Будь моей сестрой

Третий день с берега слышались пьяные крики и визг, пахло дымом и шашлыками. Там вовсю праздновали Купалу. Туристы съезжались к бухте возле посёлка Импилахти каждое лето. Димкина бабушка ругалась, что весь берег изгадили, и запрещала соваться близко, чтобы не научили дурному. Димка и не совался. Он тоже не любил туристов. Из-за них приходилось каждый вечер прятаться за кустами, чуть ли не ползком пробираясь по тайной тропке через камни, которые так и норовили вывернуться из-под кроссовок.

В этот раз он всё-таки упал, саданувшись коленом так, что аж искры из глаз посыпались. Джинсы, потёртые на коленях, порвались. Ну и ладно, моднее будут. Димка постоял, растирая ногу, поддёрнул лямки набитого рюкзака и похромал дальше. Тропка вывела прямо к любимому валуну Импи. Сама она стояла в воде, закинув руки за голову. Вся светлая, как белая ночь. Длинная рубашка, вышитая зелеными нитями водорослей, просвечивала насквозь. На голове сказочной короной сиял венок из белых цветов. Димка радостно заулыбался, как всегда, когда видел Импи. Скажи ему кто ещё месяц назад, что он подружится с настоящей русалкой — на смех бы поднял.

— Ты пришёл! — Импи обернулась.

— Ага, — Димка сбросил рюкзак. — Привет. Я хлеб принёс и сыр, как ты просила.

— А молоко забыл?

— Держи, — он вытащил из бокового кармана рюкзака дедушкину фляжку.

Импи потянулась к ней и вдруг отдёрнула руку.

— Ты раньше в бутылке приносил.

— Да все бутылки разобрали. Бабка туристов ругает, а сама им молоко продаёт. А что не так с фляжкой-то? Я её вымыл, — в доказательство своих слов он отвинтил крышку и отхлебнул, хотя не любил молоко.

— Там знак, — Импи поджала губы. — Внутри.

Димка присмотрелся. Действительно, внутри крышки были выцарапаны какие-то каракули.

— Руны, что ли?

— Нет. Это древнее рун. Защита от таких, как мы, чтобы молоко и воду не портили.

— А ты портишь?

— Чего ради добро переводить? Я молоко люблю, — Импи сложила ладони ковшиком. — Лей сюда.

Пила она не спеша, смакуя каждый глоток.

— Это что же получается, — спросил Димка, осторожно подливая ей молоко, — мой дед колдуном был?

— Это едва ли, — Импи облизала ладони. — Я бы знала. Мы колдунов чуем и не забываем. Но твой дед ведь не отсюда родом?

— Ну да. Он рассказывал, что они из Питера переехали. Сразу после войны. Может, фляжку ему подарили?

Импи покачала головой.

— Такое только своим дарят. Кто-то в твоём роду был из знающих.

— Получается, я потомственный колдун? — Димка вытряхнул ей в ладони последние капли молока. — Круто! Поэтому я и тебя увидел?

Импи облизала пальцы и усмехнулась.

— Ты меня увидел, потому что я этого захотела. А насчет колдовства… — она принюхалась и отступила на шаг. — У тебя кровь идёт!

— Ерунда, выживу, — он убрал фляжку и расстелил на валуне стащенную из бабушкиного комода салфетку. Разложил на ней нарезанный хлеб и сыр. Импи схватила горбушку, прижала к носу. Смотрела она при этом на ссаженное колено Димки.

— У тебя платок есть? Завяжи. Я ведь предупреждала, чтобы осторожнее был на тропе.

— Да чего тут завязывать, царапина просто, — он плюнул на платок, стёр кровь. — Что ты, как бабка моя, зубы заговариваешь! Колдун я или нет?

Импи отвела глаза.

— Такое редко в детстве проявляется. Вот войдешь в возраст, тогда и спрашивай.

Димка расстроился. Здорово было бы научиться колдовать прямо сейчас. Уж он бы знал, что делать!

— Нет в колдовстве ничего хорошего, — горько сказала Импи. — Не людское это дело, Дёмка, забудь. Ты лучше вот что. В следующий раз принеси больше молока, я сварю иванов суп. Когда я была человеком, лучше всех в деревне варила.

— Суп из молока? — не поверил Димка. — Невкусно же.

— Много ты понимаешь! Вкуснее ничего нет. В июне голодно, одним молоком и спасались. А суп из парного варили, сразу после дойки. Парни ходили по дворам и пробовали, у кого из девушек суп лучше. К тем и сватались.

— Это котелок надо, — сказал Димка. — А у меня нет. Давай лучше хлеб пожарим.

— И сыр, — она оживилась. — Жареный сыр ещё вкуснее, чем молочный суп.

Пока Димка разводил огонь в обложенной камнями ямке, Импи принесла два ошкуренных прутика. Нанизала сыр и хлеб.

