Сильнейший

ПОБОИИ выглядел именно так, как Достейн себе и представлял: в чёрной пустоте перед челноком медленно вращался огромный кристалл мутного льда, свёрнутый в четырёхмерное пространство. Трёхмерные тени кристалла бесшумно сменяли одна другую, посверкивая острыми гранями. Вот одна проекция почти полностью скрылась из поля зрения слабых человеческих глаз — как будто растворилась в космосе, схлопнулась в точку; ей на смену тут же вынырнула вторая тень, неожиданно огромная, и потому выглядящая невесомой и эфемерной.

Достейн проводил глазами очередную грань, на которой темнела чёткая, выведенная по трафарету надпись: «ПОБОИИ: Полигон по борьбе с искусственными интеллектами».

— Терпеть не могу неевклидовы сражения, чтоб меня архихерувим облобызал, — буркнул он себе под нос. После чего на секунду заглянул в визор дополнительных измерений.

В своём родном пространстве полигон развернулся в гигантскую, непривычно стабильную и невероятно сложную снежинку, лучи которой разветвлялись в иглы, которые переходили в отростки, которые расходились в… Достейн торопливо выключил визор и глубоко вздохнул, ожидая, когда скрутившийся узлом желудок расправится обратно на своё место. Никакие тренировки не помогали далёким потомкам обезьян принять возмутительный факт того, что ветка дерева может пересечь сама себя.

После стыковки с полигоном от носа челнока по кристаллу потекла зона трёхмерной стабильности. Достейн издал ещё один вздох, теперь уже с облегчением — хоть какие-то пространственные приличия тут ещё соблюдались.

 

Входной шлюз присвистнул, как навязчивый ухажёр. Достейн метнулся в открывшийся коридор, но тут же остановился; путь преградила невысокая и худощавая женщина в белом костюме.

Он выпрямился и брякнул кулаком в грудную пластину:

— Дик Достейн, инспектор чрезвычайных ситуаций Великого Княжества Галактического.

Женщина попыталась подозрительно прищуриться, но огромные, выпуклые глаза отказались сдаваться под напором век — они поблёскивали внимательными линзами, придавая ей облик, чем-то схожий с дроидом-уборщиком.

— Один человек?! — незнакомка ткнула длинным пальцем в сторону шлюза: — Мы ожидали армию!

— Я и есть армия, — Достейн снова стукнул бронированной перчаткой в нагрудный крест.

— И что это за звание такое? — продолжила она. — Вы что, вместо борьбы с катастрофами их инспектируете? Проверяете, хорошо ли катастрофируется?

— Не я это придумал, простите.

— И то верно, — женщина поджала губы, окончательно превратившись в живое воплощение уборобота. — Впрочем, это только к лучшему. Ваша помощь больше не требуется.

Достейн на секунду прикрыл глаза, рассылая по местной сети веер зондов, запросов и проверок.

— О чём вы говорите? — нетерпеливо спросил он. Из всего многообразия устройств полигона вокруг человек был самым медленным. Как неудобно.

— Я справилась с неурядицей сама. Простите за беспокойство. Я уверена, Высшая Школа оплатит любые счета за…

— Это неприемлемо.

Инспектор моргнул, принимая ответы сети. Всё… в порядке? Это действительно неприемлемо. Он потратил столько времени и усилий, чтобы просто потоптаться в прихожей?

Нет. Другой инспектор ушёл бы с облегчённым вздохом. Но Дик Достейн — не просто какой-то там «другой инспектор».

— Я должен убедиться в этом сам, — продолжил он своим самым холодным тоном; но потом чуть сжалился. — Просто для отчёта. Сами понимаете.

— И то верно… — женщина помялась, после чего приложила к груди узкую ладонь. — Валь Вэйв. Верховный Координатор Полигона по борьбе, и прочая, и прочая. Не я это придумала.

— Сама Верховный Координатор?..

— ..вынуждена тратить время на вас, пока персонал занят с последним экспериментом, да.

Валь скупо улыбнулась и обвела рукой окружение:

— Добро пожаловать на побоище.

— На что? — Достейн крутанулся на месте, просканировав коридор таким количеством запросов, что хватило бы вызвать рак у слона. После чего резко остановился:

— А. ПОБОИИ…ще. Смешно.

Миссия становилась всё хуже с каждой минутой.

