Рука в серой перчатке

Рука под перчаткой горела. Сколько чужаков он уже убил, а всё не мог привыкнуть к тому, как стискивает и обжигает кисть серебристо-серая кожа с тонким чёрным тиснением из сплетающихся рун. Хотелось содрать её с руки. Если бы он только мог...

Франс уже видел Короля-поглотителя сквозь грязные горбатые тела чужаков. Они рычали, выплёвывали ругательства вместе со слюной. Один размахнулся секирой и едва не снёс Франсу полголовы. Проклятье! Он увернулся, надёжнее сворачивая вокруг себя покров тени.

Где-то позади, в самой гуще сражения, остались друзья. Велин орудовал мечом и щитом, Нимори с азартной улыбкой сжигала врагов заклятиями. Нимори… Не искать, не искать вороные пряди, тёмно-синюю с серебром мантию. Она сильная, гораздо сильнее его. Не нужно за неё бояться.

Франс снова нашёл глазами Короля-поглотителя. Ещё немного... Впервые они смогли подобраться так близко. Главное, не ошибиться! Франс выдернул из кармашка на поясе зелье памяти. Привычным жестом швырнул флакон о землю.

Вот так. Осталось всего шесть шагов.

Впереди раскорячилось колесо телеги, наполовину ушедшее в почву. Франс двинулся вправо, обогнул. Сбоку вылетела клыкастая морда. Низший, незрелый ещё, таких сотнями бросали в первые ряды. Франс выставил клинки, насаживая на них монстра. И… открыл себя. Тени развеялись, враги вокруг разом уставились на него, будто на осколок солнца, упавший в тёмный пруд. И десяток лезвий, когтей, клыков прошил тело. Больно! Темно.

Раз, два, три.

Три, два, раз.

Он всегда успевал произнести это про себя, когда всё кончалось. А потом начиналось снова.

Шесть шагов.

Когда Франс умирает, умирает всё, и ему приходится исправлять ошибку. Не важно, сколько раз, в конечном итоге он должен победить.

Теперь Франс обошёл колесо слева. Низший проскочил мимо, и вот уже Король-поглотитель в двух шагах. В одном.

Франс ударил.

Кинжалы вошли в тело легко. И... всё? Так просто? Неуловимый, почти легендарный повелитель повержен?

Но тут один из офицеров чужаков содрогнулся, словно в конвульсиях. Будто расплываясь, начал меняться. Становиться еще выше, еще страшнее — точная копия павшего Короля. Нет, сам король. Властные жесты, выкрик — приказы на непонятном языке. Сбросил одну оболочку и занял другую?

Франс хотел было метнуться к Королю, но тени больше не защищали. Чужак офицер, валявшийся у его ног, зашевелился. Высших так просто не убьёшь, железом можно лишь ослабить, вот как сейчас.

Франс был быстр.

Он упал на колено возле офицера и впечатал левую руку в перчатке в плечо высшего. Тот завыл гортанно и протяжно. В первый раз, услышав это, Франс чуть не обделался от страха, но сейчас был уже далеко не первый раз.

Офицер обуглился и рухнул на землю окончательно. Франс поднялся, отряхнул перчатку, хотя она и оставалась всё такой же идеальной, как в день, когда он её украл.

Друзья уже спешили к нему. Стрелы Лериль уложили троих чужаков. Ещё троих спалила молния Нимори. Её кожа, без того всегда бледная, сейчас казалась прозрачной, словно она переплавляла в заклинания саму себя. И руки её стали хрупкими, будто хрустальными. Но Нимори улыбалась. Лериль тоже сияла, поглаживая свою белую ласку. Даже вечно недовольный лекарь Шандер, и тот стоял гордый, как индюк. Только Велин хмурился:

— Отбились, — сказал он. — Но Король ушёл.

 

***

 

Они наконец отошли от разложенной на столе карты. Не так много от нее было толку, как хотелось: оборот “логово врага” совсем не был игрой слов. Остатки армии чужаков укрывались в лабиринте пещер, разведывать которые глубже значило лишь зря терять людей. Придется пробиваться через неведомое.

Сколько погибнет из тех, кто пошел за ним? Скольких смертей он мог и может избежать, принимая лучшие решения? Франс не знал и знать не хотел. В конце концов, он и так делает всё, что должен, хотя, видят боги, не стремился к этому. Он вор, а не герой, а если уж должен им быть, так увольте от тяжких, но бесполезных дум. Лично ему это никак не поможет сражаться.

— А давайте устроим для солдат небольшую пирушку, — он встряхнул головой, отгоняя мрачные мысли.

Товарищи уставились на него недоуменно.

— Да, я знаю, обычно это делают после победы. Но, во имя ледяных океанов ада, что за традиция? Почему не сделать это сейчас? Пока все еще живы и могут порадоваться.

— Франс, — Велин сердито тряхнул головой, — это очередная твоя дурацкая идея. Завтра всем идти в поход, и они должны быть бодрыми, а не еле шевелиться с похмелья.

— Велин, конечно, зануда, — встрял Шандер, его тонкие губы насмешливо искривились, а острый нос, казалось, готов был клюнуть в придачу к словесному уколу, — но он прав. Я и так постоянно то чиню вам головы, то латаю задницы. И если меня еще и задолбают просьбами снять похмелье, могу потом в молитвах их перепутать!

Нимори ничего не сказала, лишь загадочная улыбка, которая так часто снилась Франсу, коснулась ее лица. К Шандеру или к нему она относилась? Франс не знал.

— А мне нравится мысль о маленьком празднике перед большой смертью, — сказала Лериль задумчиво, отводя со лба длинные светлые волосы. — Нам есть чему поучиться у животных и птиц. Они никогда не откладывают радости жизни на потом, если могут. Но и вы, наверное, правы, я понимаю.

Она кивнула Шандеру и Велину.

Тему зверей никто не поддержал, ибо Лериль могла говорить о них часами. О них — и с ними, что мало кто умел, и зачастую казалось, что их общество она предпочитает человеческому. Рассказы были интересны и нельзя сказать, что Франсу не льстили взгляды, которые он порой ловил на себе. Но сейчас совершенно не хотелось подобных бесед.

Огонек протеста, желания сделать что-то неправильно, не как положено, горел в его душе, и он собирался еще поспорить, но ощутил хорошо знакомый мягкий толчок изнутри, и губы его произнесли:

— Конечно, вы правы. Разойдемся и начнем готовиться к походу.

Франс скривился, словно проглотил что-то кислое. Это случалось нечасто, потому что обычно его желания и действия совпадали, но порой происходило и так. Правда, к счастью, редко и по мелким поводам, зато тогда он сам ощущал себя перчаткой с тонким тиснением, натянутой на чью-то руку, послушной воле чужих пальцев.

— Ага, а то ты выглядишь так, будто у тебя уже похмелье, — не преминул подметить Шандер.

С досадой тряхнув головой, Франс побрел прочь — обойти стоянку, по пути растворяя в себе неприятный привкус.

