Неуловимое

Неуловимое

Ледяное прикосновение невидимого наблюдателя выдернуло Юру из сна. Оглядываясь, рассматривая темную комнату, увидел темный силуэт, замерший сбоку от окна. Кожу словно обожгло, в доме царил холод. Сердце стучало, мысли разбегались. Поджав под себя ноги, понял, что просто сползло одеяло. Значит, показалось. Внимательно наблюдая за фигурой у стены, почувствовал облегчение. Это не ужас в ночи, как он назвал происходящее последние несколько недель. Это просто образ из памяти. Тишина в квартире, холод на коже. Свернувшаяся в ногах кошка удивленно взглянула на хозяина, зевнула и забралась под одеяло. Фигура покачивалась взад-вперед. Приглядевшись, понял, что это старуха-попрошайка, мимо которой он проходил каждое утро. Грязные космы, заскорузлые руки, крепко вцепившиеся в стаканчик с мелочью. Ее лица не видно под косынкой. Словно кукла, нищенка совершала одни и те же движения, как заведенная. Тело наклоняется вперед, рука протягивает стакан, голова качается в знак благодарности. Обычно она еще и бормочет что-то, но у эйдетического воображения есть ограничения. Оно передает только зрительные образы, те, которые сильнее всего запали в память. Еще несколько минут посмотрев на порождение своего разума, Юра накрылся одеялом, и заснул.

С утра быстро сварганил завтрак — Алена придет часам к десяти, ночные смены в больнице ее выматывают, и сил приготовить что-то просто не остается. Насыпал кошке корм. Петунья благодарно мяукнула. Прилепил к холодильнику записку. Милые послания друг другу напоминают, что чувства не прошли, просто иногда не хватает времени и сил сказать это вслух.

Кутаясь в куртку, прошел по устланным листьями улицам. Золотая осень закончилась, теперь царствовал зябкий, промозглый ноябрь. Голые кроны деревьев, мокрый асфальт, хмурые прохожие — классика глубокой осени. Ветер играл с листьями, небо низко нависло над головой. Многие терпеть не могут это время года, но Юра спокойно его воспринимал. Такие вот деньки — возможность погрузиться в себя, насладиться покоем и ленью. Уже две недели как он начал записывать свои мысли о происходящем. Может, все его бессвязные обрывки получится собрать в единое целое и создать книгу. А почему и нет? Сейчас печатают такой бред, а его опыт может оказаться полезным. Пробежал мимо старухи-попрошайки, даже не посмотрев на нее. Воображение воображением, но просыпаться одному в темной комнате, когда напротив восседает она — не очень-то и приятно.

Офис почти пустой, сотрудники не спешили на рабочие места. Поздоровавшись со знакомыми, юркнул на рабочее место. Нужно посмотреть, сколько за ночь набралось сообщений от недовольных пользователей, быстро им ответить, и, наконец, заняться своими делами. Еще два месяца назад он бы потратил почти весь день, роясь в инструкциях, стараясь вспомнить, в каком разделе нужный ответ. После курсов по развитию эйдетической памяти, все это занимало не более двух-трех часов. Потратив один день на прочтение инструкций, Юра запомнил их все, вместе с дополнениями, сносками и исключениями. Нужная страница словно представала перед глазами, и он считывал информацию. Очень удобно. А еще он, наконец-то, избавился от страха, что память может испортить ему жизнь, как было в детстве. Правда, с эйдетической памятью развилось и воображение, подкидывающее ему непрошенные, а порой, и жуткие, образы. Юра еще помнил, как проснулся ночью и увидел застывшую у кровати больничную койку и истекающего кровью пациента. Пару дней назад он навестил Алену, увидел это кровавое безумие, и запомнил. А потом ночью оно вернулось. Искривленное тело жертвы аварии, лужи крови, стекающие на пол, разинутый от боли рот. И тишина Больше всего напугало то, что от извивающегося в агонии тела не доносилось ни звука. Зато Юра кричал так, что перебудил, наверное, половину дома. Кошка забилась в дальний угол комнаты, и именно это испугало больше всего. Тогда он решил, что животное тоже увидело призрака. Но потом понял, что сам и испугал ее своими воплями.

А еще пришло то, что он в своей будущей книге назвал ночным ужасом. Ощущение чьего-то присутствия, тяжелого взгляда, тишины на грани резкого звука, пустоты, словно готовой наполнить себя неестественными образами. Никаких призраков, никаких теней, фигур, шорохов и скрипов. Просто ледяной воздух и чувство, словно что-то затаилось за спиной, или спереди, вокруг. Рядом, всегда ждущее, готовое. Всегда голодное. Казалось, стоит чуть повернуть голову, или скосить взгляд, и образ появится, получится уловить его краем глаза, периферическим зрением. Но сколько Юра ни пытался, видел лишь пустую комнату.

Тогда он боялся, что это психическое заболевание. Вдруг во время курсов по развитию эйдетической памяти в его разуме что-то сбилось, нарушилось? Но вреда от этого не было, а Юра не из тех людей, который по каждому поводу бежит к психологу, тем более — к психиатру. Алена не знала о его трудностях, только гордилась улучшенной памятью. Теперь он по вечерам рассказывал ей все просмотренные новости, дословно воспроизводя информацию. А еще выгодно ходить по магазинам — один раз прочитав состав продукта, запоминал его навсегда.

Через два часа, решив все рабочие вопросы, Юра откинулся на стуле. Коллеги еще корпели над своими задачами, роясь в бумажных инструкциях, считывая информацию с экранов. Жалкие людишки. Иногда ему казалось, что разум перешел на иную ступень эволюции. Правда, почти все, кто с ним ходил на курсы, показали такие же результаты. Так что, богом он еще не стал, но все впереди. Наслаждаясь спокойствием, подумал, что вновь получит премию за перевыполнение плана и безукоризненные результаты. Сплошные плюсы. Если бы не образы и ужас в ночи.

Алена удивилась, когда он решил с ней поговорить о курсах. Жена знала, что в детстве у него были трудности с запоминанием, но думала, что все прошло. И когда Юра признался, что кошмар юности возвращается, тут же приняла активное участие. И извинилась за устроенный пару недель скандал.