— Ты чего хмурый такой? Зря мы о колдовстве заговорили, не ко времени. Или нога болит?

— Завтра мать приезжает, — буркнул Димка. — Дуру эту привезет, Даринку. Свежим воздухом дышать.

— Сестру твою?

— Да какая это сестра? Ей что я, что табуретка — без разницы. Ничего не понимает.

— Сколько ей?

— Пять лет. А говорить не умеет, мычит только. Вообще ничего не умеет, пенёк с глазами! Видеть её не могу! Столько денег мать угрохала на врачей, мы бы уже давно квартиру нормальную купили, не ютились бы в однушке. И чего мать не сдаст её в детдом? Ясно же, что нормальной она не станет. Врожденное слабоумие не лечится, я в интернете смотрел, — Димка впился зубами в поджаренный кусок сыра. Проглотил, не чувствуя вкуса. Думать о сестре не хотелось. И так с ней весь год маешься.

Импи сочувственно молчала. Она откусывала от хлеба маленькие кусочки, долго держала во рту, потом бросала в воду. Вокруг размокшего мякиша тут же собирались мальки.

— А меня родители предали, — сказала она. — Жениха моего сгубили, чтобы за богатого меня отдать. Вот тогда я и утопилась.

— Какого жениха? — Димка чуть не подавился. — Тебе сколько было? Лет тринадцать?

— Семнадцать, — она улыбнулась. — Это я сейчас могу выглядеть, как захочу. Тебя вот встретила, потому и стала, как ровесница.

Димка шмыгнул носом. До сих пор неловко вспоминать, как он полез в залив спасать русалку и чуть не утонул.

— Дурацкий был розыгрыш!

— Не злись, — она погладила его по руке. — Ты мне понравился, а иначе я не умею… знакомиться.

— Да ладно, проехали, — он лёг на спину, закинув руки за голову. — А небо сегодня прямо светится, да?

— Конечно, ведь праздник, — она легла рядом. — Самая короткая ночь в году. Самая волшебная. Хочешь, научу, как отыскать клад? Найдем цветок папоротника и...

— Папоротник не цветёт.

— Ой, какой ты умный! — она насмешливо прищурилась. — Сама знаю. Это только так говорят. Просто в эту ночь духи, которые клады стерегут, сжигают накопившуюся на них ржавчину. И над местом клада горит синий огонёк, на цветок похожий. Пойдём, поищем?

— А разве, чтобы взять клад, не нужна жертва? Я читал у Гоголя… — Димка вкратце пересказал "Вечер накануне Ивана Купала".

Импи выслушала с интересом. Она любила сказки.

— Всё правильно, хоть и не про наши места. Но ты не бойся, я договорюсь с духами. У нас свои счёты.

Димка задумался. Клад — это ведь разные старинные монеты. Дорогие, конечно, но без взрослых не продашь. А если маме отдать, она всё на эту дуру потратит.

— Не надо. Давай просто поплаваем. Может, я больше не смогу приходить каждый вечер, мать не пустит.

Импи покладисто кивнула. Они долго плескались, гонялись друг за другом, перекидывались мячиком, который уплыл у туристов, а Импи нашла. Вода была тёплая, как парное молоко.

— Слушай, а до меня ты дружила с кем-нибудь? — спросил Димка, когда они вылезли на берег. Он крепко хранил тайну Импи, но порой очень хотелось поговорить с кем-нибудь, кто знает о русалке. Да и дружить компанией веселее.

— Не помню, — она перестала расчёсывать зеленоватые волосы. Опустила руку с гребнем на колени, уставилась в тёмную воду. — Я мало что помню о себе. Понимаешь, я сплю каждую зиму. Там, на дне. Весной просыпаюсь, а прошлого лета в памяти как не бывало. Странно, да? А жизнь свою, настоящую жизнь, помню, как вчера было.

— Ты и меня через год забудешь?

Она внимательно посмотрела на него.

— Мне кажется, я тебя помню… немножко. Ты прошлым летом приезжал?

— И позапрошлым тоже, только ненадолго. Тогда дед ещё жив был, он меня на рыбалку брал. А одного к воде не отпускал. Ты меня правда видела?

— Мне так кажется, — она невесело улыбнулась. — Я не хочу тебя забывать. Обещай, что следующим летом придёшь сюда и всё мне расскажешь! И про эту ночь тоже. Обещаешь?

Димке нестерпимо захотелось обнять её, обещать, что он вообще никуда не уедет и всегда будет рядом. Но как такое скажешь? Он ведь здесь всего до осени, а вернётся ли на следующее лето — неизвестно.

— Я постараюсь, — сказал он. — Обещаю. Я очень-очень постараюсь.

Внезапно потемнело. Набежавшие тучи занавесили белое небо.

— Пора тебе, — сказала Импи. — А то дождь скоро начнётся.