Лагерь позвякивал железом, визжал точильными камнями, трещал разведенными кострами, окликал требовательными голосами сержантов. Отзывался ворчанием и перекличкой солдат. Запахи еды, человеческого и лошадиного пота, нагретого металла и дыма костров перебивали дух растущих вокруг буйных по первым дням осени горных трав. Его до сих пор ошеломляла эта смесь звуков и ароматов. Конечно, в голодном детстве приходилось нюхать вещи и похуже, но с тех пор, как он стал делать успехи в своем ремесле, Франс предпочитал более тихую и изысканную обстановку. А если уж бардак, то артистический… Сам он не умел ни рисовать, ни писать стихи, но это не мешало снимать неплохое жилье в столичном квартале художников. Именно там ему предложили последний заказ, а после…

Воспоминания прервались сами, когда он обнаружил, куда его вынесли ноги. Можно было слукавить перед собой, что это произошло абсолютно случайно. Но на самом деле он знал, что появится перед этой палаткой, стоящей чуть в стороне от других, на краю лагеря.

Она всегда устраивалась так, даже в те дни, когда за ними не следовала армия. Сколько раз Франс отступал от костра, чтобы не слепил танец желто-багряных язычков пламени и наблюдал, как Нимори смотрит... На огонь, в небо или, быть может, в себя, забывая об окружающем мире. Вуаль задумчивости смягчала ее резкую красоту, лишь блеск черных глаз оставался все таким же ярким. Смоль коротких волос сливалась с сумерками, плащ скрадывал очертания, и волшебница казалась частью ночи, загадочной и таинственной.

— Что ты обо всем этом думаешь? — спросил Франс, подходя и садясь рядом. — Про завтра, про то, что нас ждет.

Дурацкое начало, но ничего лучше не придумалось. Нимори пожала плечами, в глазах загорелся злой, жестокий огонек..

— Мы их убьем. Всех. За то, что они сделали. Заткнем дыру в ткани мира, через которую они лезут. Надеюсь, выживем сами, — волшебница немного замялась и продолжила менее резко: — Ты не забыл про Ожерелье Знаний?

— Конечно, — поспешно ответил Франс, — Как бы я мог? Оно твое.

— Спасибо. — Нимори бросила на него благодарный взгляд, а затем отвернулась в сторону солнца, уже оседавшего за горы, но, казалось, видела что-то свое. — Больше ничего не осталось от памяти моего народа. Я не говорила тебе всего, но теперь не стану скрывать. Когда они поняли, что обречены, что твари поглотят их души вместе с их знаниями, они провели ритуал. Каждый перенес, что смог, на одну из сотен жемчужин.

Франс ловил мгновения откровенности, смакуя их, как глотки дорогого вина, как глотки самой жизни, и удивительным образом в этом букете было и сопереживание печали Нимори, и учащенное сердцебиение, когда он видел, как вздымается под мантией ее грудь.

— Чужаки уничтожили их и забрали ожерелье, — продолжила она. — Но не смогли вскрыть, иначе я бы ощутила это. Почему, почему меня не было со всеми в тот день? Быть может!..

— Ты не могла ничего знать, — Франс положил ладонь на ее руку, чтобы успокоить, но прикосновение будто обожгло его самого. — Ты же говорила, что тебя послали в столицу по важным делам.

— Да, и все же… Если бы я почувствовала!

Нимори склонила голову, и прядь волос коснулась его плеча.

— Ты бы просто погибла вместе со всеми, — горячо сказал он, стараясь сдерживать дрожь. — И не смогла бы потом отомстить, забрать Ожерелье, и… Я никогда не встретил бы тебя.

Она встрепенулась, и магия, притаившаяся во взгляде, не имела ничего общего с чтением заклинаний.

— Тебе это важно? — тихо, но требовательно спросила она. — Так же, как и мне?

— Важнее всего, — искренне выпалил Франс. — Нимори, я тебя люблю.

Он увидел, как засияли черные глаза, и притянул волшебницу к себе. Очень долго в мире не было ничего, кроме вкуса ее губ, языка, жара кожи под его ладонями.

— Кажется, на нас смотрят, — сказала Нимори после того, как они перевели дыхание.

— Пусть, — беспечно ответил Франс. — Как будто наши чувства нужно скрывать.

— Пусть завидуют, — согласилась она, а потом задорно улыбнулась. — Но думаю, все же есть вещи, которые стоит скрыть.

И, поднявшись, потянула Франса за собой в палатку.

Та казалась отдельным миром, сумрачным, окутанным ароматами висевших трав, которые не пускали внутрь запахи лагеря, но сейчас было не до трав. Для него существовал только запах ее тела, которое больше не скрывала сброшенная на пол мантия. Он думал, что сойдет с ума за бесконечно долгие секунды, которые понадобились, чтобы освободиться от одежды. И был уверен, что таки сошел, когда они переплелись воедино в горячке страсти. Не оставляя запретного и неизведанного, то торопясь, то замирая на пороге мига высшего наслаждения, чтоб растянуть его, подойти вновь и рухнуть туда вместе. А потом — повторить.

— Что мы будем делать после победы? — спросил Франс.

Они лежали рядом, голова Нимори на его плече, и он ощущал на шее ее дыхание.

— Давай сперва победим, — она вздохнула и повернулась на спину.

— Победим, конечно, теперь я их… одной перчаткой! — засмеялся Франс. — Потребую себе дом у моря, и чтоб только вдвоем, пусть нас никто не трогает неделю, нет, месяц, а то я их тоже… одной левой! Будем там ходить, не одеваясь, чтоб зря время не тратить.

Она улыбнулась.

— Ты настоящий стратег, что бы там ни говорил Велин. А теперь давай спать, завтра ни свет, ни заря выходить.

— Давай.

Глаза Франса начали, наконец, смыкаться, когда его рвануло из сладкой истомы знакомое:

Раз, два, три.

Три, два, раз.

***

Гремели цепи подъёмного моста. Вместо пряных сушёных трав — запахи конского пота и дым костров из-за каменных стен. И знакомые жёлто-пурпурные стяги с изображением перчатки. Крепость Серебряной Длани.

Прошло уже столько дней с тех пор, как армия выступила отсюда к логову врага, зачем они снова здесь? Франс не заметил в западной стене пролома — значит, ещё и осады не было? Но почему тогда… Они ведь хорошо справились, зачем снова?

— Вот и ваш новый дом, — Велин ступил на подъёмный мост и махнул рукой в сторону двора.

Франс и забыл уже, когда тот был таким радушным. Да вот тогда и был в последний раз — когда привёл носителя перчатки и его нечаянных спутников в оплот сопротивления. Как отец или старший брат всё показывал и разъяснял, строил планы.

Пока магистр не отдал командование отрядом Франсу.

Но сейчас Велин ещё улыбался — гордый и великодушный. Повёл их внутрь, показывая тренировочные площадки, конюшни, бараки…

— Я не собираюсь делить спальню с ней, — немедленно заявила Нимори, едва удостоив Лериль взглядом.

