Молоко

Ночью выпал первый снег. Церковь Святого Николая покрыта, кажется, сахарной пудрой, напоминает кондитерский трюфель. Солнце тяжело и сонно поднимается над горизонтом, вставляет, словно руки в рукава, едва теплые лучи в белесую дымку города, надевая нидерландский свитер.

Даша впервые видит снег в Амстердаме. Она стоит на небольшом продуваемом балконе босая, щурится на припорошенный купол церкви. Восьмой этаж в этом городе — что-то редкое и величественное, позволяющее все время быть «над» вместо «наравне».

Вокруг — дома четырех и пяти этажей. Так что никто не видит, что Даша почти обнажена. На ней лишь старая теплая отцовская рубаха, которую она забрала из дома после его смерти. Кроме рубахи — ничего. Ноябрь Амстердама заворожит кого угодно.

Дома Даша оставила всегда голодного золотистого лабрадора, пару неудавшихся романов, несколько глупых бессмысленных измен, безгранично похотливую подругу, обшарпанный школьный столик, одну «валентинку», так и не отправленную адресату, недочитанный томик Кнута Гамсуна и постоянно ревущую мать.

Для побега нужно было взять с собой всего ничего: накопленные деньги, визу и документ, признающий ее, как личность, в любом уголке мира.

Сегодня Даша встретится с человеком, который решит ее единственный вопрос: вернется она домой или нет.

Его зовут Огюст, ему сорок два, он крепко слажен. Голову покрывает мужественная лысина, обрамленная ниже свода черепа короткими волосами. В его руках вся голландская стриптиз-индустрия. Как минимум, премьер-министр хвалит и его вкус, и его деятельность публично.

Также Даше известны еще три вещи об Огюсте: он сходит с ума от девушек, пахнущих молоком, он полностью слеп, и в комнате, в которой она сейчас находится, установлен «аудиожучок».

Все это донесли ей люди между собой никак не знакомые. Значит, этому можно верить.

Любовь Огюста к запаху молока кажется необычной, но вполне нормальной. Его слепота немного ставит в ступор. Человек, создающий шоу, должен и сам видеть, что получается. Но, как оказалось, бизнес этот у Огюста поставлен на поток и не нуждается в его личном умении видеть глазами. Он доверяет своим режиссерам, которых знает чуть ли не с детства, и бизнес идет. А «жучок» — дело обычное.

Даша стоит на балконе, держа в руках банку с молоком. Глядя на припудренный купол церкви, она немного отпивает из банки. Налетает ветер, становится зябко.

Даша возвращается в номер. Замерзшая ступня встает на паркетную доску спальни, затем вторая. Она понимает, что никто ее не видит, но все звуки передаются Огюсту. Сейчас или чуть позже он их услышит.

Молоко вновь касается Дашиных губ. На этот раз она хочет проглотить больше. Но ее рот смыкается раньше, чем руки перестают наклонять банку. Молоко струится по губам, преодолевает щеки, стекает по шее вниз, и впитываются в отцовскую рубашку.

В голове проносится мысль. Мама, если бы узнала, назвала бы эту мысль «дурной». Но мама ничего не знает, и Даша, скидывая рубашку на паркетную доску, остается полностью обнаженной. Она улыбается, на щеках ее проявляются «ямочки».

Она подносит ко рту банку молока, делает глоток, второй, третий, и молоко не успевает заполнять ее рот. Оно струится по ключицам, груди, оседает малой частью в пупке и вновь продолжает путь, образует на полу растущее белое озеро.

Даша ставит банку на подоконник, одной ногой делает движение, будто отталкивается коньком ото льда, и падает. Брызги летят во все стороны, впитываются в стены, залегают в стыках паркета.

На ножке кровати она замечает неестественный маленький бугорок. Это и есть «жучок». Она представляет, как склонил над динамиком свою лысину Огюст, и Даша пытается сдержать истерический смех.

В конце концов, Даша успокаивается. Отводит руки за спину. Упираясь пятками и ладонями в паркетную доску, она приподнимает таз и с небольшим усилием возвращает его в молочную лужу. Раздается характерный шлепок. Даша вновь улыбается до «ямочек». Она опять размахивается и с усилием приземляет зад в молоко.

Белая жижа хлюпает. Глаза Даши не сходят с «жучка». Она опять и опять опускается в белую лужу.

Так проходит полчаса или час. Как бы там ни было, Даша ощущает странное удовольствие. Она готова делать это еще долго.

Дверь номера открывают. Через пару секунд в комнату с сидящей на полу Дашей вводят Огюста. Его лицо мгновенно приобретает мину волнения.

Молоко, думает Даша, он учуял молоко.

Огюст отталкивает от себя сопровождающего и идет на звук. Он садится на колени перед ней и смотрит невидящими глазами на ее обнаженное тело.

— Мама, — шепчет Огюст. — Мама!

По его лицу струятся слезы.

— Мама! Где ты была так долго?! Почему так долго, мама?!

Даша смотрит на него и продолжает шлепать задом по молоку.

Она улыбается.

Она почти счастлива.

Она точно не вернется домой.