— Туристов намочит, — хмыкнул Димка. — Все костры им зальёт.

— И поделом. Они в воду плюют и мальков пугают, — Импи вздохнула. — Но всё равно, я бы хотела снова стать человеком. Только не взрослым, а ребёнком, чтобы прожить заново целую жизнь.

— А я знаешь, чего бы хотел? — Димка сглотнул. Даже в темноте было трудно такое выговорить. — Я бы хотел, чтобы ты стала моей сестрой.

— Правда? — Импи придвинулась вплотную. Глаза у неё засияли, как лужицы, полные лунного света. — А ведь мы можем… На самом деле можем стать братом и сестрой.

Димка ошалел.

— Как это?

— Я тебя научу. Сначала нам нужно смешать нашу кровь.

Она вытащила из волос тонкий костяной нож с резной плетенкой на рукояти. Резанула себя по ладони. Димка вздрогнул. На бледной ладони Импи вместо крови выступила вода.

— А теперь ты себя, — она протянула нож.

Димка приставил костяное лезвие к ладони, зажмурился и надавил.

— Осторожнее! — Импи выхватила у него нож. — Он очень острый, можно до кости рассечь.

Димка открыл глаза. Больно не было, ладонь словно оледенела.

— Стань моим братом, — прошептала Импи и прижала свою ладонь к его — порез к порезу.

— Стань моей сестрой, — эхом повторил он. Ладонь ожгло, словно схватил целый пук крапивы.

— Твоя кровь во мне, а моя в тебе, — глаза Импи сияли всё ярче. — Теперь всё только от тебя зависит, братик. Слушай, что нужно сделать...

***

Ночью над посёлком прокатилась гроза, а день выдался жарким, но облачным — точь в точь как настроение у Димки. Его с утра лихорадило и подташнивало, но мама ничего не заметила. Она вообще мало что замечала, если это не касалось Даринки.

Из открытого окна кухни слышались резкие голоса. Мама и бабушка о чём-то спорили. Похоже, мать решила забрать Димку в город, а бабушка возражала.

— Дай ты мальцу хоть летом пожить! Весь год нянькой у тебя работает!

— А легко мне одной двоих тянуть? На дому много не заработаешь. Хоть на полставки выйду.

Что ответила бабушка, Димка не расслышал — окно с треском захлопнулось. Он зябко передёрнул плечами и поплёлся к куче песка, возле которой на низенькой скамеечке сидела Даринка. Куличики она лепить не умела, просто тыкала пальцами в песок и смотрела, как ямки наполняются водой. Толстые русые косички расплелись на концах. Опять резинки содрала и потеряла.

Димка вытащил из кармана осколок бутылочного стекла и русалочий костяной нож. Ножен у Импи не нашлось, так что пришлось вставлять лезвие в плотную берестяную скрутку, удачно найденную на берегу.

Сердце колотилось, как сумасшедшее. Это ведь настоящее колдовство! Если узнают… Да нет, никто не поверит. Сейчас и законов-то нет против колдунов. Димка и сам не до конца верил, но твёрдо решил сделать всё, как надо, потому что Импи ведь существует. Значит, и волшебство есть. И у них может получиться!

— Ты вся испачкалась, — он взял Даринку за руку. — Дай отряхну.

Смахнул налипший песок и быстро чиркнул по пухлой ладошке ножом. Даринка удивленно уставилась на порез. Рот её начал раскрываться. Димка стекляшкой содрал коросту с царапины на своей ладони и прижал к порезу Дарины.

— Ты во мне, я в тебе. Кровь к крови! — скороговоркой забормотал он. — Стань моей сестрой, Импи!

Даринка заревела. Хлопнула дверь, из дома выскочила мама.

— Что случилось?!

— Да она просто порезалась чуть-чуть, — Димка показал осколок стекла. Нож он сунул в карман, на ощупь вставив в берестяную скрутку.

— Тебя на минуту с сестрой нельзя оставить! — мама подхватила Дарину на руки. — Не плачь, зайчик, сейчас промоем, заклеим и всё пройдёт. А ты подмети двор, как следует, слышишь? — крикнула она сыну. — Немедленно!

Димка угрюмо кивнул. Даринка ревела, не умолкая. Почему у них не получилось? Потому что он не верил? И как теперь смотреть Импи в глаза?

Дарина вдруг замолчала.

— Дёма… — неуверенно выговорила она.

Мама ахнула и выпустила её из рук. Димка неверяще смотрел на сестру. Она ведь не умеет говорить! Совсем не умеет!

В дверях дома мелко крестилась бабушка. Глаза Дарины блестели на солнце, как две золотистые лужицы.

— Дёмка, — уже увереннее сказала она. — Пливет, блатик! — засмеялась и неуклюже, покачиваясь, шагнула к нему.

У Димки защипало в глазах.

— Привет, — прошептал он и крепко прижал её к себе. — Привет, сестрёнка!