Франс хотел было повторить, как и в тот раз, что его кровать достаточно широка для двоих. Нимори тогда лукаво усмехнулась, оценив дерзость. Но теперь нужные слова так и остались во рту, язык будто прирос к нёбу. И Франс, неожиданно для себя, произнёс:

— Это не постоялый двор, Нимори. Здесь не выбирают лучшую комнату.

Она ошпарила взглядом. Прошествовала в спальню без угроз и скандалов, но в каждом её шаге Франс ощущал ледяную ярость. Но это не страшно. Даже если бы прямо там на месте она вызвала молнию и прошила бы его с головы до пяток. Страшнее было, что она уходит, так и не узнав, что нравится ему.

— Спасибо, — тихо прошептала Лериль, трепетнули её длинные светлые ресницы.

— Ей не следовало так с тобой говорить. Может, палатка на краю лагеря — и правда самое подходящее для неё место.

Франс готов был откусить себе язык, но губы улыбались помимо его желания. А Лериль отвечала такой же солнечной улыбкой. Она заслуживала и любви, и тепла, и заботы, но… Но в его сердце уже жила вороная ночь, запах сушёных трав, чёрные, как дьявольская бездна, глаза.

Вдруг оказалось, что они с Лериль абсолютно одни в коридоре, Велин и Шандер куда-то делись, и только факелы подмигивали со стен, обещая хранить в секрете подслушанный разговор.

— Знаешь, я не привыкла быть одна, — вдруг заговорила Лериль, и подняла на Франса большие доверчивые глаза.

Ему захотелось убежать. От её искренности, беззащитности. Он, неспособный ответить на её влечение, не должен был это слышать. Пусть она остановится! Франс-то остановиться не мог. Его рот, послушный чужой воле, уже произносил:

— Ты не одна, Лериль, у тебя теперь есть друзья. У тебя теперь есть я.

Она раскрывалась робко, словно цветок, который боится поверить, что наконец взошло солнце и коснулось его лепестков. А потом разом поверила, озарилась лучистым светом.

— Спасибо тебе за эти слова. Только… — она потупила взгляд, — Мне теперь ужасно стыдно. Ты так добр ко мне, а я солгала, что просто хочу помочь. Но мне очень нужно было сюда попасть.

— Расскажи, не бойся, — подбодрил её Франс.

— Я в самом деле не привыкла быть одна. Со мной всегда была моя ласка, Июнь. Она умница, но слишком любопытная. И дался же ей тот солдатский мешок… Кто-то из крепости унёс её, и я теперь места себе не нахожу. Но кто меня станет здесь слушать, только посмеются, а вот ты мог бы…

— Я разузнаю про твою Июнь, обещаю.

— Правда? — свет внутри Лериль разгорелся с новой силой.

— Правда. А сейчас постарайся устроиться поудобнее и не давай Нимори себя обижать.

Франс развернулся и зашагал по коридору. Наконец-то его желания звучали в тон движению. Быстрей уйти, сбросить змеиной шкуркой память о словах, которых говорить не хотел. Не должен был.

Он забрался по каменной винтовой лестнице на стену крепости — вдохнуть не прокопчёный факелами воздух. Сумерки уже обняли окрестные холмы холодными серыми руками, дохнули полынью. Ещё немного и ночь рассыпет дорожку звёзд. В прошлый раз по ней пришла сюда Нимори, наполнила темноту собой. Они подходили друг другу, будто одно без другого немыслимо.

Если бы луна была чёрной — это была бы Нимори.

Но сейчас она не придёт. Тогда Нимори ощутила его интерес, решила рискнуть. Тёмно-синяя с серебром мантия прошуршала по пыльному каменному полу, глубокий, бархатный голос позвал Франса.

Нимори тогда смотрела не на него, только на небо. И говорила будто с небом. Но Франс чувствовал, как её слова, её запах вплетаются в саму душу, завязываются тугими узлами — не распутать. И он готов был отдать всего себя, весь мир, все звёзды по эту и по ту сторону земли, но Нимори попросила только одно — жемчужное ожерелье, что носит Король-поглотитель.

Франс не мог отказать, и сама ночь запечатлела его обещание. Тогда.

А сейчас только ветер неласково хлестал по щекам. Почему теперь всё пошло иначе? Может, простая ошибка? Сколько раз бывало, что после счёта на три Франс оказывался совсем не там, где должен был. Но потом всё быстро возвращалось, куда следует. Вдруг и теперь так?

Но было не так. Он и сам чувствовал, что теперь это его новая реальность. Не с Нимори, с Лериль.

 

***

 

Герцог Эггорн нахмурил кустистые брови на будто топором вырубленном лице.

— Нет, я не могу помочь солдатами. Я понимаю всю опасность ситуации, но мы тоже вынуждены защищаться.

— От кого? — удивился Франс. — Я не слышал, чтобы у вас шла война.

— От зверья!

Глубоко посаженные глаза герцога смотрели на гостей немного подозрительно, будто искали признаки неуместного веселья. Франс, впрочем, скорее недоумевал.

— Но тут не нужна армия. На них просто охотятся…

— Я знаю, что с ними делают! — рявкнул Эггорн. — Почти все мои владения либо заросли лесами, либо граничат с ними, и всю жизнь мы справлялись без советов! Пока не появился Ревун. Ладно, — он сбавил тон. — Думаю, я должен пояснить подробнее, иначе вы действительно не поймете. Несколько месяцев назад мне впервые доложили о нападениях странного зверя. Толком описать его никто не мог, потому что все, кто видел вблизи, уже ничего не говорили. А издали — противоречили друг другу во всем, кроме того, что он большой и быстрый. Наверное, в штаны от страха наложили и в глазах потемнело. Единственной верной приметой был жуткий рев, который раздавался в лесу незадолго до нападения. Страдали охотники, крестьяне и особенно — лесорубы. Конечно, я послал егерей. Ни один из них не вернулся.

— Это были лучшие егеря? — спросила Нимори.

В ее тоне Франс уловил легкую насмешку, но герцог ее не заметил. Лериль выглядела задумчивой, как всегда, но внимательной. Он снова посмотрел на герцога — это отвлекало от горьких мыслей о девушках. Франс, конечно, слышал это давно, в прошлый раз, и тот, кто направлял его, тоже, наверное, не забыл. Но не показывал или не мог показать. Как-то глупо это.

— Нет, лучших я послал потом.

— Они все… тоже? — осторожно поинтересовался Франс.

— Нет. Они устроили большую облаву, обложили Ревуна со всех сторон. И тут их стали атаковать другие звери. Стаи волков, кабаны, лоси, даже белки! Ревун в суматохе нападал и исчезал, оставляя после себя тела. Моим людям пришлось бежать! После этого началась настоящая война. Невозможно охотиться, попытка расчистить землю под новое поле похожа на захват плацдарма, а деревни превратились в осажденные крепости и несколько были разорены. Я держу там почти всю армию, и даже не могу дать генеральное сражение! Уверен, если Ревуна не будет, все вернется в норму, но мы не можем его выследить.