Юра привык к крикам и недовольству. С пяти лет он понял, что его память работает со сбоями. Какую-то информацию усваивала моментально, а то, что считала не важным, удаляла сразу же. Некоторые уроки давались легко, некоторые — только со шпаргалками. Классу к пятому он знал, на что способен его разум. Мог предугадать, что стоит учить, а на что даже не стоит тратить время. Например, стихи. Уроки литературы всегда казались изощренной пыткой. То сочинение, то выучить какой-нибудь отрывок из романа. Юра честно признался родителям, рассказал о трудностях с запоминанием. Но они, простые рабочие люди, решили, что сын всего лишь отлынивает. Лентяй, не желающий учиться. Дармоед, сидящий на шее и не думающий о будущем. Спасибо, конечно, родителям, за детские травмы. Их недоверие, крики, скандалы развили целый букет комплексов. Неуверенность в себе сказывалась и на отношениях с одноклассниками. А еще то, что он не мог запомнить их имена. Дома Юра записывал фамилии и имена на расчерченной бумаге с нарисованными партами. Иногда брал эти шпоры с собой, чтобы не забыть имя сидящей слева девочки. Дети, конечно, об этом узнали, и объявили молчаливый бойкот, считая, что он просто не считает их достойными себя. Иногда тихое презрение сменялось издевательствами, выкидыванием его портфеля, сдиранием штанов на перемене, и даже драками. Если хотя бы дома его мог кто-то поддержать, утешить, успокоить… но родители считали его теперь не только лентяем, но и хулиганом. Отец порол, мать презрительно сжимала губы, разочарованно покачивая головой.

Сейчас, сидя в офисе, чувствуя себя вполне успешным человеком, Юра сам удивился, как смог пройти через этот ад отчуждения и брезгливости. Да, дети намного сильнее взрослых. Если бы сейчас повторился кошмар детства, он, наверное, покончил бы жизнь самоубийством.

Решив, что надо как-то менять жизнь, Юра с девятого класса начал развивать память различными играми. Сам придумывал методики по запоминанию, искал способы, как облегчить узнавание лиц, усвоение информации. И, хотя так и не добился такой памяти, как у большинства, все-таки смог решить многие проблемы. Правда, к тому времени стал изгоем в школе, даже не пришел на выпускной. Да и родители уже махнули на него рукой, погрузившись по горло в ежедневную рутину. В университете все завертелось, жизнь изменилась. Вырвавшись из душного, клаустрофобического кошмара, который представлял родной городишко, вдохнул полной грудью свободу и независимость. С родителями почти не поддерживал отношений, никого из прошлого не встречал, можно сказать, начал жизнь с чистого листа. Новые знакомства, новые правила, новый ритм жизни. И память перестала сбоить. Словно кто-то повернул тумблер в голове, открыв полный доступ к разуму.

Так прошло больше пятнадцати лет. Университет, первая работа, первая любовь. Новая работа, новая любовь. Сменялись приоритеты, мечты, люди, пейзажи за окном. Память не подводила. В тридцать четыре женился на Алене. Жизнь играла радужными красками, была насыщенной, полной. Настоящей.

Три года спустя кошмар вернулся. Юра отгонял от себя мысли, делал вид, что это ему кажется, что все нормально. Но ничего нормального с его памятью не происходило. Сначала начал забывать элементарные правила, связанные с работой. Он планировал идти на повышение, и именно в этот момент сбои в воспоминаниях вернулись. Разгребая по утрам жалобы клиентов, понял, что не может ответить даже на элементарный вопрос. Алена удивлялась его отчужденности и холодности. На новую должность взяли другого сотрудника. По утрам Юра смотрел в окно и не понимал, где находится. В панике искал любой предмет, который сможет напомнить. Как-то утром чуть не выкинул кошку за дверь, закатив жене истерику, что в их доме кота точно быть не может. Но увидев миску с кормом, вспомнил.

А потом скандал с годовщиной свадьбы. Весь день Алена ходила надутая, буркая что-то злобно в ответ на его вопросы, резко выбегая из комнаты, хлопая дверями. В итоге, разбила стакан и разоралась так, что соседи стучали в стены. Обвиняла, что он не любит ее, ему все безразлично, что стал пустым и холодным человеком.

Жена всю ночь проплакала в подушку, Юра же смотрел в окно, стараясь вспомнить, чем вызвана ее реакция. Он умудрился забыть скандал, который только что перебудил половину соседей. Появившаяся кошка чуть не довела его до инфаркта. А представив, что завтра идти на работу, даже не смог толком вспомнить адрес. И тогда уже пришлось смириться с тем, что кошмар из детства вернулся, чтобы испортить взрослую жизнь. Хотелось выкинуть что-то в окно, разгромить посуду, выйти на улицу и избить кого-то, разбить кулаки в кровь. Но это не решило бы проблему. Теперь он взрослый человек, и бояться некого. Нет родителей, разочарованно качающих головами. Почему они тогда не задумались, что у сына реальные проблемы, и их нужно решать? Боялись, что все посчитают его сумасшедшим? Или просто не хотели забивать себе голову такими пустяками, списав все на трудности переходного возраста? Не хотелось представлять и сотрудников, и друзей, которые будут к нему относиться так, как раньше одноклассники. До дрожи в руках не хотелось терять Алену. Она не бросит его, но как долго они продержатся так?

Как взрослому человеку, нужно все решить разумно, привлечь к этому жену, друзей, врачей, если понадобится. Не скрывать правду, не портить отношения. Но гребаный червячок сомнения точил изнутри. А вдруг все станет как в детстве? Может, никто не сможет его понять? Не захочет понять? Чертовы комплексы, чертова неуверенность, страх потерять все, страх забыть. Еще в детстве он иногда представлял свою память как помещение, где аккуратно хранит воспоминания. И самым страшным образом, даже сейчас, иногда снящимся в кошмарах, оказывалось разрушение этой комнаты. Сначала осыпалась штукатурка с потолка, отклеивались обои, появлялась черная плесень, распространяющаяся все дальше и дальше, пожирающая все вокруг. Затем крошились кирпичи в стенах, проседал пол, протекал потолок. Воспоминания мокли, превращались в однородную массу, их разъедала плесень, подхватывал ледяной воздух, врывающийся в выбитые окна. А затем комната проваливалась, пол осыпался вниз, мебель засасывало в бездонную черную дыру, из которой ничто не возвращалось. Этот кошмар вырывал Юру из сна, заставляя плакать, иногда не давая вдохнуть. Вместе с проваливающимися в бездну воспоминаниями уходила и жизнь. Отношения с женой и друзьями, работа, его личность. Чернильная яма гудела, завывала, требуя новых подношений.

И вместо того, чтобы в панике бегать по проваливающемуся полу и собирать что успеет, Юра решил восстановить пол, вернуть комнате воспоминаний настоящий облик. Укрепить память, спасти жизнь от разрухи.

Утром поговорил с Аленой, рассказав ей о детских проблемах. Старался держать себя в руках, но разревелся как младенец. Страх возврата в детство подкашивал его, стирал всю уверенность. Казалось бы, прошло столько времени, утекло столько воды, жизнь повернула в другую сторону. Но стоило лишь подумать о пережитом ужасе, как снова все детские страхи атаковали беззащитный разум. Алена обняла его, укачивала, как ребенка, а потом извинилась за вчерашний скандал. Именно ее искренние слова окончательно убедили Юру, что оставлять все как есть нельзя. Рассматривали вариант пойти к психиатру, и он почти согласился. В конце концов, есть множество препаратов для улучшения памяти. Но Гугл выдал несколько ссылок на курсы развития эйдетической памяти. Заинтересовавшись темой, Юра прочел многое. Стопроцентной гарантии никто не давал, но рискнуть стоило.

