главной площади.

Лакримоза отдал приказ начинать представление. Скрипка арлекина пронзила зловонный воздух спящего погоста.

Музыкант заиграл дрогнувшим мертвецам. Они медленно поднялись с обочин, и шоркая по брусчатке, двинулись к цирку, оглашая улицы унылыми стонами.

Последней на сонату жизни из склепа поднялась Всадница мрака Чумара — королева болезней.

Акробаты и карлики, бородатые женщины и двухголовые гермафродиты, факиры и шуты — все вышли на битву со смертью, вдохновлённые волшебной игрой на скрипке, чтобы дать последнее представление.

Арлекин одержал победу, освободив от мрака очередное княжество, но потерял в неравной битве весь свой цирк. Через неделю чума забрала и жену с дочерью.

Сам Лакримоза с каждым днём всё больше утончался и таял, превращаясь в бесплотную тень — перед тем, как сгинуть, Чумара наложила на скрипача проклятие.

При этом, попасть на небеса к жене и детям, обычным путём смертных, Лакримоза не имел права.

Свободолюбивый гений, блуждающий по миру со своим цирком, и побеждающий армии мертвецов, подрывал авторитет Церкви и был отлучён.

Теперь же от былой труппы, с блеском гастролирующей по священной империи мозаичных княжеств, остался один фургон…

В поисках смерти Лакримоза зашёл далеко на север, во владения Мерзлоты, и въехал в очередной мёртвый город, в этот раз покрытый льдом и снегом.

Площадь по кругу заставлена пёстрыми лавками — в гиблом царстве морозного мрака горожане умудрялись проводить ярмарки. Арлекин потянулся за скрипкой…

— Последний разок! Обещаю!

В ответ карлик развёл руками и полез в подушки за бубном.

Лакримоза вышел на центр площади, едва освещённой слепым бельмом солнца, и заиграл «Танец злобного гения». Гот позвякивал бубном, ненавязчиво задавая ритм.

Понуро слонявшиеся по ярмарке горожане заметно оживились, и вскоре вокруг музыкантов образовался плотный круг.

Через некоторое время из тени под колокольней выплыла чёрная трёхметровая фигура и двинулась к центру площади, обходя пёстрые палатки лавочников.

Мерзлота прошла сквозь толпу, как сквозь масло, расшвыривая зевак, и наклонилась к лицу смолкнувшего скрипача.

— Так-так. Узнаю нашего музыканта!

— Не имею чести, — арлекин поклонился и снова поднёс смычок к струнам.

— Да погоди ты, ещё наиграешься. Знаю тебя по сестрице своей, Чумаре. Отправить в преисподнюю Всадницу — дело серьёзное. Даже не представляешь, какой переполох ты устроил во Вселенной своей игрой.

— Почему? Я то вполне представляю… Жаль только здесь не особо заметили…

— Все заметили. Просто этот мир давно обречён. И его уже не спасти. А тебе нужно к семье, я точно знаю. Вот моё предложение — играешь последнюю симфонию по моим нотам и лестница в небо вырастает на твоих глазах. Доиграл и поднялся. Мы тут без тебя справимся. А ты обретёшь вечный покой на небесах. Идёт?

Арлекин обернулся на друга. Рот радостно кивал, как болванчик.

Чтобы помочь музыканту принять решение Мерзлота одурманила его морозным дыханием и погрузила в «комнату» рождественского вечера — звонкий смех и счастливые улыбки жены и ребёнка поднимались всё выше и выше, пока не растворились в чёрном небе над головой.

— Договорились!

Довольная Всадница взмыла на колокольню.

Перед глазами поплыла разлинованная страница с нотами. Арлекин приставил скрипку и заиграл симфонию Мерзлоты.

Карлик бил в бубен и прыгал по кругу, протягивая слушателям колпак для звонкой монеты.

В центре образованного круга засверкала ледяная площадка, за ней появилась ступенька, чуть выше следующая.

Спустя минуту, голубоватая лестница Лакримозы и Мерзлоты поднялась над головами закрученной спиралью, и продолжила расти выше.

Неожиданно раздался тонкий девичий голосок, настолько же прекрасный, насколько чудесной оказалась создаваемая им мелодия.

