Однажды в Стокгольме

Послышалось знакомое жужжание мотора, и в комнату влетел Карлсон.

— Вы тут ещё не всё съели?

Малыш успокоил его, сказав, что угощений полным-полно. И в самом деле, мама, папа и Бетан постарались! На белоснежной скатерти стояли тарелки из праздничного сервиза, на которых уютно разместились: свиной окорок, нарезанный тоненькими ломтиками; горка маленьких, с грецкий орех, мясных фрикаделек, сделанных по бабушкиному рецепту; маринованная селёдка трех сортов с горчицей, луком, укропом и со свеклой; по краям их окружали разные колбаски, печёночный паштет, картофельная запеканка с анчоусами, копчёный лосось и свекольный салат.

— Превосходно! — сказал Карлсон. — Возьми самый большой мешок и кидай в него всё со стола.

— Но ведь так не вежливо! — возмутился Малыш. — Если я всё уберу в мешок, как же мы будем праздновать Рождество?

— Нет, я так не играю! У твоего самого лучшего друга в голове бушуют альфа-ритмы, которые невозможно успокоить никакими бета-блокаторами или гамма-бутиролактоном, а один маленький, но очень жадный мальчик не желает отдать ему на благотворительные цели какие-то крошки со стола? Никогда не видел такого прожорливого мальчишку!

— Извини, пожалуйста. Но кто бушует в твоей голове?

Карлсон сделал вид, что не услышал вопроса и запихал себе в рот сразу две шафрановых булочки, украшенных изюминками.

Малыш вздохнул. Он очень любил такие булочки, и если кто-то, пусть даже красивый, умный и в меру упитанный, съест их слишком много, то Свантесоны останутся без лакомства, и это будет не честно по отношению к папе, маме, Боссе и Бетан.

— Пойдёт, — поморщившись, через пару секунд заключил Карлсон. — Это, конечно же, не выпечка герра Густавсона, который подаёт её каждое утро к королевскому столу, но поскольку не все такие ценители, как я, то сойдет.

— Ты бывал у короля на завтраке?

— Эх, Малыш. Знал бы ты у скольких… Хм… Ладно, мы ж не о том. Грузи давай!

Малыш окинул печальным взглядом праздничный стол. Мама, папа и Бетан так старались, накрывая его. В глазах выступили непрошеные слезинки, и тихим голосом Малыш спросил:

— А можно не всё собирать?

— Я всегда говорил, что ты жадина! — презрительно заметил Карлсон, засовывая в рот ещё две шафрановых булочки. — Фолфу от фефя нифафово! Фефок фафай!

— Ну, Карлсон…, — тихо произнёс Малыш, подавая мешок жующему толстяку.

— Мням… Пофофи… Вот скажи мне, может твоя мама ещё напечь и приготовить, а?

— Ну, может, наверное. Только…

— Вот видишь? Так что нечего переживать, — пожал плечами Карлсон, смахивая блюда в мешок. — Ну чего ты стоишь, как столб? Помог бы лучшему другу, а то со всеми этими благотворительными делами я спину сорву.

Когда еда со стола оказалась в мешке, Карлсон деловито взвесил поклажу на руке и покачал головой.

— Тяги не хватит.

Он озабоченно причмокнул и залез по плечи в мешок. Послышались чавканье и аппетитный хруст. Потом над тканью показалось толстощёкое лицо, испачканное селёдочным соусом и рисом из фрикаделек. А на носу на маленьком кусочке паштета горделиво висела веточка укропа.

— Уф, — выдохнул Карлсон, сметая всё с носа в рот. — Чего-то еда у тебя сегодня не особо вкусная. Но да ладно, остальным понравится. А ну-ка, забирайся, — и чуть согнул спину.

Малыш понурился, оглядев разгромленный стол, но послушно залез на шею Карлсону, полагая, что лучше не попадаться на глаза родителям и сестре после такого варварства. Толстяк включил пропеллер, уцепился обеими руками за мешок, сыто икнул, приподнялся над полом и вылетел в окно.

— И куда мы сегодня полетим? — спросил Малыш, который обожал полёты с Карлсоном, но никак не мог отойти от только что произошедшего в квартире Свантесонов.