— Мы должны помочь этим людям! — воскликнул Велин, наконец найдя момент для правильных и красивых слов. Впрочем, искренних.

— Я постараюсь избавить герцогство от Ревуна, — согласился Франс.

Как ни крути, а он знал — без солдат Эггорна вряд ли удастся прогнать чужих.

Только Шандер не сказал ничего. Он вообще не раз заявлял, что делает одолжение, помалкивая при переговорах и не наживая им новых врагов.

— Тогда, конечно, ситуация изменится.

Сухой кивок дал понять, что аудиенция окончена.

Всё повторялось почти точно, будто в чуточку кривом зеркале.

Лес и правда был сущим кошмаром, но Нимори и Лериль вновь справились. Одна искала следы магии и укрывала их заклинаниями, другая то расспрашивала обитателей леса, то шептала им что-то успокаивающее. Отряд прошел по лесу, как по натянутому канату. Один неосторожный шаг, и покой рухнет в пропасть бесконечного боя, из которого не выйти живыми.

И все же маленький отряд добрался до пещеры, вход в которую был скрыт в глубокой лощине, и теперь стоял, вдыхая доносившийся оттуда тяжелый дух.

А когда он приготовился войти, мир замер, превратившись в живую скульптуру. Шевелилась листва на деревьях, он дышал сам и видел, как это делают его застывшие товарищи. Можно было размять затекающие руки и ноги или запрокинуть голову и посмотреть, как в нелепой позе, вытянув лапы, трепещет крыльями ворона, которая приготовилась сесть на ветку.

Такое уже случалось раньше — и это было одновременно свободой и тюрьмой. Свободой — потому что в такие минуты он не ощущал присутствие чужой воли, которая прежде была естественной, а сейчас становилась тяжкой обузой. И тюрьмой — потому что Франс не мог этим воспользоваться.

Прошло, по его ощущениям, немало времени, прежде чем птица смогла вцепиться когтями в ветки, облегченно каркнуть, а они — заговорить, как ни в чем не бывало.

— Здесь вход в логово мерзкой твари, — сухо сказала Нимори.

Так, как она теперь всегда говорила с Франсом.

— Лес слушает его, значит, не такой уж он мерзкий, — возразила Лериль, оглядываясь вокруг. — Ты не знаешь…

— Скажи это его жертвам! Или ты отворачивалась от тел?

— Звери жили здесь всегда, а люди пришли не так давно.

— А, ты предлагаешь им убраться подальше, пусть идут по миру с протянутой рукой. Неплохая идея, пожалуй!

Черные глаза насмешливо блеснули, а Франс, проклиная судьбу, себя и чужую волю, произнес:

— Не время ссориться. И думаю, нам стоит прислушаться к Лериль, она понимает лес.

— Прислушиваюсь и повинуюсь, а теперь пойдем и избавим герцогство от этой… милой зверушки.

Нимори все-таки оставила последнее слово за собой, а потом они углубились в подземные коридоры — то сухие и каменистые, то с раскисшей в кашу землей вокруг луж.

Велин вызвался идти первым, и не зря. Здесь, в самом логове, тоже жили звери, и ни чары маскировки, ни обращения Лериль не помогали — приходилось драться. То со стаями волков, то с неизвестно откуда взявшимися огромными пауками, затаившимися в ожидании жертв. Несмотря на всю осторожность, не раз им пригождалось и искусство Шандера.

Наконец стены раздвинулись, открывая пространство большой пещеры, где усилившийся смрад разбавляло дуновение воздуха. Здесь было светлее — видимо, в потолке имелись щели.

Ревун двинулся на них из дальнего тёмного угла. Он походил на медведя, только огромного, высотой в два человека. Слишком длинная шерсть свалялась, как у больного животного, давно переставшего за собой ухаживать. Голову венчали лосиные рога, а здоровые лапы, толщиной с бревно, царапали землю когтями.

Даже Велин невольно шагнул назад. Его щит против гигантского зверя показался игрушечным — ткни и рассыпется. Но он не отступил дальше, выставил меч. Франс скрылся в тенях, Нимори породила в пещере гулкое эхо вязью заклинания.

Флакон с зельем памяти привычно звякнул о камни. Щекочущее чувство пробежалось по телу с головы до пят. Как и всегда перед важной битвой или разговором. Будто кто-то замеряет, ощупывает, запоминает, забираясь в самое нутро. Чтобы потом вернуться сюда же, если Ревун растерзает кого-то из них.

Вдруг вперёд с отчаянным криком вылетела Лериль. Преградила путь остальным, будто не их сейчас сметёт одним взмахом лапы чудовище, а они напали на тощего блохастого щенка.

— Не убивайте его! Пожалуйста, — её взгляд метался между членами отряда. Не найдя понимания в глазах Велина, Лериль с мольбой воззрилась на Франса: — Прошу, не…

Ей не дал договорить Ревун. Он бросился вперёд, оттолкнув стоявшую на пути девушку. Лериль отлетела шага на три, упала на спину.

Велин принял на себя первый удар. Выстоял. Нимори с азартным выкриком подпалила шерсть зверя, пока Франс крался по дуге, обходя Ревуна со спины. Среди спутанной длинной шерсти сложно было отыскать уязвимое место.

Но один, пусть и громадный зверь, не мог сравниться с армией чужаков. Велин ранил толстые лапы, Нимори посылала огненные снаряды. Франс ткнул кинжалом в мягкое брюхо, заставив Ревуна дёрнуться всем телом. Они заперли его в круг, нанося удар за ударом. Но Франс не заметил в туше зверя ни единой стрелы.

Ревун, в последний раз огласив пещеру трубным рёвом, рухнул на пол.

— Получится неплохой коврик в гостиную, — ухмыльнулся Шандер, пнув поверженного зверя в бок.

Ревун, который казался дохлее некуда, вдруг взбрыкнул. Дёрнул когтистой лапой, едва не сбив жреца с ног.

— Велин, добей его! — Шандер боязливо отпрыгнул, прячась за спиной воина.

— Нет! — теперь Лериль была решительней, она обхватила руками тело Ревуна, закрывая его собой. — Да послушайте же! Франс, позволь мне сказать…

— Велин, остановись, — велел Франс. — Пусть она говорит, вряд ли сейчас Ревун может кому-то навредить.

— Он не злой, — торопливо заговорила Лериль.

— Ну конечно, как может этот милый пушистый медвежоночек быть злым, — притворно писклявым голосом поддразнил её Шандер.

— Можешь смеяться, но я знаю, глубоко внутри ты хороший. Как и это несчастное существо. Я слышу, как шепчет лес, как рассказывают его историю еловые лапы, передают друг другу птицы. Ревуна создал плохой человек, он мнил себя великим колдуном, почти богом, способным соединить то, что не должно быть единым. И под его руками родился Ревун. Колдун привязал его к себе — но не как это происходит у таких, как я, по доброй воле — а силой. Противоестественно. Он получил опасного, но контролируемого слугу. А потом колдун умер, и Ревун обезумел. От боли, от страха, от одиночества… Пожалуйста, он несчастное существо. Я постараюсь… Я смогу! Смогу его успокоить и исцелить его душу.

