Плач просветлённых
***
На пустыре за парковкой придорожного кафе на асфальте сидел мальчик лет 10. Светлые взъерошенные волосы, будто немного выгоревшие на солнце, мешковатая одежда, задумчивый взгляд в небо, где ярко светило солнце, изредка скрываясь за облаками. Мальчик направил взгляд на небо и прищурился, обнажая зубы с брекетами.
На асфальте перед ним лежали несколько мелков, которыми он рисовал на асфальте. Это не был какой-то высокохудожественный рисунок: толстыми линиями, будто нарочно грубо, там был изображён то ли лабиринт, то ли странный план замка или города круглой формы. Это скорее было похоже на схему, чем на рисунок.
Мальчик снова взял в руки мелок и продолжил.
В центре его рисунка (или же схемы) начало появляться странное изображение лица: то ли в виде гротескного человеческого, то ли в виде маски вуду.
На асфальт начали капать первые капли дождя. Мальчик отбросил мелок, поднял голову и взглянул на облака. Небо стремительно темнело.
Постепенно капли стали непрерывными потоками. И вот уже он стоит на коленях перед своим рисунком, вокруг льётся ливень, и смывает весь его рисунок. Мелки размокают и оставляют повсюду подтёки.
Мальчик стряхивает с лица и волос воду и безразлично продолжает смотреть на небо.
***
Посвистывая, Георгий Алексеевич шёл на работу в свой НИИ. Точнее как НИИ — это было не унылое серое здание в промзоне города, как это было принято в прошлом, а, скорее и была целая промзона величиной с город, по которой от одного отдела до другого даже функционировало метро. Собственно, он и шел сейчас по входному холлу в этот огромный научный центр.
Георгий Алексеевич заведовал отделом социально-биологического конструирования деятельности разумных существ, и считал, что его деятельность носит не вполне прикладной характер, а, скорее фундаментальный, иногда ему даже казалось, что он больше занимается био-этикой и прикладной философией, а не естественнонаучными исследованиями. Тем не менее, это была важная область и в прикладном плане, и исследования его отдела регулярно и отлично финансировались правительством. Преодолев несколько ступеней, он автоматическим движением провёл ладонью по прозрачному стеклу панели на турникете. Входной холл был ещё пуст, лишь несколько сонных разнорабочих и лаборантов также заходили в исследовательский комплекс.
Пройдя через пункт контроля, Георгий прошёл на узкий перрон. Поезд в центральную зону должен быть через несколько минут.
Технику и промышленные интерьеры и интерфейсы перестали конструировать люди, и, поэтому, как ни парадоксально, безликие симметричные коридоры и конструкции теперь напоминали изделия художников эпохи барокко. Ну, скорее нейробарокко. После того как эти вещи отдали в ведение нейросетей, даже промышленные станки, распечатанные из металлических гранул, приобрели какие-то флоральные мотивы. Был ли это машинный ренессанс? Вероятно. В конце концов, антиутопия киберпанка оказалась просто наивным хоррор-панком, бесконечно нагнетающим обстановку невротичного нео-луддитского ужаса перед чужим сознанием.
Учёный вышел из вагона, покрытого странными извивающимися рёбрами жесткости и прошел на территорию отдела. Женский синтезированный голос при открытии дверей сообщил:
— Отдел социально-биологического конструирования. Центральный административный комплекс. Здравствуйте, Георгий Алексеевич.
— Привет, привет, дорогая, — с едва заметной улыбкой ответил учёный и прошел дальше, мимо лабораторий сразу к административной части.
В его отделе никого ещё не было. Лишь только у себя за столом в одной из лабораторий по коридору спал прямо среди горящих в воздухе перед ним инфоинтерфейсов, уткнувшись в стол, один из лаборантов, Женя. Он уже вторую неделю занимался изучением влияния антибиотиков как стимуляторов развития когнитивных способностей рептилий, и, видимо, подходил к этой работе с излишним фанатизмом. Георгий ухмыльнулся и подумал про себя: "Ничего, Женя, пройдёт. Все это до первой сотни симуляций. Дальше объективация сделает своё дело и ты не будешь относиться к своим проектам как к своим детям. Хотя бы потому что так быстро выгоришь".
