Космические свиньи уходят вдаль

— Свиньи, подъём! Совсем охренели! Вы время видели?

Славик нехотя стащил с головы замызганное одеяло без пододеяльника.

— Кто скотину кормить будет?! Папа Римский? Дрыхнут они.

— Так каникулы же, — раздался наверху самодельной двухъярусной кровати голос Павлика, хриплый со сна.

— И что? Курей кормить не надо? Можете не кормить — мне всё равно, но тогда и сами есть не будете — каникулы же.

Мама Валя была беспощадной, особенно по отношению к лоботрясам, нытикам и хлюпикам, а таковыми, по её мнению, являлись все её дети — все её приёмные дети. Брала она к себе только мальчишек — считала, что они физически выносливее и не склонны жаловаться направо и налево. С девчонками всегда был риск, одного раза маме Вале хватило: вся её схема чуть под откос не пошла. Урок мама Валя усвоила: после случая с гнидой Танькой брала в детдоме только мальчишек. Выбирала она их толково, со знанием дела, как выбирают скот — смотрела зубы, щупала тонкие детские конечности, тщательно изучала мед карту, водя толстым пальцем по строчкам.

— Хлюпик, — давала она своё веское заключение по каждому, кого отбирала в семью.

Славка помнил, как он стоял в одних трусах в кабинете директрисы перед железобетонной мамой Валей в лисьей шапке, торчавшей серо-рыжими клоками. Директриса детского дома заискивающим тоном предлагала «ещё посмотреть мальчиков».

— Хлюпик, — мотнула огромной мохнатой головой мама Валя и велела директрисе оформлять документы.

С тех пор Славик — сын мамы Вали.

— В семье не без урода, — обычно говорила она, когда он что-то делал не так, а это, по мнению мамы Вали, происходило почти всё время.

— Исключение подтверждает правило, — хвалила она Славика, когда тот хорошо справлялся с работой.

Но обычно Славик не справлялся, и мама Валя посылала его чистить свинарник. В свинарнике убирали провинившиеся и наказанные — такие находились каждый день, кроме самых младших — те убирали курятник. Самый младший в семье — Павлик. Самый старший из оставшихся — Колька. Славик — средний. Другие сыновья мамы Вали выросли, и их забрали в армию, после которой ни один из них обратно не вернулся и даже навестить не приехал. Иногда вечерами под рюмашку мама Валя перебирала фотографии всех своих приёмных детей, громко вздыхала и пускала огромную слезу.

— Неблагодарные, — причитала она в нос. — Забыли, кто из них людей-то сделал. Хоть бы рублик матери выслали, хоть бы копеечку. Бьюсь тут одна с детьми. Никакой помощи ни от кого нет. Всё сама-а-а.

После она заливалась горючими слезами, кляня приёмных детей последними словами.

Колька, Славик и Павлик в такие моменты старались не попадаться маме Вале на глаза. Если попался, то пиши пропало: нужно было час признаваться ей в безмерной любви, и расписывать, какая она лучшая мать всех времён и народов. По причине скудости лексикона Кольки и Славика и лёгкого слабоумия Павлика (мама Валя дала маху не только с гнидой Танькой — старела, вероятно), мальчишки это делали через пень колода, что неимоверно раздражало маму Валю, и тут уж в ход шло всё, что попадало ей под руку: грязные резиновые сапоги, сковорода, половник, кружка Эсмарха, висевшая зачем-то на гвозде, полено, старый эмалированнный горшок, кухонные полотенца, старый солдатский ремень — неизвестно чей, погнутое ранее о чьи-то спины ведро, тяжёлая деревянная швабра с ручкой, отполированной десятком детских ладоней, и даже тяжелые и мощные, способные свалить овцу, любящие кулаки мамы Вали.

После побоища мама Валя заваливалась спать или затягивала песню. А утром называла провинившегося за вчерашний день.

Славик и Павлик, ёжась от холода, вылезли из кроватей. Постель Кольки была уже аккуратно заправлена. Мальчишки быстро натянули на себя старенькую одежонку для работы.

— Славка! — раздался из кухни громогласный голос. — Сегодня свинарник на тебе.

Славик даже не удивился. Значит, Колька отправился на огород. Что ж, свинарник даже лучше, чем спину гнуть, пропалывая сорняки, или вдыхать отраву, уничтожая вредителей. В любом случае, в свинарке всё натуральное и даже какая-никакая компания имеется.

Славка скорым шагом прошёл через кухню, где мама Валя колдовала у плиты, и вышел на веранду. В лицо ему ударило влажным, не по-июньски прохладным воздухом. Славка тяжело вздохнул и натянул общие резиновые сапоги, большие ему на несколько размеров.

Варево для свиней он забирал из летней кухни — небольшого насыпного домика, отделённого от основного дорожкой, выложенной обломками кирпичей. Мама Валя забирала пищевые отходы в том же детском доме в райцентре. Корм для скота замешивала она сама или Колька — как наиболее опытный из всех мальчишек. Воняло ведро с отходами жутко и весило целую тонну.

Славка обеими руками взялся за скользкую ручку, вымазанную мутной серо-жёлтой жижей, и с трудом поднял его. Из-за величины и тяжести ведра Славик почти бежал, изогнув тело дугой. И всё же через каждые пару десятков шагов ему приходилось опускать ведро на землю, чтобы дать рукам отдых.

С крыльца вывалился всё ещё сонный Павлик, подгоняемый, словно пинками, отборной руганью и угрозами мамы Вали.

— Смотри мне, Пашка! — донеслось до Славика. — Кашу будешь есть без хлеба и без масла! А о колбасе вообще забудь!

Славка непроизвольно ускорился, хотя к нему пока претензий не было. Колбаса, да ещё телек, по сути, были единственными нехитрыми радостями в доме мамы Вали.

Последние метров десять до свинарника Славик почти бежал, и непонятно было, кто кого тащит — он ведро или ведро Славика.

Уткнувшись лбом в шершавые доски, Славик опустил свою ношу на землю, шумно выдохнул весь воздух, который наполнил его лёгкие от натуги, и рванул на себя деревянную дверь.

Свинарник встретил его знакомым запахом скотины, тухлых пищевых отходов и свиного дерьма. То ли Славик принюхался, то ли в сравнении с ведром запах был делом относительно терпимым, но сейчас он даже не поморщился — в первую уборку свинарника его вырвало несколько раз. Пришлось тогда замывать ещё и свою блевотину, хотя свиньи ему здорово помогли, сожрав почти всё.

Славик открыл дверь нараспашку, чтобы лучше проветрилось, и прижал её лежавшим тут же для этой цели поленцем.

— Ну здоро́во, свиноты, — миролюбиво бросил он копошащимся в загоне четырём большим свиньям.

Свиньи подняли головы, услышав знакомый голос и затрусили к кормушке.

— Не-а. Не поработаешь — не поешь, — с интонацией мамы Вали сказал им Славик.

Он взял стоявшее в свинарнике пустое загаженное ведро с совковой лопатой и медленно вошёл в загон. Славик боялся свиней, и, казалось, они это чувствовали.

— Ты, главное, не кипишись, когда заходишь к ним, — говорил Колька, после того, как на Славика напал боров. — На свиней поглядывай. Если что не так, лопатой их по башке или хребтине — не жалей, всё равно, на убой.

Колька умел со свиньями обращаться, а Павлик — с курями. Славка чувствовал себя никчёмным — уродом в семье.

Вычищать загон было самым опасным делом. Это, да ещё варево в кормушку выливать. В первый раз Славик не сообразил и зашёл с ведром в загон, тут свиньи его и окружили. Он даже не успел ничего сообразить, как почувствовал сильный удар в спину. Ведро отлетело в сторону, опрокинулось и вся вонючая жижа, предназначенная для кормёжки, оказалась на полу. Свиньи мгновенно потеряли интерес к Славке — все, кроме борова Стёпки, который угрожающе навис над барахтающимся, как перевёрнутый на спину жук, Славиком. Свиное рыло вблизи уже не казалось смешным и милым. Славка в ужасе закрыл лицо руками и заорал, что было мочи.