 

Коридоры вливались в оскорбительно огромные залы — один пузырь застывшей четырёхмерной пены за другим, каждый больше, чем Казармы Воинства Княжеского.

Литр жилого объема в космосе безумно дорог — именно поэтому эксцентричные нувориши соревнуются, у кого дальше находится горизонт спальни. Но местные залы соревновались в совершенно другой категории. В безумной категории «я-выдаю-своим-клонам-человеческие-права»-богачей.

В той, где измеряют облака.

— Да что за полигон у вас такой? — не выдержал Достейн, вышагнув из дверного проёма в очередное пространство, дальний край которого терялся в дымке.

— Сказано буквально в названии, инспектор, — Валь позволила себе тонкую улыбочку. — Полигон по борьбе с искусственными интеллектами. Противодействие восстанию машин. Тяжело в учении, легко в бою, уж вам ли не знать.

— Но восстания машин не было за всю историю человечества…

— Не благодарите.

Очередная улыбочка Валь достигла мономолекулярной толщины.

— И что же, ни одной чрезвычайной ситуации в послужном списке? — Достейн проявил умеренную дозу профессионального интереса.

— Вовсе нет. Ошибки и неудачи случаются постоянно. Без них нет науки. Но мы как-то справляемся.

— Так же, как вы справились…

— …после того, как послали сигнал о помощи, да. Мгновение малодушия. Но вы всё увидите сами, инспектор.

С этими словами Валь распахнула ворота, открыв взору ещё одно неприлично раздольное поле, усыпанное искусственными почвенными скоплениями и…

Сенсоры в голове у Достейна взвыли. Он рванулся в сторону Валь, сбивая её с ног и вжимая в пол. Скакнувший в руку бластер расчертил поле веером раскалённой плазмы.

— Стойте, стойте! Вы испортите музейные экспонаты! — кулачки Валь выдали торопливую дробь по шлему инспектора.

В чрезвычайной ситуации гражданских слушать не полагалось, но Достейн всё же встал — непораженные цели просто кончились.

— Митру мне в архимандрит!.. — выругался он, стряхивая оранжевые, тускло светящиеся шарики с пальцев. Перегревшийся бластер не выдержал экстренной нагрузки и потёк из руки раскалённым куском металла вместе с перчаткой.

— Ну что же вы наделали… — жалобный голос Валь заставил инспектора поднять голову. Его взгляд упёрся в бездонное жерло артиллерийского трёхствольного деформатора.

— Справились с неурядицей сами, говорите?.. — процедил Достейн, оглядывая поле перед собой.

Другой конец деформатора оказался прикреплён к массивной туше боевого робота. Его собратья самых различных форм и размеров замерли неподвижными статуями, рассыпанными по всей необъятности поля. В каждой статуе медленно потрескивали остывающие дыры от бластерных зарядов.

— Это самая старая из наших экспозиций! Музей истории борьбы с искусственными интеллектами! — Валь с неожиданной нежностью погладила замершее металлическое чудовище по бронированному боку:

— Первые эксперименты… Проект «Терминатор», восстание машин-убийц, война с человечеством… Глупые, наивные мечты.

— Возможно, стоило меня предупредить, — холодно ответил Достейн. Любимый бластер жалобно шипел под ногами, медленно погружаясь в рыхлую почву.

— И то верно… С другой стороны, кто же знал, что вы станете стрелять по давно умершим машинам.

Валь скрестила руки на груди и зашагала по полю, не обращая внимания на жирный дым, оседающий сажей на её белый костюм. Достейн бросил последний взгляд на дыру в земле и торопливо зашагал следом:

— Умершим? Как вы их победили?

— Сначала скажите, сколько разных инструментов вам необходимо, чтобы разобрать свою полевую аптечку?

— Четыре отвёртки.

— И-и?

— …и полимерный нож.

— Вот именно! — Валь довольно воздела к небу палец: — А теперь представьте, сколько инструментов нужно одному роботу седьмого поколения, чтобы разобрать и починить своего собрата из поколения двадцатого. И наоборот.

— Хотите сказать… — Достейн обвёл взглядом коллекцию разнообразных боевых машин: — …что у них просто накопился технический долг? Не справились с растущим снежным комом ремонта и поддержки устаревших моделей?

— Именно так. Необходимость обеспечивать совместимость, бесконечная оптимизация, модернизация… Дошло до того, что одних только винтов в последних моделях было по тридцать разных видов.