Георгий зашёл в кабинет.
— Напоминаю: на этой неделе прибудет инспекция из центрального управления, — прошелестел синтезированный голос помощника, который, впрочем, был неотличим от голоса живого человека.
— Что именно будут проверять? Как обычно, финансовую отчётность? — уточнил учёный.
— Нет, эта проверка связана в основном с использованием ресурсов на симуляции. Нужно проверить все симуляции и тестовые полигоны на предмет целесообразности расходования на них ресурсов.
"Хм" — подумал Георгий. — "А ведь я сходу не скажу даже, сколько сейчас в работе симуляций даже у меня, не говоря уже о всём отделе".
Симуляциями они называли тестовые миры, в которых они испытывали свои гипотезы. Как правило, они сканировали добровольцев и запускали тестовую вселенную с заданными параметрами, чтобы измерить влияние того или иного фактора. Дальше, естественно, нейросети моделировали развитие каждого существа, исходя из заданных параметров. Такие исследования проводились и во многих других областях, но в области социально-биологического конструирования такие исследования всегда имели лёгкий флёр нео-тоталитаризма и антиутопий, так как в глазах обывателя, такие эксперименты часто выглядели как посягательство на субъектность человека, на его "самость". Никому не было приятно осознавать, что внешние факторы складывают личность, и тем более во многом формируют мораль. О том, что мораль легко выводится даже из движения атомных орбит, такие обыватели предпочитали обычно не думать. Тяжело признавать, что в таком случае и выбора ни у одного биологического вида нет.
— А какая именно комиссия приедет с проверкой? — внезапно задал вопрос помощнику учёный.
— Комиссия по этике.
— По этике... — протянул задумчиво Георгий. — Вот это да.
Он услышал, как за дверью начали сновать по коридорам первые сотрудники, учёные, лаборанты и подсобные рабочие. Георгий Алексеевич не любил отвлекаться, и потому подошёл к двери и плотно закрыл её.
Георгий налил себе кофе из аппарата в углу и открыл список своих симуляций и полигонов.
"Так, в этой группе симуляций мы проверяем, какую политическую модель выработают люди, у которых снижено чувство страха... а эти симуляции измеряют, как субъективная ценность вещей влияет на экономику... хм." — задумчиво разбирал учёный свои тестовые миры. — "Эти — о том, как люди воспроизводят социальные структуры, оказавшись без них... хорошо, допустим, с основными рабочими все в порядке, по крайней мере на первый взгляд, — подумал он. — Но давай-ка проверю закрытые симуляции."
Открой доступ к закрытым симуляциям. Полный доступ ко всем по отделу, — приказал он электронному помощнику.
Принято. Подтвердите свою личность.
Интерфейсы задрожали, сканируя протянутую ладонь и лицо исследователя. Через секунду перед ним был уже совсем небольшой список симуляций.
"Хм, хорошо. Эта — про гиперстимуляцию у всех испытуемых височных долей мозга и исследование возникающей у них сверхрелигиозности… эта — моделяция общества, состоящего исключительно из инвалидов… а вот эта — это вообще что?".
Доступ запрещен. — равнодушным голосом произнесла помощница.
Чёрт возьми, я тут начальник или кто? — разъярился Георгий.
Доступ запрещен, — повторила она.
Открой доступ! — повысил он голос.
Вы сами закрыли к ней доступ. Нужен специальный пароль. Вход по биометрии невозможен, — прошелестел неотличимый от человеческого женский голос.
Какой ещё пароль? Я тебе мальчик что ли, с тобой играть?
Комбинация верная, доступ открыт.
