Хижина

Дождь стучал по окну, завывал ветер, где-то вдали ревели сирены скорой помощи. Но все эти шумы не могли заглушить тихого поскрипывания паркета, шороха шагов, хриплого дыхания. Ира сжалась в кресле, понимая, что увидит, если повернется. Мышцы шеи свело от напряжения — ни в коем случае не оборачиваться, не смотреть, не кричать. Дверь она специально не закрыла — кошмар, наконец, должен завершиться этой ночью. И она готова ответить за все грехи, за роковые ошибки, за смерти. Мурашки пробежали по коже — нечто замерло позади, ожидая, тяжело, с присвистом, втягивая воздух. Закрыв глаза, Ира вспомнила все, что произошло за последний месяц. Нечто, скрытое ночным мраком, сипело, словно ожидало признания. Огонь, черная яма, деревянный стук, три истории, поведанные шепотом, полуразвалившаяся хижина, камень… Все это промелькнуло, заставив вжаться в кресло еще сильнее. Воспоминания о тумане, о том, что он скрывал в себе, и что вышло из него. Тяжелое дыхание у самого уха… Только не прислушиваться, не стараться понять, что говорит незваный гость. Но разум обмануть не получилось. И в прерывистом хрипе, вырвавшемся из мертвого тела, она различила самое страшное слово:

— Мама.

***

— Мама! — крик с заднего сиденья прервал размышления о предстоящем отпуске. Судя по возне, мальчики опять что-то не поделили. — Ну мама!

— Ну что?

— Сережа опять издевается надо мной, — отражение Димы в зеркале поджало губы. Как обычно, он чем-то недоволен.

— Мальчики, тише, не отвлекайте меня. Посидите хоть десять минут спокойно.

Тяжелый вздох младшего открыто намекал на разочарование. Черт! Бывают такие дни, когда хочется все бросить и сбежать куда подальше, хоть на необитаемый остров. Там тихо, спокойно и никто не морочит голову.

Сережа, как обычно, сидел слева, Дима — справа. Почему они всегда садились так — осталось загадкой. Прекратив препираться, мальчики смотрели на мелькающие огни ночного города. Благословенная тишина! Ира снизила скорость. С таким-то туманом вообще нужно было вызвать такси, но оставлять машину не хотелось. Славик уже, наверное, дома. Самый хитрый, детей не забрал, и спокойно доехал на метро. Фары встречных автомобилей слепили, туман клубился за окном — лучше не смотреть сводки новостей об авариях за этот вечер. Ира мечтала доехать без происшествий.

— Ну прекрати! Мама! — пронзительный крик Димы застал врасплох. Ира подскочила, чуть резко не вывернув руль.

— Замолчите! Видите, что на дороге творится? — сдерживая желание повернуться к мальчикам и отшлепать их хорошенько, Ира пристально смотрела на дорогу — впереди нелюбимый перекресток. Здесь регулярно случались аварии и в нормальную погоду, сегодня же надо быть особо внимательной. Сережа и Дима возились, переругиваясь.

К счастью, перекресток миновали без проблем. И когда Ира уже облегченно выдохнула, из тумана появилось нечто огромное. Грузовик. Время замерло. Видя, как приближается хромированный капот, Ира вывернула руль. Откуда он взялся, почему не горят фары? Шины взвизгнули, тормоза заскрипели, машина развернулась на ходу, описав полукруг. Крича, не зная, что делать, Ира поняла, что больше не видит грузовик перед собой. И тут в боковую дверь машины врезалось нечто, смявшее металл. Она услышала крики мальчиков, заглушенные визгом раскуроченной пассажирской двери. Машина не слушалась, продолжая ехать, движимая массой тормозящего грузовика. Метров двадцать автомобиль протащило по асфальту, а затем вдавило в телеграфный столб. Звон стекла, звук сминающегося металла, грохот от удара. Ира сидела, не понимая, что происходит, что делать, как реагировать. Мальчики! Они не кричат! Почему? Развернувшись, она завопила — задняя часть машины превратилась в груду металлолома.

— Господи! Господи! — никогда в жизни она так не кричала, паника сдавила легкие в тиски. Задыхаясь, Ира распахнула дверь и вывалилась на асфальт. Грузовик замер в паре метров от пассажирской двери. Столб почти смял другую дверь, но она могла бы вытащить своих мальчиков.

— Сережа! Дима! — поглощающий все вокруг грохот сменился леденящей тишиной. Запах бензина сбивал с ног. Поглядев на грузовик, закричала — горючее текло в сторону машины, собравшись в лужицу у двери. Огненная точка блестела за разбитым лобовым стеклом фуры. Сигарета!

— Боже мой! — все еще не придя в себя, она поползла по дороге к детям, запертым в искореженном автомобиле. Миллион вариантов промелькнул в голове, но ни один не подходил. Что делать? Сигарета выпала из окна, ветром ее подкатило к ручейку бензина. Пламя вспыхнуло тут же, красной дорожкой за несколько секунд подобравшись к машине, из разбитого бака которой также вытекало горючее. Огонь пылал, освещая место аварии оранжевыми всполохами. Теряя сознание от страха, Ира поняла, что машина сейчас взорвется. Вместе с детьми. Рыдая, поползла вперед. Времени мало, спасти можно только одного. Но такого не может быть! Никогда, даже в самом ужасном кошмаре Ира не могла себе такое представить. Если ничего не сделать — сгорят оба. Но как можно выбрать? Как?! Рыдая, скуля, расцарапывая ногтями лицо, она пыталась вспомнить, кто где сидел. Сережа всегда слева, значит, Дима справа. Душу выворачивало, Ире казалось, что она сойдет с ума прямо на месте, не успев никого спасти. Полыхнуло пламя, прорываясь с воем внутрь машины. И тут раздались крики мальчиков. Они живы!

— Боже, за что? — она кричала, рыдала, причитала, подползая к правой стороне машины. Дима. Он младше, Славик любит его больше, и никогда ей не простит ошибки. Но Сережа, ее мальчик, самое ценное в жизни. Как можно бросить его?

Вцепившись в ручку двери, вскрикнула. Внутри салона огонь уже пожирал свободное пространство. Рывок, еще один. Дверь не подавалась. Дым смешивался с туманом, скрывая темные улицы. Где-то кричали люди, наверное, уже вызвали скорую и пожарную, но когда они прибудут?

