Поймать птицу

Поймать птицу несложно…

Лежу на пыльном полу. Впереди, с боков и даже сзади — кирпичные стены. Где-то капает вода, а если прижать ухо к стене, можно различить городской гул.

Я не прижимаю ухо. Я слушаю голос, звучащий из диктофона.

— Поймать птицу очень просто, — говорит голос. — Для ловли перепёлки сгодится ястреб…

Пытаюсь нашарить в кармане зажигалку. Человек на записи начинает кашлять — он делает это долго и мучительно, а затем продолжает:

— Ястреб! Чтобы поймать ястреба нужна прочная сеть и приманка — птица сорокопут…

Опять кашель.

— Сорокопута ловят на кузнечика или медведку…

Хрипение и треск.

Над моей головой проём люка — вечернего света хватает на то чтобы различить кусок трухлявой лестницы, гнилым зубом свисающий сверху. Щёлкаю зажигалкой и обозреваю стены подвала: здесь довольно высоко, но если подпрыгнуть, можно зацепиться… Я не прыгаю. Я ползу вперёд — туда, где виден проход, больше похожий на крысиный лаз.

Пламя обжигает пальцы и гаснет. Голос из динамика продолжает:

— Ещё есть ящики — пластмассовая тара. В детстве я ловил такими ящиками голубей…

За «крысиным лазом» пустота. Осторожно просовываю одну руку, другую… Пыль попадает в нос — я чихаю в унисон с хрипом диктофона:

— Подпираешь ящик палочкой, привязываешь верёвку и прячешься… Ах, да, ещё надо накрошить немного хлеба. Птицам нельзя давать хлеб, но я тогда не знал! Меня ведь можно простить?

Хрип…

Пару секунд размышляю о словах незнакомого больного человека, а потом ползу дальше. Проход расширяется, я ощущаю сверху свободное пространство и встаю в полный рост — бьюсь головой, оступаюсь на неровной поверхности и снова лечу куда-то вниз…

В конце смены диспетчер вручил мне коробку с пиццей, колу и китайскую дрянь в пластиковой посуде. Доставка на другой конец города, зато после — свободен.

Доехал, нашёл адрес — оказалось, что это больница. Меня встретила девушка — расплатилась за еду, дала чаевые, а потом вдруг достала диктофон:

— Молодой человек, не хотите подзаработать?

— Почему бы и да…

— Видите ли, у меня тут… дядя — в тяжёлом состоянии. Пока был в сознании, рвался домой — хотел выпустить птицу на волю.

— Что за птица?

— Ой, я даже не знаю — плохо разбираюсь в животных. Вот вам ключ, а вот тут он надиктовал где искать — это недалеко, частый дом с подвалом…

— У меня вообще-то смена закончилась!

— Вот вам аванс.

Прихожу в себя в подвале. Аванс у меня в кармане, диктофон в руке — осталось найти птицу. Затыкаю нос — вокруг стоит острый аромат крысиного дерьма.

Диктофон снова хрипит:

— Голуби глупые!

У диктофона нет перемотки, поэтому я сижу на вонючем полу и жду, когда голос расскажет, где искать чёртову птицу…

— Да, глупые. Их ловишь, потом выпускаешь — и они попадаются опять!

Хрип…

— Я накручивал им на лапки проволоку — аккуратно, чтоб не повредить. Это называется кольцевание. Когда голубь попадался ещё раз, я снимал проволоку — я играл в орнитолога…

Хрип, переходящий в кашель.

— Однажды я поймал очередного окольцованного голубя, и странное дело — проволока на лапке была чужая. Но главное — под проволокой оказалась бумажка с запиской! «Привет», — было в записке…

Диктофон замолкает — в этот раз ни кашля, ни хрипов. Я подношу устройство к уху и зачем-то трясу. Тишина.

Осторожно поднимаюсь на ноги. Голова гудит, на локте кровавая ссадина. Щёлкаю зажигалкой: раз, другой — пламени нет. Искры на мгновение освещают узкое помещение: что-то мелькает в дальнем конце — высокий массивный предмет. Мне приходит в голову, что это клетка с птицей, и я медленно, по полшага двигаюсь в ту сторону…

— Это был женский почерк!

Вздрагиваю и роняю зажигалку, а голос продолжает:

— Всего одно слово, но я сразу догадался, что мы станем друзьями… Я написал ответ, выпустил птицу и начал ждать. Я хорошо запомнил того голубя: он был белый и крупный — и он всё никак не прилетал. Я ждал в засаде утром и вечером, и я больше не ловил других голубей — просто прогонял их. А ещё я сменил ящик: раздобыл тяжёлый деревянный… Видишь ли, голуби иногда выскальзывали из-под пластмассовой тары — я не мог рисковать! Меня ведь можно понять, правда?

