Наконец ты вернулся
Коробки с надписями «Оставить», «Выбросить» и «Подумать» занимали уже половину комнаты. Их наполнял одежда, обувь, фотоальбомы, содержимое ящиков — переезд дело небыстрое.
Хотя Писатель дал слово без сожаления расставаться со всем, что покажется ненужным или не нашло применения за годы, он заранее знал, что потерпит фиаско. Слишком уж привязывался к вещам, а каждая фигурка, игрушка или нож для бумаг (которым так ни разу и не пользовались) и дорогая зажигалка (хотя он и не курил) тянули за собой не только нитки паутины, но и воспоминания.
Заглянул в небольшую кладовку: быть может, там есть кандидаты в категорию «Выбросить» — так будет легче расстаться с остальным.
На верхней полке прятались коробки, пакеты и ящики, содержимое которых даже для него было тайной. Что-то прятал с глаз долой он сам, что-то жена, а что-то, похоже, оказывалось там по собственной воле.
Тяжёлая папка с кучей листов внутри относилась как раз к последним. Ни на корешке, ни на обложке не было намёка на содержимое. Писатель аккуратно спустился с добычей в правой руке. Лоб и волосы покрывали пыль и паутина, а очки сползли на самый кончик носа. Аккуратно спрыгнув с последней полки — лестницу он взять не догадался — Писатель повертел в руках папку.
Обычный синий скоросшиватель с кольцами. Скорее всего, позаимствован в чьём-то кабинете — покупать подобные вещи было не в его правилах.
С недоумением и нетерпением он вынес папку на свет. Сев в любимое кресло, раскрыл обложку.
Внутри была рукопись, вернее сказать, черновик. Бегло пролистав объёмную кипу бумаг, Писатель обнаружил, что часть страниц напечатана на машинке, другие заметки сделаны где ручкой, где карандашом. Попадались схемы и иллюстрации. Почерк был его.
Страницы несомненно его авторства, только раннего периода — судя по проставленным иногда датам, примерно двадцатилетней давности. Его стиль с годами менялся, но основа была той же. Сомнений быть не могло — он написал это. Но вот совершенно не помнил, как.
Признаться, он не сильно любил воскрешать в памяти тот период. Первые попытки зарабатывать на литературном поприще чаще оканчивались дежурными отказами от издательств. Это вылилось в депрессию и проблемы с алкоголем и… кое-чем похуже.
К счастью, довольно скоро зависимость удалось побороть. В конце концов, решил Писатель, вполне можно забыть даже о такой масштабной работе.
Отбросив мрачные воспоминания, он погрузился в текст. Признаться, ожидал худшего. Да что там, даже почувствовал гордость за себя прежнего. Нет, конечно, сейчас бы писал иначе — профессионально, избегая избитых штампов (и пользуясь собственными), где-то составил предложения иначе, но… Основа сюжета и персонажи казались неплохими. А диалоги… Что ж, они ему и сейчас не особо удавались.
Увлёкшись, он не заметил, как в комнату вошла жена. Склонившись над его плечом, спросила:
— Ты не забыл, что мы вообще-то переезжаем?
— Ой, прости, — от неожиданности Писатель вздрогнул. — Не поверишь, нашёл в чулане вот это, — он показал на папку.
— Что-то из старого? — спросила жена. — У меня сейчас аллергия разыграется, — она отвернулась, лишь скользнув по тексту глазами.
— Ну да, проза двадцатилетней выдержки, — сказал Писатель. — Не знаю, стала ли лучше с годами.
— Почерк точно не стал, — поддела его супруга. — А про что? Что-то из неизданного?
— Ага, — ответил он задумчиво, — вот сижу и вспоминаю. Может, найду применение…
— Было бы любопытно. И название готово: «Двадцать лет спустя». Ладно, — сказала его вторая половина, — я, собственно, напомнить, что неплохо бы с этим бардаком заканчивать. Или собираешься сидеть здесь, пока новые жильцы не вынесут тебя на лужайку? — Она обвела рукой вокруг.
— Да, а потом отправлюсь устраивать новый бардак на новом месте. Пора так пора, — Писатель закрыл папку.
Первым порывом было отправить её в коробку «Оставить», но, подумав, он спустился во двор и положил «привет из прошлого» на сиденье машины. Ни к чему откладывать в долгий ящик, то что и так пролежало в нём достаточно.
Вздохнув, вернулся наверх: переезд — дело небыстрое.
***
Новый дом в более живописном (и дорогом) районе находился примерно в 30 минутах езды. Писатель водить не любил, поэтому на обратном пути, пока позволял свет за окнами, листал рукопись.
— Так о чём там? — нарушила его погружение супруга.
— Пока пытаюсь понять, ну или вспомнить — ответил он, потирая глаза. — Не все страницы по порядку, к тому же у меня тогда не было своей постоянной печатной машинки, одалживать получалось не всегда. А почерк у меня тогда, как ты заметила, был такой же отвратительный.
— То есть, исписал столько страниц и не помнишь, о чём? — усмехнулась она, объезжая очередного любителя бега вдоль обочины.
