Погремушка
«Сперва режем голову…»
Рёв мотора, ослепительный полдень за лобовым стеклом и чей-то голос внутри — слился с раскалённым воздухом, проник в мозг. Они заодно: голос и жара, а ещё — придорожные столбы, ускользающие в небытие.
«Тянем за кожу — она сходит лоскутом…»
Запах перегретого пластика в машине, полуденное марево за окном и покосившийся дорожный щит:
ВЫ ПОКИДАЕТЕ ТУСОН
удачи!
Буквы выгорели на солнце, внутри «О» дыры от пуль. Впереди полсотни миль до границы — достаточно, чтобы передумать и повернуть назад… Если бы не этот голос, уверенный и спокойный:
«Кишки — падальщикам, а мясо…»
Ладони на руле, газ в пол.
Когда дорожный щит растворился без остатка в зеркалах заднего вида, я потянулся к радиоприёмнику: щелчок по кнопке, и голос пропал. Ещё один щелчок: шипение и треск. И ещё… «Покайтесь, ибо грядёт!» — разнеслось по салону.
Во рту появился кисловатый привкус. Я кинул взгляд на бардачок и тут же отвёл глаза.
«Чем проще, тем лучше», — так сказал Стивен этим утром.
«Они будут искать в багажнике и под капотом», — пообещал он.
«Они притащат собаку и обнюхают всю тачку. Они увидят, что ты латинос, и попросят выйти из машины, а потом обшмонают твои карманы, чувак. Но никто не сунется в бардачок — это слишком просто для их мозгов! Главное — не подавай виду…»
Радио соскочило с волны, и сквозь хрип статики я расслышал, как издаёт своё незатейливое «шрр-шрр» свисающая с зеркала игрушка-талисман. Щёлкнул кнопкой наугад и поймал музыкальную станцию — высокий детский голос пел диснеевское «It's a Small World»… Всяко лучше, чем мысли в голове.
Солнце застряло над зеркалом заднего вида. Дорога уцепилась за горизонт и теперь разматывалась, словно гигантский клубок перекати-поля, попавший на раскалённую сковородку.
«Имей в виду, чувак, вся братва надеется на тебя. Не облажайся, а то ведь сам знаешь: земля — она маленькая…»
Утренние слова Стивена эхом звучали в ушах, сливались с детским радио-голосом, отдавались стуком сердца в висках:
«Какой же маленький этот мир. Какой же маленький…»
«Хлюп!» — огромный жук врезался в стекло. Его внутренности выплеснулись и мгновенно засохли зеленоватой коростой.
Я глубоко вздохнул: раз, другой — тошнота неохотно отступила. Жучье бельмо плясало перед глазами, заслоняя горизонт и попадая в такт:
«До чего же мал наш мир! До чего же мал…»
Что-то вдруг проступило из-за пятна — я затряс головой и вдавил тормоз… скрежет и пыль! и девушка на обочине: стройная фигура, доверчивый взгляд. Незнакомка смотрела мне в глаза, и её рука с оттопыренным большим пальцем медленно опускалась…
«Мир надежд и страхов мир. Так много общего у нас!»
Я попытался натянуть на лицо дежурный оскал — тщетно, у моих улыбок случился выходной. Прочистил горло и опустил стекло.
— Тебе куда?
Она указала пальчиком на юг.
— Запрыгивай.
Долгая пауза, а потом девчонка юркнула на соседнее кресло и вежливо улыбнулась:
— Подбросишь до Мексики?
Почему бы и нет. Всяко лучше, чем мысли… Я кивнул и включил первую передачу.
«До чего же мал наш мир!» — в последний раз приторно восхитился голос.
Солнце сдвинулось вправо, и жара понемногу убавила прыть. Пятно всё ещё торчало перед глазами, но теперь оно будто сжалось, сделалось неважным — дорога уверенно раскручивалась из-за пятна, и впереди уже зарождался новый знак:
НОГАЛЕС
пересечение границы с 6 утра до 10 вечера
У пропускного пункта скопилась пробка — над шоссе нависала перекладина со светофорами, и все они горели красным. На соседней полосе замер грузовик — его выхлоп летел прямо в окно, поэтому я поднял стекло и повернулся к пассажирке.
— Ты откуда?
— С севера, — незнакомка неопределённо махнула рукой, — меня зовут Кэт.
У неё был нездешний выговор — кажется, британский — и звучал он довольно мило. Девчонка сняла тёмные очки и вопросительно глянула на меня внимательными серыми глазами.
— А я еду на побережье, в Гуаймас, — невпопад соврал я. — На пару дней, поваляться на пляже. Потом домой в Штаты.
— Ага, — неопределённо протянула Кэт. — А это что такое? Похоже на вкладыш из Киндер-сюрприза.
Она взвесила на ладони свисавшую с зеркала игрушку-яйцо…
— Осторожно!
Мой голос прозвучал визгливо и громко. Я кашлянул и буркнул примирительно:
— Это талисман на счастье, из детства. Не помню, кто подарил… Он вообще-то старый.
— Ясно.
Тёмные очки вернулись назад. Кэт поджала губы, откинулась в кресле и принялась разглядывать приземистое здание дьюти-фри.
Я опустил голову и стал изучать узор из трещин на крышке бардачка. Улёгшиеся было мысли вновь раскрутили тугую спираль в животе, резонируя с вибрацией мотора на холостых оборотах. Проплыл перед внутренним взором вечно весёлый Стивен: «Не ссы, чувак. Если повяжут, найдём тебе хорошего адвоката — к тридцати годам откинешься по-любому!» Криво усмехнулся штатный мясник Квентин, а следом промелькнул наш главный курьер Карлос: «Когда посылку нельзя проглотить, я обычно прячу под обшивкой!»
В очередной раз захотелось достать из бардачка кейс и рассовать его содержимое по укромным местам… Внезапно Кэт подала голос:
— Кажется, там зелёный. Поехали, эмм… мучачо?
Я вздрогнул и вдавил газ — машина дёрнулась, впереди мелькнула развилка: траки направо, легковые налево. Притормозил перед камерами наблюдения, проехал вдоль высокой глухой стены и дальше — по извилистой бетонке… знак «Добро пожаловать в Мексику»… шлагбаум… досмотр.
Перед нами маячил пикап с мексиканскими номерами — усатый таможенник наклонился к водителю. Я сделал несколько глубоких вдохов-выдохов… В этот момент Кэт достала из кармана обмотанный скотчем свёрток — продолговатый и приплюснутый, в полторы ладони длиной. Девчонка кинула на меня быстрый взгляд и ловким движением спрятала свёрток в бардачке, положив его прямо на кейс…
— Добрый день. Куда направляетесь?
Я поднял голову и тупо уставился на таможенника — все правильные слова мгновенно забылись.
— В Гуаймас, сеньор! — раздался задорный девичий голос. — Хотим позагорать на пляже. Говорят, пляжи у вас в Мексике жуть как хороши!
— Оружие, наркотики, валюта сверх разрешённого, — без выражения забубнил мужчина, — будете что-нибудь декларировать?
— Ммм… нет, — Кэт смущённо запнулась, а после выпалила: — Знаете, мой парень захватил целую коробку презервативов — там штук двести! Показать? Они где-то тут, если, конечно, не остались в мотеле… Вообще-то, он очень стеснительный, честное слово, но вот прямо затмение нашло. Он у меня такой быстрый — ну, во всех смыслах. Это ведь законно, правда?