— Он опасен, — мотнул головой Велин. — Я считаю, мы должны его убить. Даже если он не злой, так мы просто облегчим его страдания, и это будет благим делом.

— Нам ещё только с чудовищами нянчиться не хватало, — добавила Нимори. — Франс, надеюсь, тебе хватит ума поддержать нас?

Франс не сомневался в том, что правильно. Правильно и разумно — убить.

Слова готовы были уже сорваться с языка, как лёгкий толчок изнутри пробудил другой ответ:

— Мы не должны множить жестокость. Лериль, я верю в тебя, давай попытаемся спасти это бедное существо.

Её лицо снова озарилось так, что слёзы в глазах показались чистыми бриллиантами. На Нимори и Велина лучше было даже не смотреть. Немое напряжение сковало воздух вокруг. В этой тишине Шандер выглянул из-за спины Велина и заявил:

— Только домой сама его попрёшь.

 

***

 

— Спасибо, ты не представляешь, что для меня значит твоё решение.

Лериль подсела к нему на скамью в замковом парке. Пахло цветущими яблонями и лепестки нежно-розовым снегом устилали каменную дорожку под ногами.

— Я знаю, герцог не доволен, — продолжала она, — но ему всё равно придётся поддержать нас армией, ведь Ревун больше не обидит никого в лесу.

— Но он вряд ли простит, во что мы превратили его тренировочный зал, — засмеялся Франс.

— Но ведь это только на время! — ответила Лериль. — Я сама там приберусь, честно!

Весёлая улыбка ещё несколько мгновений касалась её губ, а потом лицо вдруг стало серьёзным:

— Знаешь, ты удивил меня. Я не думала, что обычные люди могут понять связь душ между человеком и животным. Ты уже дважды доказал, что понимаешь, — она погладила ласку, устроившуюся у неё на коленях. — Ты нашёл Июнь и позволил жить Ревуну. И… Я хотела сказать, что… Нет, наверное, не стоит…

Франс взял её за руку.

У неё была маленькая и тёплая ладошка. Доверчивое прикосновение. Но мысли невольно рисовали другую — тонкую и изящную, с длинными напряжёнными пальцами, готовыми ускользнуть в любое мгновение.

Франс тосковал. Так, что хотелось выть и рычать неистовей Ревуна. И чем дальше они продвигались, тем отчётливей он понимал, что возврата не будет. Он не проснется на счёт “три, два, раз”, обнимая Нимори. Думать об этом было невыносимо.

Как и слушать Лериль, которая открывала своё дикое сердце — затаённое лесное сокровище — не тому. Франс хотел бы вымолить у неё прощение и бежать к своей чёрной луне, в огонь, который делает больно и сладко. Но губы уже нежно произносили:

— Говори же, Лериль, не бойся. Ты слишком дорога мне, чтобы я мог тебя обидеть.

— Связь между человеком и животным сильна. Мы с Июнь чувствуем друг друга и не можем одна без другой. Разлука и тем более смерть — немыслимы. Но связь между двумя людьми может оказатсья ещё прочней. Быть почти одним…

Она отвела глаза, румянец тронул щёки Лериль. Но Франс не успел её поцеловать.

Трубный рёв сотряс стены замка. Следом — истошные людские крики. Топот множества ног. Франс и Лериль вскочили со скамьи. Мимо них, ошалело вращая глазами, пробежал молодой солдат. Ниже локтя вместо предплечья болтались окровавленные лоскуты.

— Ревун…

Лериль кинулась по дорожке, Франс — следом. Мотаясь из стороны в сторону, рысью бежал зверь. Из боков его торчали стрелы, шерсть на ногах слиплась от крови.

Взбесился, напал, убил — летело со всех сторон. Лериль бросилась к Ревуну — успокоить, как умела только она, — но не успела. Зверь ещё раз пошатнулся и упал. На этот раз навсегда.

— Это я виновата, только я…

***

Зачем, спрашивал себя Франс, шагая по еле заметной тропе. Зачем? Она же написала: “Не ищи меня. Спасибо за всё, но я не могу больше оставаться с вами. Прости. Лериль”. Так просто — не искать. Она не пропадет без нас, а мы уж как-нибудь справимся с чужаками. Ну конечно, справимся. Придется чаще разбивать пузырьки с зельями памяти, но ничего страшного, зато останутся только он и Нимори, и, может быть, все еще наладится.

Не ищи!

Но воля, толкавшая вперед, не откликалась на просьбы, призывы и проклятия. Была она глуха к ним или просто безразлична, Франс не знал и не надеялся узнать. А потому оставалось лишь шагать, расспрашивая встречных о невысокой светловолосой девушке в кожаной куртке, и надеяться, что его постигнет неудача. Хотя, горько усмехнулся Франс, он ведь не может потерпеть неудачу. Если что — раз, два, три. Три, два, раз. Даже самые сложные моменты удавались, а тут… Стражники видели, в какую сторону она уходила, для прохожих Лериль была достаточно приметна, да и сам он быстро начал догадываться, куда держит путь.

В одном из походов они остановились недалеко от дубовой рощи, Лериль тогда ушла ночевать туда, вернувшись спокойной и радостной, она улыбалась даже Нимори, что случалось редко. На расспросы охотно ответила, что здесь есть хижина человека, передавшего ей умение понимать зверей и птиц, сама она провела тут немало времени и любит это место. Учитель ушел в другие края, но воспоминания остались... Конечно, теперь, в смятении, она поспешила сюда.

И пусть бы, ну же! Оставь ее!

Как бы не так.

Тропинка свернула в нужном направлении, покружила между молодыми дубами и вывела к небольшой полянке. Девушка сидела на вросшем в землю бревне и печально смотрела куда-то вдаль, но, услышав его приближение, вскочила.

— Франс! Зачем ты пришел?

— За тобой, — просто и уверенно произнесли его губы, а ему самому оставалось лишь повиноваться.

Лериль опустила голову, голос ее дрожал.

— Ты не должен был… После всего, что произошло с Ревуном, я больше не могу смотреть вам… тебе… в глаза.

— Ничего такого не случилось, — его голос звучал почти беспечно. — Да, Ревун оказался слишком уж… диким. Но это было мое решение, Лериль. Мой выбор, и я отвечаю за это так же, как и ты.

— Тот солдат, — она еще не смотрела в глаза. — Он жив?

— Жив. Шандер остановил кровь и закрыл раны. Но руку, конечно, не вернуть.

— Вот видишь? — в ее голосы были слышны слезы. — Это я виновата! Я! Ты слишком хорошо ко мне относишься и дал себя уговорить. А бедного Ревуна я все равно не смогла спасти. А если я еще раз подведу вас?