— Так двадцать лет прошло. Начал, видимо, до того, как с тобой познакомился. Ну и … в общем, были у меня возможности забыть, — замялся Писатель.
— Понятно, — протянула она. Поднимать тему его борьбы за трезвый рассудок было не принято. — Думаешь, из этого можно что-то вытянуть?
— Не обязательно допишу то, что задумывал, но вдруг вдохновлюсь на что-то новенькое. В крайнем случае, — пошутил он, — продашь эту макулатуру после моей смерти и обеспечишь безбедную старость.
— Ну да. Или будет чем камин растапливать, — жена умела подбодрить
***
Кабинет в новом доме в порядок привели первым. Заперев по старой привычке дверь на ключ, Писатель уселся за новый стол и погрузился в старые страницы.
Хотя подробности всё ещё отказывались возвращаться, но благодаря заметкам, схемам и рисункам картина начинала складываться. «Прямо историк в архивах», — подумал он.
Итак, 20 лет назад амбиции начинающего автора включали: создать яркий и объёмный мир, детальный, проработанный и глубокий. Заселённый интересными персонажами. Практически живой. И задача оказалась слишком масштабной.
Огромное количество листов с описаниями истории, архитектуры, культуры и зачатками сюжета, который тянул на эпопею, так ни к чему и не привели. А известность Писателю принесли менее объёмные, но зато доведённые до конца книги.
Постепенно в голове сформировалась мысль: продолжить книгу… или правильнее закончить? В конце концов, это его история, помнит он о ней или нет. И такое возвращение к истокам наверняка оценят фанаты.
Зашуршали вентиляторы компьютера — никаких больше печатных машинок в долг — включил ненавязчивую музыку и создал в текстовом редакторе новый файл.
***
Улицы Города наполняли диковинные существа. Со все сторон предлагали не менее диковинные товары, небо заполняла фиолетовая дымка, в которой стояли луна, солнце и звёзды. Крики на сотне языков сливались в единый гул, а тысячи лиц складывались в мозаику Города.
Писатель шёл, то и дело ловя себя на мысли, что всё кажется ему знакомым. Будто уже бывал здесь. И не просто бывал, а помогал этим причудливым улочкам и домам появиться.
Он знал, что та башня — библиотека со всеми книгами, написанными и ненаписанными. Во тут живут правители, а вон на том холме приземляются и взлетают корабли на неведомой тяге, а на севере Город от бурной реки защищает Плотина.
Плотину возвели гиганты — никому иному такое сооружение было бы не под силу. Река была скована, но не побеждена. Она норовила вырваться, потому гиганты постоянно были рядом, чтобы сдерживать её, чиня своё творение.
Стены домов слово в насмешку над законами гравитации и здравого смысла изгибались под невозможными углами, закручивались и нависали над мостовой, мерцавшей разными цветами.
«С таким калейдоскопом и до припадка недалеко», — подумал Писатель. При этом никто, казалось, не обращал внимания на его нездешний вид. Спустя некоторое врем он понял, что его попросту не замечают.
Это давало возможности следить, запоминать и вдохновляться.
Но тут краски будто потускнели, а шум стих. Брусчатка перед ним обрывалась, уступая место полю с серой травой.
Впереди высились два высоких холма. Между ними было нечто, напоминающее фундамент — основание только начатого монументального здания. Валялся брошенный инструмент, а площадку и каменные блоки покрывали сорняки.
Он пошёл в сторону недостроенной арки входа. Оттуда подул холодный ветер. Казалось, что он донёс едва различимые слова: «Наконец ты вернулся!».
Но прежде чем ответить или развернуться, чтобы уйти, Писатель…
***
…пришёл в себя. Было похоже, что он задремал прямо за работой. Строчки документа на большом мониторе почти дословно описывали всё только что… виденное? пригрезившееся?
Писатель потёр глаза и с удивлением обнаружил, что на нём нет очков. Однако буквы перед ним не сливались в «пятна Роршаха». Лет 15 назад, когда зрение только начало портиться, он как-то забыл снять контактные линзы перед сном и несколько секунд после пробуждения почти верил, что чудесным образом снова может видеть ясно.
Вот только линзы с тех пор прочно заменили старые добрые очки. Кстати, вот они, лежат на столе. Упали? На редкость аккуратно и со сложенными дужками. Скорее, машинально снял. Только вот вернувшуюся зоркость это не объясняет.
Ладно, загадку будет разгадывать окулист, а сейчас… Кстати, сколько сейчас? Часы в углу монитора показывали половину первого ночи. Значит, он просидел что-то около трёх часов. А жена, зная о его привычке работать допоздна, решила не отвлекать. Пора идти спать.
***
Вокруг простиралась чернота. Первая мысль — внутри той самой бочки с дёгтем. Даже собственные руки Писатель скорее ощущал, чем видел. В отдалении загорелись два бледных огня. Он попытался идти к ним, но из-за черноты вокруг было неясно, приблизился ли хоть на шаг. Огни вздрогнули. Писатель попытался даже побежать, чтобы успеть до того, как они исчезнут…
***
… и проснулся. Два странных сна за одну ночь: за монитором и в кровати. Видимо, старые черновики будоражат подсознание.
