Янтарная акварель
Большой пассажирский автобус медленно подъезжал к остановке старенького советского автовокзала.
Стандартная планировка внутри, с большим залом в центре, лабиринтом боковых коридоров и скромных по размерам служебных помещений. На улице стоянка для рейсового транспорта с навесом, укрывающим уезжавших и приезжавших пассажиров от привычного для Калининграда дождя. Забота о ближнем и инвестиция в будущей. Навес приобретал сакральное значение щита, оберегавшего гостей не столько от непогоды, сколько от испорченного впечатления о городе.
Автобус остановился. С шипением открылась дверь, и пассажиры торопливо стали выбираться наружу. Последним вышел невысокий человек в чёрном плаще, надетом поверх красной кофты с воротом на молнии под самое горло. Лицо рассмотреть было невозможно и из-за потёртой временем чёрной бейсболки с вышитыми перекрещенными английскими буквами «N» и «Y» — логотипом Нью-Йорк Янкиз. Крест-накрест грудь незнакомца пересекали лямки от большой коричневой брезентовой сумки и тубуса.
Незнакомец медленно огляделся, поднял воротник плаща, слово пытаясь таким образом спрятаться от сырости и неспешно пошёл к зданию вокзала.
Через миг он растворился в толпе таких же, как и он пассажиров…
— Что скажешь, Гера? — поинтересовалась девушка у склонившегося над телом судмедэкспертом.
Последний поднял глаза, поправил очки толстыми линзами, посмотрел на девушку и развел руками.
— Что тут скажешь, Ева, на первый взгляд смерть по естественным причинам. Но точнее смогу сказать только после вскрытия.
Ева поморщилась. В уголках голубых глаз появилась ещё парочка новых морщинок.
Девушка обошла тело и посмотрела на расколотую скалу, что была позади.
— Приехал посмотреть на Камень Лжи и умер?..
— Только не говори, что ты в одночасье поверила в старую легенду?
— Как знать, Гера, как знать. В нашем городе и не такое бывает.
Гера был экспертом в годах, ещё советской школы. Поэтому в отделе к нему все уважительно обращались не иначе как Герман Рудольфович. Но для Евы он делал исключение и снисходительно позволил называть его дядей Герой или просто Герой.
— Ну, тогда бы его убило молнией, — криминалист рассмеялся, после чего встал и неспешно пошёл к машине, на ходу обронив. — Будут результаты, позвоню.
Девушка вспомнила старинную легенд, рассказанную ещё бабушкой Ингрид о рыбаке и его возлюбленной, что поклялись в верности друг другу возле этого самого камня. Каждый обещал, что скорее камень станет вновь цельным, чем они предадут друг друга. Рыбак хранил свою клятву, а вот девушка оказалась не столь верной, и когда влюбленные снова пришли к камню, небеса осветил всполох, грянул гром и расколотые части камня сошлись, раздавив клятвопреступницу.
Конечно, это была лишь старая легенда, но почему она не могла стать правдивой в сознании убийцы. Нужно проверить связи погибшего. Наверняка удастся накопать и обманутую благоверную и коварную любовницу-разлучницу. Вот и мотив. А может и того проще. Добраться до места было не так просто. Бедолага мог не рассчитать силы своего сердца, в миг переставшего биться. Никакой мистики, никаких любовных треугольников. Идеальная смерть для закрытия дела.
Появились люди с черным целлофаном и стали засовывать тело в мешок.
Девушка подошла к камню и прикоснулась к нему рукой. Червячок сомнения точил очевидные выводы.
Случись этот инцидент сам по себе, она бы спокойно написала в отчете, что насильственных следов смерти нет, как нет и причин возбуждать дело. Но это была уже третья подобная смерть за неделю. При этом, все в местах, которые можно смело отнести к аномальным. И что-то подсказывало, что будут ещё трупы…
Взгляд Евы упал на гадь воды в луже, в которой отразилось её лицо. Усталое, пепельно-серого цвета от вечного недосыпа, с тоненькой полоской не накрашенных губ и едва вздёрнутым носиком. Сухие каштановые волосы, ниспадающее на плечи были посеченными. Давно следовало заняться собой…
Девушка собиралась уходить, когда заметила, как по тропинке идёт парень большой коричневой сумкой через плечо, и чем-то похожим на тубус.