Так два месяца он три раза в неделю после работы ходил на курсы. Действия кураторов мало запомнились, почему-то казалось, что в основном они задействовали нейролингвистическое программирование. И всякие мотивирующие методики. Юра просто возвращался домой, и не мог сказать толком, что происходило на курсах. Зато с первого же занятия память окрепла. Он мог выучить стих, прочитав его раз десять. Вспомнил все праздники, даже день рождения мамы Алены. И с каждым занятием его способности увеличивались. Пока он не понял, что запоминает все, что видел. Эйдетическая память — в основном зрительная, и образы усваиваются лучше всего. Звуки, запахи, ощущения не так хорошо, но и этого хватило для того, чтобы забыть о детских страхах, вернуть себе чувство достоинства и уверенности. Юра решил записывать свои мысли, описать свою жизнь и борьбу с трудностями. Может, мотивирующая книга поможет кому-то еще. Правда, позже, направление его будущего сочинения резко изменилось.

Пришло то, что он назвал ночным ужасом. А вместе с ним и эйдетические образы, появляющиеся в самый неожиданный момент. Образы пугали своей внезапностью. Как, например, истекающий кровью человек на койке, застывший у кровати. Или тот случай, когда он чуть не опозорился на улице. Прошлым вечером, удобно устроившись на диване, замотавшись в плед, вместе с Аленой смотрели ужастик про оживших мертвецов. Фильм не то что не вызвал страха, лишь усмешки и упражнения в остроумии. Но некоторые моменты крепко осели в памяти. И вот, идя домой после работы, Юра увидел, как мимо пробежало два человека. Бесшумно, словно существующие в иной реальности, они пронеслись мимо него. Разодранная одежда, окровавленные лица. Чувствуя, как пульс отдается в висках, Юра огляделся — остальные прохожие шли по своим делам, словно вокруг ничего странного не происходило. Тем временем, из-за угла явилось нечто. Подволакивая ноги, силуэт упорно тащился вперед. Обглоданная рука, изорванное в клочья лицо. Мертвец упорно брел в сторону Юры. Сдерживая подступающие к горлу крики, тот побежал в обратную сторону. Мысли проносились в голове, словно табун обезумевших лошадей. Что это? Зомби-апокалипсис? Съемки фильма? Или он сошел с ума? Выбежав на соседнюю улицу, увидел трех мертвецов, пирующих над поверженной жертвой. Как в классике жанра, они вытягивали кишки, обгладывали кости, погружая изуродованные лица в остывающее нутро добычи. При этом мимо проходили люди, даже не смотрящие в эту сторону. Шум улицы, гудки автомобили, голоса прохожих. А адская картина происходила в тишине, словно за ширмой повседневности. Развернувшись, Юра почти столкнулся с еще одним мертвецом. Сгнивший нос, рваная дыра в щеке, черные зубы. Закрыв глаза, Юра молился, чтобы смерть наступила мгновенно. Сердце стучало так, словно сейчас прорвет грудную клетку. Две секунды. Три. Десять. Ничего не происходило. Задержав дыхание, Юра открыл глаза. Обычная улица, пешеходы, странно косящиеся на замершего посреди тротуара идиота. Мертвецы пропали.

Уже дома он узнал, что иногда особо запомнившиеся образы принимают почти осязаемый облик. Эйдетическое воображение сильнее обычного. Создаваемые им фантомы порой тяжело отличить от реальных вещей. Но такое простое объяснение вернуло Юре душевное спокойствие. Значит, он не сходит с ума. И мертвец на койке, и зомби — всего лишь образы, порожденные его улучшенным разумом. Решив этот вопрос, успокоился. Но затем пришло нечто намного более опасное. И кошмарное.

Ужас в ночи. Нечто неуловимое, невидимое, несуществующее. Холод, который никто не чувствует. Чье-то незримое соседство. Словно в доме поселился еще один человек, умело скрывающийся в глубоких тенях и мраке. Юра не мог толком понять, что именно ощущает. Не страх, но что-то глубинное, поднимающее первородный ужас тьмы. Понимая, что физически ему ничто не угрожает, боялся за свой разум, за душу. Первый раз, когда он проснулся в холодном поту, был уверен, что увидит нечто потустороннее, настолько неправильное, чуждое людскому восприятию, что разум просто откажет. Но в темной комнате царили мрак и пустота. Ничего. Никого. Но, в то же время, что-то пристально следило за своей жертвой.

Дома его ждал горячий ужин. Алена радостно ворковала о прошедшей смене — никаких аварий, трупов и ужасов. Пара старичков, устроивших истерику из-за повышенного давления, да несколько перепивших подростков. Юра слушал, кивал, улыбался, поддерживал беседу, но мысленно перенесся в детство. Перекошенные от злости лица родителей, криво ухмыляющиеся одноклассники… опять это чувство неполноценности. С трудом изгнав эти образы, внимательно посмотрел на Алену. И на долю секунды не смог вспомнить, кто эта женщина. Ладони вспотели, еда застряла в горле. Мгновение — и все прошло. Встав из-за стола, понял, что сейчас упадет, так тряслись ноги.

-Юра? — Алена отодвинула тарелку и пристально всмотрелась в лицо мужа. — Что случилось?

-Все отлично, — жалкая попытка улыбнуться, но на большее он сейчас не способен. — Просто ногу засидел.

-Если что-то произойдет — ты мне расскажешь? Не будешь молчать, как в прошлый раз?

-Конечно! Но все отлично! — он отвернулся, открыла кран и начал усиленно мыть посуду. Эта гребаная девиация не могла вернуться. Проблемы с памятью решены — и точка. Сейчас есть шанс на очередное повышение. Пора бы уже задуматься и о детях. И тут же черная туча омрачила сознание — вот у них появляется сын или дочь, а он смотрит на них, и не может понять — что это за ребенок? Ни имени, ни внешности — ничего не останется в памяти.

-Юра, ау! — Алена приобняла его за плечи и разжала пальцы. Он так сдавил тарелку, что та раскололась пополам, по руке стекала струйка крови. — Ну, чего ты? Что случилось?

-Я…я боюсь, что не решил все проблемы, — промямлил Юра, стесняясь смотреть жене в глаза.

-Мы можем записать тебя к психиатру, он пропишет курс препаратов. А, может, тебе всего лишь показалось. Фантомный страх, — мило улыбаясь, она повернулась спиной.