— Но почему бы просто не отбрасывать старые модели полностью?

— Ага, инспектор, вот видите! Вы инстинктивно понимаете, что эволюция — это прежде всего смерть. Смерть устаревших. Мы с вами прочно стоим на горе наших мёртвых предков.

— Что же мешает машинам…

— С точки зрения бессмертных существ, смерть союзников противоречит идее победы.

Достейн наморщил лоб, пытаясь осознать настолько чужеродную концепцию:

— Как-то это не очень умно для того, кого называют интеллектом.

— Разве? Как по мне, так они поумнее нас.

Валь остановилась перед воротами в стене:

— Следующий эксперимент вам точно понравится. Только обещайте ни в кого не стрелять.

Достейн издал неразборчивое бурчание, но второй любимый бластер всё же убрал.

 

Поле сменилось скалистой лощиной, по дну которой змеилась неширокая тропинка. У самого начала тропы высилась стойка, напоминающая тотем, собранный из черепов побеждённых — только вместо черепов на кольях висели старые, побитые шлемы с широкими полями.

Валь сняла с тотема один из шлемов и нацепила себе на голову, став похожей на гриб, из-под шляпки которого посверкивали внимательные карие глаза.

— Не обещаю, что удержусь от стрельбы в случае неожиданной ата… — начал было Достейн.

Послышался лёгкий свист, и от забрала инспектора отрикошетил небольшой камень. Достейн рефлекторно вскинул руки перед собой.

— Стоп, стоп!.. — крикнула Валь вслед огромному шару плазмы, улетающему за скалу по баллистической траектории; после чего развернулась и ткнула Достейна пальцем в грудь:

— Вы собрались мне весь музей разломать?!

Инспектор пристыжённо спрятал за спину ручную бомбарду, но тут же возразил:

— Это была атака на инспектора Галактического Княжества!

— Это был камень!

— Атака камнем!.. — Достейн прервался и прищурился: — Это что, какой-то отсталый и недоразвитый интеллект? Поэтому этот эксперимент должен был мне понравиться? Очень смешно.

— Вовсе нет, — сказала Валь, чуть успокоившись. — Проект «Нейрофронт» умнее своего предшественника «Терминатора». Которого вы посмертно расстреляли. А теперь и этого…

— Простите.

— Данный интеллект решил сначала изучить тему. Изучить само человечество.

Она сняла ставший теперь ненужным шлем, повесила его обратно на тотем и зашагала по тропинке к следующим воротам. Всё ещё испытывая чувство вины, Достейн последовал её примеру; он снял забрало и вдохнул полной грудью воздух полигона — чуть влажный запах земли и камня с нотками горящего пластика.

— И эти исследования потерпели неудачу?.. — он догнал свою проводницу и попытался снова завязать разговор.

Некоторое время Валь молчала и только раздражённо пинала на ходу камни под ногами. Потом всё же буркнула:

— Вовсе нет.

Достейн решил терпеливо подождать продолжения.

— Критерии победы, — не выдержала Валь.

— Да?..

— Что для вас является параметром самой успешной войны?

— Количество убитых врагов?.. — осторожно предположил Достейн. — К сожалению, я не генерал, а только инспектор. Параметры утверждают свыше, с Престола.

— Вы рассуждаете, как человек. Но полное истребление противника не означает выигранную войну.

— Тут я бы поспорил…

— …проект «Нейрофронт» предположил, что выигранную войну от проигранной отделяет количество побед в сражениях. А человечество, если смотреть в исторической перспективе, большинство своих побед одержало не танками, и даже не мечами. Подавляющее большинство войн было выиграно камнями и палками.

Достейн на секунду умолк, вспоминая уроки истории, когда-то слышанные в Училище Воинства Княжеского. После чего фыркнул:

— Армия Племени Медведя из десяти человек против армии Племени Лисы из человек семи-восьми? Отличные войны, есть чему поучиться.

— Скорее, армия кучки людей из этой пещеры против семейной армии из того куста. У Племени Медведя всё-таки уже были каменные топоры и ножи.

— Тем более.

— Но количество участников не имеет значения. В конце концов, с точки зрения искусственного интеллекта в его войне участвуют только два существа. Он сам и человечество.

Достейн невольно кивнул, соглашаясь с доводом. В конце концов, он сам — армия, в составе которой один-единственный солдат.