Прибежавший на крик Колька отоварил лопатой не только Стёпку, но и всех остальных — для острастки. Мама Валя заставила Славика заново чистить загон и снова кормить свиней — для того же самого.

— Мне за тебя, оболтуса, садиться в тюрьму неохота, — бросила она. — У меня дети.

Славка, подбадриваемый взглядами Кольки, коловшим рядом со свинарником дрова, снова принялся за дело, размазывая по грязному лицу слёзы. Вот тогда-то, елозя второй раз лопатой по уже вычищенному настилу, Славик и увидел пятно.

Оно было маленьким, не больше свиного пятачка, в дальнем от входа углу. В первый раз Славик принял за въевшуюся грязь, а такой в свинарнике было много. Но сейчас он отчётливо видел, что пятно не было грязью, а было будто ничем. Словно кто-то потёр угол свинарника ластиком, только там оказался не тетрадный лист, а пустота. Чёрный провал.

Пятно со временем увеличивалось — заметил Славик. По чуть-чуть, медленно, словно старалось не привлекать к себе лишнего внимания. Славик не понимал, что это такое и в чём причина его появления, но на всякий случай пока никому ничего не говорил, боялся, что в появлении пятна мама Валя обвинит его самого — какого наказания тогда от неё ждать — неизвестно.

Ещё Славик подметил, что в том углу чаще всех копошился боров Стёпка, и путём нехитрых умозаключений пришёл к выводу, что источником появления и расширения пятна является никто иной, как сам Стёпка. Вероятно, он там рыл, а насчёт странного вида этого пятна — так, кто его знает, как там свет преломляется. Вон, на уроке физики тоже говорят, что в белом свете аж семь цветов, а ведь не разглядишь, как ни напрягайся.

Сам того не желая, Славик особенно тщательно стал чистить то место, где было пятно, хоть и опасался к нему прикасаться. Лопата от пятна будто отскакивала, а вода обтекала, словно натыкаясь на невидимую преграду. Славка голову сломал, мучаясь над всеми этими парадоксами.

Он покидал свиное дерьмо в пустое ведро и, искоса поглядывая на свиней — мало ли, что придёт им в их свиные головы, — подошёл к пятну и поскрёб его углом лопаты. Ничего. Даже звука не было слышно — будто Славка по воздуху лопатой водил. Пятно стало довольно заметным — оценил он. Ещё немного, и мама Валя начнёт задавать страшные вопросы.

Славка выругался и пошёл за водой. Выплеснутая на пятно вода обхватила его с обеих сторон грязными когтистыми пальцами — ничего на него не действовало. Славка даже как-то решился посыпать пятно взятым тайком у мамы Вали стиральным порошком. Порошок белым бисером украсил пятно по краям. Славик потом долго пыхтел, пытаясь оттереть уже сам порошок, который бросался в глаза от самого входа.

Ещё пара уборок, и придётся сдаваться. Славик вздохнул и повернулся, чтобы пойти за кормом. Прямо за ним стоял Стёпка, уставившись блестящими чёрными бусинами на пятно.

— Да, — с обидой сказал Славик. — Тебе веселуха, а я отхватывай, тупое рыло.

— От тупого рыла слышу, — произнёс Стёпка.

Славик обмер и во все глаза уставился на борова. Тот стоял спокойно, не издавая ни звука. Славик прислушался ко влажному сопению Стёпки. Но боров молчал. Через несколько секунд Славик наконец выдохнул.

— Показалось, — пробормотал он.

— Утешительная отговорка, — кивнул боров.

Славик пятился назад, пока не упёрся в стену свинарника, а потом медленно сполз по ней прямиком в грязную лужу. Боров Стёпка наблюдал за ним с усмешкой на лоснящемся свином рыле.

***

Жизнь — всего лишь разновидность боя: базовая стойка, правильная работа ног — и противник уже не застигнет тебя врасплох. А противников вокруг хватало. Когда Брик оставила ринг, жизнь довольно быстро донесла до неё простую истину: до вышедших в тираж спортсменов никому нет дела — это был славный правый кросс, отправивший Брик в нокаут. Но, как настоящий боец, она извлекла урок из своего поражения: проанализировала бой, поняла свою ошибку и теперь в любой момент была готова к защите, а если понадобится, то и к контратаке.

Стоя на смотровой площадке, сержант Брик наблюдала, как их корабль приближался к новому, неизученному космическому явлению. За те десять лет, что ей выпало быть астронавтом, ничего подобного она ещё не видела: огромное скопление обломков, вращающееся по математически совершенной окружности. Бесконечный мёртвый космический вальс. Кольцо Маршала было обнаружено совсем недавно — около двадцати лет назад. Его природу пока установить не удалось. Все пять экспедиций, направленных для изучения Кольца, провалились: четыре пропали без вести, и только одна вернулась, но ни с чем.

— Подлетаем, — услышала Брик голос капитана. — Готовы?

Ей чем-то импонировал этот немногословный азиат. Она повернулась к нему с улыбкой.

— А как же иначе?

И тут же мысленно одёрнула себя: важно было помнить, что капитан Су Линь активно возражал против включения Брик в экипаж. Когда с одним из астронавтов незадолго до старта произошёл несчастный случай, на его место из резерва были выдвинуты три кандидатуры: двое мужчин и она. Брик полёт особо не интересовал, но, когда она услышала доводы Су Линь, тут же приняла стойку: это был вызов. Тот бой она выиграла. А с капитаном всё же стоит быть настороже: он сильный противник.

Су Линь подошёл к огромному смотровому иллюминатору.

— Знаете, почему Кольцо Маршала так называется?

— Конечно, — ответила Брик. — По фамилии капитана Маршала. Он командовал кораблём, который первым попал в Кольцо и был разрушен им. Собственно, если бы этого не случилось, о существовании Кольца и не знали бы.

Су Линь грустно усмехнулся.

— Есть и друга версия. Даже не версия, больше легенда, наверное. У Маршала была девушка, которая ждала его на Земле. Он хотел сделать ей предложение красиво, необычно. На кораблях есть особые гайки, как вы знаете, их называют корневые, они держат основную нагрузку. Вот из такой гайки Маршал и решил сделать своей невесте кольцо. Это было символично — пустить корни. Он сам выпиливал кольцо. А когда Маршал вернулся на Землю, оказалось, что девушка вышла замуж за другого. Банально, но так часто бывает, особенно с астронавтами, — Су Линь немного помолчал, задумавшись о чём-то. — В общем, Маршал сразу же записался в новую экспедицию, результат которой мы сейчас и наблюдаем, — он кивнул на иллюминатор, в котором виднелось казавшееся даже прекрасным Кольцо. — Записи последних переговоров с экипажем засекречены, но вы же понимаете: всегда есть кто-то, кто что-то знает, так слухи и распространяются. Так вот, говорят, что сам Маршал это и устроил. Его корабль перевозил экспериментальный груз — какое-то новейшее оружие или прибор, с помощью которого капитан решил поквитаться с жизнью, судьбой — бог знает, с кем или с чем. Но есть ещё одна странность. В состав экипажей каждой из погибших — будем уж честны, экспедиций, отправленных позднее к Кольцу, входили женщины. И только в той, что вернулась на Землю невредимой, женщин не было.

— Так, значит, дело было не в моей подготовке? Вот в чём истинная причина того, почему вы возражали против моей кандидатуры? — Брик презрительно усмехнулась. — Верите в состряпанные наспех приметы?

Капитан тяжело вздохнул, виновато улыбнулся и примирительно ответил:

— Я просто старался максимально обезопасить экспедицию, сержант Брик.