Арлекин заметил в толпе миниатюрную девушку, почти девочку, с розовыми волосами. Она светилась в сумерках, будто ангел. Нежные губы её, чуть приоткрытые, оставались неподвижны, на неё никто даже не обернулся.

Девушка пела у скрипача в голове.

Ему показалось, что она приглашает его в свою «комнату». Продолжая играть на площади, музыкант вошёл в розовый сад, утопающий в душистых цветах. Девушка стояла в белой тунике, с кувшином на плече.

— Кто ты?

— Можешь звать меня Агапэ. Я пришла из другого мира, чтобы помочь тебе. Услышала твою боль.

— Лестница в небо почти готова. Зачем мне помогать?

— Боль твоя сильнее любви к семье. Ты болеешь не за себя, ты страдаешь за гибнущий мир.

— Я уже помог этому миру и никакой благодарности! Погибло столько людей! И что в итоге? Всадницы Мрака продолжают тиранить города! Церковь делает вид, что ничего не происходит! Герцоги и бургомистры боятся и молчат, подчиняясь тьме!

— Ты плачешь? Я же об этом и говорю! Твоя Боль намного сильнее тебя. И любовь твоя не земная. Ведь музыка твоя не от мира сего!

— Значит ты услышала мой зов, как ты говоришь. Ну и что же ты предлагаешь?

— Обернись!

Теперь Лакримоза стоял на краю Бездны. Лестница мерзлоты, голубоватая над площадью, уходила корнями глубоко под землю, где пылала, раскалённая до красна. И там, в самом её основании, прыгала армия рогатых демонов, в ожидании последней ступеньки.

— Лакримоза, подыграй моей песне, чтобы остановить вторжение!

— Откуда у тебя такая сила? Ты Ангел?

— Ну почти. Мои родители погибли вместе с миром, который им не удалось спасти. Всё потому, что они отказались отдать меня на заклание. Я Агапэ — дочь жертвенной любви. Вместе мы победим Мерзлоту!

— Допустим. Что мне для этого нужно?

— Открой запертые комнаты. Только поторопись — лестница Мерзлоты почти готова!

Лакримоза увидел тропинку. Она вывела его к знакомой двери. Он открыл её и оказался в своём коридоре. Это дом его детства. И здесь расположены все его комнаты. Вот он смеётся в люльке. Вот он играет с мальчишками во дворе. А здесь, на лавочке в парке, признаётся девушке в любви.

Вереница комнат уходила в туманную даль. В конце коридора светило пламя.

Лакримоза домчался до трёх запертых комнат, где каждая дверь потрескивала в огне.

Он обернулся. В начале коридора стояла розоволосая Агапэ и кивала ему, подбадривая. Арлекин вошёл в первую комнату.

Он увидел себя мальчиком лет семи. Мама с папой кричали друг на друга. И распалялись всё сильнее.

— Ты обрекаешь его на страдания! — мама схватила со столика перед алтарём мраморную фигурку девушки с лирой, и кинулась к выходу.

— Его ждёт великая судьба, как ты не понимаешь? — папа догнал маму и вырвал статуэтку из рук женщины.

— Только через мой труп! — мать ударила отца по щеке и выхватила фигурку.

— Это не нам решать! — отец схватил мать и бросил её на кафель.

— Не смей трогать моего ребёнка! — пронзительно закричала мама сквозь слёзы, отползая к выходу.

Сердце мальчика разрывалось от страха:

— Не ругайтесь! — закричал малыш, его губы дрожали, слёзы катились по щекам. Стало страшно, как никогда.

Отец обернулся на сына и получил статуэткой по голове. Он упал и застонал, держась за голову. Посмотрел на ладонь, красную от крови. Схватил чёрную всадницу с ближайшего постамента, размахнулся и бросил фигурку убегающей матери вслед. Статуэтка раскололась о затылок, разлетаясь в стороны. А мама осталась лежать на плитке. Отец подбежал к ней, перевернул на себя. Её прекрасные глаза остались открытыми, но никуда уже не смотрели. Отец обнял безжизненное тело и зарыдал. Под ним растекалась алая лужа.