— Мамочка, мамочка! — вопли страха и боли, от которых сердце Иры билось, почти вырываясь из груди. Еще рывок, дверь распахнулась. Черный смог вырвался наружу, внутри полыхало, сиденье начало плавиться. Ничего не видя в дыму, задыхаясь, чувствуя, как опаляются волосы на руках, она вцепилась в сына, и потащила его наружу. Несколько сильных толчков, и вдвоем они повалились на асфальт. Ничего не видя, слыша лишь крик боли и страха запертого в горящей машине сына, она тащила второго ребенка на себе. Отойдя на пару метров, упала, умирая внутри, сгорая вместе с Сережой внутри пылающего салона. Через минуту вопли сгорающего заживо ребенка умолкли. Ира смотрела вперед, но ничего не видела. Бак так и не взорвался, но машина горела, словно костер. Она могла, могла спасти своего любимого сына. Завывая, протянула руку к пылающему будущему, к тому, чего лишилась за несколько минут. А когда глянула на рыдающего спасенного сына, закричала еще громче. Мальчики, вероятно, поменялись местами перед самым взрывом, и сейчас в машине догорало скрюченное тело ее младшего сына. Дима остался там, а Сережу она спасла. Проваливаясь в кромешный мрак, Ира слышала лишь плач выжившего ребенка.

***

На похоронах Ира стояла у закрытого гроба, чувствуя, словно сейчас ее саму опустят вниз, погребут под тоннами стылой земли. Славик сгорбился у пока еще пустой могилы, такой сломленный, такой измученный. Такой ненавидящий. Сережа застыл рядом, словно статуя. Руки обмотаны бинтами, под рубашкой еще слои повязок. Ожоги долго не сойдут с кожи. Ира сама обожгла кисти, шею, даже лицо, но выжженной была ее душа. Словно пустошь, на которой никогда не вырастет что-то живое. Она опустела, умерла. Дождь стучал по маленькому гробу, выбивая мелодию смерти. В той аварии не выжил никто. Ни Ира, ни Сережа. Даже Славик погиб в салоне, заживо сгорая вместе с Димой. Они двигались, дышали, ели, но не жили. Иру удерживала лишь мысль, что нужно помочь Сереже вернуться, стать собой, а не бледной тенью. Сам Сережа молча следовал за родителями, не отходя от матери, которая спасла его. Чтобы он подумал, если бы узнал, что она хотела достать из горящего автомобиля младшего сына? Славик же жил на одной ненависти к ней, и к Сереже.

Гроб опустили в землю. Родственники, друзья, знакомые подходили по очереди, выражая соболезнования, выдавая тупые, примитивные фразы о том, что Дима в лучшем мире, что он не чувствует боли, что он всегда будет любить их. Нет, херня все это. Ее младшенький сейчас в гробу, под землей, обгоревший до неузнаваемости. И вряд ли он сможет простить ее ошибку. Она видела заключение о смерти. Жуткие фразы об ожогах почти всего тела, выгоревших глазах… Мать не должна знать такое о своем сыне, родители вообще не должны пережить своих детей. Мрачная процессия соболезнующих, наконец, подошла к концу. Сережа так и не сдвинулся с места, а Славик все сидел у ямы, глядя на гроб, который скоро закопают. Он даже не попрощался с сыном, не смог сказать, как любит его.

Ира застыла под деревом, надеясь, что вот-вот проснется от кошмара. Она до сих пор не верила, что это происходит на самом деле. Разве может жизнь так резко измениться? Буквально за несколько минут? Только что она думала о том, как доберется домой, приготовит ужин, поможет мальчикам с уроками, ляжет в кровать в объятия мужа. И тут же она выламывает дверь горящего автомобиля, спасая только одного сына. И тут же стоит у гроба, в котором навеки упокоятся останки Димы.

В больнице, куда ее довезла скорая, вызванная прохожими, она металась на каталке, не давая врачам снять пропахшую бензином одежду, обработать раны. Она хотела, ей нужно было, вырваться, увидеть сына. Убедиться, что ошиблась, что спасла Сережу. Принять это, смириться с тем, что жизнь никогда не будет прежней. Тонкий, визгливый голосок внутри головы пытался успокоить, сказать, что ее любимый сын жив, что Славик переживет это. Но Ира знала, как отреагирует муж. Знала, как возненавидит ее и Сережу. Она боролась со своей трусостью, проклинала себя за слабость, понимала, что полностью зависит от мнения Славика. Ни один родитель не должен оказаться в такой ситуации. Здесь нет правильного или неправильного выбора. Любой вариант ужасен. Но паника, охватившая перед визитом Славика, говорила, что она еще пожалеет о своем решении.

Из тяжелых мыслей вывел пощелкивающий звук. Казалось, рядом стучали чем-то по дереву. Щелк-щелк. Дождь скрывал удаляющихся родственников, их зонты напоминала черные спины падальщиков. Ледяной ветер пробрался под куртку, словно лезвием пройдясь по кое-как забинтованным ожогам. Щелк-щелк.

— Смерть еще не конец, — резкий голос за спиной привлек ее внимание. Под старым дубом застыл человек, пристально смотрящий на гроб. — Нет ничего неизбежного.

— Что вам надо?

— Мне — ничего. Я прихожу на зов, — он скрывался в тени, лишь глаза и зубы ярко вырисовывались во мраке. — Даю шанс. Поворачиваю течение реки мертвых вспять, — тихий смешок, и снова этот раздражающий щелкающий звук.

— Идите к черту! — Ира хотела подойти к Славику, но, глядя на его напряженную позу, помедлила.

— Еще есть время вернуть вашего сына, — мужчина резко изогнулся, хрустнув костями. Безумная улыбка сводила с ума. В глазах, холодных, словно мертвых, читалась жажда. И еще… искренность? — Я не первый раз оказываюсь в подобном месте при подобных обстоятельствах. И всегда предлагаю возможность все исправить.

— Как? — голос Иры дрогнул, она возненавидела себя за то, что поддалась на провокацию.

— Есть места, в которых грань между мирами тонка. В лесу, недалеко от города. Хижина. Там можно вернуть то, что было утеряно. Нужна лишь добровольная жертва.

— Вы бредите, — Ира не хотела, отказывалась слушать. Но что-то в голосе незнакомца, в его интонациях, резких движениях, в этом щелкающем звуке, словно гипнотизировало.

— Я всего лишь проводник. Но та хижина… там вы можете обрести покой.

— И что нужно для этого сделать? — Ира поняла, наконец, что говорит с сумасшедшим. Хоть какое-то разнообразие после череды черных дней.

— Я же сказал — нужна добровольная жертва. Главное, не нарушить это единственное правило.

— А что будет?

— Узнаете, — ответ прозвучал словно пророчество. От холодного голоса мужчины по коже пробежали мурашки.

— Мама? — Сережа взял ее за руку. Инстинктивно, Ира отдернула ладонь, холодные пальцы сына сжали воздух. Она услышала его тяжелое дыхание. Повернувшись к странному человеку, увидела лишь густые тени под деревом.

На кладбище остались только они, три изуродованных судьбой человека. Нужно бы подойти к Славику, позвать его, забрать домой, оттащить от гробика. Но Ира лишь раскрыла зонт, прикрываясь от ледяных капель. Сережа застыл рядом, не стараясь больше взять за руку. Так они и провели следующие три часа, пока Славик все-таки не отошел от могилы. Пройдя мимо того, что осталось от семьи, словно не замечая, не признавая, отрицая само право на их существование, побрел к ожидающему их такси. Ира поплелась следом, чувствуя, как рядом тяжело дышит Сережа. В полном молчании добрались домой, где каждый заперся в комнате, не желая видеть других.