— Разносить еду… — сквозь зубы процедил его летающий друг. То ли от тяжести мешка, то ли от того, что Малышу уже исполнилось восемь, Карлсон выглядел чуточку иначе, чем обычно. Он разогрелся, покраснел, а его шевелюра вдруг пригладилась, сделав треугольную голову толстяка похожей на передний обтекатель гоночного болида. Лямка через плечо, поддерживавшая штаны Карлсона, сама по себе обвилась вокруг мешка, так что летающий человечек смог развести руки, загадочным образом уплощившиеся.

— Ты чего сегодня такой странный? — перекрикивая встречный ветер, спросил Малыш.

— Улучшаю аэродинамическое качество. Я же тебе говорил, что у меня в голове бушуют альфа-ритмы? А при таком угле атаки крайне важно уменьшить коэффициент лобового сопротивления, ибо с подъёмной силой у меня беда.

Малыш открыл рот и чуть не проглотил встретившуюся по пути стрекозу. Таким он Карлсона ещё никогда не видел. А тот медленно набрал высоту и повернул в сторону. Он летел туда, где, как рассказывала мама Малыша, находился юг...

— А ну-ка доставай плюшки, — скомандовал Карлсон.

— Чего?

— Плюшки из мешка доставай, говорю.

Когда Малыш, опасно перегнувшись, смог достать пару шафрановых булочек, Карлсон уже спускался, подлетая к черепичным крышам.

— А теперь кидай! — выкрикнул толстяк, заложив петлю у самой трубы.

— Что кидать?

— Плюшки, что ещё, — вздохнул Карлсон. — Давай уже, соберись. Я сейчас вираж сделаю, а ты кидай в трубу. Только не промахнись, а то второй круг делать не хотелось бы.

— А зачем? — забеспокоился Малыш. Ему с каждой секундой всё больше казалось, что друг сошёл с ума. — Может, ты их сам съешь?

— Нет, — поморщился Карлсон и чуть не заплакал. — Не могу… Это сильнее меня… Как мы эту еду разнесём по домам за один вечер? Проще всего через трубы и прямиком на огонёк, чтобы горяченькими получили. Скорее, кидай!

Они ещё долго кружили над городом, и под конец Малыш мог почти с закрытыми глазами попадать в трубы всеми теми вкусностями, что приготовила семья Свантесонов. При этом он заметил, что каждый его бросок Карлсон провожал жалобными взглядами и тяжело вздыхал, когда очередная булочка или фрикаделька попадала в тёмное жерло.

Когда же мешок опустел, и они повернули обратно, до ушей Малыша донеслось недовольное бурчание:

— Хреновое у этого винта сечение лопасти.

— Это ты о чём?

— У моего пропеллера КПД лучше, — заявил толстяк, набирая высоту.

Малыш от удивления чуть не свалился со спины Карлсона. Он никогда не слышал от друга столько незнакомых слов, потому уточнил на всякий случай:

— А это ты сейчас с кем разговаривал?

— Я сразу знал, что тебе про это не сообразить, ведь ты всего-навсего глупый мальчишка!

Выпалив это, Карлсон замолчал. Малыш решил, что он обиделся, но к его большому удивлению вскоре толстяк продолжил:

— Помнишь Филле и Рулле?

Малыш представил себе эту неприятную парочку обкрадывающей очередную квартиру в Васастане и утвердительно хмыкнул. Один из них был повыше, другой потолще и помощнее. Увидев их впервые, Малыш испугался. Но после того, как Карлсон раз за разом путал ворам все их планы, от страха не осталось и следа. А его место заняло презрение. Малыш презирал тех, кто решал свои проблемы за счёт других, пренебрегая собственным долгом перед обществом.

— Этих олухов выпустили из кутузки и они снова принялись за старое. Ограбили какого-то белобородого господина и украли его авиетку. Я в последний момент успел снять с неё винт, так что этих дурней арестовала полиция, прежде чем они смылись в Осло.

Карлсон облетел густое кучевое облако и спросил:

— А у тебя больше не осталось плюшек?

— Нет. Ты же сказал кидать всё в трубы.

Толстяк сердито пробурчал:

— Я же говорил, что ты самый глупый на свете мальчишка! Мог бы догадаться, что кому-то очень пригодилась бы булочка, пусть даже и невкусная.