Франс пожал плечами, шагнул ближе.

— Лериль, все ошибаются. Даже боги не всегда поступают мудро и получают то, чего хотели. Важно поступать, как ты считаешь верным. Ты же хотела как лучше?

Делай он сам то, что считал верным, уже бежал бы прочь. Лериль, конечно, было бы очень жаль, но её печаль пройдёт со временем. Зато ей будет даже безопаснее вдали от сражений.

— Конечно, — она наконец посмотрела на него, щеки были влажны, но в серых глазах появилась надежда. — Ты правда так думаешь?

— Правда, — Франс положил руку ей на плечо. — Я тоже не могу знать, что нас ждет. Но делаю то, что считаю правильным. А правильно, чтобы ты была со мной.

Девушка вздрогнула от прикосновения, глубоко вздохнула, ее губы чуть приоткрылись.

— Я хочу остаться с тобой, — прошептала она неуверенно.

Франс не сказал больше ничего, лишь положил обе руки ей на плечи и привлек к себе.

Нет, закричал он внутри. Нет, не надо, пожалуйста! И попытался сопротивляться, овладеть своим телом, прогнать чужого, извиниться перед Лериль… На долю секунды ему показалось, что он сможет это сделать, задержать, остановить! Невозможное будто бы почти случилось!

Но Франсу тут же напомнили, что он — лишь перчатка. Властная рука налилась силой и пальцы толкнули вперед, заставили найти ее губы своими…

Лериль ответила робко, неумело, так непохоже на поцелуи Нимори. Если бы девушка знала, что он сейчас вспоминает! Но она в неведении прижималась к нему, обвив шею руками. Наконец отступила на шаг, тяжело дыша.

— Франс, — сказала она, и улыбка была похожа на робкий луч утреннего солнца. — Это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Мне… Мне надо привыкнуть.

— Конечно, — кивнул он. — Пойдем, нам пора возвращаться.

***

Лагерь позвякивал железом, визжал точильными камнями, трещал разведенными кострами, окликал требовательными голосами сержантов. Отзывался ворчанием и перекличкой солдат. Запахи еды, человеческого и лошадиного пота, нагретого металла и дыма костров перебивали дух растущих вокруг буйных по первым дням осени горных трав.

Только что завершился совет перед последней атакой. Круг замкнулся — разорванный, неправильный.

Горький привкус во рту был многократно сильнее и не хотел растворяться. Он не сможет теперь неосознанно добрести до Нимори. Если бы и смог — то, конечно, его встретил бы в лучшем случае легкий холод. Франс был бы согласен и на это, но отчетливо понимал, куда вынесут непослушные ноги. К палатке Лериль, конечно, и он вновь ощутит себя покорной перчаткой. Рука заставит подойти ближе, заговорить о том, чего он не испытывает, коснуться... Потом случится неизбежное, и Лериль, которая совершенно перестала скрывать свои чувства, окажется в его объятиях, и все это станет страшной пародией — на жизнь, на любовь.

На будущее, наконец — неведомое, потому что знания его кончались здесь. И если он останется жив, то войдет в него не с той, которой принадлежит его сердце.

Нимори, я пленник, думал он. Посмотри вглубь меня и пойми, что я чувствую на самом деле. Прости!

Лериль, я не хочу лгать, но я лгу, я лезу в твою душу и забираю ее часть, которая мне не нужна, я сам почти как ненавистный чужак. Прости!

Он уже был рядом с палаткой, Лериль обернулась в его сторону и расцвела улыбкой, как вдруг мир опять замер. Даже зелье памяти перед этим Франс разбил механически, а потом уставился на сумку с флаконами. Повертел в пальцах очередной пузырек. Они ведь стали вехами на его пути. На двух его путях.

Сейчас бутылочек с зельем стало много. В начале пути денег не хватало, а рецепта не имелось, приходилось расходовать их осторожно. Теперь вон, куча, одним больше, одним меньше — никто и не заметит.

Не заметит…

А почему, собственно, он их все время разбивает? По привычке, не обращая внимания на то, что делает. Что там, в них, и что будет, если открутить крышечку и сделать глоток? Быть может, это смертельный яд? Или он, напротив, забудет всё? Сейчас, в миг отчаяния, ему было все равно. Пусть будет новый Франс, пусть он с чистого листа любит Лериль и это, по крайней мере, не станет ложью. Позволит ли ему такое свобода действий? Медленно, с некоторым трудом, он сделал движение. Вкус обжег гортань, будто он проглотил пущенный Нимори огненный шар, мир поплыл перед глазами… Да так и остался раздвоенным.

Франс продолжал видеть залитый солнцем лагерь и фигурку Лериль — и в то же время перед ним открылся длинный темный коридор, едва освещенный мерцающими продольными полосками. Будто в старые времена, когда он тайком проникал в какое-нибудь хранилище, чтобы вынести оттуда несколько особо ценных предметов. Невольно он сделал шаг вперед, в манящую тайну, и только потом вспомнил, что не может сдвинуться с места.

После того, как обнаружил, что идет.

Франс обернулся и среди прочих увидел со стороны самого себя, замершего на месте. М-да, он надеялся, что выглядит менее нелепо. Додумывал мысль он, уже двигаясь вдоль узкого прохода, за которым ждала неизвестность. Шел быстро, не зная, сколько времени отпущено. Иногда справа и слева встречались ответвления, но они были перекрыты массивными дверьми из неизвестного металла, с замками необычной конструкции. За одной из них он, казалось, уловил едва слышную музыку, звучавшую порой в ушах во время сражений. Надпись на другой гласила “Настройки”. От прикосновения кольнуло в руках. И замки необычной конструкции — наверняка он потратил бы кучу времени, чтобы вскрыть. На следующей двери были начертаны буквы “Выход”. Замка не было, и Франсу показалось, что она не заперта, но даже сквозь металл оттуда повеяло таким холодом небытия, что ужас продрал до костей, и Франс отшатнулся к противоположной стене.

Еще два поворота — и впереди стало светлее. В помещении, где Франс теперь оказался, слабо мерцали стены, в остальном оно напоминало склад — широкие проходы, гладкий пол, длинные ряды полок… Только вместо армейской амуниции, или, скажем, мешков с репой на них стояли огромные сосуды, по форме схожие с пузырьками памяти, только гораздо больше. И вместо переливающегося сапфиром зелья сквозь стенки просвечивало что-то совсем иное.

Франс шагнул ближе, склонился к одному из ближайших. Вот внутри он сам, но не тот полу-призрак, который ходит здесь, и не тот настоящий, который словно заморожен в лагере. Он-третий, недавний, входящий в ворота крепости вместе с товарищами. Только что он разобрался с междоусобицей северян, заключил союз, пополнив ряды сопротивления тяжелой пехотой, и несет весть об этом. Совсем скоро сообщат, что чужаки готовят нападение на крепость.

