Подземка

Я смотрю в окно. Мимо проносятся редкие огни подземки. За мутным стеклом в полуметре от моего лица тянутся бесконечные кабельные линии. Они похожи на волны, нарисованные ребенком. Взлетают вверх и плавно опускаются вниз. На мгновение мелькает черный зев соседнего тоннеля, как видение из параллельной вселенной. А затем снова чернота тоннеля, в которой я вижу отражение худого старика в очках-монетах. Моё отражение.

В бессчётный раз я оглядываю пассажиров. Я знаю их всех лучше, чем они сами. Истории их жизней как голливудские фильмы, снятые по одним и тем же лекалам. Меняются только имена героев, а сюжеты остаются прежними.

Напротив меня уткнувшись в роман Диккенса сидит маленькая блондинка. Очередная трагическая героиня. Наверное когда-то её лицо было красивым, но сейчас оно изуродовано горем и раскаянием. Голубые глаза неподвижны; в голове она раз за разом прокручивает события одной единственной ночи. Это занятие так сильно её увлекло, что она на моей памяти ещё ни разу не перелистывала страницы книги.

Я без усилий улавливаю мысль, не дающую ей покоя, — «протяни руку». Но она не протянула, иначе бы не сидела здесь вместе со всеми.

Да, истории новичков похожи друг на друга как родные братья. Но я всё равно каждый раз смотрю их, чтобы развеять скуку. Однажды я подходил и к девушке. Я нырнул в её горе как пловец в бассейн и чуть не захлебнулся от чужого отчаяния. Но это чувство длилось лишь миг, а затем я оказался в ванной комнате.

Белый кафель ослеплял. Из блестящих кранов лилась вода, а на дне ванны лежал младенец, слишком маленький, чтобы купать его здесь. Я взглянул в зеркало и увидел отражение заплаканного лица блондинки. Её губы повторяли несколько слов.

— «Ненавижу», — прочитал я по губам. — «Насильник. Мразь!».

Вода всё прибывала, но девушка не закрывала кран. Ребенок плакал.

— Протяни руку! — прошептал я и с отвращением вынырнул из видения.

Девушка сидела неподвижно. В её позе на первый взгляд ничего не изменилось, но с тех пор, я постоянно слышал эти два слова в её голове. Протяни руку.

Мой взгляд равнодушно соскользнул с матери-детоубийцы и остановился на молодом парне у дверей. Его левая рука на поручне побелела от напряжения. Он внимательно следил за мелькающими огнями ламп и ждал, когда наш поезд прибудет на станцию. Бесполезное занятие, потому что никому из пассажиров ещё ни разу не удавалось выйти из вагона. А пытались все, почти все. Единственным исключением был седой полковник, чье лицо напоминало статую с острова Пасхи. Но о нём я расскажу чуть позже. А сейчас речь о молодом человеке.

Когда я впервые подошел к нему, он попытался меня ударить. Я не стал уклоняться, его кулак не мог причинить мне вреда. Он не смог бы даже сбить очки-монеты с моего носа. И к лучшему, потому что мало кто был способен выдержать мой пристальный взгляд даже сквозь серебряное стекло. Но парень этого не знал и колотил по мне, пока не устал. И тогда он принялся кричать от отчаяния. Под звуки его визгливого голоса я проник в прошлое этого типчика.

Я стоял в небольшой светлой комнате. По углам ютилась дешевая советская мебель, на тумбочке бубнил старенький телевизор, накрытый плетеной салфеткой. А за столом у окна сидела бабулька, закутанная в шали. Её глаза в толстых очках, разглядывали официальную бумагу. Я подошел поближе и увидел, что это было извещение из банка, в котором адресату предлагалось вложить свои сбережения под высокий процент на счет «Ветеранский». Она сомневалась, но мое природное обаяние и открытое, честное лицо сделали свое дело. Дрожащей рукой бабулька поставила подпись. Теперь её деньги стали моими.

С молодым человеком всё стало ясно, он был мошенником и обкрадывал доверчивых стариков.