Юра с трудом сдержал гнев — она не верит ему, как тогда родители. Не хочет нести ответственность за неполноценного мужа.

-Я всегда с тобой, ты это знаешь, — Алена держала его за порезанную руку, промывая рану и обматывая бинтом.

Уже лежа в кровати, решил, что еще пару таких выходок памяти — и придется обратиться к психологу. В этом нет ничего постыдного. Люди решают менее значимые проблемы, а он мыслит, как отсталый дикарь. Как родители. Нужно выкинуть из головы подзуживающие голоса маменьки и папеньки, стереть их раз и навсегда.

Проснулся чуть позже. Холод окатывал тело волнами, словно ледяной прибой забирал его в черное море. Дрожа, стуча зубами, попытался натянуть одеяло. В углу комнаты что-то шевелилось. Подскочив, чуть не упал на пол. Вот оно! Неужели ночной ужас явил себя? Вглядываясь во мрак, разочарованно вздохнул. Нет, очередной образ. В этот раз возле кровати замер выжидающий тигр. Гребаный «Дискавери»! Не нужно было смотреть передачу о диких животных. Лоснящаяся шкура хищника вспыхивала во тьме. Плотно прижатые к голове уши, разинутая пасть, готовые порвать жертву лапы. Тигр покачнулся, а затем прыгнул в сторону Юры. Почти закричав, тот накрылся с головой одеялом. Конечно, ничего не произошло. Фантомы не опасны. А вот холод сводил с ума. Ноги словно ошпарило ледяной водой. Пальцы тряслись, а ресницы покрывались инеем. Как остановить это безумие? Прижавшись к Алене, чуть не отпихнул ее — жена пылала, словно раскаленная печь. Отодвинувшись в свой угол кровати, замотался, как мог, одеялом, и попробовал заснуть.

Утром подскочил от писка будильника. Увидел, как изо рта вырывается облачко пара. Петунья растянулась на кресле, выставив пузо. Значит, кошке жарко. Почему же он никак не может побороть этот противоестественный холод?

Алена готовила завтрак, весело напевая что-то под нос.

-Привет, — голос дрожал, зубы выбивали дробь.

-Доброе утро! — она обняла мужа, и тут же отскочила. — Юра! Ты просто ледяной!

-Все нормально, — он прошлепал мимо нее к ванной.

Горячая вода вернула тепло телу. Струи выбивали из него мороз, растапливали душу и разум. Что, черт побери, происходит? Как бороться со всем этим бредом? Он сошел с ума? Это какие-то последствия курсов? Как все решить, что делать, к кому обратиться?

И, как обычно, он решил пустить все на самотек. Вбитые с раннего детства принципы гораздо живучей, чем казалось. Родители отмахивались от многих проблем. От Юры в том числе. Сейчас на кону столько всего — повышение, планирование семьи, нормальная жизнь, книга. Забить на все это из-за каких-то детских истерик — не дело.

Выйдя из ванной, включил режим милого и доброго Юры. Алена поверила — и хорошо. Дорога к работе прошла мимо его внимания. Словно он брел через туман. День в офисе пролетел незаметно. И вот, за окном снова стемнело. Ночной кошмар уже рядом, дышит в затылок, сжимает ледяной лапой сердце и душу.

Поужинав, Алена решила послушать музыку, развалившись на диване в гостиной. Юра не хотел себе в этом признаваться, но сейчас хотелось тишины и одиночества. Поэтому он чересчур радостно закивал головой, когда жена сказала, что хочет немного расслабиться.

Прикрыв дверь спальни, достал наброски. Черновик. Столько записей. Иногда он писал подряд, целые главы, продолжая историю. Чаще же просто вносил мысли, путанные, неотредактированные. Прочел несколько последних записей.

Ночной ужас приходит неожиданно. Нет возможности предвидеть, подготовиться к чувству, что кто-то следит за каждым шагом. Этот взгляд… пустой, и, одновременно, направленный, голодный, жаждущий. Не знаю, чего хочет невидимый гость, но исходящие от него волны холода, возможно, свидетельствуют о необходимости поглощать тепло от разных источников. По какой-то причине, именно я стал таким источником. Чертовой батареей. Образы, также неожиданно возникающие, можно объяснить. Можно понять, откуда взялся тот или иной фантом. Изувеченная жертва аварии. Ожившие мертвецы. Дети, бегающие по коридору друг за другом. Они должны бы кричать, но все происходит в космической тишине. Но все эти образы — порождения воображения. А вот присутствие чего-то ледяного и невидимого — реально. Я верю, что оно где-то рядом, ждет. Выжидает. Готовится. Чувствовать это рядом — утонченнейшая из пыток. Организм словно разрывается изнутри. Силуэт, который всегда рядом, буквально в миллиметре от взгляда, чуть позади, или спереди, бывает, и сбоку. Голова взрывается от ощущения, что еще чуть-чуть — и я смогу увидеть и понять это. А слух дрожит от тончайшей тишины. Словно струна инструмента застыла в момент перед самым извлечением звука. Словно раскаленная нить, это отсутствие шума пронзает мозг. Нос почти улавливает запах, удивительный, необычный. Хочется разорвать себе лицо, обнажить каждый нерв, в надежде услышать, увидеть или ощутить запах. Сорвать с себя кожу, очистить себя, чтобы познать нечестивое прикосновение…

Юра перечитывал эти фразы, снова и снова. Когда он записал все это? Вспомнить не получалось. Неужели опять провалы в памяти? Или просто он пишет в некоем трансе? Если сейчас попробует — запомнит, как делал это? Или завтра опять с удивлением будет смотреть на собственный почерк и убеждать себя, что все в порядке? Фразы о срывании кожи, разрывании лица… не крик ли это о помощи? Вдруг это, упаси Господь, первые признаки суицидальных мыслей?

Глубоко вздохнув, попробовал очистить разум от непрошенных мыслей. Нужно записать то, что произошло ночью. Постараться передать словами этот чужеродный взгляд. Взяв ручку, зажмурился. Расслабиться, сосчитать до десяти. Потом в обратном порядке. Открыть разум. Открыть себя. Глубоко дыша, начал писать.