***

Ира застыла на мостовой, глядя на приближающиеся фары грузовика. Она старалась закричать, но в горле пересохло. Визг тормозов, фура разворачивается, чтобы не сбить ее, и врезается в проезжающую мимо машину. Грохот, рвущий барабанные перепонки, вой сминаемого металла. Ира бежит вперед, к месту аварии, но ноги проваливаются по колено в дрожащий, густой, словно кисель, асфальт. Вязкая масса обжигает кожу, утягивает ее все дальше от полыхающего автомобиля. Падая, погружаясь с головой в гудронное месиво, видит извивающиеся, корчащиеся в агонии силуэты. Мужчина, женщина и ребенок, полыхают, словно угли в костре. Из грузовика выбирается силуэт, странной, изломанной походкой приближается к испепеляющимся людям. Поворачивается, смотрит на тонущую в жидком асфальте женщину…

Вопя, запутавшись в одеяле, Ира проснулась, стараясь отдышаться, успокоиться. Перед глазами застыло искривленное в ехидной улыбке лицо Сережи. Он с наслаждением наблюдал, как горит его семья… Но что за бред? Повернувшись к Славику, вздохнула. Муж не спал с ней с момента аварии, и сейчас его половина напоминала пустой гроб, такая же ледяная и безразличная к страданиям.

В кухне что-то гремело, послышался раздраженный, злой голос Славика.

Ира еле брела по коридору, не желая слышать крики мужа. Ненависть к себе сменялась страхом перед Славиком, потом переходила в презрение к Сереже, финальным аккордом завершаясь тоской по Диме. Жизнь никогда не станет прежней. Если бы она тогда открыла другую дверь, вытащила другого сына… Она бы проклинала себя, ненавидела, мечтала покончить с собой. Но семью сохранила. Славик простил бы, окружил любовью, заботой и вниманием, не воздвиг стену молчаливого презрения и тихо кипящей ненависти. Вместо Сережи, больше напоминавшего призрак самого себя, в кухне сидел бы обгоревший, но живой Дима. Почему, почему она сама не могла там сгореть, успев спасти обоих сыновей?

— Я не разрешаю прикасаться к вещам Димы, — ледяной, безразличный голос Славика маскировал угрозу. Она знала, что может последовать за таким предупреждением. Сережа сидел на табуретке и рыдал, прижимая к себе любимого плюшевого кролика брата.

— Я так скучаю по нему, — заливаясь слезами, пролепетал Сережа. Ира видела, как презрительная улыбка искривила губы Славика.

— Тебя здесь быть не должно. Ничего бы этого не было. Почему ты не мог остаться на своем месте? Сгореть к чертям собачьим?

— Прекрати, — Ира смогла лишь прошептать. Мечтала влепить мужу пощечину, выгнать из квартиры, забыть, как кошмарный сон, защитить сына… но ничего этого не сделала.

— Я не люблю его, — Славик даже не произнес имя выжившего сына. — Ненавижу тебя. Почему, ну почему ты выбрала его? — агрессия тут же сменилась истерикой. Высокий, крепкий сорокалетний мужчина рыдал как ребенок. Сотрясался всем телом, всхлипывал. Такой беззащитный, такой родной и любимый. Волна ненависти к себе и Сереже захлестнула Иру.

— Отдай игрушку! — ее приказ Сережа выполнил тут же, передав кролика. Глядя на рыдающего отца, и обнимающую его мать, утер слезы. Ира вцепилась в спину мужа, словно от этого зависела ее жизнь.

— Ты жалеешь, что спасла меня? — сын словно повзрослел на десять лет, глядя на родителей, отгородившихся от него общим горем. Одиннадцатилетний мальчик не должен такое видеть, быть частью кошмара. Ира хотела обнять, прижать к себе, сказать, что счастлива, что выбрала его, но, услышав, как Славик рыдает, сказала то, что должно было утешить мужа:

— Да.

Сережа кивнул. Молча развернулся и ушел в свою комнату. Ира проклинала себя, ненавидела за ложь, за свою собачью преданность мужу, но сказанного не вернешь.

— Ты правда жалеешь об этом? — Славик пристально смотрел на нее покрасневшими глазами. Сквозь ненависть, горе и страдание, Ира разглядела далекий огонек, нечто, что давало надежду все исправить.

— Да, да, да! — она разрыдалась, и теперь Славик крепко прижимал ее к себе. –Я специально подошла к правой двери. Дима всегда сидел там. Я не знала, не знала, не знала, что они поменялись, — слова вырывались из нее потоками яда, желчи, ненависти. Она исторгала из себя вину, страх, унижение. — Если бы я могла все изменить, повернуть время вспять…

Тихий шорох отвлек ее от признаний. Сережа замер в нескольких шагах от родителей, которые оплакивали смерть младшего сына. От матери, которая созналась, что хотела спасти другого сына. От отца, который медленно уничтожал его своей ненавистью.

— Сережа, — прошептала Ира, но Славик обнял ее крепче, прошептав на ухо, что прощает, и она забыла о сыне.

***

Щелк-щелк. Раздражающий звук отвлек Славика от созерцания стены ресторана. До аварии он обедал в другом заведении, но даже такая мелочь напоминала о погибшем сыне. Там, где раньше царили любовь, гордость и счастье, процветала пустота. Он ничем не мог заполнить черную дыру в сердце. Самым страшным оказалось то, что он больше не мог смотреть на второго сына. На Сережу. Старше брата на два года, он казался его полной копией, чуть выше и чуть взрослее. Но, глядя в серые глаза Сережи, видел Диму. Слыша его голос, оглядывался в поисках Димы. Славик понимал, что отец не должен так себя вести, что он должен благодарить судьбу за то, что не потерял обоих сыновей… Но не мог. Перебороть себя не получалось. Прошло две недели, а сеансы с психологом не принесли никакого успокоения. Он не жил — существовал. Отпив кофе, оглянулся. Что за странный звук?

Щелк-щелк. За соседним столиком, полускрытый в тени, сидел мужчина. Лицо словно смешивалось с мраком, глаза хищно блестели, зубы влажно сверкали.

— Что? — Славик окинул взглядом щуплого соседа. Может, избить его, пока никто не видит? Так можно пар спустить. У мужика никакого шанса перед ним. Сжав руки в кулаки, расправил мощные плечи.

— Не стоит, — прошептал из кокона мрака человек. — Я пришел помочь.

— Да ну?!

— Я уже говорил с вашей женой. Но она не поняла. Наверное, я ошибся. Зов скорби так силен, что не всегда поймешь, кто же на самом деле призвал меня.

— Я никого не звал, — холодный и ровный голос собеседника расслаблял, кулаки разжались сами собой.

