Удачный гол

— Счастливой судьбы! — улыбнулась старушка, сидевшая в кресле напротив.

С момента посадки в поезд она не отрывалась от вязания, но теперь воткнула крючок в клубочек, отложила ажурную салфетку и посмотрела на Юлю. Заметив под складками одежды округлый животик, попутчица улыбнулась и произнесла традиционное в этих местах пожелание. Впервые с момента побега из дома Юля ощутила одобрение и неожиданно для себя заплакала.

— Муж не понимает, — объясняла она старушке, — а свекровь называет меня дремучей. Нельзя, мол, подзывать судьбу задолго до рождения ребенка. У них гадалку приглашают, уже после крестин. Гадалку, не ведунью! Получается не настоящий ритуал, а как бы шутовской. Но так нельзя! Вы понимаете?

Старушка понимала. Она подсела к Юле, обняла ее и ласково погладила по голове, приговаривая: «Ну-ну, не плачь, девонька. Все правильно. Правильно делаешь».

— У нас в семье принято ездить в Дивинбург на четвертом месяце. И мама моя ездила, и бабушка, и ее бабушка. Сестра, тётки… Все! Разве я могла сделать иначе? Это же ради ребенка. Билеты тайком пришлось покупать. Сбежала. Записку оставила на столе и уехала. Телефон не включаю. Как вы думаете, Эдик простит? Родня его, конечно возмутиться, если узнает. Свекровь осудит. Но я не могу оставить ребенка без помощи.

— Все правильно, девонька. Правильно делаешь. Счастливой судьбы!

***

Пожелания на улочках Дивинбурга сыпались ото всюду — каждый встречный, от старика до мальчишки, приветствовал будущую маму, желая счастливой судьбы ее будущему малышу. Горожане, жившие бок о бок с ведуньями, верили в их особое предназначение. Да и как было не верить? Продолжительность жизни в регионе переваливала за сотню лет, больницы и суды, чаще всего, пустовали, рождаемость росла, разводов не наблюдалось, а про финансовую удачливость дивинбуржцев ходили легенды.

По дороге в старый город Юля так разомлела от добрых пожеланий и улыбок, что от неожиданного грубого окрика она споткнулась и чуть не упала.

— Проходи мимо, — повторила черноглазая толстушка, стоявшая в дверях двухэтажного дома с ярко-оранжевой черепичной крышей.

Юля обернулась, словно ища поддержку у прохожих, но ни одного человека рядом не оказалось.

— Простите, но мне, кажется, именно к вам, — произнесла она и робко улыбнулась, кивнув на приметную крышу.

Сомнений не осталось, женщины ее рода приходили именно сюда. Ведьма сплюнула и развернулась, чтобы скрыться за дверью, но Юля успела проговорить:

— Отдай все черное — злому, белое — его дому, а моему ребенку — золотое счастье, защиту в ненастье!

***

Карты в руках Альманы — так представилась сердитая ведунья — шуршали успокаивающе. Юля сидела в удобном кресле, вытянув уставшие ноги, и вдыхала запах сушеных трав, разложенных на открытых полках вдоль стен.

Никто из родни не рассказывал, как проходил сам обряд. И Юля ожидала таинственный полумрак, чадящие свечи и пыльные портьеры. На полу она воображала красный ворсовый ковер, диванные подушки и пушистого черного кота.

Обрядовая комната Альманы оказалась просторной, светлой, отделанной в модном скандинавском стиле. Никаких портьер, ковров и котиков. Только стеллажи с полками, круглый стол и два кресла. Все остальное пространство наполнял свет от четырех распахнутых окон. Альмана сидела к ним спиной, отчего всклокоченные седые волосы казались облачком.

Карты ложились кружевным узором вокруг центральной — с Птенцом Феникса. Не игральные карты и не таро. Таких замысловатых картинок Юля никогда раньше не видела. Птицы, звери, цветы, мифические персонажи. Какую связь они имели с ребенком?

Ведунья ничего не говорила, только все больше мрачнела, а когда раскрыла последние три карты, вскочила и с руганью бросилась закрывать окна. Юля сжала в руках бумажный платочек. Бесконечность, Крест и Кубок на картинках ничего ей не говорили, но поведенье ведуньи пугало. Может, она сошла с ума? Может, стоило уйти, пока не поздно?

