Маяк

Мы не знали точно, каким должен быть корабль судьбы. Нам никто этого не объяснил. Вообще нам ничего не объясняли.

Лесистый остров, на котором мы жили, одиноко щетинился посреди океана. В бухте на возвышении стоял маяк. Время от времени он источал едва видимое глазом свечение. Как огонь Эльма, оно окутывало вершину маяка, казавшегося в эти моменты башней из слоновой кости, отзывающейся отсветом на огненную стихию, бушующую в низких облаках.

Однажды Дик предположил, что наш остров — это протомир, один из нереализовавшихся зачатков большого мира. Мир, в котором живут потенциалы, представляющие из себя имаго предстоящих сущностей. Мы могли быть братьями и сёстрами, но одновременно и родителями друг друга или детьми. Всё могло быть всем.

Корабль судьбы должен был определить, кем мы станем окончательно. Мы рисовали в воображении своём этот корабль: он представлялся нам похожим на огромное белое солнце, прекрасное, почти прозрачное. Возможно, так выглядел портал в большой мир.

В тот день в маяк ударила молния. Тучи сгустились над нашей гаванью, мы слышали нарастающую вибрацию мира. Небо с самого утра висело низко, будто прогнувшись под тяжестью собственного гнёта. В полдень посеял дождь, мелкий и унылый, как этот нахмурившийся день, не обещающий солнца. Мы не могли понять, что происходит, но подозревали, что должно случиться нечто важное, что изменит нашу жизнь навсегда.

Оглушительный раскат грома услышала Нэнси. Она выскочила на улицу, как была, простоволосая, неодетая. Маяк был цел. Только из вершины его бил в небо свет. Огненный, он входил в серое месиво клубящихся туч и исчезал, поглощённый парящей над головами влагой.

Нэнси забежала в дом.

— Там пожар, — проговорила она деревянными от волнения губами. — Наш маяк горит.

Почему это оказалась именно Нэнси, думал тогда я. Почему в тот день огонь, вырывающийся из маяка, заметила она? Почему не Дик, почему не я сам, Иеремия? Наверное, это был её квест, иначе она бы не подоспела первой. Другого объяснения я не нашёл.

Сладковато пахнет цветущими каштанами. Терпкий запах разлит везде, будто я сам являюсь частью этого запаха, сырого запаха будущих каштанов. Хороший весенний день, в который хочется жить даже пыльце, что фейерверками разлетается из взрывающихся тычинок и осыпает щедрым дождём поля, леса, жаждущих нектара шмелей, суетливо копошащихся в бесстыдно раскрытых навстречу солнцу цветах. Жаль, что это всё не имеет никакого смысла. Я, Иеремия, останусь навсегда в этой траве, в гавани, так и не ставшей портом, к пирсам которого причаливают светлые корабли.

Когда мы все трое выскочили на улицу, луч уже угас.

Белая глыба маяка, устремлённая в матовую серость неба, напоминала одиноко торчащий зуб, с червоточиной копоти на эмалевой головке.

— Возможно, это он, — сказала Нэнси. Она, как заворожённая, смотрел на маяк и не могла оторвать очарованного взгляда. — Мы ведь не знаем, каким он должен быть на самом деле. Белый, почти прозрачный, всё, как мы себе представляли. А что пятно на нём чёрное, так ведь и на Солнце бывают пятна.

Мы не пытались её отговорить. Мы не пытались её удержать. Мы вдруг поняли, что не можем что-либо изменить. Жребий выбрал Нэнси. Это было её предназначение, её путь, и она одна должна была пройти его до конца.

Она не вернулась. У двери маяка оглянулась прощально, и зашла внутрь.

Она была нам как сестра. В тот день мы её потеряли.

Над солнечной дорожкой на воде взлетают дельфины. Я помню всё до мелочей. Помню эту картину, висящую на стене, оживающую при взгляде на неё и вновь тускнеющую, когда отводишь взгляд. Дельфины взлетают в пустоту и падают обратно, взлетают и падают, и эта мука длится бесконечно, пока ты смотришь на картину.