— Да ну?! — повторил за Славиком мужчина. — Нет ничего неизбежного. Смерть можно обмануть. Но время истекает.

Славик почувствовал, как сердце покрывается льдом. Почему, ну почему ему так хочется верить этому психу?

Резким движением мужчина встал из-за столика, за долю секунду переместившись почти вплотную к Славику.

— В лесу, за городом, есть хижина. Там, если все сделать правильно, можно вернуть то, что навеки утеряно. Произвести обмен.

— Обмен? — пересохшие губы не слушались Славика.

— Я ошибся в вашей жене, она не скорбит так, как вы. Она довольна выбором, хоть и скрывает, — голос мужчины плотной дымкой обволакивал Славика. — Я чувствую такую боль, такое страдание, — незнакомец прикрыл глаза, зубы щелкнули у самого уха затихшего собеседника. — Обмен. Закон равновесия. Если что-то появилось, что-то должно исчезнуть. Занять место.

— Что надо сделать?

— Хижина в лесу. Ваши сыновья. Живой и мертвый. Исправьте ошибку.

— Как? — Славик оглянулся, но мужчина словно растворился в вечернем полумраке.

Расплатившись, он так и не смог забыть встречи. Была ли она на самом деле? Или разум окончательно сдал, погружая в безумие, выдумывая фантастические сюжеты? Ничто уже не вернет Димочку, нет в природе такой силы, которая сможет сделать его снова счастливым… И все же…

Перебегая мостовую, Славик услышал резкий визг тормозов. Мимо него пронесся грузовик, чуть не сбив с ног.

— Эй! — но дальше прокричать ничего не успел. Грузовик смял легковушку, разрывая салон почти на две части. — О, Господи! — словно дежа вю, жестокое и беспощадное. Именно так он представлял себе аварию. Огромная махина сминает машину, словно жестянку, металл зажимает Диму, а затем огонь медленно пробирается внутрь, поглощая беспомощную жертву. Сначала сгорает плоть, потом коптятся кости, и все это время невинный ребенок исходит на крик, зовет родителей на помощь…

Подбегая к раскуроченной легковушке, увидел, как от нее отползают два силуэта. Нагнувшись у пассажирского сиденья, Славик увидел мальчика, вдавленного смятой дверью в пол. Рука тянулась вперед, беспомощно царапая воздух. Рев мотора затих, воздух пронзал тонкий крик.

— Не шевелись, я помогу! — Славик подобрался как можно ближе, но искореженная ударом дверь не открывалась. Ребенок заливался слезами, зовя маму и папу. Дыхание Славика сбилось, казалось, грудь вот-вот разорвется.

Оранжевая вспышка осветила темнеющие улицы. Огонь подкрался к машине, поглощая ее, впитывая в себя, уничтожая. Внутри уже все полыхало, металл раскалился, обивка салона горела, пластик плавился. Во всем этом безумии плакал ребенок. Плакал безнадежно, словно понимая, что ничто уже не спасет его, что жизнь оборвется самым ужасным образом. Славик отполз, обхватил себя руками. И завыл. Так может кричать только человек, лишившийся всего в одно мгновение. Ручка ребенка чернела, обугливалась.

Рыдая, Славик отбежал от машины. Что-то пронеслось рядом, он даже не понял, что. Снова грохот, лязг металла, крики. Обернулся, завопил. Еще одна перевернутая машина, от которой также отползают две фигуры. И маленький силуэт, тянущий руку к отцу. Содранное горло горело, вместо крика изо рта Славика доносился лишь приглушенный сип. Грохот сбоку, слева, справа, впереди… Машины сминались на его глазах, закрывая собой всю дорогу. Одна, две, пять… Он сбился со счету… Забежав на тротуар, смотрел, как каждые две минуты появляется новый автомобиль. Несколько секунд — и он сминается, превращаясь в огненную ловушку. Из каждой машины доносился детский плач…

***

Ира сидела возле Славика, поглаживая его бледную руку. Как он изменился. Кожа обвисла, столько седых волос… Стараясь отогнать от себя грызущую ноющую боль, подлое чувство вины, поискала глазами Сережу, и только потом вспомнила, что сын отказался ехать с ней в больницу. И винить его она не могла. Узнать такое… После того, как вся правда прогрызла себе путь на волю, между ней и Славиком отношения налаживались. А Сережа отдалился от родителей. Ира не знала, как себя теперь вести, что делать, как извиниться перед сыном. Но извиниться за что? За правду? Или за ложь? Жертва своей трусости, лебезящая перед мужем тряпка. Она ругала себя, уничижала, но когда смотрела на такого беспомощного и слабого мужа, понимала, что сделала бы все так же, как и в прошлый раз. Однажды счастливая семья в одно мгновение распалась, прогнила изнутри. И она виновата во всем. Славик чуть сжал ее ладонь, и все мысли тут же покинули ее разум.

Сережа сидел на скамейке возле детской площадки. Ему все казалось, что вот-вот Дима позовет его или маму. Что отец вернется с работы, обнимет обоих сыновей, принесет что-то вкусное. Но ничего этого уже никогда не будет. Та авария… Сережа всегда любил маму, но после того, как она спасла его, чувствовал непередаваемое чувство преданности. И сказанные ею слова… он не знал, что может быть так больно. Что слова ранят сильнее любого огня. Сумерки скрывали качели, тени поглощали скамейку. Сейчас мама с папой. Вдвоем. Как они и хотят быть. Сережа думал, что стоит уйти из дома. Куда угодно — к бабушке, в детдом, просто на улицу. И пусть будет что будет. Его могут убить, съесть, изнасиловать — не важно, все ужасы, которыми его пугали родители — ничто, в сравнении с ледяным кошмаром, царившем в доме.

Ковыряя носками кроссовок землю, услышал странный звук. Щелк-щелк. Совсем рядом, почти за спиной.

— Ты любишь своих родителей? — вкрадчивый голос у самого уха. Сережа подпрыгнул от неожиданности. Обернулся — в тенях, возле качелей, замер высокий худощавый мужчина. Во мраке не получалось рассмотреть лицо. Казалось, оно вырезано из дерева — острые скулы, тонкий нос. Горящие холодным пламенем глаза, белоснежная ухмылка. Может, маньяк-педофил? Вот родители порадуются, когда и второго сына не станет. Тогда смогут жалеть друг друга, сколько влезет.

— Да, — Сережа смотрел на странного мужчину и понимал, что не испытывает страха.

— Можно все исправить.

— Как?

— Ты можешь вернуть Диму, — увидев, что мальчик хочет возразить, приложил палец к его губам. Сережа удивился, почувствовав запах опилок. — Да-да, можешь.

— Что я должен сделать?

— В лесу есть хижина. Там нужно остаться на ночь. Пожертвовать собой. Ты уйдешь, но вернется Дима.

— Ему больно? — Сережа часто по ночам думал, что чувствовал младший брат в горящей машине. И еще чаще представлял себя на его месте.