— Сюда нельзя, — тут же среагировал ближайший к незнакомцу полицейский и перегородил собой проход.
— Нельзя? Почему? — удивился незнакомец.
— Достопримечательность закрыта до завершения следственных мероприятий.
— Но я проделал долгий путь. Мне уезжать через три дня. Я не смогу в другой день!
— Тебе не повезло, парень, — Ева похлопала незнакомца по плечу и прошла мимо…
Дождь наконец стих и можно было прогуляться по городу, подышать морским воздухом.
«Патологий нет. Смерть естественная. Сердечко подвело у бедолаги, — буднично проговорил в трубку заключение Герман. — Так что тут у тебя работы не будет».
Ева усмехнулась про себя. Бывает же так. Вроде и сложилось всё удачно, и вечер после написания отчета выдался свободным, а ощущение невыполненного долго гнетет и не дает отдохнуть.
Девушка размеренно шла по набережной рыбацкой деревни и смотрела то на идущую рябью воду, то на стены стилизованного под «старую Пруссию» этнографический и торговый комплекс.
Напротив здания, похожего на маяк стоял встреченный днем в лесу незнакомец. Он, не отрываясь смотрел на противоположный берег.
— Ну как, удалось ещё что-то увидеть, кроме Камня Лжи? — неожиданно для себя спросила Ева.
Незнакомец повернулся на голос. Он не выглядел испуганным.
— Не так много, как хотелось бы. Пришлось добираться от Пионерского своим ходом.
— Сложно представить, что может заставить вообще отправиться пялиться на старый булыжник?
— Красивая легенда? — незнакомец ответил вопросом на вопрос и улыбнулся.
У него была красивая и добрая улыбка. Ева смотрела на этого странного чужака и понимала, что не хочет уходить… Было в нём что-то притягательное. Причудливая магия, обволакивающая сознание, успокаивающая и говорящая что всё будет хорошо. Обязательно будет. По крайней мере, пока он рядом.
Может я смогу провести небольшую экскурсию? В качестве компенсации за испорченную долгожданную встречу с каменюкой.
Девушка сама не понимала, почему сказала это. В душе она ругала себя последними словами. Сейчас её пошлют, и она будет очень глупо выглядеть. А если не пошлют?..
Незнакомец замешкался. Было заметно, что он взвешивает все за и против предложения.
— Я бы не отказался от проводника к Пятому форту. Но это уже завтра, а сегодня, может покажете где у вас можно перекусить?
Ева улыбнулась в ответ…
Ночью снова пошёл дождь. Просыпаться очень не хотелось, но барабанящие по стеклу капли настоятельно вытаскивали из царства Морфея.
Ева потянулась к другой половине кровати. Она была холодной и пустой…
Чувство разочарования на миг пронеслось в сознании. Хотя, чего она хотела?..
В едва приоткрытую дверь падал тусклый свет с кухни. Негодование, злость, тоска и уныние в миг улетучились. Он не ушёл.
Ева завернулась в одеяло и пошлепала босыми ногами на кухню.
Мартин сидел на подоконнике. В его руках был потасканный деревянный планшет, с зажатым листом бумаги и кисточка. Рядом лежала палитра с акварельными красками. В углу стояли раскрытые тубус и сумка.
Мартин смотрел на стол, на котором лежали пистолет Евы, охотничий нож, ранее стоявший на подставке на комоде, и вазочка с фруктами, и рисовал.
Заметив Еву, художник отвлекся.
— Ты проснулась?
— Дождь, — девушка подошла к парню и обняла, краем глаза заглядывая на рисунок. — Ого, да у тебя талант!
— Это мой дар, и это моё проклятье, — Мартин улыбнулся своей обезоруживающей улыбкой. Когда он так делал Еве хотелось смеяться от радости и счастья, словно ей было пять годиков, и папа купил ей сладкой ваты в парке.
— Ей, ты в Кёнигсберге! Городские легенды рассказывают о проклятьях и пострашнее твоего, — Ева не выдержала и засмеялась.