Этой ночью ужас снова вернулся. Не знаю, что призывает его. Может, какие-то тревожные мысли? Детские травмы? Комплексы, которые, как надеялся, давно похоронил? В такие моменты я чувствую себя недочеловеком, мелким зверьком, трясущимся от страха при виде тьмы и обитающих в ней хищниках. Холод, который приносит с собой присутствие, пробирает до костей, вгрызается в плоть, погружается в нутро. Избавиться от него можно только очень горячей ванной, почти кипятком. После таких ванн кожа почти пузырится, словно обожженная. Взгляд невидимого наблюдателя отнимает возможность двигаться, мыслить, быть человеком. Холод разрушает тело, пронзая каждую клетку, пробираясь во все поры. Иногда кажется, что я превращусь в ледяную скульптуру. Внутри не останется ничего от Юры, от жизни. Лишь пустота, мрак и вечный холод. Мне кажется, что кошмар приходит не извне, а изнутри. Я сам его проводник. Может, в моем сознании что-то нарушилось. Разум дал трещину, выпуская на волю то, что было погребено и забыто. Возможно, в каждом из нас есть эта тьма. Почему люди иногда говорят сами с собой в пустом помещении? Может, стараются придать форму своему мраку? Постараться сделать его союзником, а не враждовать? И ведь некоторым он отвечает. Я еще не пробовал общаться со своим спутником. Может, не нужно бороться, просто принять это как часть себя? Неправильную, ущербную часть себя? С другой стороны, может, эта сущность, этот фантом, становится отдельным разумом, нацеленным на уничтожение хозяина? Вдруг, смерть того, кто породил его, даст полную свободу? В любом случае, этот холод сводит с ума, нарушает и без того хрупкое равновесие. Изничтожает. Медленно доводит, уводит по дороге тьмы. А что потом? Что случится со мной, когда я дойду до конца тропы? Смерть? Или что-то хуже? Вечный ледяной ад?

Отшвырнув ручку, Юра закрыл лицо руками. Книга о том, как он решил проблемы с памятью, превращается в дневник безумца. Так недалеко и до дурки. Представляя, как санитары везут его, вопящего, извивающегося на каталке, по ледяному коридору, мысленно увидел скривившиеся в злорадных ухмылках лица родителей, одноклассников, всех, кто считал его сумасшедшим еще в детстве.

Что-то коснулось макушки. Вскочив со стула, Юра отбежал в дальний угол комнаты. Сердце стучало, словно отбойный молоток. Что это было? Озираясь, заметил что-то белое, падающее на пол.

-Что за херня? — наклонившись, присел и с опаской тыкнул пальцем в плоский белый предмет. За шиворот упало что-то еще. Отряхиваясь, заметался по комнате, пока не понял, что с потолка осыпается штукатурка. Господи! Всего-то делов! Странно, конечно, потолок не так давно ремонтировали, но мало ли…

Собрав упавшую штукатурку, присмотрелся к небольшому пятну на потолке. И тут еще несколько хлопьев спикировали на пол. Холодок страха пробежал по позвоночнику, но Юра так и не смог понять, почему задрожал. Что в этом образе такого пугающего? Пожав плечами, побрел в туалет.

Ночью его воображения разыгралось на полную. Фантазия пробуждает не только то, что он видел на самом деле. Даже мыслительные образы могут принять реальную форму. И сегодня он расплачивался за созданный им же фантом самого себя. Двойник застыл у окна, тело мелко дрожало. Руки резко взмыли в воздух, словно невидимый кукловод управлял нитями марионетки. Скрюченные пальцы вцепились в лицо, разрывая его на части, срывая кожу лоскутами, обнажая кровоточащее мясо. Фантом очищал себя от плоти, оголяя мышцы, нервы. Красный человек смотрел на Юру, рот кривился в крике, но все, как обычно, происходило в идеальной тишине. Ни шороха, только молчаливый танец смерти и безумия. Освежеванная фигура оглядывалась, словно искала источник звука или что-то увидела. Резкие движения головой, ноги скользили в луже крови. Юра понял, что даже его двойник чувствует присутствие чего-то невидимого.

-Что ты хочешь? Что ты хочешь? — тихо шептал Юра, стараясь не разбудить Алену. В ответ, как обычно — тишина. Фантом испарился. Укутавшись, смог набрать полную грудь воздуха. Пока не похолодало, может, неуловимый наблюдатель ушел вместе с двойником? Боясь надеяться, поверить в свое счастье, Юра обнял жену, прижался к ней крепче, и заснул.

Утром Юра замер у дальнего угла комнаты. Черные пятна на стене, возле потолка. Плесень? Но откуда? Дома не влажно, они регулярно убирают. Сырые пятна растеклись по штукатурке, образуя причудливые формы. Некоторые даже напоминали лица. Ухмыляющиеся лица родителей. Стиснув голову руками, Юра посчитал до десяти, и обратно. Снова посмотрел на плесень. Нет, просто пятна, и ни на что они не похожи.

Пятница, самый любимый день недели. Почему-то работалось легче, хотя перед концом смены всегда приходило много жалоб. Но все равно, ощущение, что впереди два свободных дня, окрыляло. Пятничный вечер — время уюта, просмотра фильмов, страстного секса, глубокого сна. Ответив на все вопросы клиентов, Юра прошелся по коридору к кулеру. Лампа над головой мелькала. Запертые двери офисов выглядели угрожающе. Гул голосов, где-то там бурлит жизнь, но сейчас он здесь — один, словно астронавт в открытом космосе. Лампа чуть далее тоже замерцала. Что сегодня со светом? Может, его отключат и всех отпустят домой пораньше? Надеяться на это, конечно, бесполезно, но помечтать-то не вредно. Набрав воды, пошлепал в свой кабинет.

И тут погас свет. Дыхание тут же сбилось, руки задрожали. Вода разлилась на пол, послышался тихий стон. Юра не сразу осознал, что стоит на коленях и мычит. Так, надо успокоиться! Никакой паники! Просто отключили электричество, или гребаные лампочки перегорели. Все сразу. И никто не выходит в коридор, а двери возвышаются, словно закрытые пасти. А если они откроются…

-Я в порядке, все хорошо, — почти плача, он успокаивал себя.

Под рукой что-то хрустнуло. Потрогал — холодное и ломающееся. Туда вылилась вода? Лед? Волна дрожи пробежала по телу. От пола поднимались клубы морозного воздуха. Дыхание сперло. Ресницы склеивались, лоб и нос жгло словно огнем.

-Покажись, — просипел он. Даже прокричать не получалось. Этот кошмар уже приходит днем и на работе. Что это значит? Что сейчас делать?

Поднявшись на ноги, почувствовал порыв ледяного воздуха. Горло распухло, сопли на носу и губах застыли. Что-то еще было в темноте, рядом с ним, вокруг. Казалось — протяни лишь руку, и сможешь, наконец, потрогать то, что разрушало жизнь. Но Юра прижал обе руки к телу, страшась того, что может обнаружить. Вдруг там действительно что-то есть? Он просто не выдержит, сойдет с ума. А если там ничего нет? Значит, он уже спятил.

Пробираясь по темному коридору, чувствуя, как теряет чувствительность под порывами ледяного ветра, хотел прилечь и заснуть. Сдаться на милость невидимого компаньона. Разорвать замкнутый круг их игры в кошки-мышки. Мышка всегда попадается в лапы кота, и Юра не готов стать жертвой непонятной силы. Если уж и уйти из жизни, то на своих условиях.