Одна рука Дика лежит на моём плече, другая обнимает меня за талию. Горят свечи. Из проигрывателя звучит пронзительная мелодия Финча. Мы с Диком танцуем прощальный вальс.

Вибрация возникла ещё утром. К полудню она превратилась в грозу. В маяк ударила молния, и огненный свет заструился из вершины в облака, бледнея и теряясь в кипящем мареве туч. Точь в точь, как в тот день, когда не стало Нэнси. Мы уже знали, что это означает.

Хлябь за дверью обнаружил Дик. Землю вокруг дома ливень превратил в подобие чёрного киселя, Дик чуть не увяз в нём, выйдя. Я уже не спрашивал себя, почему Дик, почему не я? Это был его квест, пройти его должен был он.

— Мы совершили ошибку, полюбив друг друга, — сказал Дик. — Нам надо было беречь Нэнси. Тогда хоть у одного из нас был бы шанс.

Молнии били в зыбучую землю, она в ответ расцвечивалась сполохами, будто болотные огни плясали навстречу каждой нисходящей стреле огня.

Глядя на всполохи болотных огней, Дик сказал:

— На солнце тоже бывают вспышки. Может, это и есть корабль, как знать…

Он и сам не верил в то, что говорил. Но он ушёл. Я не стал смотреть, как он гибнет, как обречённо уходит в зловонную топь без проблеска надежды.

Дик ждал корабль. Он верил в победу. Он каждый день тренировал мышцы и смог бы реализовать своё предназначение. Смог бы. Если бы природа предоставила ему шанс.

«Как знать», — сказал тогда Дик. Как знать… Я не повторяю эти его слова. Я знаю, что, подобно им, тоже обречён. Вверху разгорается солнце. Яркое, жёлтое и совсем не похожее на то, полупрозрачное, которому положено было появиться в исходе моего квеста.

Никто из нас не попал сюда своей волей. Таково было предначертание судьбы. Будто кто-то, у кого мириады таких, как мы, кто не ведёт нам счёт, как не ведут счёт упавшим с головы волосам, скрашивая своё одиночество, обронил меня небрежно, невзначай солнечным весенним утром в эту зелёную траву. Солнце сжигает меня, я сохну от его ярости. Ещё немного и я стану мумией, уже не способной двинуться. Сперва мумией, потом — совсем ничем, почвой под ногами тех, кому счастья выпало больше.

Каждый из нас искал свой путь. Нас было много. И не каждому было дано осилить дорогу. И почти никто не мог бы при всём старании отыскать свой корабль. Все мы выполняли свой квест, но, к сожалению, игра наша изначально преследовала другие цели и обрекала нас, потому что в конце пути не предполагалось награды, в которой заключался единственный её смысл.

Мы все искали смысла. И кто-то, кому везло больше всех, удостаивался его. Но не я, нашедший свой конец в этой весенней траве, не я, которому не суждено, соединить свои паззлы с паззлами корабля, чтобы родиться через девять месяцев 27 декабря 2121 года человеком на планете Земля.

Нас было трое. Я — Иеремия, мой старший брат Дик и сестра наша Нэнси. Мы шли, как умели, и уповали на судьбу, и она не дала нам шанса, как не давала шанса триллионам других обитателей протомира, за исключением редких счастливчиков, которым повезло хотя бы увидеть огромный белый шар корабля судьбы и устремиться к нему изо всех заложенных в них природой сил. Успеть или не успеть, но хотя бы увидеть свет в конце квеста.

Сейчас я думаю, что шанс был не у тех, кто шёл вперёд, кто пытался открывать новые пути. Шанс был у тех, кто вернулся назад, к истокам, откуда мы прибыли в этот мир. Там была наша истинная гавань, туда прибывали корабли судьбы.

Но мы шли вперёд, не ведая этого, шли не теми путями, обманываясь в целях, плутая, погибая. Не своей волей вброшенные в случайный квест, где природой не запрограммировано даже надежды.