— Огонь не отпускает своих жертв даже после смерти, — мужчина присел рядом. Сережа услышал деревянный стук, но не удивился. Рядом сидит не человек. Может, ангел? Тот, кто вернет мир в семью?

— Ты знаешь, что такое смерть? — Сережа кивнул, вспомнив, что рассказывали родители после похорон прабабушки. — Это не совсем так, как тебе рассказывали. Но близко.

— Дима в раю? — но вспомнив, что мужчина говорил про огонь, тут же представил братика, который вечно будет гореть в аду.

— Он по другую сторону. И там не рай. Но и не ад. Главное, ты можешь все исправить. Добровольная жертва. Запомни это.

— Как найти хижину?

— Она сама найдет вас. Подумай об этом. Все можно исправить, — шорох ветра, и мужчина растворился в вечернем сумраке.

Дома Сережа просматривал фотографии. На снимках все улыбались. Все четверо. Сейчас все страдают. И он может это исправить. Чувства страха, радости, ненависти, печали затмевали все. Что делать? Что выбрать?

Устроившись в кровати, так и не дождался, когда вернется мать. Она осталась в больнице, забыв про сына. Не пришла покормить его, спросить, как дела, пожелать спокойной ночи. Она рядом с папой. А Сережа один в доме, наполненном ледяным молчанием.

Проснулся от крика. Резко вскочив, ударился головой о металлический потолок. Повернуться не получалось, кругом горящие пластик и железо. Едкая вонь словно наждаком прошлась по глотке. Глаза слезились, уши заложило, вопль боли оглушал ночную тишину. Рядом что-то шевелилось, пыталось выбраться из смятого салона. Дима. Сережа, чувствуя, как плавится кожа, смотрел на пылающий силуэт братика. Черные волдыри, красное мясо, лопающиеся глаза…

Проснувшись с криком, скатился с кровати. Неужели Дима будет гореть вечно? За что? Лежа на полу, глядя во тьму за окном, принял решение. Единственное верное решение, то, которое принесет мир в семью.

***

Славик вернулся домой. Вернее, вернулось его тело, разум же витал где-то далеко. Ира не знала, что делать, как отвлечь его от погружения в себя. Что, если он нырнет так глубоко в свои воспоминания, что уже никогда не всплывет к поверхности? Что ей тогда делать, как жить? Сережа молча бродил по дому, не вмешиваясь. Два призрака на руинах жизни.

Славика приходилось кормить с ложки, мыть в ванной, помогать натянуть трусы после туалета. Словно у нее теперь снова два сына. И оба сломлены. Как и сама Ира. Ужасное видение вставало перед глазами. Вопящий, корчащийся в огне Дима преследовал каждое ее движение. И слова того человека… Что, если это правда? Может ли такое быть?

Уложив Славика в кровать, задержалась у двери в детскую. Ей так хотелось зайти, присесть рядом с Сережей, обнять его, утешить, сказать, что любит сына больше жизни, и все, что она тогда выкрикивала — ложь. Но никто не поверит в это, ни она, ни Сережа. Нужно что-то делать, или они так и сгниют заживо.

Устроившись на диване, вытянула ноги, давая отдохнуть мышцам. Славик почти не передвигался сам, ей приходилось поддерживать его при каждом походе в туалет. Муж весил килограмм под сто, а она сама после трагедии похудела. Стала тощей, серой, невзрачной. Рыжие волосы потускнели, обкусанные губы, обгрызенные ногти…

Ира парила над лесом. Огромный зеленый массив под ней простирался до самого горизонта. Между деревьями она разглядела покосившуюся, заброшенную избу. И все поняла. Хижина в лесу, она существовала в разных городах, даже в разных странах, во всех временных отрезках. Ждала, призывала тех, кто скорбел. Возле дверей стояли люди, ждали, роптали. И когда покосившиеся створки открывались, из тьмы хижины появлялись силуэты. Ира слышала радостные возгласы, счастливый плач. Робкие лучи солнца освещали мрачный лес, поглощая тени, вырезая тьму. Ощущение счастья и радости заливали ее парящее на ветру тело.

— Я могу рассказать тебе о всех удачных возвращениях, — голос у самого уха. Щелк-щелк. — Но покажу тебе тех, чье воссоединение прошло не так, как они мечтали.

Ира увидела мужчину лет сорока, застывшего у порога хижины. Из дверей нетвердой походкой вышла женщина его возраста.

— Его дочь погибла в аварии. Передать трагедию словами — невозможно. Всю жизнь мать и отец потратили на то, чтобы воспитать достойного человека, но несчастный случай стер годы стараний и любви за считанные секунды. Жена согласилась занять ее место. Но разница в возрасте… Девочке только-только исполнилось четырнадцать лет. И принять новое тело оказалось сложно. Все, чему она обучалась, что любила, оказалось недоступно ей. Но тяжелее всех пришлось отцу. Видеть любимую дочь в теле жены, таком притягательном, соблазнительном. Он сдерживал свои позывы, помогал дочке вернуться в мир полностью… Но когда казалось, что подавлять желания больше не получится, он снова потерял любимого ребенка. Жена оказалась больна раком, и эта болезнь унесла так и не сформировавшуюся жизнь девочки.

Следующая картина — сгорбленная женщина, рыдающая в темном углу комнаты, вздрагивающая от резких криков и грохота из соседнего помещения.

— Любящая мать пожертвовала младшим сыном, чтобы вернуть старшего. Добровольная жертва, но все пошло не так. В тело парня вернулся не только он сам, другие успели проскользнуть в щель, воспользовавшись моментом. И теперь в нем живет пять потерянных душ. Врачи называют это раздвоением личности. И не все вернувшиеся оказались невинными. Город захлестнула волна убийств. Женщина знает, кто в этом виноват, но разве мать может предать сына?

Третий эпизод — пожилой мужчина, сидящий в одиночестве за столом.

— Здесь почти все так же, вот только младший сын в последний момент отказался становиться жертвой, — Ира смотрела на плачущего мужчину. Тот резко оборачивался, вздрагивал, отводил глаза в сторону. — Старший сын вернулся, но места в этом мире для него не оказалось. И теперь он ледяной тенью ходит за тем, кто вырвал его из места упокоения. Неприкаянный, он всегда рядом, поблизости, сгорает от ненависти. Ты и сама можешь его увидеть, — Ира присмотрелась, и вздрогнула. Позади мужчины возвышалась черная тень, повторяющая каждое его движение. Волны боли и презрения исходили от силуэта.

— Но всего этого можно избежать. Твой сын готов. Он любит тебя и отца. Но если что-то пойдет не так — остановись, не призывай тех, кто неприкаян.

Пробуждение оказалось резким, словно Ира рухнула с высоты. Тяжело дыша, огляделась — никого, только удаляющиеся щелкающие звуки.