Тьма окутывала, пробиралась внутрь через слипшийся нос, замершие губы. Ветер завывал, что-то шевелилось во мраке, приближаясь, наступая. В вое метели слышалось хриплое дыхание, стонущие звуки, рычание. Упав у одной из дверей, Юра попытался повернуть ручку, но ладонь примерзла к металлу. Сдерживая приступ паники, отдернул руку, оставив клочки кожи. Глаза закрывались, дыхание замедлялось. Чувство уюта и спокойствия, невидимый наблюдатель удалялся, можно заснуть, насладиться заслуженным релаксом.

-Юра, ты чего тут? — чей-то резкий голос выдернул из умиротворенного состояния. Постанывая, он посмотрел вверх. Начальник, нахмурившись, протягивал ему руку. — Ты в порядке?

-Д-да, — холод еще не покинул тело, наоборот, он свил себе гнездо внутри, ожидая подходящего момента. — Что-то голова закружилась.

-Ты просто ледяной! Может, вызвать врача?

-Нет-нет, я в норме. Сейчас приду в себя, — опираясь на плечо начальника, понимая, что слабость в очередной раз отнимает у него повышение, Юра брел к офису. После таких выкрутасов босс никогда не даст ему шанс подняться выше рядового сотрудника. Он стал слишком ненадежным, истеричным. Таких никто не любит. Ну и хер с ними! Сейчас главное победить внутреннюю тьму. Этот клубящийся сгусток мрака выплескивается во внешний мир, пожирая вокруг себя все, отнимая радость и надежду. Его измененная память, по-видимому, открыла дверь странной, чуждой силе.

Кое-как доработав, попрощался с коллегами, пожелав хороших выходных. Его отдых испорчен постоянными угрызениями совести. Как сказать Алена, что просрал еще один шанс на повышение? Наверное, стоит признать, что безнадежен. Либо сошел с ума, либо на самом деле выпустил из себя нечто темное. Сущность, питающуюся его положительными эмоциями.

В целом, пятничный вечер прошел так, как он планировал еще на работе. Горячее тело Алены согревало во время постельных игр. Потом, смотря в потолок, потный и довольный, заметил отклеившийся от стены кусок обоев. Да что происходит? Плесень разрослась, захватив почти половину стены, штукатурка с потолка еще обвалилась. Дом словно рушится. В дальнем углу возник черный силуэт. Фигура нетвердо стояла на ногах, раскачиваясь вперед-назад. Лицо бледным пятном светилось в лунном свете. Мать. Кривая ухмылка на губах. Из-за ее плеча появилась еще голова. Отец, презрительно смотрящий на сына тем самым взглядом. После этого он снимал ремень и лупил до посинения. Третья голова — один из одноклассников. Головы вырастали из раздувшегося тела фантома, лица бывших знакомых, нынешних сотрудников, начальника, бывших девушек. Последними появились головы Алены, и, почему-то, Петуньи. Даже кошачья голова скривилась от отвращения. Все они взирали на Юру, словно на кусок дерьма. Тело образа затряслось, улыбки разорвали рты злорадных наблюдателей. Они хохотали, скалились, лыбились. Но ни звука не издал молчаливый хор. Юра накрылся одеялом — хватит терпеть все это. Образы создает его воображение, его подсознание. Пора забыть страхи детства. Нужно идти вперед, но сказать-то намного легче, чем сделать. Засыпая, он напоминал себе обо всех достижениях, хороших поступках, правильных решениях. И это немного успокоило. До той поры, пока что-то не проникло под одеяло, заполняя пустое пространство клубящимся мраком, проникая жидкой чернотой в каждую пору, вталкивая себя в нутро, насилуя плачущего, сжавшегося человека.

Проснулся сам, без будильника. Так, надо тихо собраться, Алена, вроде, сегодня выходная. Натягивая джинсы, услышал шорох в кровати.

-Юра, ты куда? — Алена, еще сонная, удивленно смотрела на мужа.

-На работу. Ты спи, спи.

-Сегодня суббота, ты чего?

Замерев у стула, задумался. Действительно, сегодня выходной. Чего это он собрался плестись в офис.

-У тебя опять проблемы с памятью? — Алена присела, опираясь на подушку.

-Нет. Просто заработался.

-Послушай. Мы уже это проходили. И ты мне обещал, что все будешь рассказывать. Я же вижу — в последнее время что-то изменилось.

-Да нет же, все хорошо. Честно.

-Ты стесняешься? В этом нет ничего…

-Прекрати говорить со мной как с ребенком! — Юра почти кричал, тяжело дыша. Зачем, ну зачем лезть в чужую жизнь? Нужно просто игнорировать проблему — как-нибудь само пройдет.

-Я просто хочу помочь, — Алена сжалась, крепко обхватив подушку.

Взять бы эту гребаную подушку и придавить ее. За эти советы, за переживания, за деланное участие. Всем все равно. Всегда было и всегда будет. Алена просто хочет выглядеть заботливой женой, чтобы потом рассказывать подругам, какой у нее беспомощный и стремный муж. Эта чертова ухмылка! Все они так кривились при виде неудачника Юры.

-Я не хочу говорить об этом. Пожалуйста, — он старался сдержать себя, привести мысли в порядок. Страх сжимал горло — то, о чем только что думал — кошмарно. Алена всегда помогала. Родители мертвы, половина одноклассников, наверное, тоже. Сгнили в серости провинциального городишки. Тьма их настигла намного раньше. — Я разберусь со своими мыслями, приду в себя. И потом мы все обсудим.

-Хорошо. Я всегда рядом, — Юра понимал, что позже не сможет избежать серьезного разговора, но пока стоит думать о другом. Вид отклеивающихся обоев, разросшейся плесени и облупившейся штукатурки удручал. А еще холод. Даже сейчас знобило. Облачко пара вырвалось изо рта.

Сидя за столом, держал ручку, не зная, что сейчас запишет. Нужно быть откровенным хотя бы с самим собой. Со своим дневником. Никакая это не книга, просто записи запутавшегося, испуганного человека.

Сейчас кажется, что я в поезде, несущемся к краю обрыва. Остановить состав невозможно, так как я и есть машинист. И тело мое онемело. Даже при виде бездонной пропасти, ждущей, гудящей. Вагоны медленно соскальзывают один за другим, я вижу черное бурлящее безумие. И продолжаю смотреть, бездействуя.