Часы на тумбочке показывали 6:30. Писатель машинально потянулся к очкам, но понял, что зоркость не пропала за ночь. «Попробую походить без вторых глаз», — решил он.
Пробежка далась на удивление легко. И дело вряд ли было в кроссовках — яркие «Найки» с карбоном радовали глаз и берегли ноги, но чудеса творились только на страницах его книг.
Однако, когда привычные 5 километров остались позади, он понял, что вполне способен ещё на такой же круг. Пару мгновений в голове боролись осторожность и желание проверить себя. Победила безрассудность.
Жаль, что жена уехала до его возвращения — так хотелось похвастаться. Десять километров за 55 минут, конечно, не рекорд, но таких цифр он давно уже не видел на трекере. Маячила мысль зарегистрироваться на ближайший полумарафон, но Писатель решил пока не поддаваться эйфории. Вдруг это разовая акция стареющего организма.
После душа и завтрака он снова заперся в кабинете на ключ — привычка с университетских времён. Пора продолжать разбор.
Проза двадцатилетней вдержки пестрила буквально всеми ошибками дилетанта, которые сейчас Писатель бичевал перед слушателями своих семинаров и курсов. Возможно, идея просто ждала своего часа. Издательство наверняка использует мотив с «возвращением к корням» в рекламной кампании книги. Но для начала надо её дописать.
***
Он проработал до вечера без перерыва. Герои начали обретать характеры, а мир — законы. Работа только началась, впереди месяцы споров с самим собой и издателями, неизбежные правки, но старые наброски ускоряли процесс. Писатель даже похвалил молодого себя за такие «инвестиции».
Хлопнула входная дверь: жена приехала со смены, наверняка по дороге заглянув в старый дом, чтоб забрать что-то из вещей. Про ужин, конечно, все забыли, но примерно полчаса приготовить что-нибудь несложное было.
Сохранив файл (и продублировав его в онлайн-облако — слишком дорого ему обошлась потеря жёсткого диска в своё время), он спустился на первый этаж.
***
За ужином отсутствие очков не осталось незамеченным.
— Решился поносить линзы? — спросила жена.
— Да нет, — ответил Писатель, не желая вдаваться в подробности, — просто глаза тренирую…
— Понятно, — задумчивая улыбка. — Кстати, на пробежке всё в порядке утром было? Даже не дождалась.
— К любовнице забежал по дороге. Днём-то некогда, — шутка была не самой оригинальной, но вызвала улыбку у супруги.
— Так и скажи, что без очков заблудился, — усмехнулась она. — Как там твоё старьё, кстати? Прочитать хоть можно?
— Ты знаешь, лучше, чем думал. Может, скоро порадую издателя, что работаю над старым-новым романом, — говорить что-то конкретное было рано, но в голосе звучал оптимизм.
— Даже целым романом, — немного удивилась супруга. — Ну, значит, потом покажешь, не буду лезть.
— Значит, не будешь против, если я и сегодня посижу допоздна, — Писателю не терпелось вернуться в кабинет.
— А есть выбор?
***
Он снова шёл по городу. В этой части всё говорило о недавних беспорядках: два враждующих района устраивали драки по малейшему поводу. Это могли быть внешние отличия соседей (количество конечностей, глаз, наличие или отсутствие шерсти, а также многое другое), подозрения в посягательстве на территории, неосторожное слово, цены на рынке, да и просто плохая погода.
До кровопролития доходило редко, чаще ограничивалось разбитыми окнами, сломанной мебелью, синяками да ссадинами. Писатель знал, что где-то здесь проходит детство героя, который поднимется с самого дна города до шпилей, пронзающих небеса.
Интересно, если встретить его вызовет это какой-нибудь коллапс?
Путь к двум холмам был же намеренным. Казалось, площадка начала возвращаться к жизни. Исчезли сорняки, трещин будто стало меньше. Трава с тихим шелестом расступалась перед ним, словно освобождая дорогу. Он вошёл в арку.
Кромешная тьма.
Два бледных огня.
Они затрепетали.
Вдруг стало ясно, что это не огни, а глаза. Глаза существа настолько огромного, что увидеть его целиком поначалу было сложно.
Пришло в движение остальное чёрное гладкое тело: похожая на кошачью голова на человекоподобном торсе, сложенные за спиной крылья, руки, на которые по-обезьяньи опиралось создание, согнутые задние ноги, напоминающие собачьи лапы.
— Наконец ты вернулся, — раздался голос.
Вопреки ожиданиям, это не был оглушающий рёв или раскатистый рокот. Голос был негромкий, но словно проникал сразу в голову.
Тот замер в молчаливом оцепенении. Неужели это он, Писатель, создал его двадцать лет назад?
***
Под взглядом бледных глаз он пытался вспомнить. Но пока не мог.
— Мы ждали тебя. Мы хотим, чтобы ты исполнил обещание, — интонации были грустными, насмешливыми и угрожающими.
Существо протянуло руку. Палец, почти человеческий, остановился в паре метров от головы Писателя. Тот ожидал увидеть длинный коготь, но ничего подобного — Зверь — так его назвал про себя Писатель, явно заботился о маникюре.