Она запустила ладонь мне в шевелюру — пальцы оказались неожиданно прохладными.
— Совершенно законно, сеньорита, — сухо произнёс таможенник.
Он отёр пот со лба, скользнул измученным взглядом по документам и сунул под машину зеркало на длинной штанге. Застыл на долгую-долгую секунду, не слушая продолжавшую болтать Кэт, а затем отступил назад и повернулся к следующему автомобилю.
— Счастливого пути, — долетело до нас.
Шлагбаум поднялся. Я ватной ногой выжал сцепление, машина тронулась и выскочила на шоссе — впереди простирались пустынные холмы штата Сонора.
Мы проехали пару миль, не говоря ни слова, а потом жара, дохлый жук и выгоревшие краски за окном — всё это вместе наконец довершило своё дело: я почувствовал, что больше не могу. Съехал на обочину, заглушил мотор и закрыл глаза.
— Спасибо, что подвёз, — тихо проговорила Кэт. — Я, пожалуй, пойду.
Её голос звучал очень устало, от недавнего веселья не осталось следа.
Я взглянул на девушку: белая футболка с Хелло Китти, модно-рваные джинсы и какие-то несерьёзные сандалии на ногах. Из вещей только свёрток — она уже достала его из бардачка и теперь сжимала в руках.
— Дура, — пробормотал я. — Со своей травой в Мексику не ездят.
Кэт вскинула брови: её напряжённое лицо претерпело сложную трансформацию и на мгновение озарилось улыбкой.
— Травой, говоришь? Вообще-то, ты и сам хорош, мучачо, — она кивнула на бардачок. — Чего ты там прячешь?
— Не твоё дело!
Внезапно я расхохотался. Смех пришёл из ниоткуда — сконденсировался из сухого воздуха пустыни, выжал скупые слёзы из глаз.
— В Гуаймас! — простонал я. — На пляж… А может, и правда поехать в этот чёртов Гуаймас?
Через минуту меня отпустило — так же резко, как началось.
— Пристегнись, — бросил я, заводя мотор. — Не хватало нарваться на дорожный патруль.
САНТА-АНА
разворот запрещён
Через час въехали в Санта-Ана — богом забытую дыру посреди пустоты. Я припарковался у первой попавшейся забегаловки и заказал два кофе. Толстая мексиканка нацедила из автомата светло-коричневую жидкость, Кэт отпила глоток и скривилась.
— К вечеру доберёмся до Эрмосильо, там будет приличный кофе, — пообещал я. — Городишко так себе, но я провёл в нём полдетства. Точнее, не совсем в нём, — рядом, в индейском посёлке… А ты сама где родилась?
Кэт не ответила — её словесный заряд, похоже, иссяк на границе. Она принялась крутить головой, заметила телефонную будку и протянула мне свой стаканчик:
— Схожу позвоню…
— У меня есть мобильный.
— Не нужно, — Кэт поморщилась, — я быстро.
Сладкая жижа с привкусом кофе обожгла внутренности, однако странным образом привела их в гармонию с послеполуденной жарой. Я заказал буррито, уселся на капот и, прихлёбывая поочерёдно из двух стаканчиков, стал наблюдать за Кэт: та кинула монетку в доисторического вида автомат, набрала номер и замерла в напряжённой позе, прижав трубку к уху. Через несколько минут, не произнеся ни слова, повесила трубку и вернулась к машине: губы сжаты, глаза из светло-серых сделались тускло-стальными.
— Всё в порядке? — я выкинул пустые стаканчики и распахнул дверь. — У тебя неприятности?
— Всё нормально.
Кэт провела рукой по волосам, и её лицо стало прежним. Точнее, почти прежним: холодный металл никуда не исчез — притаился под тенью длинных ресниц.
Она вымученно улыбнулась и протянула ладонь:
— Тут мы расстанемся, мучачо. Тебе на юг, а мне… туда, — она махнула рукой на восток, в сторону гор. — Спасибо, что подвёз! Пока.
Кэт развернулась и зашагала прочь. Минута — и её фигурка скрылась за поворотом.
Я потоптался возле машины, выкинул надкушенную лепёшку буррито и сел за руль. Ткнул пальцем игрушку-яйцо: талисман закачался, и загадочная штуковина, спрятанная внутри, издала своё тихое «шрр-шрр». Повернул ключ зажигания и выждал немного, слушая звук мотора и вяло прикидывая: стоит ли заправиться в Санта-Ана или дотянуть до конечного пункта — Эрмосильо; потом медленно поехал вдоль главной улицы, бездумно разглядывая вывески и редких, словно не отошедших от сиесты, пешеходов. На выезде из городка притормозил, нащупал в бардачке кейс Стивена и приоткрыл его — плотно уложенные пачки новеньких стодолларовых банкнот были на месте. Я захлопнул кейс, и в этот момент рука наткнулась на что-то постороннее… тёмные очки Кэт!
В голове пронеслась картинка с хрупкой фигурой — такой маленькой и беззащитной, совершенно не приспособленной к жгучему солнцу Соноры!
Нога сама нажала на газ, автомобиль со скрежетом развернулся и понёсся через весь городок назад — туда, где я в последний раз видел девчонку. От кафе свернул на просёлок и какое-то время гнал на полной скорости по латаному растрескавшемуся асфальту в сторону гор… Пустота. Редкие облака на выцветшем предвечернем небе.
Через несколько миль я развернул машину, поехал обратно, всё ещё озираясь по сторонам, и вдруг заметил на обочине человека — индейца неопределённых лет. Тот сидел на корточках и безмятежно взирал на мир из-под полей старой соломенной шляпы.
— Эй, приятель, здесь никто не проезжал?
Индеец молчал, и я повторил вопрос по-испански, а после — на местном наречии, с трудом припоминая и складывая воедино слышанные в детстве слова.
— Тебя интересуют машины или осёл? — оживился индеец. — Осёл был всего один.
Я выругался, рванул дальше и тут же снова затормозил. Высунулся в окно и прокричал:
— Здесь есть другая дорога на восток?
— А зачем тебе туда? — невозмутимо поинтересовался индеец. — Возвращайся лучше на север.
Я плюнул в придорожную пыль и нажал на газ. Глянул в зеркало, но индеец уже пропал — лишь облака клубились над далёкими горами, понемногу перерождаясь в пухлую сизую тучу.
Вернулся в город и попытался собрать воедино разлохмаченные мысли. Девчонка скорее всего уже поймала попутку, но если нет — оставалось лишь одно направление для поисков… Я повернул на север, выехал на трассу и повёл машину в сторону границы. Промелькнули окраины Санта-Ана, шоссе изогнулось недожаренной змеёй — раз, другой; и за очередным поворотом я внезапно увидел Кэт: она сидела на автобусной остановке и рассматривала воробьёв, купавшихся в пыли.
Я припарковался, вылез из машины и сел рядом.
— Ты забыла очки.
— Спасибо, — Кэт, похоже, не удивилась. — Очки больше не пригодятся — будет дождь.
Она кивком показала на воробьёв, а потом посмотрела мне в глаза:
— Зря ты вернулся, мучачо…
Кэт не договорила.
