Лёд

Я расскажу вам историю о мальчике, который ушёл из дома и потерялся. Простая история, такие случаются в больших, многолюдных городах, где можно заплутать и обратную дорогу не найти. Тем более, ребёнку, который и города-то не знает.

Через три дня после исчезновения мальчика, как полагается, приняли заявление измученных неопределённостью родителей. Искали долго, как умели, не только милиция и родня, но и добровольные сердобольные граждане. То и дело появлялись обнадёживающие слухи, будто мальчика видели: кто-то просящим денег на городском рынке, а кто-то на вокзале, в компании бездомных, в стоящем в тупике вагоне. Опустившегося, спившегося, очень мало похожего на себя самого.

Трудно примириться с потерей. Так бывает. Событие переходит в легенду. В случайном прохожем узнают распятого Учителя тоскующие по нему ученики. Фюрера, сгоревшего в костре, видят то в Аргентине, то в Испании. Даже предводителя террористов после смерти встречают то под Шатоем, а то и под самим Грозным. Сложно устроен разум человека, узнаёт в окружающем то, что хочет увидеть. А очевидное порой не замечает, поглощённый собственными болями и страхами.

Звали того мальчика Владислав. Он так и остался в памяти города Владиком, взрослым не сумел стать. Белобрысый, не самый успешный в школе, не самый послушный дома. Один из многих. Возможно, вы его тоже встречали.

Если бы не тяга делать всё дотошно, правильно, а не как вздумается, он бы, наверное, вообще не выделялся ничем.

В тот день родители послали его в магазин за молоком для младшей сестры. Но он ведь мальчишка, душа полёта требует. И не устоял, задержался в парке с аттракционами. Первый раз в жизни позволил себе то, что желанным было. И увлёкся, забылся.

Когда он опомнился, была уже глубокая ночь.

Прохожие исчезли, трамваи тоже не ходили. Напрасно Владик ждал своего номера до полуночи, сидя на освещенной стеклянной остановочной площадке.

Сердце мальчика замирало. Он не знал, как попасть домой, и помочь ему было некому. Впервые он почувствовал, что дома своего больше не увидит. Ледяной страх клещами хватал за сердце, но потом Владик вспоминал что-то весёлое, или шумная машина на проспекте отвлекала его от тревожных мыслей, и он на время почти забывал о страхе.

Взошла Луна, невысокая, летняя. Владику показалось, что он сможет отыскать свой дом. Ведь там, возле их дома светила та же луна, а, значит, дом должен быть где-то совсем недалеко.

Владик пошёл в тёмные улицы и окончательно заблудился. Побродив два часа он, усталый, сел, прислонился к какому-то забору, заплакал, обхватив острые колени руками, потом попил молока, положил голову на колени и уснул.

Когда он проснулся, город уже ожил. Но это был незнакомый город. Спешили на работу люди, звенели трамваи, зазывали выпить кваса уличные торговки.

Владик выпил газировки с персиковым сиропом, как любил. Стало не так тоскливо.

Теперь целыми днями он ходил по городу. Встречались дома и памятники, взрослые с детьми, старики, медленно бредущие по своим делам, опираясь на палки. Парки, аттракционы, магазины. Всё было на месте, как положено. Но его родного дома нигде не было.

Однажды какая-то женщина зазвала Владика к себе в квартиру, накормила обедом, уложила в постель. Владик попытался спать, но не смог. Всё здесь было чужое: и запах комнат, и мебель, и порядки. Не так это было, как хотелось Владику. Ему домой хотелось, к маме, к своим игрушкам, к сестрёнке. Родного хотелось. Чужое можно найти на каждом шагу. Разное, совсем не похожее на своё. А дом — он единственный на свете, другого такого нет.

Как-то Владику показалось, что вдали мелькнуло знакомое здание. Он бросился бежать, опасаясь, что видение исчезнет. Дом не исчез, Владик зашёл в него. На пороге лежал чужой коврик, в спальне его были чужие вещи. Это был не его дом. Он ошибся, принял чужое за своё, потому что очень сильно хотел ошибиться.

Зимой он прибился к группе зомби. Зомбаки жили в поле, в норах, в заснеженной траве. Они не замерзали, потому что были неживыми. С зомбями Владику было не так одиноко. Потому что он играл на мобильнике в эту игру, и даже поле было то самое, почти родное, из времён, когда он жил дома.

А по весне Владик сдружился со стаей диких гусей. Он всегда любил птиц, а эти гуси даже разговаривать умели. Они звали Владика с собой, в тёплые края, но туда мальчику не хотелось. Он боялся, что потратит напрасно целых полгода и дом его станет за это время ещё более далёким и недосягаемым.

Осенью, когда гуси улетели в тёплые края, Владик остался один и снова пошёл искать свой дом. Жёлтые и красные листья облетали с деревьев. Так было и там, дома, такие же деревья там росли, так же лишались листвы по осени, отдавали свои одежды ледяному ветру и оставались голые в снежной зиме.

Владик подумал, что напрасно отказался от полёта с гусями в тёплые края. Может быть, судьба нарочно дала ему в друзья эту стаю, и там, на юге, он мог найти свой потерянный дом. Потому что чувствами он помнил, как тепло всегда было ему в родном доме.

Он сел на поезд и поехал на юг. Там было и правда тепло. Он нашёл дом, чем-то схожий с его родным, рядом с домом рос сад гуавы, напоминающей любимые персики, и Владик устроился работать садовником. Он обрезал ветки, собирал по осени плоды, высаживал новые деревца, выращенные в пластмассовых ящиках, стоящих в теплице. Ему казалось, что если он будет много работать, вырастит свой сад, в саду этом может появиться дом, где будут его родители и сестра, и любимый плюшевый медвежонок, и его облезлая машинка с отваливающимися колёсиками.