Могло ли это видение быть правдой? Что, если странный человек приходил к ней, желая помочь? Можно ли верить его словам? Неужели есть шанс вернуть Диму? Ира удивилась сама себе — рассуждает уже так, словно готова совершить обмен. Но какова цена? Заменить одного сына другим? Что ждет ее за такое преступление? Мать не может желать смерти одному из детей. Но что, если от этого зависит судьба трех человек?

Покусывая губу, Ира присела на диван. После смерти Димы она ни разу не пересматривала его фотографии. Славик перевернул все рамки со снимками изображением вниз, отказываясь видеть лицо любимого сына. Прошло всего три недели, но ей казалось, что все они уже забыли, как выглядел Дима. Его образ померк, сменившись Сережиным, словно они были близнецами. Вот фотография из роддома, пухлый младенец у нее на руках — Дима, сделавший свой первый самостоятельной вдох. Вот его первые шаги, первый поход в школу, первый, и последний, визит к стоматологу… Сколько же ее сын не увидит, не узнает, не почувствует. Рыдая, она захлопнула альбом. Поджав ноги, поняла, что выбора-то и нет. Дима должен прожить хотя бы те лишние годы, что прожил Сережа.

***

Дорога вилась узкой полосой. Мрачный день сменялся сумерками. Во взятой на прокат машине царила тишина. Ира сидела спереди, обмякнув в кресле. Славик вцепился в руль, не отвлекаясь ни на что. Сережа смотрел в окно, окруженный коконом одиночества и отчуждения. Он сам пришел к родителям и сказал, что общался с мужчиной, который пообещал все исправить, вернуть мир в семью. Ира не знала, что исполнение желаний может принести столько мук. Она смотрела на сына, и ненавидела себя. Понимала, что если согласится — никогда не простит и не забудет. Но Славик обнял Сережу, прижал к себе и сказал, что любит его сильнее жизни. Что безмерно благодарен ему… И Ира смогла лишь молча кивнуть. Обмен. Они готовы обменять одного сына на другого. Ночью заснуть не получилось, сердце билось в груди, во рту пересохло. То, что они хотят сделать — грех. Ни одна мать такого не допустила бы, а она согласна на все, лишь бы Славик был счастлив. Писклявый голосок в голове проклинал, унижал, уничтожал, но все впустую. Семья исцелится только, если вернется Дима. Но сможет ли Ира полюбить ожившего сына, зная, какую цену пришлось заплатить?

Сейчас она боялась повернуться и посмотреть сыну в глаза. В руках Сережа сжимал любимого плюшевого кролика Димы. Когда Ира спросила, зачем он его взял, ответил, что хочет, чтобы братик помнил старшего брата, и чтобы ему было что обнять, что-то, напоминающее о доме. Ира закрылась в комнате и долго плакала, проклиная себя. Они везли сына на заклание. Готовились совершить жертвоприношение. Чувствуя, как к горлу подступает тошнота, закрыла глаза, изгоняя все мысли из болящей головы.

— Приехали, — от звука голоса мужа хотелось кричать. Моргая, присмотрелась.

Тропинка вела в сторону, за могучими стволами деревьев виднелась лачуга. Неужели здесь все и произойдет?

— Сережа, — голос дрогнул. — Ты точно готов?

— Да, — прошептал сын.

Втроем выбрались из машины. Славик тут же крепко стиснул руку Сережи. Он так выражает свою любовь и благодарность, или просто боится, что сын сбежит в последний момент? Отгоняя от себя непрошеные мысли, Ира пошла вперед по тропе. Во всем виновата только она. Водитель грузовика погиб при аварии. Рулем ему пробило грудную клетку, и он не мучился угрызениями совести. Как бы она хотела посмотреть в глаза человеку, уничтожившему целую семью, проклясть его, избить, уничтожить… но осталась только она сама. Женщина, не увидевшая опасности, пожалевшая деньги на гребаное такси. Мать, погубившая сначала одного сына, а теперь ведущая второго в хижину, где творятся противоестественные вещи.

Тропа петляла между иссохшими стволами дубов и буков. Лесной воздух пропитался ароматами зелени, земли и влаги. Тяжелый и густой, запах обволакивал, у Иры кружилась голова. Славик тянул за собой Сережу.

Через несколько минут они застыли у хижины. Старое, покосившееся строение. Ветхое, трухлявое. Окна с закрытыми ставнями, кто-то заколотил их досками крест-накрест. Распахнутая дверь жалобно скрипела на ветру. Внутри царила тьма. Место одиночества, грусти, страданий и скорби. Здесь появляются живые только тогда, когда хотят вернуть кого-то из царства мертвых. И отдать другую жизнь. Казалось, и воздух, и земля здесь пропитаны непередаваемой болью, чувством настолько сильным, что даже трава не росла вокруг хижины. Здесь все прогнило. Испорченные, проклятые земли. Деревья окружали лачугу кольцом, не подступая близко к границе. Неужели в этом убогом домишке можно вернуть счастье?

— Пора, — голос Славика прозвучал глухо. Сережа поплелся следом за отцом, оглядываясь на темнеющие в полумраке деревья. Когда Ира поняла, что ее сын последний раз видит закат, чувствует запах леса, ощущает почву под ногами, она почти бросилась к Славику, чтобы вырвать любимого сына из его цепкой хватки, забрать мальчика, увезти домой, окружить любовью, попытаться вернуть счастье и радость… Почти. Но смогла лишь покорно подняться по крошащимся ступеням хижины.

Обстановка внутри угнетала. Дощатый пол, продавливающийся под тяжестью шагов. Свисающие с балок пучки высушенных трав. Полуразвалившаяся печь, сломанная деревянная кровать, три перевернутых стула. И стол. Необработанный кусок дерева, замерший посреди хижины. Он словно ждал, приглашал, манил. Запах опилок сводил с ума, воздух внутри оказался густым, почти вязким. Свет словно померк, не проходя за границу окруженной деревьями хижины. Могло ли в таком месте произойти что-то хорошее? Ира сомневалась все больше и больше. Нужно уходить, возвращаться домой. И черт с ним, со Славиком. Можно начать жизнь вдвоем с Сережей, залечить все раны, исправить ошибки…

— Черт! — Славик чуть не упал, споткнувшись о камень. Наклонился, взял его в руки. Обычный булыжник, тяжелый и неудобный.

— Выбрось его, — первые слова Иры потонули в дрожащем и мерцающем воздухе. Славик поставил камень на деревянный стол. Руку сына так и не отпустил.

— И что теперь? — Славик, казалось, подпрыгивал от нетерпения. Неужели он так жаждет выбросить старшего сына из своей жизни? Ира понимала, что презрение и ненависть к мужу затмевают разум. Те же чувства она ощущала и к себе. Идиотка, дура! Зачем, ну зачем она на все это согласилась?