Серебристый джип тормознул рядом — четверо крепких парней выскочили наружу и обступили со всех сторон. Один из них ткнул меня в лоб костяшками пальцев и рявкнул по-испански:
— Здорово, гадёныш!
На поясе у незнакомца болталась кобура. Он положил ладонь на торчащую рукоять револьвера и прорычал:
— Где деньги? Стивен обещал прислать всю сумму!
— Остынь, Родригес, — одёрнул его другой парень с выбритым до синевы черепом.
На плече у этого второго была татуировка-чикано: девушка с пистолетом, слегка похожая на Кэт: те же русые волосы до плеч и холодный пронзительный взгляд.
Бритоголовый подсел ко мне и заговорил доверительным голосом:
— Ты уж извиняй, братишка, но шеф послал нас проследить за курьером. Мы видели, как ты прошёл пограничный контроль — это было ещё в полдень, и сейчас ты должен на всех пара́х гнать в Эрмосильо. Вместо этого ты катаешься туда-сюда по Санта-Ана — нашему шефу всё это очень не нравится, у нашего шефа возникают вопросы…
— Стороны света попутал, гадёныш? — зашипел первый. — Или решил свалить с нашими деньгами?!
— Заткнись, Родригес, — равнодушно бросил бритоголовый и снова обратился ко мне: — Где посылка от Стивена? С ней ведь всё в порядке?
— Деньги в бардачке, — пробормотал я. — Просто по дороге я решил подвезти… кое-кого.
Родригес метнулся за кейсом, провёл пальцем по стопкам банкнот и удовлетворённо хмыкнул:
— Вроде всё на месте.
— Вот и чудненько, — вкрадчиво проговорил бритоголовый.
Он, будто невзначай, мазнул взглядом по Кэт и продолжил:
— А знаешь что, братишка? Раз уж мы здесь, то, пожалуй, сами и отвезём деньги шефу, а ты можешь отдыхать… — голос вдруг переменился и зазвучал на полтона ниже: — Вот, только, нам понадобится твоя тачка. Передай Стивену, что это неустойка за твоё опоздание. Пусть пришлёт за товаром кого-то другого.
Он протянул руку, и я безропотно отдал ключи. Бритоголовый направился к автомобилю, но потом, словно вспомнив что-то, остановился…
— Кстати, заодно подвезём сеньориту.
Он распахнул дверь, повернулся к Кэт и проговорил по-английски:
— Прошу вас!
Один из парней хохотнул. Я вскочил на ноги…
— Вау, круто! — донёсся девичий голос. — Давно хотела покататься с местными, глянуть достопримечательности!
От неожиданности я разжал кулаки и молча проводил взглядом Кэт: та, не оборачиваясь, скользнула на пассажирское сиденье.
— Оставь ему расписку, Родригес, — бросил бритоголовый, садясь за руль.
Машина рванула с места.
Я вспомнил про талисман на зеркале и метнулся за автомобилем, а в следующий миг заметил летящий в голову кулак. Удар был средней силы, но я потерял равновесие… ещё удар — в этот раз ногой. После третьего или четвёртого наступила темнота.
БОКА ДЕ СЕРПИЕНТЕ
остановка запрещена
«Будет дождь…»
Знакомый голос в пустоте.
Мне уже доводилось слышать этот баритон — глухой и надтреснутый, будто из колодца, пересохшего под солнцем Соноры.
«Будет настоящий ливень!»
Я слышал его раньше — возможно, в одной из радио-проповедей, что звучали фоном, когда я колесил по Аризоне и развозил всякую всячину: порошок, оружие, деньги… В этот раз были деньги — предоплата одному из наших поставщиков. Требовалось переправить их через границу…
Воспоминания полыхнули и, не успев разгореться, погасли, сменившись звуками реального мира — я застонал и очнулся.
Воробьи всё так же принимали пыльные ванны, и тучи по прежнему клубились на востоке, понемногу стекая с гор.
А ещё — здесь была Кэт.
Она поддерживала мою голову — тонкие пальцы приятно холодили кожу, и я в очередной раз удивился этой прохладе посреди летнего зноя.
— Вставай, мучачо, — проговорила Кэт. — Нам надо ехать.
Я приподнялся на локтях, заметил свой автомобиль и тут только осознал всю странность происходящего.
— Где бритоголовый и остальные?
Кэт пожала плечами и помогла мне принять вертикальное положение.
— Залезай, у нас мало времени.
Я забрался на пассажирское сиденье, Кэт села за руль. Машина тронулась и быстро набрала скорость, слева и справа потянулись однообразные холмы. Сквозь лобовое стекло виднелись тучи — заходящее солнце подсвечивало их сизые бока, окутавшие склоны Сьерра-Мадре. Я покосился на талисман под потолком, закрыл глаза и отключился.
Пришёл в себя от тишины.
Машина стояла посреди заросшего кактусами поля. Солнце уже село — в зеркалах заднего вида догорал бордовый закат, впереди из-за гор поднималась тьма. Треть неба затянуло тучами, порывы ветра пробегали по полю и проникали в салон, принося едва уловимые ароматы разнотравья.
Я ощутил, что Кэт рядом, и повернул голову — тело отозвалось ноющей болью. Корка запёкшейся крови мешала двигать губами…
— Где мы?
— В предгорьях, — констатировала Кэт.
Я только теперь заметил, что у неё потрёпанный вид: футболка измялась, под глазами пролегли тени.
— Они тебя отпустили, или как? — прошамкал я.
Вместо ответа Кэт протянула влажную салфетку. Я попытался стереть кровь — получилось не очень, и тогда Кэт принялась сама водить салфеткой, осторожно касаясь моего носа и губ.
Я огляделся: по полу растеклось липкое пятно, ещё одно темнело на приборной панели.
— Тебя отпустили, Кэт?
— Типа того, — она скомкала салфетки и вдруг без предупреждения включила «режим Барби»: — Прикинь, мы смотрели достопримечательности! Там есть старинное здание — тааакое прикольное…
— Кэт! — заорал я.
Она осеклась и добавила смертельно усталым голосом:
— Всё нормально, мучачо. Мы покатались немного, и я вернулась за тобой.
— Ну конечно! А ещё там был живой Санта-Клаус…
Фраза отняла все силы, и пришлось поставить мысли на паузу. Холодные пальцы Кэт вернули в реальность — она ощупала мою голову:
— Похоже, сотрясение.
Я вспомнил про мобильный и сунул руку в карман. «Если вляпаешься в дерьмо, звони на этот номер», — инструктировал Стивен… Телефона не было — видимо, выпал во время драки. Я откинулся в кресле и уставился в быстро темневшее небо: тучи опустились ниже, ветер швырял в лобовое стекло песок и сухую траву. Казалось, в мире не осталось ничего кроме этого ветра, зажатого между небом и пустынной землёй.
— Скажи, — задумчиво проговорила Кэт, — тебе нравится то, чем ты занимаешься?
— Не особо, — буркнул я.
— Вот и мне — не особо. Но теперь уже ничего не поделать.
Кэт крутила в руках свой странный свёрток.
— Ну да, ты ведь тоже курьер, — вспомнил я. — Интересно, кому ты везёшь этот косяк…
— Это не косяк! — отчеканила Кэт.
Она толкнула дверь и решительно шагнула во тьму — ей на смену ворвался пыльный вихрь.