В конце июня пришли холода. Отмораживая руки, Владик оборачивал юные саженцы плотной тёплой тканью. Работая в полную силу, до изнеможения, он чувствовал, как тоска по дому отступает, хотя бы на время. Тоска отступала, но потом, на усталого, внезапно наваливалась с новой силой, ещё более горькая и безнадёжная.

Весна солнцем и теплом возродила надежду.

— Где мой дом? — спросил Владик у Алисы, когда хозяева позволили ему играть на своём смартфоне.

Хозяева были жизнерадостные. Они то и дело целовались, обнимались на глазах у всех и много смеялись. У них было трое детей. Дети дружили с Владиком, младший даже пытался называть его дядей Владиком, потому что был на восемь лет младше. Владику это было приятно, он иногда играл с хозяйскими детьми, забывался на время. Но это был не его дом, он понимал это по своей тоске, оставаясь один ночью.

Алиса сказала ему, что дом его в его сердце. Достаточно слушать своё сердце, и оно укажет путь к дому.

И Владик уехал из южного, чужого города. Обратно к себе.

Но город снова оказался чужим.

Владик отыскал свой дом. Ни родителей, ни сестры там не было. Стены треснули, под отставшими от стен обоями жили пауки и мокрицы. В его комнате было холодно и по-чужому неуютно. Сердце узнавало прошлое, но не принимало его, не согревалось чувством домашнего уюта. Это было не то, что хранила память в тёплом заветном уголке своём. Владик переночевал у себя в комнате, стараясь ничего не касаться, а утром ушёл бродить по городу. Уходя, он встретил соседку. Она узнала его. Она была стара и седа, совсем не похожа на ту молодую девушку, что жила рядом с ними, когда в доме были родители и сестра.

— Не дождалась тебя мать, — сказала соседка без чувств. — А сестрёнка твоя, как замуж вышла, больше здесь и не появлялась.

Владик вдруг подумал, что не у него одного потерялся дом. Эта соседка была такой же одинокой, как он сам. Неприкаянной, будто чужой в мире. У неё тоже не было родителей, и вместе с ними пропало чувство дома, в котором было уютно и счастливо. Может, у всех это так происходит: дом исчезает и больше его нигде не найти? Но как тогда они живут? Как справляются с пустотой в сердце на месте исчезнувшего дома? Создают своё? Но ведь Владик тоже создавал своё, сажал свой гуавовый сад. А чувство потери не покинуло его, сад не стал родным, как родительский дом.

Днём Владик бродил по городу, а ночью возвращался в свою комнату. В ту, что формально была его комнатой. Он не касался предметов в ней, обжил лишь кровать, на которой можно было спать, внезапно посреди ночи пробуждаясь с острым горьким чувством невосполнимой потери.

По ночам его стало посещать привидение. Если бы родители были здесь, они бы не позволили такому случиться. Но родителей не было, а дом без них не мог защититься сам. Когда в комнате горел свет, привидение уходило в дальний тёмный угол. Не сказать, что Владик до ужаса боялся незваного гостя, но проходя сквозь тёмные комнаты ночью, он брал с собой фонарик, чтобы случайно не столкнуться в темноте с обитателем пустых комнат, а у себя он стал оставлять на ночь включённым свет. Так было спокойнее. В грозу или сильный ветер свет отключали, но тогда за окнами били молнии, гудели деревья и это заставляло привидение прятаться подальше и на время затихать.

Однажды ночью Владик проснулся от боли в ноге. На ноге оказался волдырь, будто кто-то ужалил его во сне. Утром он обнаружил в постели мёртвое насекомое. Это была оса. По всему выходило, что оса. С членистыми ногами и клешнями, зелёным полосатым брюшком и сморщенными фиолетовыми крыльями. Крупная: наверное, мутант. А волдырь на ноге за ночь превратился в бугорок ссохшейся кожи, похожий на маленький крошкий гриб. Владик попытался сковырнуть нарост, но тот отвалился лишь частью и на его месте открылась ранка. Владик не придал этому значения. Много всякого непонятного бывало в его жизни. Но через неделю по всему телу рассыпались бугорки, подобные тому, первому, а через месяц тело Владика было усыпано сантиметровыми шипами. Будто он превращался в кактус, покрываясь иглами. Сухой, бессочный кактус, чьи иглы высасывали соки из тела. Даже в город Владик стал стесняться выходить. Мало ли что: кому-то злобному это могло не понравиться.

Владик слышал, что так бывает, когда человек болеет раком. Сдерёшь нечаянно опухоль, а она по всему телу разойдётся, везде примется, как разбросанные по земле семена. Но даже если насекомое со смятыми крыльями, укусившее его, было раком, всё равно врачи бы ничего не поняли. Даже болел Владик иначе, не так, как другие дети. По-своему.

Теперь ему было больно ходить, и сидеть, и лежать. Не просто больно, а ещё больнее, потому что болело сердце, так и не отыскавшее дома. И уже теряющее надежду когда-либо его найти.

Так продолжалось два месяца, мучительно, почти без сна.

А потом Владик проснулся и не увидел своей комнаты. Даже города своего чужого больше не нашёл.

Вокруг светили звёзды.

Он решил, что отправился в путешествие. Может быть, где-то на другой планете отыщется его дом. На другой Земле, не похожей на прежнюю.

Владик подумал, что может, и не терял он никогда своего дома. Потому что даже в самой дальней дали дом всегда был в его сердце. И куда бы он ни ездил, где бы ни оказывался, дом всегда был с ним.

Конечно, он понимал, что так не бывает. Дом не может быть только в сердце, он должен быть ещё где-то. Но если он потерялся и назад его вернуть никак не получается, как же его найти? Владик не знал этого.