— Поздно, — словно прочла ее мысли Альмана, — тебе стоило бежать сразу. Я чуяла неприятности. Надо было дверь совсем не открывать.

Ведунья выбежала из комнаты и некоторое время гремела посудой на кухне. Юля почувствовала, как от волнения поднялось давление, забилось сердце и, самое паршивое, заныло внизу живота. Бежать! Но куда? Она словно приросла к креслу, ощутив, что не в силах подняться. Когда беспокойство переросло в панику, вернулась Альмана с двумя хрустальными бокалами в руках. Один, с оранжевой жидкостью, протянула Юле:

— Пей. Это успокаивающий отвар.

После третьего глотка, и правда, отпустило. Ведунья уже сидела в своем кресле, потягивала что-то тягучее, цвета крепкого чая, и следила за Юлей. Заметив, что ей стало легче, опустила на пол свой бокал и провела руками над картами.

— Смотри! — велела она, — вот эти три обычно не открывают. Любая другая ведунья на этой улице рассказала бы тебе без них.

— И что без них? — прошептала Юля.

— Да все отлично. Родится у тебя дочка. Красавица и умница.

Юля облегченно вздохнула и положила руку на живот. «Доченька, Светланка», — впервые позвала она свое дитя. Откуда взялось имя? Они с Эдиком думали, что если девочка, то будет Эвелиной.

— Не отвлекайся, — одернула ведунья и кивнула на три карты, — все бы хорошо, если б не карты духов.

— Духов?

— Перестань переспрашивать. Слушай и пей отвар. Люди приходят к нам, ведуньям, чтобы пустить по счастливой дороге чистые, светлые, новенькие души своих детей. С нашей помощью это надежнее. Результат девяносто девять процентов против пятидесяти, если без нас. Понимаешь?

Юля кивнула и поставила опустевший бокал на широкий подлокотник. Ее клонило в сон, но голос Альманы звучал слишком твердо.

— Очень редко бывает так, что души умерших задерживаются в нашем мире, не хотят уходить и пытаются возродиться.

— Как реинкарнация?

— Почти. У буддистов свои пути. Твое дитя ими не ходит. Поэтому чужой дух подселился насильно, кукушонком. Он будет выпихивать лишнего.

— Кто лишний? Светланка? — похолодела Юля.

— Тут два пути. Либо вы ничего не заметите и вырастите чужого человека, либо ваша дочь станет шизофреником.

Комната почернела. До Юли сперва, как сквозь вату, долетели ругательства Альманы, а потом на лоб легло холодное влажное полотенце. В нос ударил нашатырь. И Юля обнаружила себя лежащей на полу. Ведунья помогла ей подняться. Усадила снова в кресло, дала еще один бокал с отваром.

— Пугаться некогда, — объявила Альмана, когда Юля немного пришла в себя, — у тебя самой счастливая судьба, раз ты пришла ко мне. Справимся.

— Но как? — прошептала Юля и почувствовала, что сами по себе льются слезы.

— Перестань реветь, — прикрикнула ведунья и протянула третий бокал.

Юля попыталась отказаться, но не посмела перечить властному взгляду Альманы. После новой порции отвара она смогла сосредоточиться на словах ведуньи, которая уже разложила другую колоду карт на полу. Сидя в кресле, она изучала получившуюся комбинацию, и тыкала в те или иные картинки школьной указкой.

— Этот «кукушонок» — очень азартный, волевой и сильный человек. Скорее всего, спортсмен. У него были жена и дети. Двое. Или нет, трое. Два сына в семье и дочка от любовницы.

— Сволочь, — неожиданно для себя ругнулась Юля из солидарности с незнакомой женой.

— Кто знает, — пожала плечами ведунья, — человек он был неплохой. Судьбу проложил сам. Многого добился. Вот они — слава, богатство, успех. И, может быть, любовь… Да, вот эта карта почти в самом конце — любовь. А вот эта последняя — смерть. Совсем недавно. На эмоциональном пике. Вот и не упокоился.

— А я здесь при чем? — всхлипнула Юля.

Альмана отмахнулась:

— Какая разница. Может, он твой дальний родственник. А может, ты просто зачала в то мгновенье, когда он пытался остаться в этом мире. Вот и зацепился за твою Светланку.