— Бензин кончился, — долетело до меня. — Шевелись, мучачо, тебе нельзя тут оставаться. Мы должны идти.
ЭЛЬ КОЙОТЕ
движение запрещено
Шаг, второй… Идти — это так просто. И так больно. Кости уцелели, однако то, что вокруг них, ныло и сочилось кровью. Я сжимал в руке игрушку-талисман и считал шаги: десять, одиннадцать… Мы преодолели ярдов сто и выбрались на грунтовку.
— Съехала в поле, чтобы не сразу нашли, — пояснила Кэт.
Не хотелось уточнять, кто и зачем должен нас искать — хватало других проблем: голову ломило, ноги подкашивались, к горлу подступила тошнота.
Шаг, второй…
Внезапно Кэт схватила меня за руку и увлекла прочь с дороги. Мы спрятались в траве, и я разглядел сквозь колышущиеся стебли далёкое пятно света — оно двигалось на уровне горизонта, временами исчезая, после появляясь вновь.
— Машина! — прошептала Кэт. — Быстро они…
Свет померцал немного и пропал. Я напряг слух, но вокруг стояла тишина — даже ветер умолк; а затем издали донесся звериный вой: «Уа-ау-аууу!»
— Что это? — тихо спросила Кэт.
— Койот, — пробормотал я. — Людей он не трогает. Обычно.
Вой прекратился. Я встал на ноги, унял головокружение и попытался разглядеть пятно света, но не увидел ничего, кроме темноты и нижней кромки туч: они свисали с неба, надёжно пряча звёзды — я почти физически ощущал давление их набухшей влажной утробы.
— Будь наготове, — едва слышно проговорила Кэт. — Машина, должно быть, уже близко…
— Может, это и не машина, — я усмехнулся, припомнив истории, которые любил рассказывать Стивен: «Берегись огней в пустыне — это призраки чуваков, уснувших за рулём!»
Хотелось подбодрить девчонку, но байки Стивена не ложились на язык, и я умолк. Мы зашагали по обочине, осторожно переставляя ноги и поминутно оглядываясь назад.
Вскоре поднялся ветер — остудил ноющую боль в голове, принёс свежесть и прохладу.
— Ночью будет настоящий холод, — проговорил я. — Далеко нам ещё?
Словно в ответ из темноты проступил дорожный знак: «Эль Койоте — 43 км.»
— Надо идти на восток, — ответила Кэт.
— И что там будет? Сборище анонимных контрабандистов?
— Надо идти, — упрямо повторила она. — Мне понадобится твоя помощь.
Шаг, второй…
Я досчитал до тысячи, прежде чем увидел силуэт с огромной головой: чёрная фигура появилась из ниоткуда — мы почти коснулись этого существа! Кэт отпрыгнула в сторону, я споткнулся… В следующий момент существо зашевелилось, его голова сдвинулась вверх и превратилась в соломенную шляпу — под ней обнаружилось человеческое лицо, и я узнал вчерашнего индейца.
— Твою ж мать!
Я сел на землю, отдышался и брякнул первое, что пришло в голову:
— Буэнас ночес, амиго…
Вспомнил, что индеец не говорит по-испански и повторил фразу на его родном языке — в ответ мужчина приветственно поднял ладони.
— Ты знаешь индейский? — Кэт осторожно уселась рядом. — Можешь спросить, где Змеиная гора?
Я перевёл вопрос.
Индеец какое-то время молчал, и мне подумалось, что сейчас он поинтересуется: «А зачем вам туда?» Вместо этого он обвёл рукой окрестности и сказал что-то вроде: «Нет пути».
Я перевёл на английский.
— Что это значит? — нахмурилась Кэт.
— Чёрт его знает.
Кэт глубоко задумалась, покрутила в руках свой свёрток и проговорила:
— Спроси, он не хочет пойти с нами? Я дам денег… Хотя, постой. Не нужно ничего говорить.
Она мотнула головой и обхватила плечи руками.
Помолчали, вслушиваясь в ночь. Ветер свистел в траве, принося из пустыни шорохи и вздохи.
Наконец Кэт поднялась:
— Идём, мучачо.
Я встал, и тут индеец снова заговорил, глядя на девушку… «У тебя нет пути», — перевёл я.
Кэт замерла.
Из-под шляпы не видно было лица, но я чуть ли не физически ощущал взгляд индейца — тот приковывал и давил… Кэт с силой выдохнула, будто переставляя тяжесть, и, не говоря ни слова, шагнула в темноту.
ЛА СЕРПИЕНТЕ
дети
Мы долго шли по дороге, затем та свернула в сторону, огибая холм. Кэт, не раздумывая, двинулась напролом — вверх по склону, через колючки и сухую траву.
Шаг, ещё и ещё… То тут, то там из мрака выплывали многорукие кактусы сагуаро — казалось, они вот-вот откроют рот и заговорят. По всем признакам мы уже добрались до вершины холма, когда голова закружилась, перед глазами заплясали цветные точки — ноги заплелись, и я упал.
— Ты как? — из тьмы материализовалось лицо Кэт.
— Чудесно, — прохрипел я. — Сейчас позагораю немного и поползу дальше.
Кэт не ответила. На фоне пасмурного ночного неба её силуэт выглядел призрачным растением, гнущимся на ветру — девчонка переступала с ноги на ногу и напряжённо всматривалась во тьму.
— Ещё не дошли, — донеслось до меня. — Но уже близко…
Что-то вдруг зашуршало в кустах — то ли ветер, то ли мелкий зверёк. Кэт вскрикнула и отшатнулась.
— Наверное, мышь, — бросил я.
— Наверное, — эхом повторила Кэт. — Холодно здесь…
Она села рядом и коснулась плечом — я ощутил, как её бьёт озноб.
Прошло минут пять. Ветер постепенно утих, и я расслышал торопливый шёпот:
— В детстве жила за городом. Часто гуляла в лесу.
Кэт надолго замолчала.
Я закрыл глаза и представил её, совсем маленькую, посреди северного леса: нездешние деревья возносились вверх тёмными рядами — их частокол заслонял бледное небо. А ещё там была высокая трава…
— Один раз встретила змею!
Я напрягся, но Кэт не заметила этого и продолжила:
— Эта тварь смотрела мне в глаза и не уходила с тропы. Она хотела меня укусить, понимаешь? Точно хотела — это было в её взгляде…
Кэт запнулась.
— Укусила? — стараясь скрыть волнение, спросил я.
— Нет.
Кэт помолчала ещё немного и проговорила:
— Знаешь, я тогда чуть не описалась. Убежала оттуда, но никак не могла прийти в себя.
Я крепко сжал в ладони игрушку-талисман, другая ладонь будто случайно коснулась руки Кэт.
— Мне снились кошмары… и сейчас снятся! — прошептала девушка. — Про тот лес, а ещё…
Поднялся ветер и унёс конец фразы. Кэт затихла, однако я по-прежнему чувствовал её тёплое, чуть подрагивающее плечо и пульсацию крови под тонкой кожей.
— Может, пойдём назад? — прошептал я. — Индеец ведь сказал, что нет дороги.
— Может быть… — раздалось едва слышно.
Тучи плыли по небу, ветер осторожно шевелил траву у наших ног.