В хижине резко потемнело. Казалось, все цвета сначала поблекли, а потом растворились во мраке. Ира видела, как выцветает дверь, стол, далекие деревья, словно под действием сепии. Воздух замер, сгустился. Лес замер, словно кто-то нажал паузу на видео. Наклонившиеся под ветром стволы деревьев застыли. Холод пробежал по спине, пробираясь внутрь, сжимая ледяной рукой сердце. За спиной раздался щелкающий, знакомый звук. Обернувшись, Ира увидела под самым потолком подвешенную на нитях куклу. Черное туловище, лицо почти без черт, только глаза и нарисованная улыбка ярко светились в мерцающем воздухе. Длинные руки и ноги куклы постукивали друг о друга. Деревянная марионетка плясала, словно под порывами ветра, но внутри ни дуновения. Лицо этой игрушки так похоже на…

— Господи, — выдохнул Славик.

Ира посмотрела через плечо, и тихо вскрикнула. У дверей стояли темные силуэты. Густой, желтоватый туман накрывал лес, поглощал стволы, землю, небо. Вместе с ним двигались другие фигуры. Они словно плыли, не совершая никаких движений, в идеальной тишине. Звуки растворились в вакууме. Ира видела, как под ногами прогибаются половицы, но ни скрипа, ни шороха — ничего. Только пустота.

— Мы уходим, — прокричала Ира, но ее голос тут же утонул в щелкающих резких звуках. Кукла, словно одержимая, плясала под потолком.

— Нет! — Славик схватил ее за руку, сдавив с такой силой, что она чуть не заплакала. Боже, Боже, прости за ошибку. Но на молитвы никто не ответил, а молчаливые силуэты столпились у дверей, ожидая, когда же их впустят. — Мы уже здесь! И Дима где-то среди них!

— Мы убиваем сына, — Ира рыдала, понимая, что совершила самую страшную ошибку в своей жизни не тогда, когда спасла из горящей машины другого сына, а когда согласилась приехать сюда. В это проклятое, лишенное жизни место.

— Его убила ты. Обоих. Заткнись и жди! — Славик резко оттолкнул жену, прижав к себе Сережу.

Кукла под потолком продолжала щелкать, и на миг Ира увидела, как ее тело удлиняется, меняет форму, превращаясь в того самого мужчину. Он смотрел на нее, не улыбался, ничего не говорил, но в глазах человека-куклы она увидела предостережение. Затем он втянулся в тень, растворившись во мраке.

— Я хочу домой, — заплакал Сережа, пытаясь вырвать руку из ладони отца. Силуэты, застывшие у входа, единым движением повернулись на его голос.

В давящей тишине, в тяжелом, пропитанном болью и гниением воздухе, что-то ярко вспыхнуло. Словно молния ударила в хижину. Все окружающее пространство полностью лишилось красок, посерев, затем побледнев, став единой бесцветной массой.

— Димочка, сынок, приди! — Славик потащил упирающегося Сережу к дверям, где застыли безликие силуэты. Туман клубился, менял формы, скрывал под собой все, кроме тех, кто жаждал вернуться в мир живых. — Дима! Папочка здесь, ждет, пожалуйста! — отчаяние и страх в голосе Славика погрузили Иру в пучину безумия. Он сделает все, чтобы его вернуть. Какой же она была дурой, что согласилась приехать сюда.

Вцепившись в другую руку сына, резко потянула его на себя. Славик только крепче стиснул пальцы.

— Оставь его, ты, сука! Верни мне моего малыша! Я ненавижу тебя!— Славик визжал, слюна вылетала из его рта. Возвращение Димы не склеит эту семью, поняла Ира. Все кончено, они все мертвы, но можно постараться спасти Сережу…

Славик вцепился свободной рукой в горло жены, выкрикивая проклятия. Глаза налились кровью, Ире казалось, что он сейчас вцепится зубами ей в лицо и будет рвать его на части. Резкий удар в желудок выбил из нее воздух. Сжатый кулак мужа, перекошенное лицо…

Сережа вырвался из его хватки, замерев у двери. Там, колыхаясь в тумане, ждали силуэты. Славик схватил камень со стола. Ира, задыхаясь, смотрела, и понимала, что все грехи лягут на ее плечи. Силуэты разошлись, освободив узкий проход. Из вязкого тумана появилась маленькая фигурка, объятая пламенем.

— Димочка, — прошептал Славик. Сережа все-таки вырвался и отбежал в дальний угол хижины. Славик, не сводя глаз с пылающего тела младшего сына, схватил Сережу в охапку и потащил к столу.

— Держи его! Держи! — кричал он Ире, но та лишь покачала головой. — Будь ты проклята! — камень обрушился на голову Сережи. Плач тут же прекратился.

Понимая, что эта картина навсегда будет выжжена в ее памяти, Ира смотрела, как Сережа еще раз ударил сына по затылку. Густая кровь лилась на стол, возвращая бесцветному месту краски. Горящий силуэт Димы подходил все ближе к теряющему сознание Сереже. Славик смотрел, как младший сын взбирается на стол, на котором судорожно вздрагивало тело старшего. Глаза Сережи закатились, пылающая фигура слилась с его туловищем, погружаясь внутрь, смешиваясь, обмениваясь. Толпа безликих силуэтов испарилась вместе с редеющим туманом, под потолком снова бесновалась кукла, и в этих щелкающих звуках Ира слышала проклятие. Они все испортили. Добровольная жертва…

Очнулась Ира уже снаружи. Лес шумел, говорил. Славик замер рядом. Яркая вспышка света вырвалась из заколоченных окон хижины. Дверь скрипела, как и трухлявые ступени, по которым спускалась фигура, неуверенно переставляющая ноги. В руках силуэт сжимал залитую кровью плюшевую игрушку.

— Димочка, — простонал Славик. Ира закрыла глаза и заплакала.

***

Ира задержалась у входной двери. Заходить не хотелось. Внутри ждут только боль и разочарование. И ненависть. К себе, к мужу. К тому, что вернулось в теле Сережи. Младший сын занял место старшего. Но это был не он. Не тот добрый и веселый ребенок, каким они его помнили. И винить в этом можно только Славика. Вероятно, удары камнем что-то повредили в голове мальчика. Дима напоминал не девятилетнего жизнерадостного ребенка, а умственно отсталого трехлетнего. Он с трудом выговаривал слова, его движения, неуклюжие и нелепые, вызывали приступы гнева и истерики у Славика. Десять дней назад, в том гребаном лесу, в проклятой хижине, они убили сразу обоих сыновей. Славик пытался улыбаться, старался полюбить вернувшегося Диму, но не мог. Как не могла и Ира. Видя тело Сережи, у нее просто не получалось понять, что это — другой сын.

