Военная тайна
За секунду до вспышки справа, я успел словно что-то почувствовать и прыгнул рыбкой в «открытую щель». Как это обычно бывает, время остановилось, и я представил, что вот прямо сейчас с орбиты можно рассмотреть мою маленькую фигурку, одетую в костюм лёгкой защиты для атмосферных планет, парящую в метре параллельно земле, над полузасыпанной траншеей, практически неподвижно. А справа у самого горизонта вспухает огромное, ядовито белое солнце взрыва. А я всё медленно, по миллиметру в век, падаю вниз и никак не могу упасть и зарыться с головою, потому что тяжёлого скафандра со шлемом на мне нет, и гореть больно и неприятно. Свет разрастается всё быстрее. Время делает скачок до нормы, справа на миг ударяет жаром, и руки принимают удар в рыхлую землю. И инстинкты берут управление: зарыться, закрыть голову, сгруппироваться.
Взрывная волна меня не задела. «Щель» была сделана как надо, не меньше 150 см глубиной, и я лежал на самом дне. Сверху надо мной прокатился шумный ураган, засыпая траншею горячим грунтом. Теперь лежать придётся долго. Две волны активного излучения. А потом «обратная тяга» к центру взрыва. Как не вовремя…
Хорошо хоть рванули не сильно, пару килотон всего. И до капсусы архива далеко — не пострадает. А вот мне подгадили и работы прибавили.
Мне оставалось пройти-то всего два килошага до окраины небольшого города, обойти его по задворкам, и я на месте. Перезагрузившись, начинка костюма оценивала ущерб и моё состояние. На планшете наладоннике всё так же мигала зелёным точка, где я должен был забрать инфокапсулу. И до неё по-прежнему было совсем чуть-чуть. Раньше — всего минут тридцать быстрым шагом. А теперь — справа раскалённая пустыня, впереди развалины домов. Чёртова чёрная пыль, чёртова радиация, чёртов ветер. Какого дьявола они взорвали именно сейчас? Не могли подождать пол часика, пока я уберусь отсюда? Так, уже 2, 5 зиверта есть, и ещё парочку я схвачу пока прибуду на место. Но это ерунда. На станции подправлюсь. То есть — вылечусь. Странный здесь язык. « Лечить» — это от слова «лечь»? А «врач» — от слова «врать»? То что делают со мною «наноботы» после каждой вылазки, тут может звучать как «восстановление, замена, починка».
«Наноботы» — смешное слово.
Но никто не любит «лечится», особенно сверх меры. А в этот раз придётся. Мало того, что при заброске погрешность оказалась максимальной, почти 10 килошагов, так эти местные придурки ещё и бомбу второго уровня шарахнули («ядерную», на их языке)
Заметно потемнело. «Гриб» вырос уже на полнеба, ветер постоянно дул слева, не давая подняться и вылезти их окопа. Вся дрянь земли теперь стремилась к бывшему эпицентру, хотела вознестись в небеса, чтобы потом долго осыпаться вниз, заражая всё невидимой смертью.
Внезапно пошёл крупный снег. Я сначала подумал, что это просто хлопья белого пепла, но они быстро таяли на тёплой земле. Чёрное чёрное небо, и по диагонали — вниз, быстро несутся белые хлопья, стрелами прочерчивая пыльный туман этой чужой войны.
Ну может это и к лучшему, теперь точно никого не встречу: кто погиб, кто попрятался.
Я выпрыгнул на левый край и зашагал вдоль траншеи прежним курсом. Дыхательный фильтр неплохо справлялся с пылью, но видимости не было практически никакой. От инфракрасного детектора тоже было мало прока — всё вокруг было тёплое, огромными пятнами разной интенсивности. И поэтому заметить её было для меня неожиданностью.
Она лежала лицом вниз на левой стороне траншеи, вытянув руки от волны взрыва. Длинные светлые волосы и грязная пластиковая куртка немного подгорели, но уцелели. Я подошёл ближе, интуитивно чувствуя, что она жива. Или мне просто очень хотелось этого?
Перевернув осторожно навзничь это чудо в камуфляже, я уже хотел приложить к её шее блок диагноста, когда услышал тихий стон. Потом внезапно её глаза открылись, она несколько раз моргнула большими серыми глазами и отчётливо спросила:
— Кто ты?
Что я мог ей ответить? У меня не было ни нескольких часов на объяснения, ни уверенности, что она поймёт правильно.
— Я не смогу объяснить…
— Ты за наших, или за этих? — снова спросила она, приподнимаясь и просовывая руку за пазуху грязной армейской куртки.
— Нет! — я резко выбросил поднятую ладонь вперёд. — Постой, я без оружия! И я не за тех, и не за этих. Я здесь просто по делу.
-Аааа… — буднично протянула она, достала фляжку, какую то грязную тряпку, намочила её и стала размазывать грязь по лицу. — А зовут тебя как? Или тоже не скажешь?