— Двадцать лет, — произнёс всё тот же голос. — Двадцать лет мы ждали. Пора исполнить обещание, — палец опустился.
Писатель почувствовал, что от него ждут реакции. Откашлявшись, он произнёс непослушным языком:
— Ка… Какое обещание? — он подумал, что на письме было бы сложно передать весь диапазон от фальцета до хриплого баса, который выдали его голосовые связки.
Взмах чудовищных крыльев Зверя будто поднял ураган.
— Закончить книгу. Дать нам силу. Закончить Храм, — в голосе явно слышалось нетерпение.
— Я ничего не помню! — юлить всё равно было бесполезно.
— Не имеет значения. Мы выполнили свою часть — теперь твой черёд. Мы долго ждали, — последнее слово было выделено. — Иди!
***
Писатель пришёл в себя за рабочим столом. Похоже, это уже входило в привычку. Файл снова показала, что такие отключки помогают неплохо продвинуться в работе над книгой.
— Это я, получается, литературный лунатик? — произнёс он вслух. — Жаль, только сейчас такое полезное свойство обнаружилось.
Но бравада была напускной. Сны становились не только слишком навязчивы, но и через чур реальными. А отсутствие контроля над действиями «наяву» пугало ещё больше. Кто знает, что он ещё мог забыть по пробуждении.
***
Регулярная встреча выпускников традиционно проходила в баре. Так же традиционно Писатель, уже много лет находившийся в завязке, пил на этих встречах только соки или содовую.
Он уже привык к расспросам о планах, гонорарах, будущих экранизациях и тому подобном. Как-никак, единственная настоящая знаменитость.
Но в этот раз он вызвал интерес по другому поводу. Стоило ему сесть за стол, где умещалась компания бывших однокашников, как тут же посыпались вопросы.
Внимания удостоилось и отсутствие очков, и шевелюра, вдруг вернувшая цвет, а также вес.
Помимо остроты зрения в последние недели он вдруг стал замечать, что куда-то пропали появившиеся было седина и залысины, а весы в довольно короткие сроки вдруг стали снова останавливаться на отметке в 71 килограмм.
Он хорошо помнил, что именно с таких показателей начинал весогонку перед турнирами по борьбе в университете. И последние лет десять вместо семёрки на табло стабильно была восьмёрка.
Примерно неделю назад жена с серьёзным выражением лица сказала, что рядом с ним начинает чувствовать себя старой. Шутка была с долей зависти.
Сейчас же его заподозрили и в ношении линз, и в пересадке волос с последующим окрашиванием, и в различного рода операциях, а также в использовании гормонозаместительной терапии. Почти сразу же родилось и прозвище — «Худеющий».
Он отшучивался фразой, что молодая любовница — лучшее средство против старения.
Однако шутки не отменяли факта. За короткий срок Писатель словно скинул добрый десяток лет, а то и больше. И если метаморфозы с весом можно было списать на увеличивающееся время и расстояние пробежек, то вернувшиеся волосы и зрение объяснить было сложнее.
Когда закончились оды его «второй молодости», вспомнили о печальном. Не стало Макса. То ли сердечный приступ, то ли инсульт. Да, эти болезни сейчас молодеют. Да, надо беречь себя.
Все взоры сразу устремились на место за столом, где любил сидеть Макс. Его отсутствие чувствовалось: не хватало остроумных замечаний или полузабытых воспоминаний из университетского прошлого. Следующий тост был за него.
Спустя некоторое время и количество выпитого, беседа вернулась в более приятное русло. Некоторые из когда-то юных девушек, а ныне — весьма состоявшихся дам — даже начали проявлять недвусмысленный интерес к Писателю. Минимум три сообщения уже ждали ответа в его телефоне.
Но его мысли занимала новость о Максе. Они никогда не были близкими друзьями, но кое-что объединяло их. Кроме Писателя, Макс был единственным из их компании, кто зарабатывал на жизнь собственной фантазией — художником широко профиля.
Его работы красовались на логотипах местных компаний, издавались в небольших журналах и даже получали призы на выставках. Макса сложно было назвать сверхпопулярным или чрезвычайно богатым — отчасти поэтому новость о его смерти не разошлась широко, но он был из тех счастливчиков, кто мог обеспечить себя творчеством.
Как ни странно, они ни разу не сотрудничали, хотя идея витала — иллюстрации к очередной книге или графический роман, но дальше разговоров дело не заходило. И теперь уже не зайдёт.
Однако не упущенные возможности сейчас занимали Писателя. Он чувствовал смутную тревогу. Пытался вспомнить, что-то связанное с Максом, случившееся совсем недавно.
Со встречи Писатель ушёл раньше обычного: под шутки об обязательном визите к любовнице и взгляды бывших однокурсниц.
***
Ранний приход удивил жену: обычно встречи затягивались далеко за полночь. Но не сегодня.
Сославшись на приступ вдохновения, он заперся в кабинете.
К работе не приступал.
В голове крутилось имя недавно умершего товарища. Что-то связанное с ним.