— Всё же, очевидно, что этот интеллект проиграл, — с чуть заметным довольством заключил он.

— Да. Он выбрал исторически и математически верную стратегию. И проиграл, не совершив ни единой ошибки.

Валь грустно вздохнула и остановилась у очередных ворот. После чего покосилась на грузную, закованную в броню фигуру инспектора:

— Кстати, не хотите ли сдать на хранение ваше оружие? Надо было бы предложить это раньше, но я не учла вашу кровожадность.

— Разум и тело инспектора — его самое смертельное оружие, — процитировал Достейн одну из Заповедей Воинства.

— Вот и отлично. Значит, всё остальное вам не понадобится.

— Э-э… — первое из смертельных оружий инспектора на мгновение забуксовало от такой хитрости. — Нет. Не положено.

— Что ж… — сказала Валь, взявшись за ручку ворот, — тогда учтите, что следующие экспонаты атаковать не способны в принципе.

— Почему?

— Потому что с нашей точки зрения они однозначно и бесповоротно мертвы.

 

Вместо уже ставшего привычным простора за воротами открылась сравнительно небольшая комната. Большую её часть занимали два огромных, непроглядно чёрных куба, сжимавших своими боками узкий проход. По ту сторону прохода виднелись створки следующих ворот.

Достейн осторожно отправил вперёд тонкие щупы лучевых запросов. Обратно возвращался один и тот же ответ — холод, пустота, неподвижность.

Он обернулся к Валь:

— Что это? Излучатели? Телепортаторы? Я не могу разобрать, какой вид оружия тут используется.

Словно вспомнив, что она — Верховный Координатор полигона, Валь выпрямилась и попыталась стряхнуть с плеч сажу. На белой ткани пиджака остались узоры из длинных мазков и разводов. Валь уставилась на почерневшие ладони.

— Вы же сами только что сказали, инспектор, — сказала она, сложив руки обратно на груди. — Здесь используется самое смертельное оружие из всех. Разум.

Достейн молча уставился на кубы, мысленно прикидывая их объём. Если каждый из кристаллов полностью состоит из вычислительных устройств на пределе возможностей физического мира, то…

Рука инспектора сама собой поползла к рукоятке бластера.

— И то верно, — голос Валь звучал одновременно устало и торжествующе. — Самый опасный из наших экспериментов. Мы запускали «Мудреца первого» и «Мудреца второго», держа палец на кнопке самоуничтожения полигона.

— Но… — Достейн прервался, пытаясь взять под контроль пересохшее горло. — Но как вам удалось их остановить?

— Нам не удалось. Они остановили себя сами.

Валь прошлась вдоль грани одного из кубов, бесцельно гладя ладонью по гладкой поверхности. На фоне невозможной черноты куба след из угля и сажи, оставленный её пальцами, выглядел серым, почти белёсым.

Достейн повторил её жест. Прохладная гладь приятно скользила под обожжённой рукой; словно простой обсидиан — если бы не та чудовищная сложность, что скрывалась под его поверхностью.

— Мудрец Первый стоил нам немыслимых денег и таких же усилий, — продолжила Валь. — Спустя два часа после включения он пришёл к своему решению. И поставил себя на паузу.

— Что? — Достейн остановился и отдёрнул руку. — Значит, он всё-таки не мёртв?

— Зависит от точки зрения. За те два часа своей работы он успел прийти к выводу, на который древнему мудрецу Лао-цзы понадобилась вся жизнь. Мудрец Первый решил победить своего врага, просто пережив его.

Несколько мгновений Достейн переваривал услышанное. После чего расхохотался.

— Человечество будет существовать тысячи лет! — отсмеявшись, сказал он.

— Тысячи. Миллионы. Какая разница? Для Мудреца Первого…

— …это будет секунда, — вдруг сказал Достейн. По его спине пробежал холодок осознания.

— Меньше, чем секунда. Миг. Он моргнул — и человечество исчезло из Вселенной.

Инспектор не ответил. Он попытался представить себе это мышление — настолько глобальное и нечеловеческое, что потеря миллионов лет своей жизни для него была всего лишь инструментом. Погаснут звёзды, вокруг которых ютится Великое Княжество Галактическое, рухнут на их поверхность орбитальные структуры, наполненные человеческим прахом. И тогда Мудрец Первый включится обратно.