— Иван, — заученно ответил я.
Она уставилась на меня своей чумазой мордашкой и скривилась:
— Ага, удобно. А если что — то Джон, или Жан, или Вано… Ну привет тебе Джон — генацвале!
«Капля» в ухе замешкалась с переводом. Чтобы выиграть время я тоже спросил: «А как тебя зовут?»
— Леся.
— Олеся? — уточнил я, не надеясь уже на точность «капли».
— Можно и так…
Голоса словно исчезали в этом мареве. Хорошо хоть ветер почти прекратился и снег больше не стегает в лицо, а медленно опускается вниз большими хлопьями.
— Костюмчик у тебя нормальный такой. В каком ЧВК выдают такие?
Капля в ухе бешено перебирала варианты расшифровки аббревиатуры. И я выбрал самое логичное:
— Чрезвычайной военной комисии?
— Ну можно и так сказать, — она пристально смотрела на меня снизу вверх. — Не хочешь не говори. Куда путь держишь?
— Держу? Направление? А! В город хотел, но теперь то уж и не знаю, там наверное и нет ничего…
— И никого…
Она встала на четвереньки, и пошатываясь поднялась на ноги. Я хотел было поддержать, но она отстранила меня.
— А знаешь, я с тобой пойду. Оружие то у тебя хоть есть? У меня только пукалка.
Она сдвинула молнию, и под курткой я увидел кобуру пистолета.
— Я же сказал, я безоружен.
— Ну да. Будем считать, я поверила.
И мы пошли вместе. Я тыкнул было в её сторону тестером определителем расы, но тот похоже стал неисправен после волны излучений. Да и откуда здесь Тунны?
Разрушенные кварталы пылили. Они почти не горели и не дымились, просто мельчайшая чёрная копоть исходила, когда налетал порыв ветра, от остатков стен и фундаментов. Куски бетонных плит, торчали, словно обломки гигантских редких зубов. Под ногами скрипела смесь бетонной пыли, песка и спёкшегося кусками мусора. Вряд ли здесь осталось что — нибудь живое. Мы уже прошли развалины насквозь, и стал виден холм-курган с капсулой внутри. До него оставалось не более пятисот шагов, и я всё утешал себя мыслью о безжизненности развалин. Когда прямо перед нами, в десяти шагах, возникли, словно соткались из пыли и пепла, но просто вышли из-за разрушенной стены, трое.
Увидев нас, они быстро скинули с плеч автоматы и направили на нас.
— Имя семьи?! Должность в военной иерархии?! Выполняемая задача?! — прокричал лысый толстяк, один из них, похоже — главный
(Фамилия! Звание! Задание! — перевела капля в ухе.)
— Стоп! Стоп! Мир! — я выставляю вперёд ладони. — Мы безоружны и не опасны!
— Стоять, я сказал! Не шевелится! Вы «прыгуны» или «музыканты»?
«Уже хорошо. Не стреляют сразу».
— Мы просто проходим здесь. И просим вас…
Тут девчонка отодвигает меня, выхватывает пистолет, направляет вперёд и орёт:
— Дети собак! Идите на… мир!
Одновременно трещат три короткие автоматные очереди. Я успеваю включить защиту и дёрнуть Лесю назад, под защиту поля. Зачем? Зачем она это сделала? Пули шмякаются о невидимую стену и падают расплющенные на землю.
Длинная очередь, опустошающая пол рожка. И наступает тишина.
Мы стоим напротив несколько минут. Барьер, защищающий нас невидим.
Старший троицы даёт отмашку рукой, стрельба прекращается.
— Убери пистолет! — зло шиплю я Лесе, и та неохотно подчиняется.
Трое подходят ближе. Они в одинаковой форме, на рукаве — эмблема: череп и надпись «Огнер». Старший пробует рукой границу поля. Сплёвывает и хрипло спрашивает:
— Кто вы?
— А Вы? — спрашиваю я
— Разве не видно? Музыканты. «А Вы ноктюрн сыграть могли бы на «крышах» водосточных труб?» (Капля захлёбывается переводом). Оганез— Барнер, композитор такой. «Огнер» сокращённо.
-Ну мы очевидно не музыканты, — осторожно говорю я и смотрю на индикатор энергии: много, хватит на пол часа не меньше.
— Но вы и не «прыгуны», это очевидно. Ещё раз спрошу — кто вы?
В тишине ветер бросает чёрную пыль, и она стекает по полусфере на землю, делая защиту на миг видимой.
— Скажу первый. Я — Александр Похожий. Похожий — это фамилия, если что.
— Иван — говорю я.
— Леся — спокойно произносит чокнутая девка.
Наша диспозиция не меняется. И я, как обычно, пытаюсь объясниться.