Арлекин вышел в коридор. По одну его сторону по прежнему стояла розоволосая Агапэ в белой тунике. На другом конце мальчик узнал своего родного отца.

— Сынок… Ты всё таки вспомнил… Я сам никогда себя не прощу…

— Ненавижу тебя!

Мальчик отвернулся и побежал в сторону Агапэ. Но она только удалялась от него.

И тогда он понял, что нужно сделать. Осталось ещё две пылающие комнаты. Он вошёл во вторую.

Малыш стоял перед мраморной статуэткой девушки с лирой и трясся от страха.

— Не бойся! Как мушка укусит! Видишь, я не вру! Осталось ещё чуть-чуть, — отец обмакивал крючок в шипящем растворе и протыкал им кожу мальчика. От каждого крючка тянулась наверх леска.

— Вот и всё! Теперь бери скрипочку, и начнём! Сначала чуть-чуть поболит, а потом перестанет! Не хнычь! Тебе же лучше делаю! Для тебя же стараюсь! Да не кричи ты! Потом мне спасибо скажешь!

Отец забрался на высокий помост с перекрестием в руках, от которого тянулись лески.

Малыш начал играть на скрипке. И каждый раз, когда он фальшивил, отец дёргал за тот или иной крючок, так что мальчик с криком подпрыгивал, взмахивая той частью тела, которую отец наказывал. Вскоре игра на скрипке превратилась в безумную пляску обиды и боли рыдающей марионетки.

По белым щекам мраморной девушки потекли кровавые слёзы…

Лакримоза выскочил из комнаты, задыхаясь от гнева.

— Ненавижу тебя!

Отец сидел на полу, в конце коридора, спрятав лицо в ладони, и сотрясался в рыданиях.

Лакримоза посмотрел на Агапэ. Она кивнула на последнюю дверь. Он обернулся на отца. Взглянул на самую пылающую комнату в своих воспоминаниях. И вернулся на площадь.

Лестница в небо была почти готова. Ещё несколько взмахов скрипкой — и всё будет кончено!

Гот не выдержал, бросил бубен и полез наверх: «Чур я первый»! Лестница ожила, стремительно поднимая карлика к небесам.

Арлекин задрал голову. Последняя ступенька встала на место и портал в следующий мир засветился белоснежным светом. Там, в очертаниях фигур, он узнал жену и дочку.

Лакримоза улыбнулся сквозь слёзы и уронил скрипку, шагнув к лестнице.

За его спиной вспыхнул красной звездой портал демонов.

Девушка с розовыми волосами, выхватила кинжал и занесла его над собой.

Мерзлота кинулась к ней, но не успела.

Агапэ ударила себя в сердце и рухнула замертво.

Раздался дикий рёв обезумевшей от гнева Мерзлоты.

Город осветило яркой вспышкой и на мгновение стало светлее, чем в самый солнечный день.

Когда на площадь снова вернулись сумерки, красная звезда потухла, а ледяная лестница посыпалась вниз мириадами осколков, увлекая карлика за собой.

Лакримоза упал на колени, уронив голову на грудь. Он ощутил себя бесцветной тенью. Никаких сил уже не осталось.

Короткое тело хлопнулось о брусчатку перед арлекином, обрызгав кровью лицо.

Лакримоза вновь ощутил морозное присутствие.

Мерзлота обняла его, поглаживая по голове, как маленького мальчика.

В следующее мгновение, дикая боль пронзила голову, разрывая сознание, подвергнутое насилию.

Всадница Тьмы прорвалась в его подсознание и разом увидела каждую открытую комнату.

Теперь боль пронзила арлекина сразу в десяти местах по всему телу.

Лакримоза с криком подскочил над землёй, безвольно размахивая руками, топая в разные стороны, вскидывая и роняя голову.

Трёхметровая Мерзлота зависла над арлекином, дёргая за лески на крестовине.

Марионетка подняла скрипку и заиграла симфонию преисподней.

В этот раз лестница прорастала только в одну сторону — в огненную геенну.

Лакримоза, безвольно водящий по смычку, аккуратно заглянул вглубь себя, чтобы это осталось незамеченным со стороны Всадницы.

Он снова прошёл по коридору.