Но сейчас там, внутри, Франс шагает ко входу, следом идет Велин, панцирь которого явно требует ремонта. Нимори и Лериль шагают так, чтобы между ними был Шандер, которого это явно забавляет. Но если волшебница выглядит непроницаемой, то Лериль с отрешенно-мечтательной улыбкой смотрит на Франса, даже, кажется, спотыкается в этот момент…

Еще шаг — опять он, перед схваткой. Через мгновение застигнутый врасплох с кучкой приближенных вождь северян-мятежников обернется и начнется короткая, но жестокая битва, во время которой дважды пришлось считать до трех и обратно — к этому моменту.

Он заметил этикетку — “Сохранение 0045”. Что это значит? 

Франс неверяще разглядывал ряды сосудов — как же много… И в каждом — какой-то кусочек их приключений? Но как же так? Будто одновременно были живы и неопытный Франс, который только-только украл перчатку и из любопытства примерил красивую вещицу, да так и не смог снять. Франс, преследуемый чужаками, которые мечтали уничтожить единственное оружие против их бессмертных офицеров. Франс, который рад убежищу в крепости, но не собирается всерьёз становиться лидером сопротивления. Франс, который счастлив с Нимори. Франс, который вынужден быть с Лериль.

Он шёл вдоль стеллажей и вспоминал эпизод за эпизодом под толстым стеклом. В каждый из них он разбивал флакон с зельем памяти.

Запоминал.

И теперь они, эти другие жизни — здесь.

Они будто спят, пока их не разбудят, чтобы продолжить жить. Франс увидел даже странный механизм с выемкой, будто специально под сосуд. Табличка на нем гласила “Загрузить”. Наверное, так это и происходит? Выбирай любую и продолжай.

Франс хотел продолжать только одно. Его взгляд остановился на бутыли, за которой ночь мерцала алмазными звёздами. Палатка, Нимори… Только что она попросила отдать ожерелье, а потом оказалась в его объятьях. А совсем рядом — другое место. У ворот крепости, куда его притянуло спустя минуту. Между сосудами расстояние всего с палец, а для Франса перевернулась вся жизнь.

А что если… Если не будет воспоминаний? Никаких, кроме одного.

Того, где он с Нимори.

Франс коснулся стекла, за которым он шагал к крепости, а потом с силой столкнул сосуд на каменный пол. Стёкла брызнули во все стороны, облачко, полное образов и сонма шепотков, рассеялось в воздухе.

Следом полетели новые и новые бутыли.

Франс дышал всё чаще, а шаги от полки к полке стали тяжелее. Он где-то порезал правую ладонь.

Сначала казалось, что сосуды никогда не кончатся, но вот остался последний ряд. Звон стекла. Франс огляделся — на полу некуда было ступить от осколков. Пустые полки. И только одна-единственная бутыль поблёскивала округлым боком. За ней — их с Нимори жизнь. Единственная правильная.

И она должна продолжаться.

Франс с трудом поднял сосуд — как бы пригодились сейчас мускулы Велина — и потащил его к механизму. Вот так, только бы достаточно было его установить в нишу… А что, если…

Но едва сосуд с лёгким щелчком встал в отверстие, в голове будто взорвалось солнце — ослепительным бело-золотым.

— Что мы будем делать после победы? — спросил Франс.

Они лежали рядом, голова Нимори на его плече, и он ощущал на шее ее дыхание.

— Давай сперва победим, — она вздохнула и повернулась на спину.

— Победим, конечно, теперь я их… одной перчаткой! — засмеялся он. — Потребую себе дом у моря, и чтоб только вдвоем, пусть нас никто не трогает неделю, нет, месяц, а то я их тоже… одной левой! Будем там ходить, не одеваясь, чтоб зря время не тратить.

Она улыбнулась.

— Ты настоящий стратег, что бы там ни говорил Велин. А теперь давай спать, завтра ни свет, ни заря выходить.

— Давай.

 

***

 

Сеть коридоров осталась позади. Ныли мышцы, саднили мелкие раны, но сердце пело свою песню — безумную, непокорную. Франс упивался даже не схваткой — жизнью. Своей жизнью. Перед этим вокруг него несколько раз подряд возникала та самая ночь, и тут же исчезала — будто направлявшая его рука никак не могла поверить, что ей не оставили больше разных Франсов, разных жизней. Не оставили выбора. Перчатка тоже кое-что может.

Вот так, побудь теперь на моем месте!

А чужаки… Да, я убью их, потому что они сжирают сущности людей, потому что такого не должно быть — и для тебя, Нимори! Я сделал невозможное, чтобы идти в бой вместе с тобой не просто как союзником. В бой и в будущее для всех людей и для нас с тобой. И пусть стоящие на пути сдохнут.

Он убивал легко и вдохновенно, тени словно сами укутывали его, усталость не решалась подойти, клинки разили без промаха. Оставалась последняя пещера, где укрывался Король-поглотитель и его свита.

Ну что ж, вперед!

Зелье памяти полетело на пол.

Их было около дюжины, с виду почти как люди. Впрочем, бросаясь на отряд, они преображались на ходу: раскрывались огромные пасти, множеством суставов изгибались неимоверно длинные когтистые лапы. Он уклонился от первого и ударил двумя кинжалами сразу, пронзая сердце — и тут же добивая прикосновением перчатки. Конечно, Франса увидели, но Велин перекрыл дорогу. Доспех засверкал защитной аурой, заставив нападающих отступить на шаг. Этого было достаточно для Франса, чтобы опять стать незаметным. Он искал взглядом Короля — величественного, с диадемой на голове. Что, если сразу пробраться к нему? Взрыв раскидал нескольких чужаков — конечно, это Нимори — оставалось этим воспользоваться.

Франс скользнул вперед, вдоль стены и приблизился к Королю-поглотителю. За несколько шагов тот развернулся в его сторону, что-то учуяв, но тут же покачнулся, потерял равновесие. Из его горла торчала стрела Лериль. Король булькнул, выдернул ее с воплем боли, Франс подскочил мгновенно — лезвия полоснули по горлу, и перчатка вошла прямо в рану.

Получай!

А вдруг на этот раз всё? По-настоящему?

Как друзья? Короткий взгляд по сторонам. Нимори отступает, отбиваясь веером льдинок по глазам врагов. Лериль… Когти располосовали ее плечо и руку, кровь пропитала одежду. Велин тут же прикрыл ее собой, а Шандер, державшийся позади, протянул руки — и рана начала закрываться.

Хорошо!

Но Король не умер. Как и тогда, во время осады, он просто занял новое тело.

— Франс, надо перебить всех, тогда ему некуда будет деваться! — крикнула Нимори.

То, что было дальше, слилось в сознании, будто повторяясь раз за разом. Велин или Нимори, каждый по своему, сбивают чужака с ног, Лериль прикрывает их стрелами, а Шандер — молитвами. Франс добивает.

Следующий.

Еще дважды Король-поглотитель менял тело, но, наконец, все чужаки лежали на полу.

— Уф… — Франс провел рукой по лбу. — Справились.