«Вояджер» неделю безрезультатно кружился рядом с Кольцом, держась на безопасном расстоянии. Сигналы с зондов, отправленных в опасную зону, не поступали. Впрочем, всё это на корабле и на Земле знали от предыдущих экспедиций, но по протоколу нужно было убедиться снова. Никакой новой информации получить не удавалось. Оставались только выход в космос или возвращение на Землю.

После недолгого совещания в кают-компании было решено, что к Кольцу отправится мобильный челнок с двумя астронавтами, один из которых выйдет в космос, приблизится к Кольцу и попытается собрать данные. Второй астронавт будет страховать его, удерживая челнок в готовом к старту состоянии, чтобы при малейшей опасности буквально оттащить напарника, если потребуется. Подходить к Кольцу на звездолёте означало рисковать всей экспедицией, а отправив челнок, команда при наихудшем раскладе жертвовала только двумя членами экипажа.

Задание было опасным для жизни, поэтому Су Линь принял решение отправить добровольцев.

— Я, — сразу подняла руку Брик.

— Ты уверена? — в своей обычной спокойно-непроницаемой манере спросил Су Линь.

— Почему нет? — отозвалась она с металлом в голосе. Для Брик этот вопрос был равносилен оскорблению.

— Кто ещё? — капитан пробежался взглядом по сидящим в кают-компании. — Я пошёл бы сам, но по понятным, надеюсь, всем причинам сделать этого не могу. На мне лежит ответственность за всю миссию.

— Давайте тогда я, — поднял руку астрофизик с невыговариваемой для части команды фамилией Племянников — худой, бледный и всегда невыспавшийся. — Всё равно там работка по моей части.

— Решено, — кивнул Су Линь. — Вылет по готовности.

Челнок оказался маленьким и очень неудобным. Передвигаться по нему в скафандре без помощи было сложно. К тому же капитан приказал им обоим надеть не обычные скафандры, в которых выполнялись работы на внешней оболочке корабля, а усиленные — боевые.

Брик последний раз проверила связь, крепление троса и помогла Племянникову добраться до выпускающего люка, рядом с которым уже стоял кейс с необходимым оборудованием.

Вблизи Кольцо завораживало. Его диаметр был чуть больше трёх километров. Из лобового иллюминатора челнока, зависшего под прямым углом к плоскости Кольца, движущиеся по круговой траектории обломки казались широкой стеной.

Брик не отрывала взгляда от Племянникова, работавшего рядом с удерживаемым неизвестной силой большим скопление того, что раньше было космическими кораблями и, возможно, космонавтами.

Челнок дёрнуло и словно потянуло.

— Племянников, приём! Ты слышь меня? Племянников! — Брик пыталась докричаться до астрофизика, но связи не было.

Она видела его в иллюминатор, он был совсем рядом с обломками, но почему-то не отзывался.

Челнок снова дёрнуло и уже ощутимо потащило к Кольцу. Брик включила реверс.

— Приём! Говорит «Челнок-1». Связи с Племянниковым нет. Повторяю, связи нет. Челнок несёт в Кольцо. Приём.

— «Челнок-1», — голос Су Линь звучал непоколебимо спокойно. — Уходите оттуда. Сейчас же. Приём.

Брик включила реверс на полную мощность, но челнок даже не тронулся с места: его с огромной силой тащило к Кольцу. Брик ударила кулаком в перчатке по кнопке сматывания троса. Не сработало! Она переключила механизм на ручное управление и попыталась сама прокрутить рычаг сматывания. Он не сдвинулся ни на миллиметр. От резкого толчка она ткнулась шлемом в панель управления: Племянникова затянуло в Кольцо. Трос, которым астронавт был прикреплён к челноку, был натянут как струна — реверс работал на полную мощь — и грозил порваться, либо увлечь челнок за собой.

— Говорит «Челнок-1»! Племянникова затянуло! Племянникова затянуло в Кольцо! Приём!

— Уходи… уда! Ух… — связь прерывалась. — … ём! Сбрас… шишь! Сбро… трос! ... ём!

Брик должна была собраться и принять решение. А потом — нажать кнопку отсоединения троса.

Кольцо было уже совсем близко. По металлической обшивке челнока дробью рассыпались мелкие обломки, отлетавшие от движущегося потока. Что-то с силой ударило в лобовой иллюминатор. Брик отшатнулась от удивления. С другой стороны толстого стекла была прижата раскрытая книга — здоровенный том с испещрёнными мелким шрифтом страницами.

 

***

Оказалось, что боров Стёпка умел говорить, и довольно давно, просто он это скрывал, потому что не хотел метать бисер — так он пояснил обалдевшему от происходящего Славику. Тот долго не верил, просил Стёпку выговорить разные сложные слова вроде «электричество», «кетчуп» и «трансформаторная подстанция», с которыми и сам Славик справлялся с трудом, однако Степан (иначе его называть было уже нельзя при таких чудесных умениях) справился без усилий.

И даже после этого Славик не верил.

— Может, я упал, ударился головой и на самом деле лежу в бессознанке? — строил он предположения. — А может, и вовсе, умер?

— Согласен, твоя жизнь мало чем отличается от ада, разницы ты бы не заметил. Впрочем, как и моя, — Степан тяжело вздохнул.

— Как ты научился говорить? Как попугай? — спросил Славик.

Степан возмущённо хрюкнул.

— Сравнил! Мне этот дар был дан свыше — буквально, а у попугая всё дело в эволюции. Понял?

Славик ничего не понял, но ему было стыдно выглядеть глупее свиньи, поэтому он просто кивнул с серьёзным видом.

— Как ты узнал, что умеешь говорить? — продолжал допытываться он.

— Сразу и внезапно. Меня будто осенило, понимаешь? Вот я тычусь рылом в грязную воду, а тут вдруг — хрясь! — и я отчётливо понимаю, что я — свинья.

Степан повернул голову и с грустью посмотрел на своих товарищей по несчастью, радостно и хлюпко похрюкивавших возле наполненной кормушки.

— А до этого ты не знал? — морщил лоб Славик, стараясь удержать и так почти призрачную нить понимания.

— Нет. Мне казалось, что я где-то далеко отсюда, витаю, парю или летаю. В чёрной бездне среди ярких звёзд. И только тишина вокруг.

— В небе, что ли?

— Бери выше, куда выше — над небом.

— Может, ты был ангелом в прошлой жизни, а потом переселился в борова? — он слышал что-то подобное в программе «Вокруг света», где рассказывали про Индию.

— Возможно.

— А я не помню свою прошлую жизнь, — печально произнёс Славик. — Наверное, потому что она была ещё хуже этой.

— Не всем дано, Славик, помнить такое. Тут ведь ещё условия нужны специальные.

— Что за условия? — встрепенулся Славик.

— Не знаю, — произнёс Степан. — Не помню. Много чего не помню. Всё отрывками. Но что-то случилось тогда, два года назад у того озера.

-— У какого?

— У того, где я понял, что я — это я и могу говорить.

Они сидели друг напротив друга — Славик и Степан, такие далёкие в видовом смысле, но такие близкие в плане судьбы: оба застряли на ферме мамы Вали.

— Славка! — донёсся до них знакомый зычный голос.

Славик вскочил на ноги и по привычке от страха засуетился, загремел вёдрами.

— Ты чего там, уснул?!

Славик оглянулся в дверях и махнул Степану рукой.

— До завтра, — вполголоса произнёс он. Боров кивнул и грустно потряхивая ушами, покорно затрусил к кормушке.

— Понравилось, что ли? — проворчала мама Валя, когда Славик пробегал мимо неё в дом умыться и поесть. — Тогда могу тебя осчастливить: завтра снова будешь чистить свинарник.

— С радостью, — стараясь скрыть довольную улыбку, буркнул в ответ Славик.