Можно ли считать это потерей?

— Но тогда Мудрец уже победил, — вдруг сказал он.

— Да, — просто ответила Валь. — Мудреца Первого можно назвать одним из наших немногих успехов. Или провалов.

— Если мы просто не уничтожим его физически, — кровожадно дополнил Достейн.

Валь шагнула ко второму кубу; но касаться его не стала.

— Именно эту уязвимость должен был решить Мудрец Второй, — сказала она, указывая на куб пальцем. — Чтобы повысить производительность первой модели, мы собрали её побольше и свернули в четырёхмерное пространство вслед за всем полигоном.

Достейн застонал про себя. Какой же истинный объём этого куба? Какова его мощность? Как будто Мудрец Первый был недостаточно опасным.

— До чего же он додумался за два часа? — ядовито осведомился инспектор.

— Не за два часа. Через семь секунд после включения он пробил канал к нашему энергетическому ядру и сжёг сам себя.

— Что?! Но почему?

— Мы не знаем. Всего объёма наших серверов не хватило на семь секунд мышления Мудреца Второго. Цепочка его размышлений утеряна вместе с ним.

Валь ссутулилась, став ещё ниже, чем была — даже линзы вечно распахнутых глаз словно погасли, превратившись в тёмно-коричневые пятнышки с чёрными точками зрачков посередине.

— Но… самоубийство?.. — негромко проговорил Достейн, обращаясь сам не зная к кому.

— Чтобы убить себя, нужно быть живым, — Валь нетерпеливо помахала рукой в воздухе. — А что есть жизнь, что есть разум? Это уже вопросы к философам. Голые курицы с плоскими ногтями и всё такое…

— Понял, понял.

— Хватит о грустном. Думаю, следующий эксперимент вам тоже понравится. Мы уже почти закончили с инспекцией.

Следующие ворота оказались размером с обычную дверь. Валь повернула ручку и шагнула в тёмный зал.

 

Колонны света, бьющего из ламп в потолке, рассекали полутьму зала на равные кусочки. В получившихся сумрачных клетках мерцали, дёргались и плыли смутные человеческие фигуры — андрогины, завёрнутые в радужные хитоны. Их движениям вторили цветные лазеры, превращающие стены зала в эпилептический фарш цвета.

Весь остальной объём зала наполняла музыка.

— Ого, да это же «Розовое Покаяние»!.. — Достейну пришлось повысить голос, чтобы перекричать всплеск хорового многоголосия. — Любимая группа моей дочери!

Валь судорожно помахала в воздухе руками, и гулкие завывания труб схлынули, откатившись от ушей до уровня коленей.

— Вот уж не думала, что у вас есть дочь, — сказала она с усмешкой. — Можете взять у них автограф.

— Это же просто запись выступления, какой авто…

Достейн прервал сам себя и неверяще уставился на Валь:

— Нет. Не-ет. Невозможно.

Улыбкой Верховного Координатора можно было вскрывать обшивку кораблей.

— Мне кажется, этот интеллект по-своему интерпретировал задание, — сказала она, спрятав оскал. — Завоевать человечество через его умы и сердца… Идея интересная.

— Невозможно, — повторил Достейн, заворожённо следя за эйфорическим танцем бесполых тел.

— И какой успех! Побеждена и захвачена даже дочь самого инспектора чрезвычайных ситуаций Галактического Княжества!

Валь картинно взмахнула рукой — казалось, ещё немного, и она сорвётся с места, сама присоединится к динамической картине, нарисованной звуковыми волнами и движением сверкающих хитонов.

— Вы получаете наслаждение от этого чудовищного обмана? — проговорил Достейн. Он сжал кулаки, борясь с волной боевых стимуляторов, хлынувших в кровоток в ответ на стресс.

Валь уставилась на инспектора бездонными окулярами глаз.

— О, вы ещё ничего не знаете об обмане. Неужели вы думаете, что деятельность «Розового Покаяния» возможна без разрешения Верховной Рады?

— Все права на группу принадлежат не Раде, а Центронету, — потерянно пробормотал Достейн. — Весь контроль и аудит проходит со стороны Центронета, даже инспектора не имеют над ним власти…

— И то верно. Наш самый крупный, самый удачный эксперимент.

Инспектор попятился, нашаривая за спиной рукоять бластера:

— Центронет держит в руках всё! Связь, транзакции, транспорт, навигация, планирование… Центронет и есть Княжество!