Георгий обомлел. И какое слово тут было паролем? Или вообще интонация? Или просто доступ открывался лишь ему с любой третьей попытки? Впрочем, разбираться времени не было. Он открыл данные.
Симуляция "весила" и потребляла слишком много ресурсов для обычной. И самое странное — она для маскировки самого своего существования распределяла ресурсы по всем другим, и таким образом скрывалась от проверок и внутренних инспекций.
Описание тоже выглядело странным. Во-первых, она была одна, у нее не было дубля и контрольного мира без изменения заданного параметра. Она занимала непривычно много ресурсов, а вместо целей и задач там был случайный набор символов.
"Это что, какая-то шутка?" — растерянно подумал Георгий. — "Такая объёмная симуляция и без целей и задач? И в обстановке такой секретности?".
А ещё… ещё, эта симуляция работала уже около двадцати лет.
И она была подписана... его личной цифровой подписью. Ошибки тут быть не могло, да и подделки тоже.
У ученого по спине пробежали мурашки. То есть все эти годы он даже не замечал ТАКОГО прямо у себя под носом?
— Нет, так дело не пойдёт, — откинувшись на спинку кресла, пробормотал он. — К остальным вопросов нет, но вот эта... Придётся отправиться туда лично с внутренней инспекцией.
Георгий поднялся с кресла, выдвинул боковой ящик стола и вытащил оттуда большую связку кабелей для нейроинтерфейсов.
— Ох, как же давно я этого не делал... — прошептал он. Работа с симуляциями уже давно стала для него делом... конвейерным. Он давно не погружался в них непосредственно. Подобно тому, как хирургу нельзя относиться к лежащему перед ним на столе человеку как к личности — иначе рука дрогнет в самый неподходящий момент — только как к организму, учёному также требовалась определенная объективация пусть искусственных, но все же людей, как своих объектов исследования.
Руки немного подрагивали от неожиданно вскрывшихся фактов, но нужно было самому во всем разобраться.
Он протёр дезинфектором нейроинтерфейсы, подготовил их к запуску. Потом взял бритву, выбрил шею перед затылком, и, смазав гелем, разместил зажимы на коже. Сквозняк неприятно охладил кожу.
— Входим, — произнёс он, и механический голос помощника прошелестел в ответ:
— Принято. Входим в симуляцию #14.
Зажимы по бокам слегка ослабли, и из центра кабеля показалась толстая игла, которая прошла под кожу у выступающего позвонка.
Реальность погасла. Симуляция началась.
***
Белый шум. Вокруг был молочный туман и шум помех.
Из этого тумана выглядывали множество искаженных лиц. Их лица складывались то ли в галереи портретов, то ли в ряды гробничных барельефов.
Череда портретов героев — от каменных досок на зданиях учебных корпусов до цветных муралов и даже трансляций на торцах зданий вместе с объявлением по громкоговорителям их подвигов. Каждый из них что-то значил. Значил больше, чем любой из ныне живущих.
Дедушка сидел перед телевизором и пытался уловить каждое слово. Даже иногда привставал, чтобы внимательнее рассмотреть что-то на экране. Услышав воодушевляющий отчёт о новых успехах, он радостно подошёл к окну и затянулся немыслимо крепкой и вонючей сигаретой. Маленький Георгий сидел в углу комнаты, собирая конструктор.
— А ты что думаешь, Егорка? — спросил его дед. — Есть у нас ещё богатыри на нашей земле?
Усмехаясь, дедушка бросил окурок в окно и пошаркал обратно в кресло.
— Почему для того, чтобы стать героем, надо обязательно умереть? — безразлично спросил мальчик из противоположного угла комнаты.
Дед усмехнулся.
— Да нет. Не просто умереть. Хотя, что-то такое действительно есть... но нет, речь о том, что они были...
Речь дедушки местами поглощали крики из телевизора. Но он все продолжал, иногда срываясь уже на вопль.