Продвигаюсь вперёд наугад. Вытягиваю руки и шарю перед собой — клетка должна быть где-то тут… До рези всматриваюсь во тьму, но вижу лишь фантомные пятна — они шевелятся, плывут. Воздух колышется, издали веет ночной прохладой.

— Когда голубь наконец прилетел, — продолжает голос, — всё было готово: тяжёлый ящик, колышек, верёвка, и даже свежий батон белого хлеба — я разодрал его, достал мякиш прямо из середины и накрошил крупными кусками…

Дотрагиваюсь до чего-то гладкого и холодного!

От неожиданности отшатываюсь. Диктофон летит на пол, раздаётся хрип, а затем вновь слышится голос:

— Голубь приземлился возле ловушки, и на лапке была записка — я совершенно точно разглядел, что это новый листок с посланием от моей подруги! Вот только голубь не хотел лезть под ящик — всё ходил и ходил кругами, а потом вдруг стал ворковать и напрыгивать на залётную голубку…

Шарю ладонями по полу. Ищу диктофон, но пальцы натыкаются на гнилые доски, поверх которых попадается что-то влажное и липкое, а ещё иногда — сухое и твёрдое. Сухого и твёрдого много…

— Я не мог рисковать! — почти кричит голос. — Я дёрнул за верёвку в тот миг, когда голубь наконец зашёл под ящик — мне так показалось… Ловушка захлопнулась, но голубь выскользнул и рванул вверх вместе с запиской, а под ящиком осталась его подруга. Она била одним крылом, второе было зажато — я вытащил бестолковую птицу и тут же выпустил, но она не улетела. Она прыгала по земле и волочила сломанное крыло…

Ощупываю сухое и твёрдое на полу. Это какие-то изогнутые трубки — они ветвятся, у них острые изломанные края.

— Я посадил дурацкую птицу в подвал, чтобы соседские коты не достали. Налил ей воды в блюдце и накрошил хлеба. И я всё это время ждал, что прилетит мой голубь с запиской. Ждал и ждал… А однажды полез в подвал и не нашёл раненую голубку. Видимо она выздоровела и улетела — так я думал тогда. Меня ведь можно простить?

Подбираю с пола обломок трубки и подношу к глазам, уже догадываясь, что это такое…

— Прошло полгода, мой голубь с запиской так и не появился, — продолжает голос. — А потом я опять залез в подвал. И я нашёл… Нашёл птицу со сломанным крылом — точнее, то, что от неё осталось.

Обломок кости у меня в руке, но я ничего не вижу, лишь ощущаю шершавую твёрдость, помноженную на время, и слышу голос больного, бесконечно уставшего человека — внезапно он кажется мне смутно знакомым…

— Я поставил ей памятник, — говорит голос. — Большой, в полный рост. Я вылепил его из глины — этого добра было много в том месте, где я жил тогда.

Верчу кость в ладонях. Она неожиданно тяжёлая и крупная для птицы…

— Это было давно, — тихо произносит голос, — давно и очень далеко отсюда: детские забавы, птица в том старом подвале…

Разжимаю пальцы, и кость падает с негромким стуком. Пытаюсь подняться, но ноги затекли — теряю равновесие и ударяюсь о стену: в плечо впивается что-то твёрдое, раздаётся щелчок, и я на миг слепну от яркого света. Лечу на пол, изо всех сил зажмуриваюсь и хриплю в диктофон:

— Это было…

Свет проникает сквозь веки: обжигающим потоком высветляет закоулки памяти, грязные стены, усеянный костями пол. И памятник — фигуру той, кто какое-то время жила…

— Здесь!

Наконец узнаю свой голос и от этого, а может от ослепительно-яркого света, затопившего всё вокруг, захожусь в кашле. Памятник оплывает от жара, и женская фигура принимает гротескные очертания — теперь я едва угадываю до боли знакомые черты.

На мгновение прихожу в сознание — перед взором мелькает больничная палата, писк приборов, трубка изо рта…

Вновь проваливаюсь в подвал с костями, которые никто так и не нашёл. Передо мной фигура-клетка — я тяну к ней руки, в беззвучном крике пытаюсь преодолеть время.

Я не знал, что так нельзя! Я забыл отпереть клетку…

Вдруг замечаю голубя — того самого, из детства. Он прилетел. И он ждёт.

Пишу записку — последнюю в жизни. Главное, чтобы голубь долетел, чтобы моё послание попало к адресату — клочок бумаги с одним единственным словом… Поймёт ли она это слово? Примет ли?

Я протягиваю руку…

Поймать птицу несложно.