— И что же делать?

Ведунья вернулась к трем картам, лежащим на Птенце Феникса, одняла и повертела их в руках. Затем принесла планшет и некоторое время копалась в интернете. Юля, расслабленная травами, наблюдала за нею в полусне. Думала, что не такая Альмана сердитая, какой пыталась казаться. И та ли это ведунья, что проложила собственную Юлину судьбу? И сколько ей лет? И почему она такая «продвинутая» в современных технологиях и дизайне?

— Смотри, — прервала сонные мысли ведунья, показывая Юле планшет с фотографией моложавого, коротко стриженого мужчины с сединой в кудрявой рыжей бороде, — из всех вариантов мне кажется наиболее вероятным этот. Комаринский Виктор Викторович. Единственный футболист нашей сборной, получивший восемь кубков имени Рогачева за какие-то там особенные голы.

— Именно Рогачева? — переспросила Юля, впервые услышав название такой награды.

Мужик на фото, предположительно вселившийся в ее дочь, вызывал отвращение и гнев.

— Кубков у него была тьма. Но нам интересны эти, — ведунья показала на карты и картинки на планшете, — это кубки с крестом из голубой эмали на боку. И их восемь! Видишь знак бесконечности?

— Крест, Бесконечность и Кубок, — поняла Юля.

— Да. Он умер пятнадцать недель назад.

— И что же теперь делать?

— Не знаю, — призналась ведунья, — найди кубки, привези сюда, а там посмотрим. Главное, не тяни. После родов я ничем не смогу помочь.

***

— Кубки не отда-а-ам! — женщина с отекшим лицом обвела мутным взглядом комнату, смахнула крошку с засаленного халата и одним махом осушила стакан с вином, — это память. Сы-ноч-кам.

Грязный халат и трехэтажный коттедж на берегу Москвы-реки сочетались скверно. Было похоже, что вдова Комаринского не просыхала с похорон. Горевала? Или она такой была и раньше? Юля впервые столкнулась с женским алкоголизмом, испугалась и растерялась.

— А где ваши сыночки?

Вдова, пошатываясь, встала и поманила гостью к стене с фотографиями.

— Сашенька, старший, — тыкнула она пальцем в загорелого рыжеволосого детину, — в Крымс-с-ской экс-с-сдицыи. Он — арх-х-холог. А Борька, в Сувросском.

— В Суворовском, — машинально поправила Юля, разглядывая на фотографии худенького лопоухого подростка в военной форме.

Оба сына взяли от матери только карие глаза.

— Им пока кубки не нужны, — предположила Юля и быстро добавила, — я их не насовсем хочу взять, а в аренду. За плату.

— Сколько? — тут же заинтересовалась вдова и повела в кабинет, где по стенам стояли шкафы с наградами мужа, — я пока в наследство не вступила. Налички мало.

Кубков с крестами, покрытыми голубой эмалью, нашлось только пять. Вдова божилась, что больше нету, и где искать, не знает. Впрочем, упаковав кубки в коробку и получив деньги, она зло бросила:

— У Лидки спроси. Любовница его. Гадина.

***

Лидия Маковская проживала в соседнем коттеджном поселке. Чтобы ее застать, Юле пришлось приезжать дважды. Хорошо, что Эдик поверил, что жена на три дня уезжала в санаторий с подружкой. Иначе ни за что бы не отпускал ее больше из дома. Беременность не мешала водить машину. Но из-за волнений иногда тянуло внизу живота.

Вот и сейчас Юля ощущала ноющую боль, но была вынуждена сидеть и слушать излияния Лидии — гламурной куклы неопределенного возраста. Пришлось представиться журналисткой из глянцевого издания. Бывшая любовница любезно согласилась «рассказать всю правду» об отношениях с великим футболистом, и теперь купалась в мелких грязных подробностях.

В какой-то момент Юле стало совсем нехорошо, и она попросила сладкого чаю. Лидия недовольно дернула носиком и позвала горничную. Инна, молодая женщина с длинной русой косой и натруженными руками, принесла поднос с чаем. Заметив животик журналистки, сходила на кухню за пирожками и сыром. Хозяйка фыркнула, но служанка сделала вид, что не заметила недовольство.