— Пожалуй, — согласился художник.
— Пойдем в кровать…
— Иди. Пару штрихов и я догоню тебя.
Девушка кивнула и вышла из кухни, растворяясь в темноте и звуке дождя.
Убедившись, что остался один, Мартин коснулся нарисованного пистолета. Его рука словно погрузилась в лист бумаги. Ладонь сжала рукоятку Макарова и в следующее мгновение пистолет оказался извлеченным из картины. Та же участь постигла и нож. На картине осталась лишь ваза с фруктами.
Художник отложил планшет, спрятал оружие в сумку, и удалился вслед за Евой. И лишь дождь всё также одиноко стучал в старые окна.
Начальник следственного отдела подполковник Фролов не очень обрадовался просьбе об отгуле, но возражать не стал. Ева всегда была на хорошем счету. У неё раскрываемость в разы выше, чем у остальных следаков. Так что если решила проветрить мозги, то так тому и быть.
Утром Ева и Мартин побродили по элитному старому дворянскому району Калининграда Амалиенау. Многие особняки уже обрушались, но ещё не утратили всего своего великолепия.
На острове Канта они полюбовались видами величественного Кафедрального собора. Кирпичное здание было эталоном «балтийской» готики. Ева ожидала, что Мартин захочет зарисовать собор, но он лишь отшутился, что рисует только натюрморты, да простые пейзажи, и что ему в жизни не воспроизвести этой величественной красоты на бумаге. Хотя, сумка и тубус художника были при нём.
А вот скульптуру «Борющихся Зубров» Гауля у здания Технического университета Мартин зарисовал, да так, что зубры смотрелись словно живые.
Пока художник творил, девушка сидела на краю фонтана, что был рядом со скульптурой. Она играла водой и смотрела как тонкие штрихи мастера на бумаге превращаются в мощный торс зверя, сплетаются в композицию рисунка.
Когда маленький шедевр был завершен, художник проверил застыли ли краски на листе (а они на удивление застывали у него моментально), осторожно свернул его и отправил в тубус.
Солнце достигло зенита. Мартин посмотрел на винтажный циферблат своих карманных часов и заторопился к форту.
Ева не возражала, ей было всё равно куда идти. Лишь бы только с ним. Настолько хороша в одночасье стала его компания. Это казалось неестественным, словно одурманивающим колдовством. Всегда подозрительная, вечно сомневающаяся в людях она доверилась человеку, о котором не знала совершенно ничего. Лишь то, что он никогда не причинит ей вреда. Она не думала о работе, о нераскрытых убийствах, и вечных отчетов, а просто радовалась жизни, получая удовольствие от каждого момента.
Когда Мартин попросил провести его к форту, она даже не стала спрашивать, чем он так важен для него. Может Мартин хотел нарисовать картину, может, как и многие до него, поискать таинственную Янтарную комнату, по преданиям спрятанную в подземном лабиринте под Калининградом, вход в который был именно в форте, или он искал встречи с призраками, которых нередко видели в тех местах. Это всё так не важно. Для неё каждая секунда с ним вместе стала самым драгоценным мгновением жизни.…
Когда добрались до цели, солнце уже почти закатилось. Мартин спешил, словно опаздывает на очень важную сделку. Перед самым фортом он практически бежал.
Полуразрушенный кирпичный форт опоясывал ров с мутной водой. Как раз рядом с ним, расположилась ещё одна парочка. Мужчина лет сорока позировал молодой художнице на фоне одной из арок.
Картина была почти закончена. Не хватало только лица. Почему-то Ева обратила на это внимание. Наметанный взгляд следака всегда подмечал детали.
— Агата, остановись! — закричал Мартин и побежал к девушке.
Увидев его, художница испугалась и стала спешно рисовать лицо ничего не понимающего мужчины-статиста.
— Проклятье! Агата, не делай этого!
На ходу Мартин открыл сумку и достал пистолет.
Девушка раскрыла лежавший возле неё блокнот для рисования, и словно погрузила руку в один из них. После чего, резким движением, словно выдернула из рисунка большого льва, который тут же понесся к Мартину.