Писатель проверил историю звонков и переписку в телефоне. Никаких следов Макса за последние недели.
Электронная почта. Что в удалённых? Письмо Максу. Отправлено ночью, как раз во время работы над книгой. Возможно, в момент «творческого лунатизма».
Сам текст был максимально короткий: «Привет, Макс. Помнишь, мы хотели вместе поработать? Так вот, у меня тут намечается новый роман по старым наброскам. Хочу, чтобы ты его проиллюстрировал. Почитай, потом скажи, интересно? И да, большая просьба: никому пока не рассказывай. Сам понимаешь». Во вложении были первые рабочие материалы.
«Чем дальше, тем страньше», — сказал Писатель, который совершенно не помнил ни момента отправки, ни удаления, ни того, что вдруг заставило его совершить оба этих поступка.
Нет, конечно, оставалась возможность обвинить во всём жену… Но тогда ей было необходимо либо пробраться в момент его «транса» в кабинет и проделать все манипуляции, либо подобрать пароль от учётной записи, переставить системное время… В общем, коварный, трудно исполнимый, а самое главное — бессмысленный план.
Надо обдумать. Но пока можно поработать.
***
Храм рос буквально на глазах. Писатель, невидимый для остальных, наблюдал за работой сотен существ. Повозки, запряжённые гигантскими ящерами, подвозили каменные блоки высотой в три человеческих роста. Сновали воздушные корабли с рабами.
Арку входа уже начали расписывать, не дожидаясь окончания строительства. Один из живописцев был прикован за ногу к стоящему неподалёку блоку.
Одежда на невольнике была местная, но лицо чем-то отличалось от лиц людей (и не-людей) вокруг, казалось знакомым.
— Макс! — закричал он. — Но, подобно остальным, несчастный не слышал. Тогда Писатель попробовал его коснуться, ожидая, что ладонь пройдёт сквозь испачканный краской рукав, как в фильмах про призраков, но с удивлением почувствовал под пальцами ткань. Макс вздрогнул. Оторвался от работы. С недоумением уставился на Писателя.
— Макс, что ты тут делаешь? — воскликнул Писатель.
— Я… Я не знаю. Я… умер? — Макс выглядел потерянным. — Я должен расписывать Храм. Надо закончить…
Писатель отпустил руку художника и посмотрел на роспись Потребовалось снова отступить, чтобы охватить её взором.
Два холма, а за ними — его чудовищный новый (или старый?) знакомый. Зверь. А перед ним — он, Писатель. Фигура казалась совсем крошечной, но вполне узнаваемой.
Макс совершенно забыл о только что случившемся и снова покорно погрузился в работу.
— Да что здесь происходит?! — закричал Писатель, пытаясь растормошить приятеля.
Фиолетовое небо в мгновение затянули чёрные тучи, а все краски будто потускнели. Задул жестокий ветер. Рабочие, пороняв инструмент, пали ниц, даже невольники прекратили свой труд — надсмотрщикам явно было не до дневной нормы. Рухнул вниз воздушный корабль. Вопль сотен невольников слился в один, когда судно столкнулось с землёй.
Тучи сложились в лицо — Лик — Зверя. Прозвучал знакомый уже голос. Он обращался к Писателю.
— Наш договор.
— Какой договор? О чём ты? — Перекричать ветер было непросто.
— Двадцать лет назад. Ты забыл. Мы ждали. Ты обещал Храм. Ты обещал души. Ты забыл. Но наконец ты вернулся.
***
Первые рассказы — пробы пера — печатались только в небольшой газетёнке их кампуса, в которой будущий Писатель подрабатывал корреспондентом, да ходили по рукам среди однокашников.
Редакции даже небольших городских журналов не горели желанием печатать безвестного студента, не говоря уже об оплате.
Наброски были скорее упражнением для ума— без особой надежды однажды превратить их в нечто большее.
Но он стал видеть во сне Город. Ходить по его улицам. Смотреть, запоминать и записывать. И чем больше писал, тем больше Город открывался ему. И вот однажды он забрёл в то самое место: два холма.
Впервые попав в бескрайнюю черноту, он испугался и даже проснулся. Боялся спать. Вновь вернулся лишь спустя несколько дней. Его ждал Зверь.
— Мы хотим помочь, — сказал тот самый голос. — Талант и известность — о чём ты мечтаешь.
— А взамен? — Торговаться во сне? Почему бы и нет.
— А взамен ты будешь помогать нам. Пусть как можно больше прочитает про нас, захочет попасть к нам, — голос зверя обволакивал и буквально заставлял верить.
— И что с ними будет?
— Их желание исполнится.
***
Уже на следующий день работа пошла активнее: недостатка в идеях не было, а строчки будто сами ложились на бумагу. Через пару недель пришёл ответ из журнала. В нём извинялись, что руки до письма, отправленного полгода назад, дошли только сейчас, но готовы были напечатать рассказ. И даже заплатить небольшую сумму.
Спустя несколько месяцев, Писатель уже имел в своём резюме три публикации за пределами кампуса.