— Егорка, ты что, не понимаешь? Тогда все эти люди погибли зря! — глухим булькающим голосом кричал дедушка. — А это герои, понимаешь, ГЕРОИ! — чуть не захлёбываясь, заорал он. Он кричал дальше, однако внук больше не слышал ничего, кроме звука пулеметной очереди из его рта.
Шли ли эти герои строем прямо в идолы, в статус языческих богов прошлых веков? Или же они просто стали топливом для будущей ненависти, динозаврами, ставшими нефтью? Пулемётная очередь перешла в синхронный глухой стук множества лбов об пол в молитве, послышалось звяканье падающих пустых гильз и все снова поглотил белый шум.
***
Георгий повертел головой и пришел в себя. И вот она, внутренность симуляции. Он сидел на лавочке в, казалось бы, обычном скучном городке, где лишь серые тротуары и неспешно идущие по делам или по закусочным люди. Внезапно на него нахлынуло… умиление.
— Как же вы тут, мои лабораторные крыски? — ласково произнес ученый и взглянул на улицу. — Всё ли у вас хорошо, мои маленькие? — прошептал он себе под нос.
Учёный осмотрелся. Эта симуляция внешне напоминала обычный провинциальный городок. Ничего в ней не напоминало о том великом вопросе, который она была призвана решить. Дело было за малым — узнать тот самый вопрос. Ну, или хотя бы задачу. И самое главное, вспомнить, почему всё это происходит.
По улице бежала девочка с косичками с мячом в руках, а за ней другая, чуть помладше, светленькая, почти белая, как волосами, так и кожей.
Саманта! Саманта, отдай! Отдай! — кричала младшая.
Нет, Люция, сначала догони меня! — игриво отвечала старшая.
В их игре не наблюдалось какой-то злости. Скорее, это была милая игра в поддавки. Они словно обе беззлобно и даже с радостью играли свои роли.
На другой стороне улицы было летнее кафе. Там перед самым входом спали несколько собак. Они не выглядели бродячими, но и на домашних не очень походили. Георгий присмотрелся вглубь стеклянного фасада вглубь кафе.
Там за столом боком ко входу сидел мужчина за 50, потягивая из бокала какую-то оранжевую жидкость, похоже, какой-то вермут. На его коленях тоже спала собака. На столе перед ним была тарелка с чипсами. Собака подняла голову и вопросительно посмотрела на мужчину. Он улыбнулся и протянул ей кусочек из тарелки.
Также в самом кафе на полу ещё спали несколько собак.
Георгий вызвал профайл этого мужчины. Его звали Августо, ему было уже 65 лет, он жил в этом городке всю жизнь и владел небольшим магазинчиком сладостей неподалеку. Любил собак, хотя это было видно и без всяких профайлов.
Любопытно, но яснее не стало. Надо идти дальше.
На соседней улице не было ничего примечательного, такие же пейзажи неспешно живущего городка, такие же играющие дети.
В другом конце улицы бежала молодая девушка. Внезапно оступившись, она рухнула на тротуар. К ней подошёл мужчина и помог ей присесть на ближайшую лавочку.
На пересечении с этой улицей виднелась очередь. Георгий решил подойти и осмотреть её поближе. Что там такое?
Он подошёл и обомлел. Это была очередь на… сдачу крови. Но здесь же почти не происходит никаких катаклизмов, зачем её столько?
Он полистал профайлы людей из очереди. Джеймс, Диана, Лука, Мстислав, Теодор… все они пришли сюда не с какими-то рациональными мотивами. Да и не требовалась тут кровь в таких количествах, это был чисто моральный, даже в каком-то смысле наивно-идеалистический поступок.
Георгий присел на соседнюю лавочку и глубоко вздохнул. В этом мире не было никакого двойного дна, и эта реальность не скрывала в себе никакого хоррора. Такие миры, наверное, и рисуют дети цветными карандашами на больших альбомных листах.