Отец сидел в той же позе, держась за голову руками.

— Сынок, не ходи! Тебе будет очень больно…

«Да куда уж больнее», — Лакримоза шагнул вперёд, навстречу последней запертой двери, пылающей сильнее тысячи предыдущих комнат.

Он оказался в Храме Музыки Сфер.

Юноша лежал на каменном столе, связанный веревками. В его ногах возвышалась статуэтка девушки с лирой.

— Амадеус! Прими эту жертву, в дань твоей гениальности! — отец занёс над сыном кинжал, примеряясь к его груди.

Парень извивался, рыдал и умолял остановиться. Путы трещали и поддавались с каждым разом всё больше, когда острие снова опускалось на его грудь. Отец медлил, настраивался и продолжал размахивать кинжалом.

В какой-то момент он отвернулся, вознося молитву окружающим его статуям.

Не оборачиваясь, отец положил кинжал рядом с рукой мальчишки. Стоя к нему спиной, поднял руки к куполу и продолжил выкрикивать заклятия, дрожащим голосом.

Смотря на комнату со стороны, арлекин увидел, как сильно зажмурился отец. По его бешено бьющемуся виску потекла струйка пота.

Юноша освободил руку, схватил кинжал и со всей силы ударил отца в спину. Тот развернулся и кинулся на сына, хватая его за шею.

Мальчик кричал и бил кинжалом в грудь своего отца — снова и снова, десятки раз, пока тот не рухнул замертво подле каменного стола.

Его лицо, бледное и расслабленное, застыло в удовлетворении.

Ослепительные иглы света пронзили юношу, выстрелив из статуэтки с лирой — Амадеус нарекал юного музыканта в честь заключительной части своей заупокойной мессы, которую начал на смертном одре и дописал после своей смерти — «Лакримоза».

Арлекин вышел из остывающей комнаты абсолютно опустошённый. Он упал на колени перед отцом и попросил у него прощение. Тот расцеловал сына, умоляя простить его самого.

Папа засветился тёплым светом, обнимая белую статуэтку с лирой, и растворился в дымке.

Лакримоза поднялся, вытирая слёзы и снова увидел Агапэ. Она купалась в розовых лучах, подобно юной заре

Музыкант подошёл к девушке и сжал её в крепких объятиях.

Арлекин узнал, что такое жертвенная любовь и абсолютное прощение, отпускающее все обиды.

Он вернулся в тело пиликающей на площади марионетки.

Лестница была готова. Демоны достигли поверхности, обозначив вторжение вспыхнувшим порталом.

Лакримоза поднял заплаканные глаза к чёрному небу и заиграл музыку сфер, которую этот мир ещё не слышал — финальную часть заупокойной мессы Амадея, дописанную им после смерти.

Вспыхнувшая синим пламенем Мерзлота с диким криком накинулась на музыканта, разломав арлекину грудную клетку и вырвав его сердце.

Скрипач больше не играл. Он лежал на земле, продолжая смотреть в небо, с чёрной слезой на белой щеке.

А мелодия осталась играть уже без его участия.

В мире, где однажды прозвучала «Лакримоза», не возможна победа зла. После эпохи ненависти и мрака всегда наступает время любви и прощения.

Мерзлота исчезла. Как и лестница в преисподнюю.

Люди приходили в себя и оглядывались по сторонам. Чёрные тучи развеялись над городом. Яркое солнце ослепило городскую площадь. Снова вернулось синее небо и белые голуби взлетели над сияющей колокольней, возвращая людям надежду.

На площади лежали, уставившись стеклянными глазами в синее небо, три уличных музыканта: карлик, девушка и арлекин.

Их поспешили убрать, подогнав повозку. Брусчатку отмыли от следов крови и вскоре уже ни что не напоминало о трагедии.

«А мелодия осталась ветерком в листве.

Среди людского шума еле уловима,

О несчастных и счастливых, о добре и зле,

О лютой ненависти и святой любви,

Что творится, что творилось на твоей земле —

Всё в этой музыке, ты только улови».*

___________

*К. Никольский

https://youtu.be/qwIPEp0TPNw?si=Cyjvlw1MyVvW-PVt