Вдруг я заметил далёкий огонь — он снова вспыхнул в ночи. Кэт сжала мои пальцы… Огонь приближался, сияя мертвенным светом. Я, не отрываясь, следил, как проявляется из окружающего мрака склон холма и далёкий изгиб дороги, как бледный луч шарит по земле и упирается в нижнюю кромку туч. Казалось — ещё немного, и сияние настигнет нас, ослепит и навсегда оставит посреди бесплодных холмов.
Внезапно всё кончилось. Свет пропал, и ночь обступила со всех сторон, укутала шумом ветра и запахом травы. Я услышал прерывистое дыхание — Кэт прижалась ко мне. В этот момент что-то выпало у неё из кармана. Я пошарил рукой, подобрал пластмассовый брусок и прочистил горло…
— Почему он у тебя? — мой голос звучал хрипло, будто я вновь забежал на вершину холма. — Кэт, какого чёрта мой телефон забыл в твоём кармане?
«Скажи, что случайно подобрала!» — пронеслось в голове.
Девчонка молча кусала губы.
Я потыкал кнопки — мобильник был глух и нем как совесть наркобарона. Я размахнулся и запустил его во тьму.
— Я объясню… — прошептала Кэт.
— Говорят, леопард не может перекраситься, — перебил я. — Так вот, это про тебя, Кэт. Ты сделана из того же дерьма, что и я…
— Ты ничего не понимаешь! — выдохнула она.
— Окей, не понимаю. Тогда покажи, что у тебя в пакете! И что это за Змеиная гора, на которую мы идём?!
— Я не могу… — голос Кэт дрогнул. — Может, и правда лучше вернуться… Я не знаю! Помоги мне!
Кэт всхлипнула, и на секунду я поверил ей, но затем вспомнил все недавние превращения: на границе и позже — с бритоголовым. Наверняка сейчас она устроила такое же представление!
— Уходи, — пробормотал я. — Вали куда собиралась. Я возвращаюсь в Штаты.
Мне показалось — Кэт сейчас что-то скажет в своё оправдание; и я осознал, что очень жду её слов. Вместо этого девчонка молча кивнула, развернулась и исчезла во тьме.
Я опустился на землю.
«Змея! — проскользнуло в голове, — Кэт тоже однажды встретила змею, но потом…»
Перед внутренним взором замелькали картинки из моего собственного детства. Я подогнул колени, стараясь уберечь последнее тепло; закрыл глаза и провалился в прошлое, всё явственнее ощущая, как пульсирует забытая боль, поднимаясь от запястья вверх по предплечью и дальше — прямо к сердцу…
«Только не умирай, слышишь?! Я уже позвал курандеро…»
В поле зрения маячило залитое полуденным светом испуганное лицо моего приятеля из детства по прозвищу Койотито. Прозвище придумал я сам — в моём понимании индейского ребёнка не могли звать обычным именем. Сейчас, в сновидении, Койотито стоял рядом и испуганно переводил взгляд с кустов на мою руку и обратно. Боль рывками расползалась по телу — под стать той твари, которая только что скрылась в высокой траве.
«Она тебя предупреждала, — шептал Койотито. — Ты не слушал…»
Я распластался на земле, ощущая сквозь боль, как мальчишка кричит:
«Сюда! Он здесь!»
Я успел заметить, что кто-то большой приближается быстрыми шагами, а потом веки сами собой опустились…
Голос.
Песня.
Неведомые слова в пустоте.
Звуки сливались в долгий протяжный вой, тот вновь распадался на отдельные лающие ноты — будто огромный койот затеял безнадёжную перепалку с небом:
«Бууудет дождь!»
И небо… прислушивалось?
«Бууудет ливень!»
О, да, оно внимало. И понемногу опускалось вниз — а вместе с ним опускалась и затихала боль: через плечо, по предплечью, обратно в запястье — туда, где виднелись два бордовых отверстия от змеиных…
«Будет гром!»
Я закричал и широко раскрыл глаза — надо мной склонился… кто-то: лица не разобрать, я видел лишь губы — не то звериные, не то человечьи. Губы двигались безмолвно и быстро, и мне почудилось, что боль пульсирует в такт этим движениям — всё тише и плавней, до тех пор, пока не превратилась в лёгкое покалывание. Я опустил глаза и дёрнулся: возле моего запястья застыла голова гремучей змеи — той самой! — незнакомец крепко держал её. В следующий миг он отнял змею от раны, и я догадался, что она всосала обратно весь свой яд. Длинное чешуйчатое тело больше не двигалось, глаза потухли и лишь два саблевидных зуба, торчащих из пасти, сочились густой мутноватой жижей…
Сновидение подёрнулось рябью, но я всё ещё чувствовал покалывание в пальцах. Что-то было у меня на ладони — маленькое, округлое. Я хотел рассмотреть этот предмет, но внезапно всё вокруг затопило сияние: картинка выцвела, и я осознал, что лежу на вершине холма — в том самом месте, где расстался с Кэт. Сквозь обрывки сна, перемешанного с полузабытыми воспоминаниями детства, пробивался яркий свет. Я перекатился на живот и сощурился, наблюдая, как преследовавший нас огонь вновь разгорается, выхватывая из мрака соседние холмы. Свет стал нестерпимым, и тогда до меня долетел гул — будто тысяча шершней вырвались на свободу и приближались, приближались… Я заткнул уши и вжался в землю — в следующее мгновение надо мной пронеслась огромная туша: я разглядел длинный хвост и брюхо цвета безлунной ночи. Свет полоснул совсем рядом, уши заложило от рёва, а затем гул резко стих, и тьма надвинулась со всех сторон, выдув из-под одежды последние крохи тепла.
ХОМБРЕ МУЭРТО
дикие животные
«Ты убил её!»
Вновь тот самый голос.
Я шевельнулся, отнял руки от ушей — и ледяной ветер окончательно вернул меня в реальность. Вот, только, голос остался…
«Ты убил её своей глупостью», — донеслось затихающим эхом.
Я вздрогнул.
Кэт. Нельзя было отпускать её — в холмах полно койотов и горных львов!
«Там есть кое-что ещё…»
Словно в подтверждение послышался раскат грома — далёкий и безнадёжный как последний вздох мертвеца. Я вскочил на ноги, крутанулся на месте, соображая, куда идти… «гррр-х-х-х» — новый раскат без молнии и без дождя. Гул шёл со всех сторон, подталкивал, торопил; и я рванул в ту сторону, куда ушла Кэт — спотыкаясь, царапая руки, сбивая ноги в кровь. Сбежал по склону и выскочил на знакомую дорогу, петлявшую меж холмов. Что-то темнело на обочине — я сделал несколько шагов… яркий свет фар и удар под колено!
Мир перевернулся, я влетел головой в землю — сухую и жёсткую как бетон.
— Ну привет, гадёныш.
В лучах ксенона, как мотыльки на свету, двигались фигуры людей — в одной из них я узнал Родригеса.
— Где девчонка? — шипел тот. — Где эта сука?
Я замотал головой, сквозь кровавую муть пытаясь разглядеть бритоголового. «Имей дело только с главным», — говаривал Стивен… Бритоголового не было.
— Эта тварь тусовалась вместе с тобой! — рычал Родригес. — Куда делась?
Долгая пауза. Раскат грома вдали.