С того дня мальчик и боров виделись почти ежедневно. Славик чистил свинарник, а Степан развлекал его разными историями о жизни — о прошлой жизни, возможно — он и сам не знал. Но беседовали они долго и задушевно. Это стало их общей тайной и единственной отрадой для каждого.

Пятно росло. Славик заложил его кирпичами, а маме Вале сказал, что свиньи разрыли угол — чтобы не приставала с лишними расспросами. Мама Валя в своей любимой материнской манере похвалила Славика за хозяйственность.

Иногда чистить свинарник выпадало Кольке — для Славика такие дни казались вечностью. Он старался быстро сделать свою работу, и бежал «помогать» Кольке. Тот даже проникся к Славику неким подобием уважения.

— Коль, ты же был здесь, у мамы Вали, два года назад? — однажды, когда они уже легли спать, спросил Славик.

— Ну, был, — буркнул сбоку из темноты Колька.

— А что тогда случилось на озере, не знаешь?

— Ну, знаю, — Колька не любил болтать попусту.

— Что? — аж подскочил на кровати Славик, не веря в такую удачу.

— Это все знают. НЛО в озеро упала. Андрюха — ну, тот который в армию ушёл, вместо которого мама Валя тебя взяла — свиней на озеро поить водил, скважина на ферме забилась. Так вот он видел, как эта НЛО-ха в воду плюхнулась, рассказывал, что брызг было до фига. Его отбросило метра на два, хорошо, хоть в траву, и свиней пораскидало. А мы здесь на ферме только вспышку видели и взрыв почувствовали: стёкла все повыбивало. Мама Валя тогда ругала-а-ась.

— А НЛО потом вытащили?

— Не-а, не нашли. Как в дыру провалилась.

Славик вспомнил, что в детдоме и вправду говорили об НЛО. Какое-то время новости о них появлялись регулярно: то тут, то там видели то тарелку, то светящийся шар. Кто-то якобы даже успел сфотографировать. Но он тогда этому значения не придавал, мол, выдумки из области фантастики. А надо было слушать.

На следующий день он рассказал об НЛО Степану. Тот внимательно выслушал Славика и затих на весь оставшийся день, лишь изредка бормоча себе под нос что-то непонятное.

— Двадцать седьмое на четыре, с погрешностью семнадцать, если перебрать вариации, то применив дискриминант…

Лишь изредка Степан прерывался, чтобы уточнить что-нибудь у Славика.

— Какой сегодня день?

— Лето, — пожимал плечами Славик.

— Нет, год и число? — раздражался Степан на Славкино непонимание.

— Девяносто пятый, восемнадцатое июня.

— Одна тысяча девятьсот девяносто пятый? — уточнил Степан.

— Чего?

— Ну да, конечно, тысяча девятьсот, чего это я, — пробормотал Степан, обведя взглядом свинарник. — Эх, координаты бы знать…

— Ничего не понимаю! — воскликнул Славик, устав от этого бессмысленного бормотания.

— Славик, ты должен найти приёмник, — неожиданно спокойно сказал Степан.

— Приёмник?

— Радио с антенной, приёмник, не знаю, что тут у вас есть, радиостанция переносная, рация — что-то в таком роде.

— У нас есть телевизор, — буркнул Славик.

— Телевизор — это хорошо, но тут нет розетки, к сети ты подключиться сам не сможешь, да и как ты утащишь его из-под носа мамы Вали? Что-нибудь поменьше, помобильнее.

— Есть старый Андрюхин магнитофон, колёсико крутишь и радио ловится с музыкой.

— Отлично! Тащи!

— Так там батареек нет.

— Найди батарейки и неси сюда! Срочно!

Найти батарейки оказалось непростым делом, Славке потребовалось на это три дня, пять яиц, выменянных у Павлика на жгут от рогатки, банка прошлогодних солёных огурцов, три бутерброда с колбасой, сэкономленные на завтраках, и прикрытый походом в магазин тайный вояж в детский дом к местным пацанам, у которых можно было выменять за еду почти всё.

— Быстрее, быстрее, — торопил Славика Степан, когда тот неумело пытался уложить тяжёлые колбаски батареек в пластиковую канавку чёрного потёртого приёмника.

Послышалось шипение, сквозь которое время от времени прорывалась весёлая мелодия.

— Покажи мне приёмник, —— скомандовал Степан. Славик поставил его прямо перед свиным носом.

— Ага, ага, — бормотал Степан, рассматривая наполовину стёртые цифры и буквы, которые для Славика ничего не значили. — Тэ-э-экс, вытяни антенну, максимально, — Славик послушно потянул за упругую металлическую струну. — Переключись на длинные волны.

— Чего?

— На ДВ переключи, говорю, — Славик нашёл нужные буквы и подёргал рядом рычажок.

Радио продолжало шипеть.

— Теперь крути колёсико.

Славик медленно надавил на замусоленную рифлёную поверхность. Сначала был слышен только шум, но потом сквозь него стали доноситься обрывки то ли слов, то ли фраз — слишком далёкие и заглушенные, чтобы что-то разобрать.

— Убери кирпичи, — скомандовал Степан.

— Но там же дыра, это пятно странное. Мама Валя увидит, огребём все.

— Убери, потом снова заложишь.

Славик нехотя развалил кирпичную маскировку и удивлённо вскрикнул. Пятно напоминало большую чёрную опухоль, пожравшую весь угол.

— Поднеси туда приёмник. Вплотную.

Славик подчинился.

— А теперь снова крути колёсико. Медленно, насколько сможешь.

Славик снова надавил пальцем на пластик.

Сквозь шум, визжащие помехи и шипение отчётливо послышались слова:

—… В кольце... Приём…

— Ты знаешь, где родился Иисус? — спросил Степан, заворожённо глядя на пятно, и не дождавшись Славкино ответа, сказал: — В хлеву, Славик. В хлеву.

***

Брик вырубила реверс и переключила двигатель на старт. Челнок рванул к Кольцу. Затем также резко она отключила двигатель и снова дала реверс на полную мощь. Уловка удалась. Челнок медленно, но двигался назад, вытягивая трос. Ей показалось, то среди обломков уже мелькнул белый скафандр Племянникова, когда челнок снова стало затягивать. Брик схватила рычаг сматывания троса и потянула изо всех сил. Он не поддавался.

— Сержант Брик, — донёсся до неё сквозь помехи голос Су Линь. Связь снова заработала. — Вы не сможете спасти Племянникова. Приём. Вы должны вернуться.

Племянникова больше не было видно. Только натянутый струной трос. Брик закрыла стекло шлема руками в толстых перчатках. Она пропустила сильнейший удар, и теперь лежала раздавленная и почти побеждённая. Иногда сама суть боя кроется именно в поражении — учил её тренер, но она была не очень хорошей спортсменкой.

Не очень хорошая спортсменка, не очень хороший астронавт и плохой товарищ, бросающий в беде. Нужно было исправлять хоть что-то.

Сержант Брик снова развернула челнок. Она найдёт Племянникова в этом чёртовом космическом колесе или останется там навсегда.

— Говорит «Челнок-1», направляюсь в Кольцо. Приём.

Брик нажала на рычаг управления двигателем и, двигаясь вслед за тросом, плавно встроилась в поток обломков. Она с трудом маневрировала между космическим мусором, стараясь уйти от наиболее крупных его частей, но челнок ежесекундно осыпало градом ударов. Какой из них окажется фатальным — было делом времени.

Брик сосредоточилась на цели, в конце концов, ей надо всего лишь выловить из этого моря обломков Племянникова, пока у него не закончился кислород. Подтащить его ближе к челноку не получалось. Сам Племянников, видимо, ничего не предпринимал для своего спасения. В голову лезли худшие мысли.

Нужно было действовать, пока их не перемололо в космический мусор.

— Говорит «Челнок-1», — Брик не знала, слышат ли её на «Вояджере», но продолжала держать связь. — Выхожу в открытый космос за Племянниковым. Приём. Попробую сама добраться до него по тросу. Приём.