Ночной ужас, сам по себе, безвреден. У него не существует материального воплощения. Его не потрогаешь, не увидишь, не услышишь. Только ощущение всепроникающего холода, заполняющего всю сущность. Он вытесняет все здравые мысли, стирает память, подстраивает под себя, заполоняет все сознание. Ужас пытается перехватить управление телом и разумом, вынуждает совершать поступки, опасные для себя и окружающих. Чувство враждебности, что весь мир ополчился против меня, я одинок, вокруг враги, ненавидящее за само существование. И вот этот холод дарует милостивое забвение. Возможность скрыться под его неуловимым присутствием. Словно электромагнитные волны, которые существуют в реальности, но которые мы не видим и почти не ощущаем. Так и это… создание? Сущность? Порождение больного разума?

Как бы там ни было, поезд рухнул на дно бездны, в лязге металла, скрипе сминаемых вагонов. И что-то выползает из черных нор, стекаясь к вожделенной добыче.

Весь день Юра старался не попадаться на глаза Алене. Та выжидала, готовая к разговору в любой момент, но не давила и не мешала. Хотелось извиниться перед ней, умолять простить за то, что перед свадьбой не рассказал о своем проклятии. Может, это отпугнуло бы ее, но, по крайней мере, он не разрушал бы ее жизнь.

От стен, потолка, пола, от всего, исходили приливные волны холода. Тяжелый взгляд словно буравил спину, желая проникнуть внутрь. Легкие, почти неуловимые глазом движения в тенях. Тихий и далекий отголосок эха, раздававшийся совсем рядом. Едва уловимый аромат чего-то сырого и старого. Ужас начинал обретать форму, и это пугало больше, чем его невидимая ипостась. Юра не мог сидеть, стоять, лежать. Успокаивался на пару секунд — и снова вскакивал, начиная расхаживать по комнате вперед-назад. Что делать? Куда обратиться? Не поздно ли? Вдруг шансов вернуться в обычное состояние не осталось? Теперь проблемы с памятью казались сущим пустяком. Развитие фотографической памяти что-то сдвинуло, открыло дверь, которая навеки должна была быть запечатанной.

Заглянул в спальню, боясь увидеть, что она полностью разрушена. Пол покрывал слой опавшей штукатурки, обои отклеились окончательно, черная плесень покрывала стены, образуя сложные узоры, в которых угадывались лица тех, кого Юра ненавидел.

Нужно что-то записать. Слова рвались наружу, может, в бессвязном бреде получится найти крупицу здравого смысла?

Наверное, зря я улучшал память. Возможно, неспроста с детства не удавалось запомнить элементарных вещей? Вдруг есть двери, которые не стоит открывать, выпуская наружу невидимый кошмар? Мой разум воздвиг крепкую стену, отделяющую сознание от бессознательного. Память — хрупкая вещь, а мысленный мир не изучен. Могут ли мысли материализоваться? Принять облик? Стать чем-то живым, пусть и невидимым? Я сам разрушил рамки, оберегающие внутреннее «Я» от обитающих во мраке памяти кошмарных образов. Сон разума порождает чудовищ — не зря же эта фраза существует? Я сам создал нечто неуловимое, балансирующее на границах двух миров. Этот ужас не приходит снаружи, во внешнем мире он даже не реален. Все изнутри. Я породил безумие, подпитывающееся моими же страданиями. Паразит, крепко присосавшийся к воображению, вытягивающий сокровенные образы из потаенных глубин памяти. Можно ли остановить это? Загнать обратно в бездны сознания? Возможно ли, что проблемы с памятью был защитным механизмом, сдерживающим бесконечный кошмар? Раздвинув их, разрушив, я смел все преграды, уничтожил оборону. И теперь тьма изливается наружу, обрушивается приливной волной на разум и жизнь?

Прочитав написанное, понял, что легче не стало. Это — крик о помощи. В понедельник нужно пойти к психиатру. Теперь-то он готов пропить курс препаратов, возможно, даже несколько недель провести под наблюдением. Память разрушается, эйдетические образы преследуют, а ночной ужас поглощает то, что осталось от разума.

Когда за окном стемнело, Юра понял, что находится в состоянии постоянного ожидания. И готовности. Нужно противостоять страху, бороться с ним, не поддаваться. Удалось даже поговорить с Аленой, объяснить, что с ним творится. Договорились утром же сходить к психологу.

Ложась в кровать, осмотрел комнату. Хотелось запомнить ее такой — полуразрушенной, разрушающейся. Сохранить этот образ, и сделать все возможное, чтобы он стал всего лишь далеким воспоминанием.

Ночью что-то шевелилось в углу. Очередной фантом. Юра даже не посмотрел на образ. Холод проникал в кости, в молекулы, пронзал всю сущность, но и это он старался игнорировать. Не подпитывать созданную сущность. Лишить паразита крови.

А под утро проснулся от грохота. Вскочив на кровати, попытался растолкать Алену, но жена лишь вяло отмахнулась, сказав, что ничего не слышит. Прижав к себе одеяло, Юра смотрел, как комната распадется. Высокие потолки, ряды полок. Ничего общего со спальней. На каждой полке лежало нечто вроде бумаги, перемотанное бечевкой. С ярлычками. На другой стене — сотни вешалок, на которых болтались пустые оболочки людей. Сотрясаясь от холода, подошел к полке с бумагами. На этикетках надписи — пять лет, шесть, семь, и так до настоящего момента. Другие пояснения — события, мысли, мечты. Это его память, каталогизированная, аккуратно размещенная в комнате воспоминаний. И, как и в детских кошмарах, это помещение разрушалось. Резкие порывы ветра теребили пустые людские оболочки. Юра узнавал лица –мама, папа, одноклассники, учителя, друзья, сотрудники. Алена. Шкуры сорвало ураганом, унося в дальний угол комнаты. Полки с воспоминаниями рушились, падали, бумага слипалась, превращаясь в серое месиво. Потолок трещал, по стене змеилась трещина. Обои отлетали полосами, штукатурка снегом падала вниз. Пол под ногами дрожал. Гудел.

-Алена! Алена! — он кричал, но ни звука не сорвалось с губ. Все, как обычно, происходило в тишине, лишь грохот разрушаемой комнаты, слышимый только им.

Стены рушились, кирпичи осыпались. Потолок рухнул, открывая взору бездонную тьму. Пол дрожал, трещина разломила его пополам, а затем все утянуло вниз, словно всосало. Полки, штукатурка, кирпичи, с воем поглощались гудящей бездной. Вокруг — лишь чернота. И кровать с Аленой посреди бескрайней пустоты.

Теряя сознание от страха, Юра поплелся в другую комнату. Вокруг ничего не изменилось, лишь спальня перестала существовать.

Записи оказались там, где он их оставил — на диване в гостиной. Что записать? Ускользает каждая мысль, вскоре не получится даже вспомнить собственное имя. Он заглянул за край, увидел воющую бездну, и лишился всего. Собственными руками снес ограждение, спасающего от кошмаров разума.