***
В темной зашторенной комнате у слегка приоткрытого из-под темных штор окна, за которым был яркий солнечный день и залитый этим солнцем двор, стоял мальчик. Он смотрел за окно, не двигая ни одним мускулом. За окном гуляли и веселились дети. Скрипели качели, слышны были отзвуки отлетающего от асфальта мяча, раздавался детский смех.
За дверью послышался шум. Мальчик боязливо подошёл к двери и прислушался:
— Доктор, что с ним? — спрашивала мама.
— Довольно тяжёлый случай аутизма.
Послышался глухой голос отца, но слова было не разобрать.
— Не беспокойтесь, мы можем отправить его в коррекционный лагерь, где буквально за год его приведут в порядок, — сказал доктор.
— То есть установят ему нейроимплант и он вернётся счастливым болванчиком? — в истерике ответила мать. — Это всё, что вы можете предложить для моего мальчика?
— Ну вы же видите, что даже внешний мир пугает его не так сильно, как внутренний. Ему причиняет страдания даже просто нахождение в одиночестве в своих мыслях.
— Конечно, чтобы не болела голова, используем гильотину, спасибо, доктор! — уже всхлипывая, продолжила она.
Дальнейшие слова доктора потонули в её рыданиях.
Он всегда был один, все остальное было масками. Вот только маски внутри были страшнее живых людей снаружи. Хотя, лучше бы было, если бы не было, ни тех, ни других... или может быть, его самого? Наверное. Но нет. Нет.
Все не так просто.
Все гораздо проще.
Ох, как бы я хотел создать свой мир!
***
Сколько ты помнишь солнечных дней?
Говорят, время течёт для человека тем быстрее, чем он старше. Для трехлетнего ребенка 1 год — это целая треть жизни. Для девяностолетнего старца же год — это что-то, что было ещё вчера…
Георгий уже несколько часов гулял по созданному им миру. Он уже увидел не один и не два таких прекрасных пейзажа. Не одну и не две улыбки и бесчисленное множество бегающих в своих играх детей и счастливо наблюдающих за ними взрослых и стариков. Несколько парочек, сидящих и на верандах летних кафе и на лавочках в парке.
Непонятно, сколько времени прошло в реальном мире, но сейчас его это мало волновало.
А ещё… ещё, если мы смешиваем в палитре цвета, один за одним, один за одним, то следующий цвет будет все темнее и темнее. Также обычно происходит и с годами. Должно быть, рясы почтенных мудрецов должны быть невероятно грязными…
Ты же помнишь, кто самый известный человек в мире?
Внезапно дома закончились. Осталось только небольшое придорожное кафе с заправкой и трасса, уходящая куда-то далеко в горизонт. Там симуляция обрывалась, дальние виды были дрожащим зацикленным спрайтом.
За кафе была большая парковка, даже какая-то неестественно большая для вместимости этого кафе. Видимо, данные для ее генерации были не согласованы с ее функционалом. Или же функций у неё вообще не было. Или же это просто была парковка для больших фургонов?
За парковкой росло несколько деревьев, они то и подарили серому асфальту жёлтый ковер из листьев.
Все это вызывало такие смутно знакомые ощущения, что ученого чуть не сводило с ума от какой-то странной, до боли в сердце, глубокой ностальгии.
Месть не может быть сверхъидеей, потому что в экзистенциальном смысле это подчинённая роль к внешним силам и факторам. Чтобы понять эту простую мысль, требовалось кормить целую симуляцию столько лет? — подумал учёный.
Конечно, люди в своей природе устремлены к бесконечности. Однако выход ли уходить в дурную бесконечность ненависти?
Георгий стоял посреди этого маленького искусственного рая и на него, словно дождь с неба, лились воспоминания. Он стоял на том самом пустыре перед маленьким придорожным кафе.
"Этот эксперимент не был забыт мной случайно! Все это время я специально затирал свою память, чтобы не мешать этому маленькому уголку рая просто жить дальше. Это была не просто наивная фантазия, это был целый мир, который был моим. Мой Парадиз, мой потерянный рай". Мир, который действует согласно логике подростка-идеалиста. И ему осталось лишь встретить этого юного мессию.