Я вспомнил тот миг, когда поезд прибыл на станцию и в вагон вбежал наш «герой». Его лицо светилось от счастья, ведь он только что очень неплохо заработал. В войну пенсионерка служила медсестрой. В воспоминании на её старенькой форме, висящей на шкафу, рядком блестели медали. Должно быть, она спасла немало жизней. Но какое ему дело до её заслуг? Мальчишку интересовали только деньги.

Сейчас он доедет до своей станции, позвонит подружке, и они отправятся праздновать в дорогой ресторан. Потом поедут к ней домой и проведут чудесную ночь, а на утро он оставит её навсегда. Не брать же девчонку с собой на Ибицу, в самом-то деле?!

Мягко сомкнулись двери за его спиной. Таким как он я всегда говорю: «Добро пожаловать».

Но хватит злорадствовать. Я обещал рассказать об угрюмом вояке.

Даже сейчас он сидит прямой как струна, будто ждет аудиенции генерала.

Он единственный никогда не пытался выйти наружу: не колотил двери руками и ногами, не дергал рычаг стоп-крана. Этот старый солдат однажды вошёл в вагон, занял своё место спиной к выходу и больше не вставал. Изредка я замечаю, как он достаёт из нагрудного кармана снимок, глядит на него и сразу убирает обратно. Это свадебная фотография, на которой его дочь выходит замуж за рыжеволосого крепкого парня. Парня через месяц отправят в горячую точку на спецоперацию под командованием тестя.

Я присаживаюсь рядом с военным. Он не возражает. Касаюсь его разума, и тотчас вагон исчезает в песчаной буре.

Я захожу в палатку, где собралась вся группа. Плотно задергиваю полог, подхожу к столу и склоняюсь над картой крепости местного генерала. На объяснение плана атаки уходит немало времени. Это очень рискованный план, который разом позволит ликвидировать верхушку бандформирований целого региона.

Зять пытает спорить, предлагает менее опасный способ, но я его прерываю. Неужели он думает, что имеет право возражать только лишь потому, что женился на моей дочери? В слух же я говорю, что из-за его осторожности мы можем упустить главарей местных наркобаронов и работорговцев. Красный как рак больше он не спорит.

Отряд уходит на задание. Тянутся минуты тревожного ожидания.

К несчастью, один из охранников крепости случайно замечает зависший над крышей дрон и поднимает тревогу. Вскоре завязывается перестрелка, которую слышно даже в палатке за несколько километров. А затем гремит взрыв.

Из всей группы не выжил никто. И если бы не тот самый дрон, в штабе так и не узнали бы о причинах провала.

Не ведаю, от кого полковник услышал о поезде-призраке, но он хорошо представлял, куда направляется. В душе, если она у меня, конечно, осталась, я уважал решение старого солдата, но понять не мог. Когда-то я был на его месте, также ехал пассажиром в проклятом поезде, пока из динамика в конце вагона не раздался хриплый голос Хозяина. Всего три слова, и я забыл свою прошлую жизнь, потерял глаза, а вместо них получил очки из двух серебряных монет на дужке. Это было давно.

Убийцы, насильники, лгуны — вот кто ехал в одном вагоне со мной. Они заслужили до скончания веков мотаться по тоннелям седьмого круга подземки. С каждым годом их становится больше, но места хватает всем. Самые первые из пассажиров давно сошли с ума и превратились в бесплотные тени. Они растворялись в теле поезда, но я чувствовал их не упокоенные души, доставшиеся Хозяину. Пассажиры были тем топливом, которое питало поезд-призрак.

Но я заговорился. Бросил осторожный взгляд на динамик — тот молчал. Хозяину поезда не было дела до жалких мыслей одного из Кондукторов.

А между тем поезд замедлился и выкатился на пустую платформу. В вагоне мигнул свет, и со скрипом открылись двери.

Мошенник на мгновение замер от неожиданности, а затем с криком рванулся в двери и с размаху врезался в оказавшуюся закрытой створку. Но он не сдался. Один за другим он перепробовал все выходы, и каждый раз створки со скоростью света закрывались перед его носом.

Он мог бы продолжать бегать от одной двери к другой. Однако поезд ждал нового пассажира, и мне пришлось вмешаться.