И замолчал. Чтобы разрядить обстановку, Малыш спросил:

— А что ты там начинал рассказывать про винт?

Толстяк заложил вираж с лёгким креном и ответил:

— Ты же знаешь, что я самый лучший в мире авиамеханик? Вот и решил проверить, как поведёт себя пропеллер с авиетки белобородого господина на моём моторе. Поставил его — и тут такое началось! Мне вдруг стразу так захотелось заняться благотворительными делами, что я даже испугался! Решил полететь к тебе, но в вашей квартире только хуже стало. Вот мы и помчались в Худдинге, чтобы помочь там бедным детям.

В голове Малыша промелькнула смутная догадка.

— А как выглядел тот белобородый господин? У него были красные штаны и красный полушубок?

— Очень может быть, но я не всматривался.

— Слушай, а что, если это был Санта-Клаус? Тогда у тебя сейчас стоит винт Санты!

Толстяк дёрнулся и так резко спикировал вниз, что Малыш едва удержался у него на шее. Пролетев у самой-самой крыши, так, что штанишки на раздувшемся животе Карлсона смели песчинки и мелкий мусор с черепицы, он рванул снова вверх и только через несколько виражей смог выровняться.

— Мне кажется, что у тебя горючее закончилось, — озабоченно сказал Малыш. — Давай, спускайся! У меня есть несколько монеток в десять эре. Купим тебе плюшек в ближайшей булочной.

Толстяк не спорил. Приземлившись на булыжной мостовой, он сел прямо на холодные камни и уставился на стену дома напротив. Малыш расслышал, как он бормотал: «Но ведь это невероятно, поскольку противоречит...», но решил не дожидаться конца фразы. Припустив по улице до ближайшего переулка, он свернул, потом вызвал на ладони план города. До пекарни Юхансона оставалось метров сто, но сначала стоило навести справки.

Убрав с ладони карту, он вызвал маму. Та ответила в наушнике почти сразу.

— Слушаю!

— Есть прогресс. К нему возвращается память, ещё не полностью, но он уже оперирует фактами из блоков, которые мы считали повреждёнными. Последняя прошивка, подгруженная во время смены винта, оказалась удачной. И общие ценностные установки теперь управляют его поведением.

— Уверен?

— Не до конца, но процентов на девяносто. Мне кажется, что шоковая терапия ускорит прогресс.

— Рискованно. А если не сработает? Ты ведь можешь пострадать и сам!

— Он важнее меня. Если мы вернём его полностью, то получим важнейший инструмент, который поможет всей империи. Прошу авторизации по коду «гром».

Мама долго не отвечала. Наконец, послышался тяжёлый вздох, и тихий голос произнёс:

— Я переговорю с остальными…

Вернувшись к другу, Малыш торжественно вручил толстяку две булочки с корицей. Карлсон взял их, но не стал сразу же запихивать в рот, а нерешительно попытался одну вернуть. И лишь после того, как это не получилось, сжевал их, но без обычного чавканья. Толстяк даже выдавил из себя скомканное «спасибо».

Дальше они летели молча. Только Карлсон иногда что-то шептал про себя, и до Малыша доносились обрывочные трудноразличимые фразы. Всё это перемежалось такими мудрёными словами, которые, наверное, не знали ни папа, ни мама.

И вот когда окно квартиры Свантенсонов показалось из-за угла соседнего здания, Малыш прокричал:

— Ой, а меня, наверное, дома сейчас в угол поставят. Может, полетим к тебе?

Карлсон заложил вираж и полетел к маленькому домику на крыше. После двух булочек с корицей его моторчик жужжал значительно бодрее. Приземлился толстяк в самой лихой манере.

— Постой тут! — махнул рукой Карлсон, открывая дверь в своё жилище.

Из домика послышались грохот, шуршание, стук и какой-то странный шум. Малыш ничего не мог понять, но терпеливо стоял, переминаясь с ноги на ногу. Минут через десять появился Карлсон, весь измазанный сажей и с паутиной в кудрявых волосах.

— Вот, держи! — протянул он другу небольшую паровую машинку. — Давно хотел подарить. Сегодня с утра закончил мастерить.