Открыла дверь, зашла внутрь. Темно и холодно. Ни Славика, ни Сережи, то есть, Димы. Куда они пошли? Стараясь подавить мимолетное облегчение, что не видит их, Ира рухнула на диван, даже не закрыв за собой дверь. Разрушено все. То, что еще можно было восстановить, она принесла в жертву, лишь бы угодить мужу. Человеку, который спокойно отдал собственного сына в полуразрушенной хижине. Каждую ночь ей снились кошмары. Лачуга, обволакивающий ее туман, молчаливые силуэты, и чертова щелкающая кукла. Они нарушили единственное правило, и теперь пожинают плоды. То, что спит в детской кровати — не Дима, даже не полноценный ребенок. В глазах Славика все чаще проскальзывала ненависть. Он шарпал сына, отказывался с ним заниматься, не хотел кормить его с ложки, помогать завязывать шнурки. Ире тоже давалось все это с трудом. От Димы постоянно пахло чем-то горелым, его руки и ноги такие ледяные, а глуповатая улыбка и беспомощные движения напоминали о той ночи. Ира не могла забыть окровавленный камень, лежащий рядом с телом Сережи, в которое проникала душа Димы…

Телефон разрывался уже несколько минут, но она только сейчас смогла взять его в дрожащие руки. Звонил Славик. Ну что он хочет?

— Да? — то, что она услышала, лишила ее последних сил.

***

Славик усадил Диму на заднее сиденье машины. Мальчик вяло шевелил ногами, идиотская улыбка словно приклеилась к лицу. Слюна стекала с губ. С каждым днем от сына оставалось все меньше. Да, это был Дима, но не тот, которого он любил. Полюбить такое невозможно. Можно ли все исправить? Вернуть Сережу? Но в какое тело? Славик смотрел на смятую часть головы сына. Череп словно вмяли внутрь, волосы слиплись от крови. Он запретил везти Диму к врачу, не зная, как объяснить происшедшее. Ира отказалась искупать сына, стереть кровь. Славик просто не мог притронуться к дыре в голове ребенка. Он и так слишком часто слышал звук, с которым камень пробил кости. Сжимая руль, вспомнил, как Дима, сосредоточенно хмурясь, лепетал что-то несуразное:

— Он царапает, кричит, пытается выйти и не может. Папочка, нужно помочь ему.

Славик сразу понял, о чем бормочет сын. И от этой мысли кровь застыла.

Через полчаса он припарковался у кладбища. Сына оставил в машине, чтобы не мешался под ногами. Взял лопату, ломик и фонарик. Тьма между могилами тянулась к живой добыче, но Славик уверенно шел вперед. Он знал эту дорогу, мог бы пройти по ней с закрытыми глазами, так часто тут бывал. Вот и могила Димы. Настоящего Димы, а не того ублюдка, занявшего тело Сережи.

Два часа он копал. Спина ныла, волдыри на руках лопались, заливая черенок лопаты прозрачной жидкостью. Гробик оказался еще меньше, чем Славик помнил. Ломиком поддел крышку. Еще около часа назад он услышал тихий плач, доносящийся из-под толщи земли. Галлюцинации? Труп не может издавать таких звуков. Стоны, вскрики, хриплые, с присвистом. Наконец, крышка гроба откинулась. И тогда Славик закричал. Он видел обгорелое тело сына, словно покрытое коркой черной плоти. Видел, как открывается рот трупа, как в глазницах полыхает пламя. Скрюченные пальцы царапали воздух. Над могилой зависло удушающее чувство ненависти. То, что скрючилось в гробу и мечтало прорыть себе путь наружу, выбралось. Маленькое обуглившееся тело нетвердо стояло на ногах, но уловив страх, исходящий от отца, оно двинулось вперед.

— Господи, прости меня, — Славик зарыдал, но не смог ничего сделать.

Он побрел к машине. На заднем сиденье вернувшийся Дима продолжал так же бессмысленно пялиться в окно. От этой мерзкой, безумной улыбки, внутри у Славика все сжалось.

Машина неслась на семидесяти километрах в час. Славик надавил на педаль газа. Впереди — бетонная стена туннеля. Там все и закончится. Он слышал грохот, с каким машина ударилась в препятствие, видел, как сминается капот, осколки стекла врываются внутрь, полосуя тела отца и заливающегося смехом ребенка. Когда крыша смялась, металл пронзил голову, лицо и шею Славика. Его тело выломалось, и последнее, что он увидел — развороченную голову Димы, продолжавшую улыбаться.

***

В этот раз Ира замерла у двух могил, одна, отчужденная. Опустошенная. Внутри никаких чувств. Она промолчала, когда полицейский рассказывал ей о жуткой аварии, в которой погибли ее муж и сын. Ничего не сказала и тогда, когда сообщили об акте вандализма и раскопанной могиле Димы.

Стараясь забыть последние слова мужа, она открыла шкафчик с таблетками. Она видела несколько минут назад, как по темной улице что-то возвращалось домой. Скрюченное, почти такое же черное, как ночной мрак. Нетвердой походкой оно обходило фонари, чтобы не попасть на свет. Хватит убегать и прятаться. Снотворное. Раскрыв несколько упаковок, высыпала содержимое на стол. Открыла бутылку виски, которое подарили Славику на прошлый день рождения. Почти полная. Отлично. Пригоршнями заглатывая пилюли, запивала спиртным, даже не кривясь. За все свои грехи она ответит после смерти. Главное, не увидеть то, что увидел Славик. А если не успеет, и к ней вернется прошлое… Даже думать об этом не хотелось. Надо просто расслабиться. Усевшись в кресле, Ира ждала, молясь, чтобы ничто не вошло в распахнутую входную дверь.

— Мама, — хриплый голос, с трудом произносивший слова.

Ира вжалась в кресло, боясь повернуться. Сережа все-таки пришел. Обмен, совершенный в хижине, вернул ей сразу обоих сыновей. Понимая, что терпеть больше не сможет, поднялась с места и посмотрела на темный силуэт. Рыдая, обняла тело сына, прижимаясь к его обугленной плоти, чувствуя во рту привкус гари и влажной земли.

— Мама, — Сережа в теле Димы обхватил ее руками, и зашептал на ухо. Качая головой в знак согласия, она поняла, что другого варианта нет. Нужно исправить все.

Той же ночью она вела машину по лесной дороге. К хижине, туда, где сможет совершить обмен. Сидящий рядом сын крепко сжимал ее руку. Голова кружилась, в желудок словно воткнули раскаленную кочергу. Несколько раз Ира останавливалась, чтобы проблеваться. Осталось немного, и она воссоединится с семьей, но не в раю, как раньше надеялась. На заднем сиденье лежали изуродованные тела Славика и Сережи, уже начинающие разлагаться. Она понесет наказание за все, что совершила, и чему не помешала. В хижине произойдет новый обмен. Она и Славик. Поменяются телами, оба будут вечно существовать в изуродованных трупах, как и ее старший сын. Вероятно, и Дима вернется в изломанное тело Сережи. Семья воссоединится. Послышался почти незаметный стук с заднего сиденья — что-то еще замерло в кромешной тьме. Тихий шорох, и такой знакомый звук. Щелк-щелк.