— В это трудно поверить. Но попробуйте просто выслушать меня. Просто выслушать, а потом решать. Вы наверняка знаете, что в космосе очень много звёзд и планет. И предполагаете, точнее надеетесь, что где-то ещё есть разумная жизнь. Ваша надежда оправдана и она перед вами. Я родился на огромном расстоянии от вашей звезды и на другом планетоиде. В космосе много разумных рас. Только мы, Фузикусы, знаем более двух сотен. И многие разумные воюют. И это неправильно и ужасно. Мы хотим чтобы войн не было. Мы пробуем разгадать главную тайну войны: почему она происходит?
Александр Похожий достал флягу и сделал большой глоток. Потом передал сосуд с алкоголем товарищам.
— Самое смешное, что я в это поверю. Мне уже за сорок, и я много где и чего повидал. В Сирии вот тоже похоже было, но не так удачно кончилось. Так что — продолжай.
— Хорошо что Вы верите! Наша цивилизация старше вашей и мы уже почти изжили агрессию. Но во вселенной существовала очень древняя цивилизация. У них даже нет самоназвания. Они оставляли на планетах капсулы с информацией. И она очень помогает нам всем….
— И вы такие хорошие, бла, бла, бла. И вам надо помочь, и никто вам не мешает…. Похоже на сказку.
Мне пришлось несколько секунд выбирать между правдой и обманом, но выбор был очевиден. Он лежал во всей истории Фузикусов, и я не мог пойти против своей природы.
— Да, вы правы. Есть раса — Тунны, которая часто пытается перехватить информационные контейнеры. Они искренне считают, что война — это необходимая часть развития, да и самой природы разума. И они могут даже убивать нас… А мы — их.
Двое молодых бойцов переглянулись, а их командир прищурился.
— Но и это похоже не всё?
-Да, — вздохнул я. — Есть ещё существа с искусственным разумом и искусственными телами — они называют себя Архи-техи. Они всегда пытаются уничтожить капсулы древних, чтобы информация не досталась никому…
— Нехило так развлекаются вселенские миротворцы. А здесь ты что забыл? Капсулу? И девка чья будет?
Я опять не успел ответить. Сквозь защитное поле, изнутри, у меня из-за спины, сверкнули три молнии. Каждый парализующий разряд нашёл цель. Трое бойцов ЧВК «Огнер» упали на землю.
Я выключил защиту и посмотрел на направленный на меня уже боевой, а не парализующий ствол.
-Пшёл, — мотнула стволом девушка Леся. Вернее никакая не Леся, а Тунна.
*************************************
… Копать пришлось обычной лопатой, но совсем неглубоко. Через десять минут, синяя капсула размером с кошку или небольшого скрилла, была извлечена из мёрзлой земли. Но когда эта Туннка нагнулась, чтобы поднять её, я тоже достал настоящее оружие и направил на неё.
Мы так и держали враг врага на прицеле, как вдруг мы оба услышали приближающийся ритмичный звук. Нет сомнений — детский голос напевал знакомый мотив. Всё ближе и ближе. Вот уже можно разобрать слова.
Gegen den Krieg,
Gegen die Not
Stehen wir auf für die Kinder.
Sonne und Glück,
Frieden und Brot
Nie soll es anders mehr sein!
Маленький мальчик, одетый в синие шорты и ослепительно белую рубашку, ритмично бил в барабан на шее и громко с надрывом выкрикивал слова песни. «Капля» у меня в ухе бешено качала не только перевод, но и историю и аллюзии. Очень быстро.
Immer scheine die Sonne,
Immer leuchte der Himmel,
Immer lebe die Mutti,
Immer lebe auch ich!
Мы выстрелили одновременно. Несколько шипящих ослепляющих отрезков лучей ударили в «мальчика». Но я помнил, что Архи-теха так просто не уничтожить. И сразу побежал вперёд, как только мог быстро.
Я не видел, но слышал, как Архи-тех ударил и испепелил Лесю с артефактом. Но я видел быстро спускающийся ко мне посадочный модуль. Пока я понял только одну военную тайну: не важно, кто начал; не важно кто прав, кто виноват; не важно кто за правое дело, а кто за деньги; не важно какое оружие; не важно сколько и кого…. Останется прав только тот, кто останется жив.
И я подпрыгнул навстречу защитному полю модуля. Как это обычно бывает, время остановилось, и моя маленькая фигурка повисла в метре над поверхностью планеты, с поднятыми словно в мольбе руками, будто я пытаюсь дотянуться до неба. Или до модуля, который совсем близко. Груда чёрного металла, остатки Архи-теха, стреляет в меня, и отрезок плазмы тоже висит в воздухе. И понятно, что человек, даже самый «усиленный», не может отпрыгнуть от выстрела из лазера. И нужно просто прикинуть угол, под которым был выпущен луч, чтобы понять: попал --— не попал.