Но вместе с тем всё сильнее становилось желание кому-то показать наработки. Оно буквально снедало, требовало поделиться с кем-то. И не давало писать. Но доверится можно было только тому, кто не поднимет на смех начинающего автора.
Наконец, выбор пал на приятеля по борцовской команде, учившемуся на архитектора. От других студентов-борцов его отличала любовь не только к спорту, но и к искусству. Цитировал книги — от «Властелина Колец» до «Бледного огня». Может, потому и не был первым номером в сборной, но недостаток силы старался компенсировать техникой. Иными словами, разрушал стереотип «тупого спортсмена».
Вечером сидя в кафе после тренировки Писатель продемонстрировал ему черновики. Партнёр по команде оценил наработки довольно лестно — возможно, не из одной только вежливости: «Если бы боролся так же, как пишешь — не продул бы мне сегодня!». Оплатив счёт, приятели расстались.
А на следующий день тренировку отменили в знак скорби о погибшем товарище. По дороге домой на с виду скромного студента напали грабители. Двоих он обезвредил, но третий ударил ножом в спину. Скорая не успела.
Писателя как последнего, кто разговаривал с погибшим, опросили. Ничего предосудительного или подозрительного в их беседе не было, но Писатель решил умолчать о том, что показывал свои наработки. Вряд ли это имело отношение к делу.
В Городе, на площадке меж холмов, началось строительство.
Спустя примерно четыре недели работа над Большой книгой, как он про себя её называл, снова затормозилась.
Необходим был чей-то совет. Кого-то, кто разбирался в вопросе лучше него. Ответ пришёл довольно быстро: их преподаватель по литературе, крепкий сорокалетний весельчак, не просто рассказывал о своём предмете, но мог похвастаться изданной книгой. Большим фурором она, правда, не стала, но попала в магазины по всей стране, а его имя и фото были на обложке.
Преподаватель охотно уделил время начинающему коллеге, ознакомился с папкой набросков и черновиков, прослушал синопсис и дал пару дельных советов.
Через несколько дней его сбила машина — водителя отвлекла собака на заднем сиденье. Единственным утешением можно было считать, что смерть наступила мгновенно.
По всему Городу теперь звучала Ода Зверю. Многие жители недовольно ворчали, но некоторые останавливались послушать.
После Писатель случайно — хотя уже сам не был в этом уверен — забыл на столе свои наработки собираясь на занятия. Хотя его сосед по комнате и не отличался любопытством, но не смог удержаться. Он признался с виноватым видом, что просто не мог оторваться.
Ждать снова не пришлось долго. Нелепая случайность — падение с лестницы — и пустая кровать в комнате.
Три. Слишком много для совпадения? Или нет? Обстоятельства смерти были разные, единственное, что их объединяло — обыденность произошедшего и … предшествующее знакомство с ненаписанной пока Книгой. «Бред. Не может такого быть. Всего лишь фантазии. Я ведь сам всё это придумал», — но убедить себя не получалось.
Писатель дал зарок никому не показывать свою работу — но отказываться от неё пока не решался, не знал, смог бы. Папка с набросками неизменно отправлялась в ящик стола, который закрывался на ключ.
Через некоторое время он съехал из общежития на съёмную квартиру — средства от издания рассказов позволили сменить место на более спокойное. На столе стояла своя печатная машинка.
Появилась девушка, которая всё чаще оставалась у него на ночь. Важным табу в их отношениях была его работа: никакого «пролистывания» черновиков, даже не связанных с Большой книгой.
Казалось, всё идёт своим чередом. Но Книга словно не хотела ждать, она хотела быть прочитанной.
Однажды утром Писатель обратил внимание, что ключ от ящика стола не лежит на привычном месте. После расспросов, переросших в полноценную ссору, он с ужасом узнал, что накануне сам не просто разрешил, но даже настоял, чтобы девушка ознакомилась с черновиком. И взял слово высказать пожелания. Ничего из этого Писатель не помнил.
Ей досталось больше всех времени: почти месяц. За это время ему даже удалось убедить себя, что прошлые трагедии были лишь чередой совпадений. Вечером ему сообщили, что его девушка погибла — её столкнули с платформы в метро. Злоумышленнику удалось скрыться, примет никто не запомнил.
Он запил. Потом в ход пошло всё, чтобы забыть про Книгу и всё связанное с ней. Словно старался разрушить свой мозг, чтобы никогда больше не браться за ремесло.
Помогла долгая реабилитация, групповые сессии и… новое знакомство. Медсестра в одном из центров. Она не только помогла прийти в себя, но и со временем убедила вернуться к ремеслу. Потом они стали жить вместе. Спустя ещё год — поженились.
После почти годового перерыва удалось восстановиться. Про Книгу Писатель забыл, спрятал её в дальний ящик стола и своего сознания. Он убедил себя, что виной срыва стали внезапные смерти близких и большие амбиции, с которыми начинающий автор не справился — не более.
Рассказы снова вернулись в журналы, а через некоторое время и в сборники. Недолго заставил себя ждать и сольный дебют, а потом и проба пера в большой прозе. Первые экранизации принесли больше известности и денег, на них они смогли позволить себе переезд в отдельный дом. Каким-то образом, папка с набросками и черновиками не осталась на старой квартире, а оказалась в кладовке на верхней полке.