Неспеша я поднялся со своего места и подошел к мошеннику. В его испуганных глазах отразилось моё лицо — худое, старое, заросшее белой щетиной. Моего присутствия хватило, чтобы юноша успокоился и, понурив голову, вернулся на место. Я мог ударить его одним лишь взглядом, но не стал.

Новички часто бросались на меня с кулаками. Я позволял, ведь это неплохое развлечение в бесконечной поездке. Но когда приходила пора встречать нового пассажира, шутки заканчивались и наступало время работы.

Из кармана пальто я достал часы. Стрелки на циферблате показывали без одной минуты полночь.

Я поднял правую руку, и пассажиры замолкли: стихли причитания молодой матери, оборвались беспомощные всхлипы мошенника, старый вояка опустил взгляд в пол.

Сквозь завывание ветра в тоннеле послышались легкие шаги. На платформу вышла девушка с рюкзаком за плечами. На её решительном лице застыло выражение смертельной тоски. Знакомое выражение.

Я вгляделся пристальнее. Её лицо мне кого-то напоминало, что само по себе было невозможно, ведь своего прошлого я не помнил. А кем-то из бывших пассажиров она быть не могла, из поезда не выходят.

Девушка приближалась, и я решился на рискованный шаг — вдохнул её воспоминания, пока она ещё находилась снаружи. В ту же секунду меня окружили смутно знакомые образы: свадьба, рыжеволосый парень мне улыбается и надевает обручальное кольцо на палец, чуть в стороне стоит полковник, прямой как линейка, но глаза смотрят с нежностью.

В этот момент я понимаю, что попал в ловушку, и пытаюсь вырваться из воспоминаний. Но они не отпускают.

Счастливые лица гостей. Подарки. Новая квартира. Мы строим планы на будущее. Но однажды утром приходит отец: не ко мне, а к мужу. Они вдвоем запираются в комнате и долго разговаривают. А после этого оказывается, что вскоре два самых дорогих мне человека должны будут уехать в горячую точку.

Первый скандал. Я говорю, что не позволю никому из них туда отправиться. Говорю, что они оба бессердечные и совсем не думают обо мне. К чёрту деньги на ипотеку! К чёрту продвижение по службе! Гори оно в аду, ваше Отчество со своими тайнами и спецоперациями.

Но истерика не помогает. Они оба упрямы как ослы, за это я их и люблю.

Сквозь пелену воспоминаний настоящий я вижу, как полковник оказывается у дверей. Створки дергаются, но остаются открытыми.

Отец и дочь смотрят друг на друга, не веря глазам. Немая сцена длится лишь мгновение, а затем девушка бросается в объятия полковника. Они стоят в дверях, и створки дрожат, не решаясь закрыться.

Ситуация, которую должен решать Кондуктор. Но чужие воспоминания не отпускают меня. С трудом я поднимаю левую руку в попытке удержать полковника. Но в следующий миг образы из прошлого обрушиваются лавиной.

Отец сам пришёл сообщить мне о смерти мужа. Пока он говорил я смотрела на вазу с цветами, извинительным подарком мужа. Но как только отец закончил, я попыталась разбить вазу о его голову.

День похорон утопает в промозглом осеннем тумане. Пустая квартира. Пустая постель. И только одно слово, застрявшее в голове как осколок от мины. «Никогда». Никогда больше не будет радости в жизни. Никогда я больше не буду общаться с отцом. Никогда не прощу ему произошедшего.

Проходит год. Всё это время мы не виделись, но в день годовщины похорон мне звонят и говорят, что отец пропал. В кабинете лежала записка с просьбой его не искать. Конечно же, я ищу. Опрашиваю знакомых, друзей, родственников и коллег. Добираюсь даже до его начальства и понимаю, что поисками занята не только я, но и госструктуры. Их возможности куда больше моих, но они ничего не находят.