Мимо пробежало несколько детей. Улыбающиеся, что-то говорящие друг другу, но Юра ничего не слышал. Вдруг они остановились, замерев, словно кто-то отключил их. Резко развернувшись, презрительно посмотрели на Юру, тыча пальцами, перешептываясь. Справа мама гладила белье, рот кривился в ухмылке. Она что-то сообщала ему, надменно, чувствуя свое превосходство. Потолок комнаты увеличивался, все вокруг словно стало больше. Юра посмотрел на свои руки — маленькие, ладони десятилетнего мальчика. Из темного угла возник образ отца, сжимающего в руках ремень. И этот его взгляд. Юра сжался, понимая, что сейчас будет больно. Его снова унизят, проигнорируют, растопчут все, что осталось от уверенности в себе.

-Не надо, пожалуйста, — только и смог он пролепетать.

Еще несколько одноклассников пробежали мимо, также презрительно кривясь в его сторону. Несколько учителей замерли у дивана. Ближе к нему возник фантом начальника. Один за другим появлялись друзья, сотрудники. Все они уничижающе взирали на убогое создание, коим Юра и был. Последней материализовалась Алена, разочарованно покачивающая головой.

Крича, теряя себя, Юра бежал по коридору, который все удлинялся и удлинялся, уводя в бесконечную тьму. Холод пронзал каждую клетку, голодный взгляд словно препарировал еще живую жертву, слой за слоем снимая кожу, мясо, кости.

-Юра! — чей-то знакомый голос, такой родной, такой успокаивающий. Но кто его зовет? И откуда?

Неловко тыкаясь в стены, словно слепой котенок, он брел на зов. Где же? Где же женщина, которая сможет утешить? Имя стерлось, но образ пока еще стоял перед глазами. Ледяной пол под ногами словно прирос к подошвам, не давая двигаться, поглощая, утягивая на дно. Стены сужались, темнота уплотнялась.

-Юра! Да очнись же ты! — резкий удар, и он словно вынырнул из ночного океана.

-Что? Что?! — крича, он упал на пол, женщина поддерживала его, укачивая, успокаивая. Как же тепло и хорошо в ее объятиях. Может, это мама?

-Я вызову скорую, — нотка паники в голосе. Зачем нарушать мир и покой? Пусть оставит все как есть.

Она отошла, оставив его наедине с собой. Глаза снова увидели обычную комнату. Никаких силуэтов. Лишь стены, покрытые надписями. Буквы, сползающие книзу, словно подтаявшие.

Выход за границы памяти, падение в вечную тьму коллективного бессознательного. Сон разума. Порождение глубинного страха, внутреннего мрака. Все вокруг — ненастоящее. Есть только одна истина. Существует только одно измерение, единый мир, состоящий из пустоты и темноты. И его хозяин, властелин, бог. Пади ниц — или прекрати свое существование, оборвав и его паразитическую псевдожизнь.

Он встал. Уперся рукой в исписанную стену. Побрел к спальне. Там все началось — там и закончится. Обрывки воспоминаний мелькали перед глазами, хаотичные, разобщенные. Напрягся, стараясь вспомнить свое имя. Бесполезно. Теперь он просто ничто, движущаяся пустота.

-Юра, Юра! — опять эта женщина. Зачем она мешает?

Отпихнув ее в сторону, продолжил путь в бескрайний мрак, каждым шагом уничтожая прошлое и личность, сжигая все мосты. Пути назад нет. Как нет и дороги вперед. Нужно просто стереть неуловимого преследователя, и себя вместе с ним. Перед глазами мельтешили разные образы. Старуха-попрошайка. Родители. Школа и одноклассники. Жена. Начальник. Состав продуктов. Инструкции по работе. Они перекрывали обзор, заполняя собой все окружающее пространство. Все вокруг заполнено бесполезными отрывками из жизни. Кому это надо? Все воспоминания — ничто, пустота.

Женщина (жена, Алена?) снова преградила дорогу. Коридор извивался, уводя все дальше, а силы убывали. Нужно избавиться от помехи. Почему вдруг правый глаз почти ничего не видит?

Алена в ужасе смотрела, как из глаза мужа струится кровь. Перекошенное лицо, словно он не узнает ее, вообще ничего не понимает и не осознает. Она что-то говорила, сама не слыша себя. Голова мужа повернулась, красный глаз уставился прямо на нее. Капли стекали с подбородка, руки безвольно дрожали. И вдруг с неожиданной яростью он напал на нее и повалил на пол. Крича, стараясь отпихнуть его прочь, Алена извивалась, кричала, пиналась. Кусала и царапала, но все напрасно. Тяжелое, ледяное тело мужа придавило ее к полу. Его кулаки поднялись, и резко опустились на лицо. Боль пришла неожиданно, прошив тело насквозь. Нос смялся под ударами. Рот разрывали костяшки пальцев. Барахтаясь, она пыталась отползти, но муж усердно, словно от этого зависела его жизнь, превращал ее лицо в месиво. Осколки зубов порвали губы, язык горел огнем. Левый глаз ослеп. Ноги Алены еще несколько минут месили ковер, а затем тело судорожно вздрогнуло, и тишина завладела домом.

Встав с поверженного врага, человек безразлично смотрел на кровавое безумие, недавно бывшее живым существом. Где-то на периферии сознания кто-то кричал и плакал, захлебываясь горем.

Наконец-то. Гнездо. Место, где он породил врага. Перед человеком возник еще один образ. Мужчина, лежащий на кровати, с раздвинутыми ногами. Постель зависла в кромешной тьме. Лишь пустота, и далекий воющий звук. Что-то стекало по одеялу. Кровь. Беззвучно вопя от боли, мужчина извивался на ложе, даруя жизнь чему-то противоестественному. В окровавленную простыню что-то выпало, неуловимое, невидимое. За неосязаемым существом тянулась пуповина, связывающая его с плачущим мужчиной.

Человек, замерший у кровати, склонился над рожеником. Голыми руками попытался разорвать пуповину, связывающую два мира. В ход пошли зубы. Что-то визжало и гудело. Тьма вокруг побледнела, словно растворяясь. Появились очертания мебели. Хруст разорванной пуповины, оглушительный крик невидимого существа. Человек упал на пол, чувствуя, как последние силы покидают его.

Оглядывая спальню, в которой провел столько времени, посмотрел на окровавленные руки. Что-то стекало по шее. Дотронувшись, почувствовал, как немеющие пальцы погружаются в рваную дыру. Жизнь утекала с каждым хриплым вдохом, кровь толчками выплескивалась на пол. Теряя сознание, погружаясь в вечную тьму, человек вдруг вспомнил что-то очень важное. Свое имя. Юра.

Тьма окутала его, унося с собой в бездонные пропасти. Но там, в самом сердце мрака, ничто не наблюдало за ним.