Ответа не было, но это было уже неважно. Брик закрепилась на тросе и достала ещё один, короткий с карабином на конце, для обвязки с тросом Племянникова. Затем заглушила двигатель, проверила кислород и глубоко вздохнула перед тем, как открыть выпускной люк.

Первым делом она скрепила оба троса. Дело оставалось за малым — скользя вдоль троса Племянникова, добраться до него самого и вернуться назад. Брик оттолкнулась от края люка и выплыла в бездну.

Челнок, хоть и казался хлипким, но всё же был защитой, один на один плотная стена обломков казалась включённой мясорубкой. Поток двигался быстро, Брик приходилось уворачиваться, то поднимаясь выше, то опускаясь. Время словно замерло, трос казался нескончаемым. Брик взглянула на наручный таймер: семнадцать минут, а скафандр Племянникова всё ещё не был виден.

Чувствительный удар по ноге чуть отклонил её от траектории, она сумела не выпустить трос, но потеряла контроль, замешкалась, и тут же, один за одним, удары посыпались на неё градом.

Брик изо всех сил цеплялась за карабин, надеясь, что скафандр выдержит и мысленно благодаря капитана на излишнюю предусмотрительность.

Кусок металлической обшивки ударил её в грудь и с силой потащил за собой в сторону, сорвав карабин с троса. Последнее, что отметило затухающее сознание Брик, были удалявшиеся огни «Вояджера».

 

***

Школа школой, но отец Ромки предпочитал более надёжный способ вдолбить знания в голову семилетки-дислектика. Надо отметить, что Ромка не понимал всей тонкости отцовской методы, а отец, конечно, что-то подозревавший, ещё не знал о его диагнозе. Поэтому папаша его прогибал, а он прогибался во весь диапазон своего расстройства.

Часами Ромка корпел над книжкой, по слогам читая совершенно непонятные ему тексты. Слова сливались в своих самых странных значениях, образуя причудливую, часто сюрреалистическую картинку, запомнить, которую у Ромки не было шансов.

И когда над ним нависал папенька со своим «А теперь перескажи то, что ты прочитал», он пучил от усилия глаза, пытаясь воплотить в слова недавние видения его воображения, но как бы точно он не описывал свои видения, папашу это не устраивало.

Об этом Ромка узнавал, получив по голове, совершенно бесполезной части его тела — по словам отца — здоровенной книженцией, которая, описав дугу от книжного шкафа, всегда точно попадала в цель.

Её полёт сопровождался отцовским воплем «Читай!». Ромка не понимал, в чём была разница между «Читай» за час до этого и вторым «Читай», но послушно читал. Его дело было маленьким.

Ромка помнил, как он разобрал самую первую надпись на коричневой кожаной, ещё не потрёпанной от постоянных перелётов, обложке — «Ожегов». Он долго не мог вникнуть, как связаны книга и ожёг, но покумекав минут двадцать в углу, всё же вник в логическую цепочку. Вероятно, удар от книги должен был обжигать. Обжигался Роман за свою недолгую жизнь много раз — всё потому что предупреждения на огнеопасных предметах надо составлять правильнее — и знал, как зудит обожжённое место. И точно: после удара коричневой книгой место, куда она попадала, тоже зудело. Ну, а «ов», вероятно, было что-то вроде «Уф». «Ожёг. Уф!». Но не каждый же раз восклицать одно и то же, в языке куча вариаций — синонимы — Ромка выучил это слово по буквам наизусть за неделю: то, что ему не поддавалось совсем, он просто зубрил.

Он помнил, как его обуяла гордость: он понял сам, без папашиного разжёвывания и маминого дрожащего голоса. Сам! Теперь Ромка даже ждал, когда отец метнёт в него увесистым томом, и готов был добровольно подставиться под удар, если, не дай бог, у папеньки дрогнула бы рука, чего не случилось ни разу — и всё ради одного восклицания «Ов!». Для Ромки оно было сродни «Эврика!».

Потом он сам научился бить. Долго пытался обучиться обжигающему удару, такому, как коричневой книжкой, но дело это было непростым, недаром ведь этому удару посвятили столько страниц — целую книгу, руководство. Правда, начиналось там почему-то всё с абажура, но, вероятно, для того, чтобы не задеть при ударе источники света. Его папаша ни разу не задел.

Когда руководство по технике обжигающего удара спустя время развалилось, Ромкина голова стала местом для приземления другой, ещё более увесистой книги, которая повергла его в изумление.

«ВДаль» — сдалась ему первая надпись, и он машинально взглянул за окно. Там был привычный пейзаж, дома и грязное небо. На всякий случай Ромка посмотрел так далеко, как смог, но картинка помутнела и размылась. Тут он понял, что эта книга — новый уровень, выход в космос, не какой-то прикладной удар по конечностям, пусть даже обжигающий, это способность видеть то, что не видят другие!

С тех пор «ВДаль» прилетала ему много раз. Иногда от этого Ромкино зрение обретало такую чёткость, что далёкая размытая картинка за окном прояснялась, и ему казалось, что он уже перешёл на новый уровень, но эффект был временным. «ВДаль» не покорялась Ромке.

Но Ромка ждал. Чего-чего, а терпения ему было не занимать — весь предыдущий опыт научил его тому, что дорог, ведущих к цели, может быть много, и не все из них прямые. Это было сродни игре: чтобы перейти на новый уровень, нужно обрасти базой, набрать скилл. Он должен был терпеливо зубрить, постигать и учить, и вот однажды он чётко и ясно увидит тот путь, что приведёт его к заветной «ВДали».

Заветная книжица уже давно перестала прилетать Ромке в голову и в другие части тела, да и Ромкин стол оброс защитной стеной: он сам придумывал приспособления и способы — костыли, которые помогали преодолевать извилистый путь его лексической дисфункции и овладевать теми знаниями, что вели его всё дальше к заветной цели. Со временем он постиг значение слова «словарь», хотя, конечно, он-то понимал, что это всего лишь конспирация для непосвящённых — не каждому суждено достичь «ВДали»: это было всё равно, что узреть бога.

Довольно быстро Роман понял, что «ВДали» нет ни в языке, ни в глупых задачках, очень долго он искал её в уравнениях и теоремах, где казалось, что ещё немного и она вот-вот откроется. Затем Ромка перешёл на эксперименты, но ему не хватало той самой пресловутой базы — оборудования и материалов. Снова на какое-то время ему пришлось набраться терпения и сделать очередной крюк — и Ромка поступил в международную академию по освоению космоса. Где он ещё сможет так приблизиться к заветной «ВДали», как не в космосе?

На прощание, перед посадкой в автобус, который должен был увезти новых курсантов на долгие годы, а быть может, навсегда, отец подарил Ромке знакомый буквально до боли увесистый том.

— Это твой краеугольный камень, — сказал он. — Если тебе покажется, что ты сбился с пути, просто прочитай первую надпись.

Шагая к автобусу, Ромка спиной чувствовал в рюкзаке приятную тяжесть родного дома.

— Фамилия, курсант, — спросил у него сержант, прежде он ступил на подножку.

— Маршал, — ответил Ромка. — Роман Маршал.

 

***

— Что это? — Славик удивлённо таращился то на пятно, то на приёмник, из которого доносился далёкий, казалось, механический голос.

— Червоточина, Славик, нора, проход — называй, как хочешь. Как по мне, это переход.

— Куда?

— В другое пространство и время. С помощью такого перехода можно шагнуть так далеко, как только захочется.

— В любую даль? И даже в Африку?!

Степан молчал и явно что-то соображал.

— Мне надо понять, а я не могу. Вероятно, при переходе утратилась часть информации. Понимаешь, Славик, это не просто переход, а переход, завязанный именно на меня. И перемещается он за мной. Угораздило же загрузиться в свинью!