Не помню, сколько времени проходит. Жизнь окончательно теряет смысл, не хватает сил даже покончить с собой. Но однажды мне приносят заказное письмо. Почтальон очень долго звонит в дверь, и, в конце концов, я ему открываю. Кричу, чтобы оставил меня в покое, но этот упрямый тип всё же умудряется всучить мне пакет и заставить расписаться. В пакете лежат какие-то пронумерованные листы, словно вырванные из большого журнала. Я, не глядя, бросаю на тумбочку у двери и забываю о них до вечера.

Когда я иду ужинать, листы снова попадаются мне на глаза. Я беру их на кухню, завариваю чайный пакетик и начинаю читать. На листах записаны свидетельские показания. Опросы бездомных, ночевавших в метро, показания ночных гуляк, засыпавших на скамьях в подземке, и слова случайных полуночных пассажиров — все они рассказывали о странном мерцающем поезде, в котором едут призраки.

Последний лист был написан рукой отца. На нём стояли лишь даты, но отец вычислил среди них систему. Оказалось, что таинственный поезд прибывает ровно в полночь на одну и ту же платформу каждые девятнадцать недель. На обороте я нахожу несколько предложений, адресованных мне. В них отец умоляет о прощении. Он пишет, что если однажды я приду на станцию навестить его, то он будет знать, что прощен.

Всё это слишком похоже на злую шутку, но почерк точно принадлежит отцу. Мне хочется списать историю о поезде-призраке на помешательство, заставившее его уйти из дома, но я давно знаю этого человека. Его рассудок всегда был крепок как сталь. А ещё он никогда не врет. Это значит, что история о поезде — чистая правда.

Я не знаю, что делать с этой правдой, но постепенно у меня зарождается план. Однажды в полночь я приду на нужную платформу, дождусь поезда, а там… там по разберемся по ситуации, как говорил отец.

Я настоящий не мог вырваться из воспоминаний, чтобы ей помешать. А девушка шаг за шагом тянула отца из поезда. Я видел, как крупные капли пота стекали по её лицу. Отчаяние сменилось упрямством.

Ей почти удалось вытащить отца за двери, когда я сумел схватить его за руку. Гнев придал мне сил, а страх перед Хозяином притупил воспоминания.

Я потянул полковника назад. Его дочь пыталась мне противостоять, но силы были не равны. Шаг за шагом они оба входили в вагон. Ещё чуть-чуть и створки закроются!..

От отчаяния девушка закричала. И тогда её отец одним движением оттолкнул дочь и повернулся ко мне. В его расширившихся зрачках я увидел отражение седого старика в очках-монетах. И разгневанный взгляд ­— мой собственный взгляд! — ударил по мне.

Дочь тотчас схватила полковника за руку и рывком вытянула из вагона.

Невозможно! Никто и никогда не покидал поезд.

Я вскочил на ноги и сдернул очки, явив миру черные провалы вместо глаз. Рыча от бешенства, я бросился к дверям. Но что за чёрт? Две пары рук вцепились в меня со спины и потянули назад.

Мошенник и мать-детоубийца с яростью, сила которой могла бы соперничать с моей, тянули меня назад.

Один взгляд — и мошенник в предсмертной агонии упал на пол. Та же участь ждала детоубийцу. 

Я рванулся вперед, но двери поезда с лязгом захлопнулись перед моим носом. Состав дрогнул и покатился.

Что это было? Ведь я мог выйти и в два счета вернуть их назад?

В недоумении и страхе я смотрел, как поезд нырнул в тоннель. В эту ночь его навсегда покинули три человека: полковник, детоубийца и мошенник. Хозяин поезда должен быть очень разгневан. Смерть мошенника и детоубицы не искупала моей вины. 

Я сделал глубокий вдох, чего не случалось уже многие десятилетия. Покосился на динамик в конце вагона и, наконец, подобрал с пола очки-монеты. Как всегда, на них не было ни царапины. Водрузив их на нос, я вернулся на своё место.

В конце концов, пройдет девятнадцать недель и поезд снова прибудет на платформу. И тогда я выйду из него, чтобы отыскать полковника и его дочь. Ведь в этом мире должна быть хоть какая-то справедливость, и потому люди обязаны платить за свои грехи.

Да, так и будет.

Я закрыл глаза.

— Нет, — прохрипел динамик.