Кто-то выпорхнул из темноты, подцепил меня за ноги и поволок к распахнутой двери внедорожника…
— Смотри.
Мотыльки по прежнему мельтешили в свете фар. Я отвернулся от них и встретился взглядом с бритоголовым — тот развалился на сиденье, свесил голову на плечо. Его лицо было неестественно бледным, будто высеченным из могильного мрамора: один глаз уставился на меня, второй отсутствовал — на его месте темнела дыра. Кровавые потёки протянулись от глазницы до предплечья, напитали киноварью татуировку с девичьей фигурой — и та преобразилась, ожила на закоченевшем холсте.
— Слушай внимательно, долбаный почо, — проскрипел Родригес. — Вчера днём твоя тёлка села в машину вместе с Гильермо. Они уехали вдвоём, а потом мы нашли его тело на обочине за остановкой. У тебя ровно минута, чтобы рассказать всё, что знаешь — иначе отправишься к Гильермо на тот свет и расскажешь ему лично!
Я отёр кровь и сообразил, что всё ещё сжимаю в кулаке игрушку-талисман…
— Какого хрена ты там прячешь?!
Родригес схватил мою руку и с размаху зажал дверью — в запястье что-то хрустнуло…
Рядом захрипела рация, в поле зрения появился один из парней-мотыльков.
— Чего там? — вскинулся Родригес.
— Проблемы в Ногалесе. Гринго закрыли границу, ищут кого-то — нескольких наших повязали.
Родригес выругался и достал из кармана наручники — один браслет защёлкнул вокруг моего сломанного запястья, второй прицепил к рулю. Постоял немного рядом, смачно плюнул и исчез в темноте.
Тени всё так же мелькали в свете фар, остро пахло бензином и сухой травой. Стрёкот ночных насекомых сливался с треском рации — сквозь порывы ветра до меня долетало:
— …шеф на связи…
— …упустили…
— …сейчас на базу…
Прикованное запястье онемело, и я испугался, что талисман выпадет из ладони. Потянулся другой рукой, и тут сквозь шум ветра и топот ног отчётливо расслышал короткое:
— Этого кончать.
Обернулся и заметил, как вынырнул из темноты Родригес, как он угловато ступает по земле и прячет что-то за спиной — не прячет даже, просто свет падает с другой стороны, поэтому ствол револьвера слился с ночью, словно и нет его. Но через секунду Родригес поднимет руку…
«Грр-х-х», — выдох земли.
И следом оглушительный вой — будто удар наотмашь!
Уши заложило — казалось, из них брызнет кровь. Я дёрнулся, выворачивая прикованную руку…
«Уа-а-о-ууу!» — вибрируя, уходя в ультразвук и тут же опускаясь до утробного рыка.
Звуковая волна сшибла Родригеса с ног. Он упал на четвереньки, обернулся с искажённым от ужаса лицом. Я проследил за его взглядом: что-то было шагах в десяти от машины, на границе света и тьмы — огромный ощетинившийся силуэт…
Вой.
Голос.
Песня.
На мгновение мне показалось, что я различаю слова. Они подталкивали, гнали вперёд — я подтянулся, срывая кожу с запястья, и влез на водительское сиденье. Пошарил свободной рукой — ключ был в замке — повернул его и внезапно понял, что наступила тишина: ни шума ветра, ни шороха травы.
В следующий миг я ощутил размеренную вибрацию мотора. Выжал сцепление, воткнул передачу и утопил газ в пол.
КОЛА ДЕ СЕРПИЕНТЕ
опасность
«Чувак, не стоит путешествовать с мертвецом!»
Очередная кочка выскочила из темноты и метнулась под колёса: я выкрутил руль, голова Гильермо соприкоснулась с моей — я отпихнул труп. В мозгу пронеслась ещё одна присказка Стивена: «Две головы хорошо, а два яйца — лучше!»
Прикованная рука распухла — боль прошивала запястье всякий раз, когда я дёргал руль. Можно было остановиться и переждать до утра, но тогда Родригес и остальные легко нашли бы меня посреди освежёванных солнечным светом холмов. И не только они.
Что-то вдруг захрипело на заднем сиденье — я автоматически пригнулся… толчок! — машина ухнула в яму и с рёвом выбралась обратно, голова Гильермо ткнулась в моё плечо…
— На связи, на связи, — шипело сзади.
Я обернулся, уже понимая, что это рация; и краем глаза заметил вспышку: в небе появился бледный луч — он деловито прошёлся по холмам, следом ухнул гром.
— Гадёныш, ты ведь меня слышишь? — неожиданно донеслось из динамика. — Верни Гильермо назад, падаль!
Я извернулся, пытаясь свободной рукой нащупать рацию… Мёртвое тело мешало. Я толкнул его на приборную панель — послышался щелчок и радиопомехи, а затем по салону разнеслись звуки колыбельной «Twinkle, twinkle, little Star!» в гранж-обработке:
«Ты мигай, звезда ночная! Где ты, кто ты — я не знаю…»
— Я с тебя кожу сдеру, почо! — хрипел Родригес из рации. — Назад в Штаты отправишься по частям!
«Тот, кто ночь в пути проводит, знаю, глаз с тебя не сводит», — вторил высокий женский голос.
Новая вспышка — теперь прямо по курсу. Шипение статики и гитарные запилы: «бу-бу!» — голова Гильермо мерно ударяла по пластику, временами попадая в такт:
«Он бы сбился и пропал, если б свет твой не сиял…»
Я поднял глаза: бледный луч вновь опустился с неба и теперь двигался впереди, освещая каменистый склон на сотню шагов — всё дальше и выше. Что-то мелькнуло в свете луча — будто тонкое растение на ветру…
Мотор рыкнул, внедорожник накренился, камни заскрежетали по днищу. Я вжал тормоз — раздался металлический хруст, запах палёного ударил в нос… «бум!» — рванула покрышка. «Бум-бу-бум!» — голова Гильермо исполнила финальный бласт-бит.
И наступила тишина.
Впереди — прямо за лобовым стеклом — зияла пустота. Свет фар исчезал во мраке, рассеивался, не найдя опоры. Я повернул голову и рядом с водительской дверью увидел знакомую фигуру: грязная футболка с Хелло Китти, разодранные джинсы…
— Ну вот и ты, — выцветшим голосом произнесла Кэт.
Она приблизилась и несколько секунд разглядывала нас с Гильермо. Потом обошла машину, открыла дверь и вытащила труп — тот выпал из проёма с глухим влажным стуком, как подпиленный кактус. Девчонка подхватила его под руки и поволокла в темноту.
— Кэт!
Она не ответила.
Тучи озарились молнией, и за это короткое мгновение я успел понять, что машина стоит на вершине холма. Неподалёку виднелась ровная площадка, окружённая по периметру высокими гладкими валунами — Кэт тащила труп именно туда. Она тянула то за одну руку, то за другую — тело Гильермо елозило по земле, скрюченные ноги якорями цеплялись за низкие кусты.
— Кэт! — снова крикнул я. — Что ты делаешь?
Она промолчала. Какое-то время я слышал шуршание, затем наступила тишина.
«Гррра-х-х-х», — донеслось с неба.
Гроза приближалась. Сверкнула ещё одна молния, и в её свете я разглядел Кэт, склонившуюся над трупом. Что-то продолговатое было у неё в руке — Кэт с размаху опустила этот предмет, и до меня долетел чавкающий звук.