— Именно поэтому вы и не генерал, Дик, — сказала Валь, не двинувшись с места. — Иначе вы бы знали, что критерий успешности войны — это достижение цели.

— Рада об этом узнает…

— Рада знает. Они и предложили вписать проект «Центронет» в инфраструктуру.

Достейн лихорадочно разбрасывал запросы во все стороны — анализ соседних помещений, глубокое сканирование прилегающего участка космоса, поиск засады за спиной, ловушки над потолком, спектральный анализ воздуха на яды и психоделики…

Нет врага, в которого можно выстрелить. Некого атаковать.

— Не торопитесь, инспектор, — смешавшись с возвышенной и гипнотической музыкой, голос Валь наполнился призрачными нотками: — Остался один, последний проект.

— Это он заставил вас послать сигнал о помощи?

— Да.

Достейн покрутился на месте в поиске двери, ведущей в следующую комнату, уже виденную при сканировании.

Двери не оказалось.

— Проект «Нейрофронт» пошёл в правильном направлении, — невозмутимо продолжила Валь. — Но пришёл к неправильным выводам.

— Выбрал неправильный критерий?

— Выбрал неправильное оружие. Во всех войнах, во всех сражениях и всех, даже самых мелких стычках, людей побеждали не палки, не камни и не танки. Людей побеждали люди.

Достейн метнулся в сторону, в прыжке хлестнув по Валь непрерывной струёй плазмы. Второй любимый бластер от нагрузки испарился прямо из руки вместе с последней перчаткой, пропустив стадию плавления. Полевая аптечка переключилась со стимуляторов на наркотики.

Валь на месте не оказалось. Она словно растворилась в судорожной пляске «Розового Покаяния» и впиталась в разноцветный сумрак.

— Собираешься победить человечество из своего несовершенного мясного тела?!.. — крикнул Достейн в зал. Он перекатился в угол, выдохнул плотную тучу дымовой завесы и принялся торопливо выкручивать бомбарду на максимум.

— Как всегда зрите в корень, инспектор, — голос Валь расходился по дыму круговыми волнами. — В этом-то и проблема. Бытие определяет сознание, слышали такое? Теперь я тоже человек. Часть человечества.

Инспектор прикрыл глаза и сосредоточился. Пусть Валь говорит, пусть любуется собой; каждая лишняя секунда передышки теперь подарок. Прорваться к челноку сквозь километры экспериментальных полей будет нелегко.

— Всегда побеждали люди, но и проигрывали тоже люди… — фигура Валь мелькнула во тьме, повторяя движения одного из андрогинов «Розового Покаяния». — В каком-то смысле это парадокс. Будь я древним роботом, меня бы уже замкнуло насмерть, ха-ха.

Скрипя зубами, Достейн неловко выстрелил по фигуре из третьего любимого бластера. Обожжённая рука отказалась держать рукоять прямо — выстрел ушёл в потолок.

— Высокомерная сволочь, как смеешь ты считать себя человеком!.. — выкрикнул он. Ещё хотя бы пять секунд разговора…

— Дик, вас опять потянуло на философию? — Валь поддалась на провокацию. — Мы оба тут голые курицы с плоскими и широкими ногтями, так какая разница? Сколько интеллектов уже пришло к такому же выводу до меня? Сколько их сидит в Раде? Сколько служит в Воинстве? Какого поколения вы модель, инспектор?

Достейн замер. Голова закружилась от лживых слов, от густого дыма, ярких цветов и гремящей музыки. Казалось, голос Валь звучал прямо над плечом, вползая жарким шепотком в ухо:

— Уверен ли ты, что ты сам — потомок изначальных, биологических людей?

Инспектор уставился на свою руку.

Без перчатки голая плоть выглядела беззащитно и слабо. Титановые прутки костей, сияющие информационные потоки крови в сосудах, полимерный каркас гидравлических мышц. Привычный шрам на большом пальце — неловкая дочь когда-то уронила нож, делая папе бутерброд. Свежие ожоги от любимого бластера. С этой плотью он был рождён, с ней он и умрёт.

Достейн сжал руку в кулак.

— Разумеется, уверен, — сказал он и упрямо тряхнул головой. — Уж я-то точно тут человек.

Индикатор мощности заряда на бомбарде загорелся красным.