— Ничего не понимаю!

— Через такой проход не может перемещаться органический объект или не мог — возможно, уже что-то поменялось там, — он поднял глаза вверх, — в сотне лет отсюда, но когда я запустил прибор, то мог переместить только своё сознание. Направить его, как луч, понимаешь? Скорее всего, вместе со мной должно было что-то пройти, возможно, даже моё тело, как-то защищённое, но не получилось. Наверное, я предусмотрел и подобный вариант, — Степан кивнул своей большой головой на самого себя, — и оставил себе возможность вернуться, если что-то пойдёт не так, вот переход и не закрывается. Но в любом случае он не может быть стабильным очень долго. И судя по тому, что горловина расширяется, скоро проход закроется.

— Ты хочешь вернуться? — спросил Славик. Он только обрёл друга и не хотел терять его, но кто в здравом уме захочет жить на ферме мамы Вали, тем более в виде свиньи — Славик это понимал.

— Хотел бы, но не думаю, что это возможно. Скорее всего, возвращаться некуда.

— Почему? Проход же здесь.

— Да, но что-то сколлапсировало при переходе. И если это не сам проход, а это не он, потому что он всё ещё держится, то скорее всего, разрушен источник информации, то есть объект перехода. — Лицо Славика стойко выражало недоумение. Степан вздохнул и пояснил:

— По другую сторону перехода я мёртв, Славик. Всё, что у меня есть — мой разум и это тело.

Славик потрясённо молчал. То, о чём говорил Степан было за пределами его понимания, но всё же детское воображение — штука волшебная.

— Так значит, ты с другой планеты, — восхищённо пробормотал он. — НЛО всё-таки существует.

— Не пори чушь! — Степан сморщил пятачок насколько ему позволяла свиная физиология. — Мы с тобой с одной планеты, просто из разных миров, проще говоря. В твоём времени я ещё не родился.

— Офигеть! И что теперь делать? — развёл Славик руками.

— Ты прямо в точку попал, — грустно произнёс Степан.

С этого дня Степан был удручён и озабочен. Пятно росло — горловина прохода действительно расширялась.

— Это как мыльный пузырь, — пояснял Степан. — Чем он больше, чем больше вероятность, что лопнет в любой момент, а ещё неизвестно, что на другом конце, хотя наверняка я заложил воронку с запасом — чтобы хватило на какое-то время.

В каждый приход Славика в свинарник они ставили к пятну приёмник и, как заворожённые, слушали доносившиеся до них звуки из другого мира. Чаще всего это был просто шум, но иногда до них долетали отдельные слова.

— Значит, на другом конце горловина ещё не закрылась, — говорил тогда Степан.

Как ему вернутся обратно, он не знал, и Славик немного эгоистично тайно радовался этому. Однако тоска Степана становилась всё сильнее — он стал отказываться от еды, а затем и вовсе слёг.

— Вставай, ты чего? — слёзно умолял его Славик. — Я уверен, ты что-нибудь придумаешь.

Степан лишь молча шевелил треугольными ушами, словно надеялся услышать подсказку из прохода.

— Боров-то заболел, — сказал как-то вечером Колька, когда они все вместе сидели на крыльце веранды после тяжёлого жаркого дня.

— Не заболел, — испуганно отозвался Славка. — Так он, жарко.

— Да без разницы уже. Всё равно мама Валя всех свиней послезавтра на убой повезёт. На мя-а-а-со, — смачно протянул Колька. — Я тоже поеду — помогать. Всё! Закончилось твоё свиное рабство, Славян, — он засмеялся.

У Славика перехватило дыхание. За свои одиннадцать лет он никогда ещё так сильно не пугался. Он хотел вздохнуть и не мог, на глазах выступили слёзы. Он был рад, что уже стемнело, и Павлик с Колькой не видят его лицо.

— Надеюсь, мам Валя возьмёт домой кусочек. Мясца охота, — мечтательно произнёс Павлик.

В голове у Славика билась одна мысль: во что бы то ни стало спасти Степана!

Колян с Павликом засопели почти сразу, но мама Валя так быстро не сдавалась. Славик даже начал молиться от нетерпения и так часто и так сильно произносил про себя «пжалуста, пжалуста, пжалуста», что у него свело челюсть. Когда, наконец, однообразной жвачке телевизионных звуков стал аккомпанировать заветный раскатистый храп, Славик тихонько выбрался из кровати и, в чём был, босиком помчался к свинарнику.

— Степан, — громким шёпотом позвал он, не включая свет, чтобы не заметили. — Стёпа!

В загоне послышалась тяжёлая возня и недовольное похрюкивание.

— Степан!

— Здесь я, — раздалось совсем рядом, и в руку Славика ткнулось что-то тёплое и мокрое.

— Надо бежать, — взволнованно зашептал Славик. — Слышишь? Они хотят… мама Валя… она… Они повезут вас на мяса-а-а, — наконец выговорил он и разревелся.

— Ясно, — спокойно ответил Степан.

— Тебе надо бежать. Я выпущу тебя. Мы сбежим вместе, — Славик, шмыгая носом, засуетился рядом с загоном, пытаясь нащупать в темноте щеколду.

— Ничего не надо, Слава.

— Как не надо?! Ты сошёл с ума? Они убьют тебя! Надо бежать! Ты должен придумать, как вернуться назад!

— Выпусти меня из загона.

Славик нащупал щеколду, тихонько открыл её и, мягко переваливаясь, Степан вышел из загона.

Они молча шли к огороду: Славик строил безумные планы побега, а Степан трусил рядом, сопя и потряхивая большими треугольными ушами.

На картофельном поле Степан вдруг сел и поднял голову вверх — к небу.

— Ты чего? — шикнул на него Славик. — Надо идти.

— Сядь рядом. Давай просто посидим.

Ничего не понимая, Славик уселся на землю, по-турецки скрестив ноги, и тоже поднял голову вверх.

Над ними раскинулось огромное чёрное небо, утыканное мириадами белых точек — какие-то были побольше, какие-то поменьше.

—— Где-то там, много лет спустя, буду я. Знай это, Славик. Ты будешь расти, станешь взрослым, у тебя родятся свои дети, а потом внуки, и каждый раз смотря на небо, вспоминай, что где-то там скоро буду я, а возможно, я там буду всегда, блуждая по невидимым переходам пространства и времени.

— Я не хочу, чтобы ты умирал, — по щекам Славика катились слёзы, превращавшие маленькие точки на небе в огромные белые шары.

— Глупый! Я ж говорю: ты будешь старым, а я только-только появлюсь на свет.

— Что с тобой будет? Ты исчезнешь?

— Не знаю. Думаю, что я отправлюсь куда-то вдаль — настоящую, такую, откуда уже нельзя вернуться, так она далеко и так прекрасна, что и возвращаться не захочется никогда и ни за что.

— Но ты же вернёшься? Потом? Через много лет ты родишься, вырастешь, полетишь в космос и вернёшься сюда ко мне, и мы снова встретимся, правда?

— Встретимся. А теперь пообещай мне, что сделаешь всё, чтобы уйти с этой проклятой фермы.

Они ещё долго сидели и смотрели в небо, а Славик всё думал, как же так могло получиться, что где-то там в космосе, среди огромных сверкающих звёзд, за много лет отсюда летают корабли и космонавты, которые могут попасть куда захотят и превратиться в кого угодно, даже стать ангелом или свиньёй. Ведь так не бывает.

Его разбудил истошный Колькин крик. Степана рядом не было.

 

***

Брик очнулась от толчка в спину. Почти сразу последовал второй, а потом ещё и ещё. Она быстро осмотрелась, насколько позволял шлем. Её трос был оборван. Где находился челнок, Брик не видела — рядом было сплошное плотное скопление обломков и всякого мусора. Что-то притягивало обломки так близко друг другу, не давая им разлететься от столкновений.