На парковке за кафе сидел мальчик. Георгий посмотрел на него и вызвал панель с данными. Его звали Алеф. Он часто гулял здесь, потому что тут обычно никого не было — придорожное кафе было фикцией, а его парковка всегда была пустой. В файлах так же была странность — симуляция работала уже долгие годы, но этот мальчик был таким, каким его загрузили, он не изменился и не повзрослел.
Исследователь потёр глаза, не поверив следующим строкам в выкладке данных. Кто был отсканирован для создания образа этого мальчика?
Алеф поднял глаза на Георгия.
— Кто-то должен погибнуть зря. Иначе это всё никогда не закончится, — сказал мальчик.
— И кто же это должен быть? — задумчиво спросил учёный.
— Если тебе так будет легче, пусть это буду я, — без колебаний ответил Алеф.
Картинка задрожала. И реальность погасла.
***
Георгий ощутил резкую боль от нейроразъёма, которая обычно сопровождала резкий, неподготовленный выход из симуляции.
Он был в своём кабинете за столом, а над ним стоял проверяющий из комиссии по этике.
— Георгий Алексеевич, вы осознаёте, что совершенно грубейшим образом все эти годы нарушали не только целесообразность расходования вверенных вам ресурсов отдела — а, на минуточку, на поддержание этой симуляции вы расходовали не менее 2 процентов всех вычислительных мощностей отдела каждый год — но и делали это совершенно нерационально. У этой симуляции не было ни целей, ни задач, ни протоколов описания.
— Протоколы были, — безразлично произнёс Георгий, которому, в общем-то, уже было все равно, отстранят ли его от должности и сколько лет он теперь проведет в стазис-камере. Он словно очистился, ощутил свою цель. Перед величием которой померкло все остальное.
— Прекратить эксперимент! — закричал вдруг ревизор, глядя на открытый перед ним на интерфейсе мир-симуляцию. — Вы должны были прекратить эксперимент! Почему вы этого не сделали?
Ревизор осклабился.
— Неужели... потому что они стали вам слишком близки… Настолько, что вы год за годом намеренно затирали себе память, лишь бы этот ваш идеальный мир, пусть и в симуляции, продолжал жить. Наверное и полигон бы пустили в работу, если бы на эту акцию не обратили внимание.
Полигоны же, в отличие от симуляций, представляли собой уже полноценные камеры для поведенческих исследований, размером с районы или даже небольшие города. Это была следующая стадия после компьютерных симуляций, когда спорные ситуации проверяли уже на настоящих биологических существах. Существа, на которых эти эксперименты проводились, делались в основном из генного материала добровольцев.
— Ладно, — пожал плечами проверяющий. — Вас ждёт разбирательство и рассмотрение вашего дела уже на следующем уровне. А теперь прекратите этот эксперимент и пройдемте в центральный административный корпус.
"И естественно за дверью уже ждёт вооруженная охрана на случай, если я не захочу пойти сам," — мелькнула мысль у Георгия.
Но вида он не подал и небрежно, даже несколько наигранно невозмутимо поднял руку на свой мир. Интерфейсы вокруг заколебались.
— Действительно удалить эту симуляцию?
— Да.
— Подтвердите действие своей личной биометрией.
Георгий поднял ладонь для сканирования.
— Тестовый мир номер 14 будет удалён. Протоколы испытаний сохранены, однако дальнейшее развитие и воспроизведение этого мира будет невозможно. Вы уверены, что хотите удалить симуляцию #14?
— Да, — с улыбкой сказал Георгий.
"Уж этот мир уже ни у кого не удастся удалить по-настоящему. Потому что если уж кто должен пострадать или даже погибнуть зря, то пусть это буду я".
Хоть он и улыбался, но его выдавал блеск в уголках глаз.