Он получил имя. Суммарные тиражи превышали сотни тысяч. Имя на обложке писали на десятках языков.
Спустя двадцать лет пришло время платить. Он нашёл ту самую папку. Он вернулся.
***
Всё это словно пронеслось перед глазами Писателя за считанные мгновенья, пока он смотрел на Лик в небе. Писатель рухнул на колени. Все годы беспамятства и спокойствия были лишь передышкой. Ведь состоявшийся и известный автор сможет привлечь на алтарь Зверя гораздо больше душ, чем начинающий.
В «награду» ему вернулись молодость и здоровье. Взамен он должен исполнить свою часть.
— Ты вспомнил, — прозвучал голос.
— Нет, — попытался протестовать Писатель. — Я не хочу, я не могу.
— Не имеет значения. Мы сделали, что обещали.
— Нет! Это я тебя придумал, ты — моя фантазия! — Писатель кричал в грозовое небо, по щекам катились слёзы. — Я… тебя создал.
— Возможно. Но ведь и мы создали тебя, — и в словах не было издёвки. — А теперь иди. И твори.
***
Снова пробуждение за столом. Первая мысль — удалить файл. Уничтожить жёсткий диск. Стереть из облака. Сжечь бумаги.
Потянулся к клавишам.
В себя пришёл уже на полу.
Видимо, обморок.
Поднялся, посмотрел на монитор. Файл на месте. Попытка взять бумаги.
Снова беспамятство, снова пробуждение на полу.
На столе лежал лист, где его собственным почерком было написано: «Не пытайся. Подумай о жене!». Рядом — тот самый нож для бумаг из старого дома.
Это было даже не предупреждение, а угроза. Он уже понял, что в «творческом трансе» способен сделать всё что угодно. Как быть? Снова скатываться в бездну саморазрушения? Убить себя? Это ему тоже вряд ли позволили бы…
Оставалось думать и надеяться, что решение придёт раньше, чем будет поставлена последняя точка в Книге.
***
Каждый вечер Писатель попадал в созданный им мир, который теперь превратился для творца в личный ад. Там рос Храм Зверя. Ещё недостроенный, он уже подавлял Город. Тот словно становился тусклее, превращаясь в бледную копию себя.
Все, кто когда-то читал черновики Книги, трудились над ним. И Храм ждал новых рук. Сам Зверь не являлся, но будто незримо присутствовал.
В «дневном мире» Писатель уговорил жену взять давно планируемый отпуск и провести его с родителями. Нет, самому поехать не получится, работа кипит. Да, устал но надо же закончить — двадцать лет откладывал! На связь буду выходить редко, чтобы не отвлекаться. Я же вижу, что волнуешься! Но всё нормально! Правда!
Больше всего пугало, что в бессознательном состоянии он мог отправить файл ещё кому-нибудь. Даже подумывал отключить интернет, но боялся, что взволнованная супруга прервёт отдых и вернётся раньше, чем так или иначе решится вопрос. Была даже мысль уехать на время куда-нибудь вне зоны доступа, но сомневался, что и это ему позволят.
***
Хотя его и не замечали, но воздействовать на мир он мог. Писатель понял это почти случайно.
Помогла погоня стражников за оборванцем-воришкой. Вспомнив давно виденный мультфильм, Писатель вмешался: перевернул фруктовый лоток под ноги преследователям. Результат получился достойным немой комедии: хохотали все, кроме владельца лотка, который размахивал восемью конечностями и кричал во все три глотки.
Писатель коснулся его и прошептал: «Успокойся». Подействовало. Тот же трюк он проделал и со стражником, который поднимался и собирался продолжить поиски беглеца.
На следующую ночь на том же месте валялись плохо убранные обломки и куски экзотических плодов, а на стенах остались пятна.
«Я могу не только творить, но и разрушать». Остановит ли его Зверь, если… Нет, не думать…
***
Если нельзя уничтожить результаты своей работы, то надо было попытаться уничтожить её источник. Город должен быть разрушен. Он надеялся, что это ослабит Зверя и даст ему время избавиться от текстов.
Зверь контролировал его в реальном мире, но в мире фантазий Писатель обладал некоторой свободой. Проверять её границы было опасно и могло выдать его намерения. Он и так сильно рисковал со своим вандализмом.
А что будет с жителями? Погибнут? Да, они — плод его воображения. Но делает ли это их менее реальными? В вправе ли он уничтожать тех, кому подарил жизнь? И сколько умрут здесь, наяву, в противном случае? Каждый, кто прочитает книгу? Тогда это будет первая в мире литературная эпидемия.
Работа близилась к концу. Если не решиться в ближайшее время, больше шанса не представится.
Стеклянным взглядом он смотрел в монитор. Фоном звучала музыка в стриминге. Чтобы отвлечься, включил видео о шумерской мифологии — первое попавшееся предложение алгоритмов. Диктор рассказывал, что именно народы Междуречья одними из первых зафиксировали Миф о Потопе.