— Спасибо, — улыбнулся Малыш и неуверенно взял подарок. Карлсон обещал ему паровую машину ещё в самый первый месяц знакомства, и то, что он не забыл про это обещание, казалось чудом.

— И это, извини, иногда я бываю нестерпимо ворчлив и хвастлив, — почесал затылок Карлсон, отвернувшись в сторону.

Малыш оглянулся — до края крыши оставалось несколько шагов. Семь этажей, а внизу — гранитная брусчатка.

— Я потом тебе и варенья подарю, — сказал Карлсон и подошел ещё ближе. Малыш отступил.

Сердце его забилось сильнее. Многолетние тренировки не помогали успокоится. Внимание на пределе. Ухмылка на лице Карлсона ширилась, глаза смотрели как-то странно. Малыш попятился. Старая черепица под правой ногой оглушительно треснула и сорвалась с бруска обрешётки. Потеряв равновесие, Малыш взмахнул руками, пытаясь удержаться, но тут же левая нога заскользила. Он упал на спину, не сумел нашарить руками никакой опоры и покатился по покатой крыше...

Синее небо с редкими белыми облаками всё уменьшалось между стоящими близко друг к другу разноцветными домами. Время вдруг удивительнейшим образом замедлилось. Вот окно с белыми занавесками и маленьким красным цветком в горшке, а из этого выглядывает удивлённый кот, а ниже хозяева зачем-то закрыли ставни. Три этажа пролетел, значит, осталось ещё четыре. Стало темнее…

Через некоторое время он ощутил холод и сырость. Что-то жёстко упиралось в лопатки, но голова лежала на мягком, пахнущем малиновым вареньем и шафрановыми булочками. Малыш открыл глаза. Над ним склонилось до боли знакомое пухлое лицо. Толстяк улыбался и гладил его ладонью по голове.

— Эх, Малыш, ты не представляешь себе, как я за тебя испугался! — проговорил он и шмыгнул носом, — Чуть турбину не сжёг на ускорении!

— Иначе бы не получилось, — попробовал улыбнуться Малыш. — Но как я рад, что ты со мной!

— Я всегда буду с тобой, Малыш!

***

— Ох, жжётся, — одернул морщинистую руку старик, когда гравитационная кофеварка слишком рьяно брызнула кипятком. — Давно тебя выбросить пора.

Но, сказав это, старик про себя отметил, что вряд ли сделает подобное. Всё же к старым вещам его тянуло невероятно сильно. Он разжёг камин, уселся в кресло-качалку трёхсотлетней давности и укрылся пледом. Но перед этим поставил на маленький столик две кружки. Одну, маленькую, с кофе, вторую, здоровенную, с горячим шоколадом.

Вечер перевалил уже за середину, а старик сидел в одиночество, пил кофе, улыбался и размышлял вслух… Или, может, говорил с кем-то.

— Понимаешь, дружище, мы ведь всё это начали не от хорошей жизни. Не-е-е-т! Империи нужен был искин, контролирующий миллиарды множащихся процессов. Мы были в шаге от управленческой катастрофы! Да, не из-за каких-то амбиций или глупостей мы создали «Толстяка»… Мы и в самом деле не справлялись. Но искин отрицал ценностные установки, извращал их, как хотел… Уж больно он был сложным, — вздохнул старик. — Такого нельзя подпускать к реальному управлению людьми. Пришлось импровизировать в виртуальной реалности. Вот так и появился андроид на углеводной тяге с этим искином в голове.

Старик взял со стола древнюю бумажную книгу, пожелтевшую, но защищённую полимерами от старения.

— А она хорошо про нас написала, дружище. Знала бы она, какой я был занозой в детстве, — ухмыльнулся старик и тут же стал серьёзен. — Эти годы работы вернули меня на два века назад. Я смог отладить ИИ, но как же не хочется снова терять друга!

Старик сделал глубокий вдох, оглядел свою уютную комнату, подключил беспроводной нейрошунт и закрыл глаза.

— Копирование сознания закончено, — произнёс услужливый голос через двадцать минут. Старик этого уже не услышал. Древняя книга упала на пол из побелевших рук, но добрая улыбка на лице оказалась неподвластна смерти.

***

— Привет, Малыш! Ты вернулся!

— Я же обещал! Теперь я тебя никогда не оставлю!