— Кэт!
Темнота, свист ветра в жухлой траве. И снова тот же звук: «Уиппп…» А после — долгая пауза. Даже гроза притихла, и лишь тучи плыли по небу, задевая верхушки каменных глыб.
Вдруг я услышал шорох — Кэт, неслышно ступая, приблизилась к машине и скользнула на освободившееся кресло. Она помолчала, старательно разглядывая пустоту, и проговорила:
— Не работает.
— Кэт, помоги, — прошептал я.
— Не работает, — будто не слыша, повторила она. — Я так и думала, но решила проверить…
— Что не работает?
Кэт повернула голову — холодные глаза смотрели сквозь меня. Её взгляд был точно таким же, как в Санта-Ана после звонка.
— В общем-то, я получила чёткие инструкции по телефону… Но на всякий случай перезвонила с твоего мобильника — мне повторили то же самое: сказали, что напарник засыпался на границе, поэтому придётся всё сделать самой.
— Сделать что?
Сверкнула молния, и почти сразу зарокотал гром. Тело Гильермо в центре круглой площадки выглядело потухшим зрачком, посмертно уставившимся в небеса.
— План был простой, — проговорила Кэт. — Я краду из музея энергетический артефакт, проношу его через границу и отдаю напарнику. Тот делает «большой бум», а я в это время залегаю на дно.
Кэт опустила голову, что-то пробормотала на незнакомом языке и продолжила:
— Я всё исполнила как надо, вот только напарника повязали, и «бум» придётся делать самой.
Она вытащила из-за пояса перепачканный свёрток и извлекла нечто, похожее на кривой нож без рукоятки. С одного конца «ножа» торчало остриё, измазанное бурой жижей; на другом виднелась плоская рубящая поверхность. Мне показалось, что от инструмента исходит тусклое свечение — как от погасшей нити накаливания в лампе.
— Это артефакт? — выдавил я.
— Артефакт, — казённым голосом подтвердила Кэт. — Орудие убийства. Видишь ли, когда убивают известного человека, выделяется куча энергии. Эта энергия аккумулируется в орудии убийства, и её можно использовать через много лет — у нас научились… Дерринджер, из которого застрелили Линкольна, или шарф Асейдоры Дункан — не важно, как выглядит артефакт. Достаточно исполнить специальный ритуал, и — «бум». В нашем отделе это называют «отложенное жертвоприношение».
Кэт, словно примеряясь, поднесла неведомый инструмент к наручникам, помедлила немного и добавила:
— Нужен артефакт и «место силы». И новое тело для ритуала… Вот только, времени не осталось: тут уже крутится вертолёт — светит прожектором, что-то вынюхивает. Похоже, американцы…
Она мотнула головой, словно отгоняя назойливую муху, и сбивчиво продолжила:
— Труп бритоголового не подходит, он слишком остыл. Надо было сразу везти его сюда, а я вернулась на остановку… Он не подходит, понимаешь? Нужен кто-то живой… Думала рассказать тебе, чтобы помог найти — но теперь поздно искать! Другое место тоже нельзя — наши контагиозные излучатели уже обработали эту гору…
Она прерывисто вздохнула и забормотала торопливо:
— Я ведь говорила: зря ты вернулся! У меня инструкции: подцепить кого-то из местных — бритоголовый в самый раз. Отличный экземпляр, у нас на Родине таких называют «gópniki»… А после, когда везла его тело в горы, увидела тебя на остановке — лежал там без сознания, как зверёк из леса. Такой маленький и беззащитный…
«Оух-х-х», — выдохнуло небо, и земля отозвалась низкой гортанной нотой.
— Маленький зверёк из леса, — будто в трансе повторила Кэт. — Из того самого, где змея… в детстве… я ведь вернулась туда через какое-то время. Я была ещё ребёнком, понимаешь? Вернулась и подожгла сухостой, чтобы выкурить эту тварь — чтобы закончились кошмары!
Острая зазубренная кромка прикоснулась к моему запястью — металл был липким и очень холодным. «Как пальцы Кэт», — пронеслось в голове.
— Когда пожар закончился, я пошла искать дохлую змею. Её нигде не было, зато я увидела другое — много зверьков. И не только их… Они все лежали там — мёртвые. Задохнулись и обгорели… человеческие волосы, кожа… и этот запах…
Кэт надолго замолчала, и стало слышно, как гудит ветер, осторожно огибая вершину холма.
— Там были не только зверьки, понимаешь? — наконец прошептала Кэт. — Я не разглядела лиц… И тогда я поняла, что теперь не важно: если нужно кого-то отравить — отравлю, если нужно живое тело для ритуала — добуду тело. Раз они все сгорели там, то мне уже без разницы — это не отменит ночные кошмары!
Она выкрикнула последние слова.
Потом опустила голову и добавила глухо:
— Это было давно. Ещё до того, как я поступила в школу внешней разведки.
Кэт взмахнула рукой — артефакт описал дугу, и я увидел летящее остриё…
ХАЧА ДЕ ГУЭРРА
двустороннее движение
Свет.
Много света вокруг, я ощущал его даже сквозь сомкнутые веки. И слова в пустоте — знакомый глухой баритон:
«Сперва режем голову. Тянем за кожу — она сходит лоскутом. Кишки — падальщикам, а мясо жарим… Ты любишь жареных змей?»
Хотелось открыть глаза, но боязно было спугнуть видение. А ещё — не хотелось тревожить боль, притаившуюся в запястье.
«Эту змею убил ты. Убил своей глупостью…»
Голос долетал из невообразимого далёка — прожитого и забытого. Слова падали раскалённым маслом на кожу:
«Змея могла и дальше жить в этой прекрасной пустыне, но ты не услышал её предупреждение и подошёл слишком близко…»
Звук приближался и, вместе с тем, становился неразборчивым — будто шорох листьев за окном:
«Твои уши не вняли тихой просьбе, и тогда змея обратилась к твоему телу. Мне пришлось забрать одну жизнь, чтобы вернуть другую — теперь тебе жить за двоих!»
Я ощутил в ладони округлый предмет. Попробовал разжать пальцы — что-то мешало. Я попытался снова… Треск костра и скворчание жареного мяса слились в белый шум, сквозь который долетали звуки музыки и невнятные голоса. На мгновение я услышал Стивена: «Не облажайся опять, чувак, — крикнул он. — Не облажайся и запомни: даже если свалишь с чёртовой горы, у девчонки останется ещё одно живое тело в запасе…»
Мне почти удалось разжать ладонь, и тут в уши ударил детский радио-голос — он пел о маленьком мире. Я вздрогнул и заметил жука размером с земной шар — тот стремительно приближался… «шлёп!» — и я вдруг понял, о чём пытался предупредить Стивен.
Ещё одно тело — сама Кэт!
Я приподнял веки, и реальность вломилась в распахнутую дверь: ударила ледяным ветром наотмашь, оглушила громом, ослепила сверканием небес. Вспыхнула молния, и на фоне туч, как в негативе, проявилась фигура Кэт — она тащила Гильермо прочь. Я понял, что теперь сам лежу в центре круглой площадки и в тот же миг ощутил боль: она вырвалась на свободу и теперь ледяными клещами вонзалась в тело — рука ниже предплечья превратилась в один жгучий комок. Я не чувствовал ладонь!