Писатель в волнении нажал на паузу.
***
Плотина, много лет охранявшая Город, поражала своей монументальностью. Пытаться разрушить её было всё равно что бросаться на слона с зубочисткой. Писатель не был уверен, что даже сильнейшее оружие нашего мира смогло бы проделать в ней прореху.
Но что, если… Гиганты, которые чинили её — они же могли и разрушить! Получится ли заставить их, как получилось с торговцем и стражником?
Добраться до Плотины было быстрее всего на летучем корабле. Писатель пробрался на борт и коснулся капитана — старого воздушного волка. На волка он был похож и внешне, если бы тот встал на задние лапы и надел кожаный дублет и штаны. «К Плотине», — приказал мысленно Писатель.
— Летим к Плотине, чтоб вас! — пролаял Капитан матросам.
Команда удивилась, но возражать не пыталась.
Вблизи Плотина восхищала и ужасала. «Я точно дал волю фантазии», — подумал Писатель. Рядом с ней он казался себе муравьём на стене дома.
Десятки гигантов посменно следили и по мере необходимости чинили творение своих предков. Они не придали значение причалившему судну — за день их прилетало и улетало множество.
Опасаясь каждую секунду увидеть Лик Зверя в небе, Писатель сбежал по едва приставленным сходням.
Группа великанов неподалёку разбирали каменные блоки, каждый размером с небольшое здание, чтобы укрепить ими основание Плотины.
Писатель изо всех сил нёсся в их сторону: «Вот и пробежки пригодились. Интересно, сам я отсюда выберусь? И что будет, если я утону в этом мире?», — он отбросил эти мысли.
Гиганты были рядом. Коснувшись одного, велел: «Ломай». И пока бежал к следующему, первый исполин поднял блок над головой и швырнул его что было сил в Плотину. Вскоре к нему присоединился второй, затем третий, вскоре их было уже полдюжины.
По каменной стене пошли трещины.
Остальные не сразу поняли, что происходит. Осознав опасность, часть из них ринулась обуздать товарищей, некоторые кинулись к образовавшейся прорехе, но было поздно. Вода хлынула в пробоину, разрушая края и усиливая поток с каждой секундой. Нескольких великанов, пытавшихся остановить стихию, снесло струёй. Вода все усиливала ход.
В небе начали скапливаться тучи, знаменую явление Зверя. Раздался рёв: то ли Зверь кричал от ярости, то ли река радовалась освобождению. Писатель закрыл глаза. Его снесло потоком воды, ударило о землю, затем накрыло с головой.
***
Он вынырнул из сна за столом и даже удивился, что остался жив.
Бумаги лежали рядом, файл был открыт. Времени мало.
Почти не надеясь на успех, Писатель закрыл документ и сочетанием клавиш безвозвратно удалил. То же самое повторил для облака. Чувствуя, как утекают драгоценные секунды, смотрел на экран выключения операционной системы.
Не дождавшись конца заставки, за считанные мгновения отсоединил жёсткий диск, схватил его и вместе с бумагами выбежал из кабинета, чуть не упав с лестницы. Сознание начинало пропадать, но не покидало его мгновенно.
Зверь пытался бороться: потоп ослабил, но не убил его. Почти не разбирая дороги, Писатель ринулся на задний двор, где в яме для сжигания уже были навалены листья и ветки. Бросив туда папку и диск, он начал лихорадочно ощупывать карманы в поисках зажигалки.
Её не было.
Писатель упал на колени. Если сейчас отключиться, то вновь придёшь в себя уже за компьютером и следующая попытка бунта будет невозможна.
В отчаянии он рыскал руками по земле вокруг. Зажигалка! Должно быть выпала в спешке, хорошо, что так близко.
Дрожащими руками буквально выбил пламя, уронил дорогой подарок в кучу листьев, последним усилием откатился от ямы и…
***
… пришёл в себя от похлопываний по щекам. Сосед, увидев его рядом с костром, решил, что тот наглотался дыма: «А всё твоё похудение, нельзя ж так резко вес сбрасывать», — сказал он, с гордостью демонстрируя солидный живот в качестве правильного примера.
Удостоверившись, что помощь не нужна, сосед ушёл. Писатель смотрел на огонь, который поглощал его творения. Едкий дым от пластика попадал в глаза.
Он протёр их и понял, что надо идти в дом за очками — зрение теряло чёткость. «Интересно, а волосы и вес нельзя оставить?», — с горькой усмешкой Писатель медленно заковылял ко входу.
Он думал о тех, кто остался в Городе. Убеждал себя, что избавил мир от большего зла. А если всё произошедшее сейчас и двадцать лет назад было лишь плодом фантазии, тем проще.
Болела нога и тело после падений. Голова просто раскалывалась.
Надо узнать, сохранилась ли копия, которую получил Макс. Зайти с соболезнованиями… Потом, всё потом.
Очки. На столе. Почти отвык от них. Мир снова чёткий. Смартфон, на экране несколько пропущенных от жены. Волнуется. Надо перезвонить.
Писатель набрал номер. Гудки. Снова темнота в глазах. Её... голос: «Наконец ты вернулся».