— Говорит Брик. Приём. Я в Кольце. Меня затянуло. Приём. Трос оборван, Племянников потерян. Приём, — доложить она была обязана, возможно, односторонняя связь ещё сохранялась.

Брик проверила кислород. Она была без сознания почти пятнадцать минут. Кислорода оставалось недостаточно для того, чтобы заниматься поисками челнока — связи с ним не было, и Брик не могла отследить его по навигатору, а диаметр Кольца был слишком велик — куда за пятнадцать минут успело отнести челнок, оставалось только гадать.

Клясть себя за то, что она была идиоткой, она будет позже или уже никогда — сейчас нужно было что-то спешно предпринимать.

Решение виделось ей простым: отлететь от Кольца, пока не появится связь, а там либо она увидит челнок на навигаторе и доберется до него, либо свяжется с «Вояджером» и её, возможно, спасут. Способ осуществить задуманное был только один: использовать кислород для ускорения и, главное, отдалиться от Кольца настолько, чтобы снова не быть затянутой.

Брик двинулась к краю скопления, цепляясь за обломки. Громоздкий скафандр не позволял хорошо маневрировать — то и дело она срывалась, увлекая за собой шлейф обломков. Ничего не получалось, Брик расходовала слишком много кислорода — такими темпами она, конечно, отлетит от Кольца, но останется совсем без запаса: спасателям с «Вояджера» некого будет забирать.

Со злости Брик расшвыряла ближайшие обломки, бессильно наблюдая, как они плавно возвращаются в «строй». Однако, некоторые из них направились в противоположном направлении. Это удивило Брик. Она присмотрелась. Мусор двигался строго в одном направлении — к тёмному пятну, вокруг которого немного кружился, а затем исчезал.

Брик схватила ближайший обломок и с силой толкнула его в сторону неизвестного затемнения. Обломок вернулся назад. Так повторялось ещё шесть раз, седьмая попытка оказалась успешной. Кусок металла, плавно вращаясь, подлетел к тёмному пятну и скрылся в нём. Его будто затянуло.

Брик забыла о челноке, «Вояджере» и обо всё остальном — возможно, перед ней была разгадка Кольца Маршала, а может, путь к спасению.

Притяжение к Кольцу было слишком велико. Необходимо было ускорение, чтобы оторваться. Брик не знала, что делать: придерживаться первоначального плана — тогда времени на ожидание «Вояджера» или поиск челнока останется слишком мало, или рискнуть и шагнуть в сторону неизвестности. Времени на размышление тоже не оставалось.

Брик нажала кнопку выпуска кислорода, оттолкнулась и направилась к тёмному пятну.

Затемнение находилось по другую сторону плоскости Кольца Маршала. Брик не знала, есть ли здесь связь, но доложила:

— Обнаружила неизвестное затемнение за Кольцом. Приём. Направляюсь к нему. Кислорода осталось на пятьдесят семь минут. Приём. Передаю координаты…

Затемнение находилось примерно в километре от Кольца. Вблизи тёмное пятно было достаточно большим в диаметре, метра три. Вероятно, поле Кольца гасило всё остальное, и затемнение зонды либо не считали, либо при расшифровке данных его сочли помехой.

Брик подлетела ближе. Пятно, несомненно, обладало силой — оно притягивало и поглощало. Мелкие обломки, долетевшие к пятну вместе с Брик, скрылись в нём без следа. Пятно было проходимым! Мысли метались у Брик в голове: неужели это червоточина? Тогда, с точки зрения физики, всё должно было выглядеть и действовать не так.

Брик, медленно двигаясь, облетело пятно. Она поняла, что её смущало: пятно выглядело так, словно было искусственно создано. Брик вдруг пришло в голову, что истинным Кольцом Маршала является не та куча обломков, а вот это неприметное пятно.

Кислорода осталось на двадцать три минуты. Ей хватит, чтобы вернуться к Кольцу, но лишь для того, чтобы навечно стать его частью.

— «Вояджер», приём. Докладываю. Направляюсь внутрь затемнения для исследования. Приём.

Брик набрала в лёгкие побольше воздуха, словно собиралась нырнуть, и медленно вплыла в пятно.

Мгновение, и её понесло, как в высокоскоростном лифте. Скорость была настолько велика, что датчик скафандра заверещал о перегрузке. Брик и сама чувствовала, что ещё немного и она потеряет сознание. Она неслась в совершенно чёрном тоннеле, однако время от времени мелькали какие-то вспышки — впрочем, Брик не была уверена, что это не гиперреакция её сетчатки. В тот момент, когда Брик показалось, что она вот-вот распадётся на атомы, она остановилась и зависла.

Это был не космос, а совершеннейшее ничто, не имеющее границ, начала и конца. Что-то вне времени и пространства — что-то между ними. Это был переход. Понятно, что это был за экспериментальный груз на борту Маршала — подумала Брик.

Она осматривалась, потрясённая мыслью, что она одновременно нигде и везде.

— Со входом всё ясно, — пробормотала она. — Но что с выходом?

Часы на её руке отключились — она не знала, сколько времени находится здесь. Ей казалось, что она пробыла совсем недолго, но датчик кислорода вдруг выдал критический уровень. Как выбираться, Брик не знала. И вдруг совершенно отчётливо она увидела, как что-то пронеслось мимо неё и зависло неподалёку, через мгновение вспыхнув мириадами частиц. Блестящая белая пыль, мерцая, растворялась во тьме, словно световая проекция галактики. Вспышки или взрывы частиц последовали один за другим. Что-то так же попадало в переход и распадалось, подчиняясь каким-то неведомым законам физики.

Брик направилась к тому месту, откуда, как её казалось, появлялись частицы. Двигаться было тяжело, она барахталась, словно мошка в воде. Через несколько минут борьбы с пустотой она увидела ещё одно пятно. Вернее, она его не увидела — её глаза просто не воспринимали какую-то часть впереди неё — это было сродни слепого пятна на сетчатке. Возможно, это был выход, или что-то иное — выбирать Брик было уже некогда, да и не из чего: кислорода осталось на пару минут. Брик закрыла глаза и двинулась в никуда, полностью отдавшись двум самым сильным желаниям: выжить и познать неизведанное.

 

***

— Беги-и-и-и! — Колька нёсся наискосок от угла огорода, в то время, как через калитку, запыхавшись и тяжело переваливаясь вбегала мама Валя. В руке у неё была кочерга.

Славик вскочил с серой комковатой земли и, ничего не понимая спросонья, ведомый только рефлексом и страхом, побежал навстречу Кольке. Земля больно колола голые ступни, не давая нормально бежать.

— Ты что натворил?! Зачем?! — Колька крепко схватил его за плечо и с силой потащил за собой, заставляя Славика нелепо подрыгивать. В отдалении за ними, крича и размахивая кочергой, во всю мощь своей немалой комплекции неслась мама Валя.

— Да что?! — раздражённо крикнул Славик, не понимая, что происходит.

— Ты зачем свиней выпустил? — оглянувшись на бегу, бросил ему Колька.

— Я? Я не... — начал Славик, но тут же в его памяти всплыл скрип открываемой щеколды. Открываемой. — Блин! Они что, разбежались?

— Не знаю! Разбежались, спёрли — нет их нигде!

Огород закончился, и они выбежали во двор на траву, по которой бежать было гораздо легче. Мальчики подбежали к дальнему сараю, в котором обычно хранились дрова и разная хозяйственная, не очень ценная всячина, и забрались между сараем и забором, обжигаясь крапивой, которая росла там в большом количестве.

— Тихо, — громким шёпотом цыкнул Колька на Славика, присел на корточки и выглянул во двор. Мамы Вали там пока не наблюдалось.

Славик, тяжело дыша, тоже присел.

— Что делать-то? — взволнованно спросил он.

— Куда ты их выпустил?

