Maslo Ардат Прекрасное утро внеконкурс
Утро. Оно наполнено ароматом цветов с клумбы под окном. Прохладный ветер колышет легкий тюль. Где-то в комнате жужжит надоедливая муха. Утро. Оно такое прекрасное. Я просыпаюсь и иду пить чай. Как же ...
ДШ
21.04.2025 13:39
Солнце светит одинаково и на тех, кто прощается, и на тех, кто ничего не замечает. Всё остальное — вопрос взгляда.
В этом рассказе утро — не просто время суток, а условие существования. Оно разлито по страницам, как медленный свет на полу, и мы видим героя — одинокого, неторопливого, почти обречённо спокойного. Он наблюдает: детей, женщину с пакетом, новости, запахи, звуки. Его взгляд отрешён и точен. Он живёт среди людей, но не с ними. Он смотрит на жизнь, как на спектакль, в котором давно перестал участвовать.
Здесь нет яркой драмы, нет слёз или обвинений. Есть простое принятие: так есть. Так случилось. И это — уже не трагедия. Это — условие бытия.
Он, быть может, пророк. Или сумасшедший. Или просто человек, уставший от смысла, который навязывает мир. Он говорит о даре, как о болезни. Он пробует снова и снова быть «полезным», быть нужным, спасать. Но спасение не отменяет абсурда. Он не может спасти всех. Он не может быть понят. И в этом осознание: мир глух, и человек остаётся один на один с собой и с решением, которое не нужно никому, кроме него самого.
Но в этом одиночестве есть свобода. Герой готовит свою маленькую смерть, своё исчезновение — как акт воли, как последнюю возможность сказать миру «нет» на собственных условиях. Он не убегает — он принимает. И делает это, убирая посуду, складывая одежду, глядя в окно. Всё спокойно, почти нежно. Даже апокалипсис у него чист и аккуратен.
Что делает этот текст сильным — его бесстрастность. Автор не умоляет читателя сочувствовать, не требует слёз. Он предлагает смотреть. Смотреть, как человек входит в свой последний день — с чаем, с газетой, с мукой на подоконнике.
Рассказ не о смерти, а о свободе — последней, глубоко личной свободе человека перед лицом абсурда. И в этом парадокс: только признав бессмысленность, ты становишься по-настоящему свободным.
В этом рассказе утро — не просто время суток, а условие существования. Оно разлито по страницам, как медленный свет на полу, и мы видим героя — одинокого, неторопливого, почти обречённо спокойного. Он наблюдает: детей, женщину с пакетом, новости, запахи, звуки. Его взгляд отрешён и точен. Он живёт среди людей, но не с ними. Он смотрит на жизнь, как на спектакль, в котором давно перестал участвовать.
Здесь нет яркой драмы, нет слёз или обвинений. Есть простое принятие: так есть. Так случилось. И это — уже не трагедия. Это — условие бытия.
Он, быть может, пророк. Или сумасшедший. Или просто человек, уставший от смысла, который навязывает мир. Он говорит о даре, как о болезни. Он пробует снова и снова быть «полезным», быть нужным, спасать. Но спасение не отменяет абсурда. Он не может спасти всех. Он не может быть понят. И в этом осознание: мир глух, и человек остаётся один на один с собой и с решением, которое не нужно никому, кроме него самого.
Но в этом одиночестве есть свобода. Герой готовит свою маленькую смерть, своё исчезновение — как акт воли, как последнюю возможность сказать миру «нет» на собственных условиях. Он не убегает — он принимает. И делает это, убирая посуду, складывая одежду, глядя в окно. Всё спокойно, почти нежно. Даже апокалипсис у него чист и аккуратен.
Что делает этот текст сильным — его бесстрастность. Автор не умоляет читателя сочувствовать, не требует слёз. Он предлагает смотреть. Смотреть, как человек входит в свой последний день — с чаем, с газетой, с мукой на подоконнике.
Рассказ не о смерти, а о свободе — последней, глубоко личной свободе человека перед лицом абсурда. И в этом парадокс: только признав бессмысленность, ты становишься по-настоящему свободным.