Художник попытался сделать пару выстрелов, но поняв всю тщетность, открыл тубус и вытащил рисунок зубров, тут же «оживив» одного из них.
Огромный зверь налетел на льва, сбив того с лап, а сам Мартин побежал к Агате. Так уже заканчивала портрет. Оставалось лишь сделать парочку штрихов.
Статист стоял словно окаменевший от шока.
Мартин вытащил из сумки нож, но в руке девушки появился миниатюрный дамский Браунинг, также эффектно выуженный из блокнота.
Мартин замер. Прозвучал выстрел…
Алые капли забрызгали портрет… На белоснежной до этого блузке Агаты проступало кровавое пятно. Позади всех стояла Ева. В её руках был зажат табельный Макаров, из ствола которого шел дым от выстрела. Старая привычка таскать всюду с собой ствол не раз спасала жизнь. Чаще свою, в этот раз чужую. А может и не одну…
Ноги девушки подкосились. Мартин успел её подхватить.
— Что же ты наделала, сестренка…
— Мартин… — слова давались девушке тяжело. В уголке губ проступила кровавая пена. — Я просто хотела жить…
Глаза Агаты закрылись. В тот же момент лев развеялся словно дым.
Мартин прижал бездыханное тело к себе и заплакал.
Ева медленно подошла и села рядом.
— Кто она?
— Моя сестра…
— Почему ты хотел убить её?
— Я должен был её остановить… Должен…
— Остановить? Я не понимаю. Ничего не понимаю. А если бы не видела своими глазами все эти фокусы с зверями, — Ева посмотрела на мирно пасущегося зубра. — Никогда бы не поверила!
— У нас с ней был один дар, и одно проклятье. Мы умеем оживлять то, что рисуем. Но нам нельзя рисовать живые существа. Словно забираем их души. Переносим на полотно. Оставляя лишь бездыханные тела. Ещё в детстве поняли это.
Мартин погладил сестру по спутавшимся волосам
— Не знаю, откуда он у нас. Может свыше ниспослан, а может подарок Преисподней. Когда-то я пытался понять, потом перестал искать ответы. Мы просто жили как все вокруг. До тех пор, пока у Агаты не нашли рак. Ей ничто не могло помочь. И лишь старая ведунья из поморов рассказала, как излечиться от недуга. Она поведала о местах силы, разломах, откуда выходит энергия земли. И если забрать душу в таком месте, то можно продлить себе жизнь…
Мартин замолчал.
— Сколько лет она забирает души?
— Три или четыре… Я потерял счет времени. Каждый раз я пытался её остановить, но каждый раз не успевал. Сегодня повезло…
Мартин заплакал. Он плакал долго, словно со слезами уходила живущая в нем боль. Ева обняла его сзади и положила голову на плечо. Она не хотела в это верить, как не верила в городские легенды, наполнявшие старый Кёнигсберг. Но она верила Мартину. Непонятно почему. Без доказательств, без проверок версий, просто верила. Верила, как себе, и это было главное.
Пришедший в себя статист начал громко кричать и звать полицию. И лишь зубр всё также неспешно жевал траву.
Ева ходила босиком по поющему песку Куршской косы, а он пел ей свою песню.
Когда подул ветер, песчаное поле загудело, как оркестр, издавая звуки то флейты, то органа.
Ева любило это место. Не потому, что оно волшебное, а как раз наоборот. Своим «волшебным» свойствам песок обязан особым кварцевым песчинкам, которые трутся друг о друга, вызывая акустический эффект. Никакой мистики, чистая наука.
Мистики в её жизни последнее время и без городских легенд хватало.
Ева посмотрела на Мартина. Простая льняная рубашка развивалась на ветру. Местами на ней была оранжевая краска. На песке лежали янтарные камушки, которые художник тщательно вырисовывал.
Когда рисунок был закончен, Мартин «вытащил» из картины один из камушков и протянул его Еве.
Девушка улыбнулась. Взяла камень, обняла художника и радостно рассмеялась.
«Это мой дар, и это моё проклятье», — ей вспомнились его слова.
«Теперь это наш дар, и наше проклятье. Ведь у нас теперь всё общее», — подумала девушка и нежно поцеловала мужа.