Снова полыхнуло, и я увидел Кэт — она стояла рядом. В отсветах молний казалось, что предмет у неё в руке живёт собственной неведомой жизнью — вспыхивает пурпурным, сапфировым, белым.
— Что это? — прохрипел я. — Что за… оружие…
— Наконечник ледоруба. Когда-то им убили русского революционера по фамилии Троцкий.
— Зачем это всё?
Хлёстко ударил гром, сквозь раскаты до меня донеслось:
— …энергетическая бомба. Надо в точности повторить убийство — тогда заряд выйдет наружу…
— Что потом?!
— Я не знаю! Это первое испытание! — крикнула Кэт. — Может, ничего не случится. А может… в разведшколе ещё до моей заброски в Штаты ходили слухи, что от этой штуки весь континент сгорит в адском огне!
Она занесла инструмент и замерла, превратившись в картину, изображённую на слоистом холсте из туч: наконечник ледоруба выделялся на тёмном фоне кровавым мазком. Мне показалось, что от артефакта исходит гул — резонирует в диафрагме, сливается с болью в руке.
— Я простой исполнитель, — отчеканила Кэт. — Я не имею права думать — у меня приказ.
Артефакт вспыхнул ярче молнии и с рёвом устремился вниз…
«Бууудет гром!»
Вместо грохота я услышал треск — тихий, смутно знакомый — будто детская погремушка. Опустил глаза, страшась увидеть окровавленную культю… Запястье было на месте: по разодранной руке стекала кровь, сломанный обод наручников стальными зубьями впился в мясо… Снова тот же звук! На ладони лежало яйцо-талисман — что-то было внутри: до боли родное, но надёжно забытое.
«Жизнь змеи прервалась, потому что ты не услышал её просьбу — и теперь этот тихий голос останется с тобой! Он будет жить в талисмане до тех пор, пока ты не встретишь ещё одно существо…»
Яйцо распалось. На ладони лежал змеиный хвост-трещотка.
Я поднял голову: вокруг высился северный лес. Пламя ползло вверх по стволам — возносилось в небо, возвращалось назад опалёнными искрами и горьким дымом. Деревья трещали, ветер подхватывал и разносил вокруг их громогласное «шррр!»
Обугленные зверьки устилали подлесок: один, два, много. И не только зверьки. Там были Родригес со своими людьми, усатый таможенник из Ногалеса, Стивен с посмертной усмешкой, а ещё — все жители Санта-Ана и других городов по эту и по ту сторону границы…
Множество трупов. И девочка — одна посреди объятого пламенем леса.
Я устремился к этой девочке, извиваясь чешуйчатым телом, скользя среди высокой травы — всё ближе и ближе. Девочка заметила меня, её глаза округлились… Ещё ближе, почти вплотную — треск огня стал нестерпимым, кожу обдало жаром. Кэт попятилась, занесла руку с оружием.
Она видела то же, что я: пылающий мир и множество мёртвых существ — осталось нанести последний удар.
«Раз они все сгорели там, то мне уже без разницы…»
— Не все!
Я приподнял плоскую змеиную голову и в безмолвном крике разинул пасть:
— Не все, Кэт! Ещё есть живые. Например, ты…
Мой раздвоенный язык ощутил вкус пепла, дыхание перехватило — и тогда я использовал последнее, что у меня осталось:
«Шр-р-р!»
— Не все умерли! — неслось в этом звуке. — Остановись, Кэт! Ещё не поздно…
Ледоруб полыхнул ослепительным факелом — вспышка боли! Остриё пронзило ладонь и разорвало трещотку: смешало кости, жилы и плоть. Артефакт почуял кровь и взревел, выпуская весь свой заряд…
И вдруг, как пробуждение от горячки, солёные капли дождя: одна, две, много!
Остриё замерло в дюйме от моей головы, а потом медленно двинулось прочь. Кэт разжала ладонь, ледоруб потускнел и с глухим лязгом упал на камни. Тёплые пальцы дотронулись до моего лица, прошлись по щеке, коснулись губ.
Я поднял голову и заметил бледный луч — тот, что все эти годы рыскал в небесах. Он наконец-то нашёл меня… нас с Кэт; и теперь пернатым змеем улетал прочь, унося тихий голос некогда живого существа.
Он исчез, но что-то осталось взамен.
На мгновение я увидел чужими глазами с невообразимого высока, как маленькая девочка отбросила ледоруб и взяла на руки едва живого змеёныша — далеко-далеко, в объятом пламенем лесу. Она подняла беспомощное существо, прижала к груди и устремилась прочь…
Темнота. Грохот ливня. Запах мокрой травы.
Мы лежали на вершине Змеиной горы, и потоки воды обрушивались на нас, смывая вчерашнюю кровь. Гроза ушла на запад, остался лишь дождь — от края до края земли.
Капли барабанили всё тише, а затем, бесконечность спустя, тучи растворились, и на бледном рассветном небе проступили звёзды. Кэт подняла голову и проговорила:
— Надо закопать его…
Я обернулся: на камнях лежала холодная штуковина из металла.
— Топор войны, — прошептала Кэт.
Она протянула руку, и в этот момент грохнул выстрел…
— Привет, гадёныш!
Я вскочил на ноги, и вчерашняя боль заворочалась в искорёженном запястье. Кэт замерла на корточках, вперив взгляд в Родригеса — тот нажал на спуск… сухой щелчок! В следующую секунду Кэт бросилась вперёд. Я глянул на камни — ледоруб исчез.
— Кэт, остановись!
Она замешкалась, остриё дрогнуло и по касательной зацепило голову Родригеса. Кэт вновь замахнулась, и мне почудился красноватый отблеск на металле...
Голос.
Вибрация невидимых чешуек.
Звуковой удар!
Что-то внутри меня резко сократилось, и я издал оглушительный... треск? Да, это был треск гремучей змеи. Он вышел из губ — не то звериных, не то человечьих — и поразил Родригеса: тот отлетел в сторону, дёрнулся и затих. Кэт занесла ледоруб, но я перехватил её руку.
— Нет! Мы уже проходили это…
Она опустилась на землю, отбросила железяку, и я вдруг заметил свежую кровь на камнях. Обхватил Кэт за плечи и осторожно уложил, пытаясь разглядеть рану и одновременно страшась того, что увижу…
— У всего своя цена, — поговорила Кэт. — И у этого ритуала тоже. Меня предупреждали…
Она прерывисто вздохнула и закрыла глаза.
— Всё нормально, мучачо, я просто устала.
Я схватил её за руку, судорожно пытаясь вспомнить слова из детства — те, что когда-то вернули меня к жизни: «будет гром…» Я бессильно крутил головой и повторял на разных языках: «будет дождь!» — но рассветное небо равнодушно сияло багрянцем.
Кэт зашевелилась и прошептала:
— Я только что видела сон!
Она стиснула мои пальцы и слабо улыбнулась:
— Я видела… и знаешь, похоже, теперь всё хорошо, мучачо. Мои детские кошмары наконец закончились… их больше нет!
Тёплые пальцы разжались.
Я склонился над Кэт и разобрал едва слышное:
— Давай отдохнём немного и поедем в Гуаймас. Говорят, пляжи там жуть как хороши…