Награды Комаринского, которые он посвятил Лидии, бывшая любовница показала сама. Их было относительно немного — несколько медалей и два кубка Рогачева.

— Только два? — огорчилась Юля.

— Остальные у жены, — пожала плечами Лидия и разрешила взять награды для фотографирования в специальном боксе, который Юля выдумала.

На выезде из поселка под колеса машины метнулась тень. Юля чуть успела затормозить.

— Вы с ума сошли?! — закричала она на горничную, которую узнала по косе.

***

Юля, сидя в своем кресле и пила отвар. Инна топталась в дверях обрядовой комнаты.

— Сходи на кухню, — велела ей ведунья, налей себе такой же напиток и приходи. Да, захвати еще стул!

Восемь кубков выстроились вряд на полу. Альмана брала каждый в руки, внимательно осматривала, отковыривала ножиком крохотный кусок эмали и кидала его в серебряную чашу.

— Рассказывай теперь, — приказала она вернувшейся

— Да вы уж все знаете, — опустила голову Инна, — он зашел ко мне в комнатку как-то ночью. Ключи искал от буфета. Да и задержался до утра. Я его пожалела.

Юля фыркнула, но ведунья шикнула:

— Мала еще, чтобы осуждать. Жизни не знаешь.

— Он неустроенный был, — продолжила Инна, — с женою ссорился. Она ж много пила, лечилась. А Лидия — как кукла, неживая. Из Вити деньги тянула. Для того ж и дочку родила. Зоя растет копией мамочки, к сожалению. Избаловали капризульку.

— А своего разве баловать не будешь? — поинтересовалась ведунья.

Инна вскинулась схватилась за живот и вмиг осела. Юля ахнула. За бесформенной одеждой она не разглядела, что горничная тоже беременна.

— Врачи велят аборт делать, — прошептала Инна, — генетическое там что-то.

— Ага, — кивнула ведунья, — души нет. Последний кубок он подарил тебе?

— Да, он в том сезоне забивал, как бешенный. Говорил, что уйдет потом из футбола. И что каждый гол посвящает мне. Квартиру купил в поселке. У меня выходной был по вторникам. Мы там и встречались.

— Квартира то на твое имя?

Инна кивнула и всхлипнула.

— Только не плакать мне здесь! — прикрикнула Альмана и передала ей два кубка, — подержи-ка лучше в руках.

— Мой тяжелее, — сделала очевидный вывод Инна.

Альмана перевернула его, потрясла. Затем принесла отвертки, молоток и, провозившись минут пять, отломала кусок от ножки кубка.

— Не надо! — запоздало крикнула Инна и замерла, поскольку из дырки в подставленный легкий кубок потек ручеек блестящих камушков.

— Все понятно, — заключила ведунья, — карты не про восемь кубков говорили, а про восьмой. Но эмаль — это хорошо. С эмалью я поработаю.

С этими словами она взяла серебряную чашу и ушла на кухню.

Юля достала зачерпнула в ладонь бриллианты.

— Какие красивые!

— Возьми себе, — тут же предложила Инна.

— Еще чего! Разве что один, самый маленький, на память. Остальные все тебе и ребенку. Ты больше не будешь работать!

Инна пожала плечами.

— Я не знаю, что будет.

— Зато знаю я, — заявила вошедшая с чашей ведунья, — рожать вам скоро и пеленки стирать. Пейте скорее и выметайтесь.

Она протянула напиток Юле. Она подумала, что снова успокоительное, но ошиблась от первого же глотка очень сильно закружилась голова.

— Теперь ты пей, — услышала она, как сквозь вату, голос Альманы и потеряла сознание.

***

Скоростной поезд бежал в сторону столицы и мягко раскачивался, пролистывая за окном жизнерадостные летние пейзажи. Юля радовалась, что не стала экономить и взяла билеты в отдельное купе. Инна разрывала пакетики с сахаром и один за другим высыпала в чай, старательно размешивая.

— Извини. — Остановилась она на пятой порции. — Это от нервов.

Юля кивнула, прислушиваясь к Светланке.

— Думаешь, это правда? — спросила Инна, — про душу, про Витю.

Юля потянулась через стол и сжала ладонь подруги:

— Это был самый удачный его гол.