— Да не выпускал я их! Вернее, случайно выпустил. Я Степана хотел спасти, и забыл закрыть загон. Наверное, свиньи выбежали, — развёл Славик руками.

— Если бы ты просто забыл закрыть загон, они бы во дворе копались, может, в огород бы забрели — там забор хлипкий, но этот забор, — Колька показал рукой на высокий в человеческий рост штакетник, — они бы не свалили. Мы всё обошли — забор цел, подкопов нет, ворота закрыты.

— Клянусь, не выпускал я их! — Славик готов был заплакать.

— Ладно, — сжалился над ним Колька. — Верю. Только как это маме Вале объяснить? Она тебя убить готова. И я теперь попаду под раздачу вместе с тобой.

Славик опустил голову и заплакал. Он сам не знал, из-за чего: из-за того, что должен потерять лучшего и самого необычного в мире друга — говорящего космического борова, который ещё не родился, или из-за того, что жизнь его, Славика, несправедлива и тяжела, и что наказывают его по сути всегда за то, что у него нет родителей и некому за него заступиться, но тут же видел Кольку и ему становилось обидно ещё и за него, потому что Колька, сам не имея никого за душой, всё-таки заступался, как мог, за Славика. И чем больше Славик об этом думал, тем сильнее лились слёзы и громче становился его плач.

Послышались причитания, перемешанные с проклятиями и угрозами, и во двор из огорода вывалилась мама Валя.

— Тише, ты! Хватит, — Колька успокаивающе потрепал Славика за плечо. — Зачем тебе надо было Стёпку-то спасать? Я уж давно заметил, что ты к нему неровно дышишь.

Славик несколько раз судорожно вздохнул. Терять ему уже было нечего.

— Это необычный боров. Он из космоса, он прошёл через проход — через пятно, которое в свинарнике — к нам сюда, когда НЛО два года назад в озеро упало. Так вот, это был он.

— Чё?

— Оттуда до сих пор голоса раздаются!

— Слушай, — произнёс Колька, немного помолчав. — Вот так и скажи маме Вале. Может, поверит, что ты свихнулся. Она обычно психов не трогает, просто немного поколотит и отвезёт тебя обратно в детдом — ей больные не нужны.

— Да иди ты! — психанул Славик. — Пойдём в свинарник, я тебе покажу!

— Нам лучше вообще валить отсюда, пока живы.

За забором послышался натужный шум мотора, затем скрип тормозов и длинный гудок — приехал грузовик за свиньями. Мама Валя, как была, с кочергой, побрела к воротам.

— Пошли, — шепнул Славик, и потянул Кольку за собой.

Короткими перебежками, пригибаясь, они добрались до свинарника и забежали внутрь. В загоне царил хаос. Казалось, здесь промчался небольшой ураган: кормушка была перевёрнута, перегородка загона сломана, повсюду разбросаны охапки соломы. Больше всего мусора, даже сломанная дверца загона валялись в углу, будто кто-то намеренно стаскал его туда, чтобы прикрыть пятно.

Славик раскидал завал, и Колька присвистнул. Пятно, оно же — горловина теперь выглядело совсем иначе. Оно бурлило и переливалось какой-то тёмной массой, напомнив Славику кипящий гудрон, который он однажды видел, когда рядом с детским домом асфальтировали дорогу.

— Что это? — потрясённо спросил Колька.

— Я же говорю: переход, который сотворил Степан. Через него он и пришёл, — и только тут Славик понял, что всё это время он не видел борова. — А его здесь не было?

— Нет, —ответил Колька, нагнувшись над горловиной и внимательно рассматривая её. — Только этот бардак.

Дверь тихонько скрипнула, мальчишки вздрогнули. В проёме показалась белобрысая давно не стриженная голова Павлика.

— Уже рвануло или прийти попозже? — громко шепнул он, но увидев пятно, тут же заскочил внутрь свинарника. — Ни фига себе! Это туда свиньи делись?

Славик с Колькой переглянулись.

— Точно, — сказал Славик. — Об этом я и не подумал! Наверное, Стёпа туда нырнул и все остальные за ним. Он же говорил, что эта штука переносит куда-то далеко, откуда трудно вернуться. Слушайте!

Славик снял с гвоздя приёмник, включил его и поднёс горловине. Колька с Павликом недоверчиво замерли, прислушиваясь. Славик медленно покрутил колёсико. Послышалось шипение, помехи, и вдруг совершенно отчётливо из динамика прозвучало:

— Приём. Продолжаю движение…

Колька с Павликом отпрянули от перехода.

— Кто там? — испуганно спросил Павлик.

— Люди из будущего, — ответил Славик. — Он могут переселяться в кого угодно, даже в свиней.

— Врёшь! Так не бывает!

— Сейчас не бывает, а потом будет! Они как ангелы — умеют летать в космосе, попадать в любое время ив любое место на Земле, да вообще, в любое место!

— А давайте туда что-нибудь бросим, — примирительно предложит Колька. — И посмотрим, что будет.

Мальчишки стали озираться в поисках чего-нибудь подходящего. Колька схватил оторванную дверцу загона и осторожно сунул её одним концом в бурлящую черноту. Дверцу подхватило, крутануло и она исчезла в горловине, будто растаяла.

Павлик боязливо бросил в горловину валявшееся под ногами поленце, а Славик подтащил кормушку. Вдвоём с Колькой они сунули её в проход, и горловина тут же поглотила её. Всё исчезало без следа и без звука.

— Ах вы, гадёныши! — раздался за спиной зычный голос мамы Вали. Поглощённые «испытанием» прохода мальчики не услышали, как она вошла в свинарник. Из-за её плеча выглядывал водитель грузовика, с любопытством разглядывавший представшую перед ним картину.

— Свиней погубили, а теперь за свинарник принялись! Я вам покажу убытки! Вы у меня всё до копеечки отработаете! — кочерга, до сих пор крепко зажатая в её руке, угрожающе поднялась.

Павлик испуганно вжался в стену и захныкал, прикрыв голову руками. Колька и Славик растерянно смотрели на маму Валю.

— Ещё и облили чем-то! И соломы натаскали! Поджечь, значит, собрались! Я вам подожгу! Я вас сейчас здесь закрою, позову участкового, и вы у меня отправитесь в колонию по малолетке!

Она двинулась в сторону Кольки и Славика. Наступала мама Валя тяжело и страшно, замахнувшись кочергой. Колька дёрнулся с места, пытаясь обогнуть маму Валю, но был остановлен толстой и крепкой, как полено, рукой. Он упал и завозился на полу в соломе, взвыв от боли. Славик стоял, застыв от безвыходности. Бежать было бессмысленно — всё равно найдёт рано или поздно, ещё и добавит — пусть уж лучше раньше начнётся, раньше и закончится.

Порыв воздуха взлохматил его волосы. Послышался громкий гул. Славик испуганно открыл глаза. Пятно превратилось в бездонную чёрную воронку, крутившуюся в одном направлении. Всё что было рядом — мусор, солома, приёмник вдруг взмыло в воздух и закрутилось по кругу.

Павлик завизжал от страха, Колька отполз, забыв о боли, у мамы Вали и шофёра отпала челюсть, и только Славик не отступил — ему было не страшно, он надеялся, ждал — да просто знал, что что-то такое случится.

Вращающаяся воронка горловины постепенно расширилась, как будто раскрылась. Сначала из неё показалась странная белая рука в перчатке, затем всё остальное тело. На пол свинарника ступил тяжёлый космический ботинок, затем второй, оставив рифлёный след на грязи. Воронка издала резкий громкий звук и исчезла, сжавшись в точку.

Над Славиком величественно возвышался пришелец из другого мира в большом круглом шлеме, стекло которого отражало пять потрясённых человек.

—— А-анге-ел, — протянул Павлик.

Славик шмыгнул носом и уткнулся лицом в упругую ткань скафандра, покрытую космической пылью из далёкого будущего.