Победа еще не осознавалась в полной мере. И, кажется, не только им. Остальные стояли, переминаясь с ноги на ногу, только Нимори шагнула ближе, к последнему из тел.

— Тут что-то не то, — сказала она. — Франс, тени!

Он вошел в них инстинктивно, изменяя зрение — и успел заметить движение в углу, через секунду оно исчезло.

— Туда! — указал он, и бросился в погоню. За большим камнем оказалась щель, ведущая в узкий проход. Франс двигался скрытно, но быстро, то теряя тень из виду, находя вновь, пока погоня не привела их в еще одну пещеру, и впереди мелькнул свет. Выход!

— Уходит! — заорал он, видя, как размытая фигура чужака метнулась туда.

Быстрые, как молния, слова — и настоящая молния, которая почти обожгла ухо. Громыхнуло, и камни обвалились, закрывая отверстие.

Чужак снова стал видим, обретая знакомые черты Короля-поглотителя.

— Рас-сс так, — прошипел он, — сдохнем вместе!

Шандер вскинул руку, Король тоже — и будто разлетелся на клочки, став живым — или уже неживым! — взрывом, отбрасывающим их, разрывающим на куски, вминающим в камень.

Но ведь я должен победить, — мелькнуло в угасающем сознании Франса. Ты и победил, ответил внутренний голос. Теперь всё, больше не нужно никакого раз, два, три… Но почему я еще думаю об этом?

— Разлеглись тут, — закряхтел знакомый голос Шандера, которого никак не могло быть в посмертии. Ибо за что посмертие такое? — Скажите спасибо, я успел ауру защиты наложить. Что бы вы без меня делали?

— Умерли славной смертью героев и остались в легендах, — огрызнулся Велин.

— Я предпочту пожить и остаться в анекдотах, — парировал Шандер. — Похоже, на этот раз всё.

Франс невольно бросил взгляд на перчатку, привычно охватывающую руку. Ощущения изменились — и правда, узоры на ней потускнели, почти слились с серебристой кожей, которая и сама будто потухла, стала просто серой. Нда, вечно носить красивую перчатку было куда приятнее.

И тут Франс понял, что она сидит не так уж плотно. Потянул — и она легко соскользнула с руки.

— Мы сделали это, — прошептала Лериль. — Наконец-то.

Как хорошо, что в этой реальности между нами ничего не было, подумал Франс. Ты хорошая девочка, Лериль, и еще встретишь кого-то. А я…

Он перевёл взгляд туда, куда тянуло сердце. Нимори пошатнулась, вставая. В изодранной мантии, в грязи и крови, она все равно была отчаянно прекрасна.

Только вот её битва ещё не закончилась.

— Давай отыщем Ожерелье Знаний вместе.

Рука об руку, они отправились в пещеру, где впервые увидели высокого чужака с диадемой на голове. Труп всё ещё валялся там — совсем не такой величественный. Нет ничего величественного в изломанном теле, лежащем в луже тёмно-фиолетовой крови.

Нимори не бросилась к нему искать своё сокровище, будто ждала, что Франс сам должен отдать его ей. Как подарок, как знак… Он склонился над Королём-поглотителем и надорвал ворот его бледного кафтана.

Ожерелье было там. Оно казалось живым, с внутренним сиреневым светом и пульсацией. Словно то, что было заключено в крупных жемчужинах, жаждало вырваться наружу.

— Нашёл? — тревожно спросила Нимори.

Франс расстегнул замочек, собрал перламутровые нити в горсть и поднялся. Торжественно, будто для коронации, приблизился к Нимори. Расправил ожерелье и собрался застегнуть вокруг её шеи, но она не позволила. Шагнула назад.

— Подожди… Подожди, любовь моя.

— Что-то еще? — удивился он. — Ты же так хотела его!

— Хотела, — она кивнула, закусила губу, продолжила неуверенным, непохожим на свой голосом: — И хочу... Но я должна сказать. Ты меня привлек с первой встречи, но я не думала тогда, что для меня другой человек может значить так много, как ты, даже в сравнении с моей целью.

— А я всегда желал называть тебя своей. Ради этого... — он хотел сказать, что изменил ради этого прошлое и будущее, но осекся. Закончил вместо этого: — Ты знаешь.

— Знаю, — кивнула она. — И поэтому… мне жаль.

— Да в чем дело, Нимори?

Нежданный холодок пробежал по спине, въелся под кожу, добрался до сердца.

— Мне нужно… Пообещай, что не будешь мешать.

— Конечно.

Наверное, мелочь, ерунда, которые порой так важны для девушек... Конечно, Нимори не похожа на других, с ее умом и целеустремленностью, но она тоже человек.

— Дай, — она протянула руку, и Франс вложил в нее ожерелье. — Понимаешь, там знания целого народа. Вместить это — слишком много для человека. Меня это совсем не пугало, ведь это шаг дальше, вперед.

Холодок превратился в ледяные когти страха.

— Какой шаг, куда?

— Я бы хотела обнять тебя еще раз, да боюсь, что тогда могу не решиться. Но довольно слов!

Она прошептала заклинание, странное, не похожее по звучанию на боевые — и сотни мелких жемчужин засияли так, что Франс невольно сощурился. А потом надела его себе на шею.

— Прощай и прости!

И в окутавшем ее свечении Нимори начала меняться. Сиреневые нити из жемчужин пронизали кожу, наполняя своим цветом. Тонкое дрожащее марево окутало тело, делая и его таким же зыбким, призрачным. Будто эфемерные знания вытесняли плоть.

“...слишком много для человека...”

Франс хотел обхватить, удержать — хотя бы то малое, что ещё было в ней от Нимори. Но рука тронула лишь холодный воздух. Наполненная свечением голова качнулась с едва уловимым осуждением. А потом Франс перестал разбирать черты лица. Словно голов стало сразу слишком много — десятки, сотни? И все они слегка подрагивали так, что больно было смотреть. Но он всё равно продолжал. Ловил осколок улыбки, прядь волос — уже не чёрных, как ночь, а сизых, как дождливое утро.

Осталось ли там что-то от неё?..

— Нимори…

Но ничто не отозвалось в этом существе. Оно медленно поплыло из пещеры, мерцая и пульсируя, а Франс смотрел вслед.

Это то, чего ты хотела, Нимори?

Неужели оно стоит того, стоит улыбки, взгляда, касания? Близости, на которую способен человек, кружащейся головы, жара крови, пульсирующей в венах и жара другого тела рядом? Доверия?..

Ты знала с самого начала, знала и не сказала ничего!

А если бы сказала? Изменило бы это хоть что-то? Жажду быть с тобой, только с тобой? Летящие на пол неправильные сосуды?

Франс смотрел вслед призраку, видел перед собой лицо Нимори, ее пьянящую загадочную улыбку. Нет, он снова сделал бы то же самое, тысячу раз. И пусть сердце сейчас захлебывалось болью, все-таки они с Нимори были вместе!