Каникулы на Аляске

Над ровной, как гладильная доска, поверхностью моря возвышалась громада антрацитовых скал. «Здесь земля сильных духом», — казалось, утверждал берег. Русская фактория расположилась на северном мысе острова, отделённом от материка узким каналом с быстрым морским течением. На другой стороне разрастался американский Харрисбург. Пароход «Баранов» вполз в порт под защиту волнорезов и замер у длинной деревянной пристани. Чёрные клубы дыма заволокли берег.

За швартовкой, привалившись к фальшборту, наблюдал единственный пассажир на судне Артемий Безродов. Серый костюм и грубые коричневые туфли с головой выдавали его разночинное происхождение. Впечатление усиливали ранние залысины и блеклые волосы серого «мышиного» цвета. Круглые очки блестели на солнце. Узкое бледное лицо хранило сосредоточенное, недоверчивое выражение.

Деревянная Новомихайловская крепость нависала над гаванью. Бриз развевал чёрно-бело-оранжевое полотнище на шпиле сторожевой вышки. Внезапно частокол заволокло белым дымом, и в то же мгновение раздался оглушительный взрыв, сопровождаемый радостными криками. Фактория встречала гостей холостыми выстрелами полевых орудий. Порт состоял из нескольких приземистых построек с плоскими крышами, квадратной башни с колоколом, пирса и волнорезов. Под весёлый перезвон колоколов в порту скучилось не меньше двух десятков бедно одетых черноволосых людей, напоминающих российских якутов, и бородачей из славян.

С простым саквояжем (остальной багаж утонул в Сибири) Артемий сошёл на берег. К нему сразу же подошёл коренастый плотный мужчина с круглым лунообразным лицом.

— Артемий Иванович? — осведомился незнакомец, улыбнулся и протянул руку. — Степан! Лев Иванович попросил проводить вас в имение.

Имение! Артемий не удержался от улыбки:

— О, я прямо-таки в нетерпении!

Управляющий будто бы вдохновлялся подмосковной архитектурой: под защитой частокола скрывалось вытянутое двухэтажное белое здание с балконом и колоннами. Рядом строили уже как попало, домишки стояли вразнобой и были по большей части полуземлянками.

На балконе особняка курил плотный мужчина и часто сплёвывал вниз. Перехватив взгляд, он с ленцой помахал рукой. Артемий чуть приподнял шляпу и прошел в дом. Родственники жили намного богаче, чем он представлял. Огромная гостиная, паркет, картины на стенах, изящные бронзовые подсвечники — всё говорило о достатке хозяев.

Юная девушка с широким лицом и светло-рыжими волосами склонилась в реверансе.

— Ваша двоюродная сестра Вероника Ивановна, — представил Степан.

— Артемий Иванович, — улыбнулся путешественник. — Что-то много для одного дома Ивановых.

— Мы вас ждали ещё месяц назад, — начала девушка. У неё был приятный воркующий голос. — Тяжело, наверное, было добираться?

Артемий понял, что от него ждут героических рассказов:

— Не очень. За всё время я испугался только один раз, когда в Сибири нарты провались под лёд.

Сестра понимающе кивнула:

— Тут тоже зевать не стоит. В прошлом году Арчибальд чуть не утонул при переправе.

Безродов услышал неторопливые шаги, его лицо одеревенело от напряжения. Он увидел плотного мужчину с балкона и худощавого, с чуть выпирающим животом, пожилого.

— Можно просто Дима! — панибратски представился плотный. — Мой отец — Лев Иванович.

Один глаз Льва Ивановича чуть косил, отчего лицо казалось хитрым.

— Ну-с, племянничек, добро пожаловать в Михайловку! Как учёба?

— Уже закончил, могу смело преподавать. В школе, — пояснил Артемий.

— Эх ты, профессор, — хохотнул дядя. — Поди со своими книжками и жизни-то не нюхал? Не волнуйся, у нас быстро станешь человеком!

— Над кем ты опять издеваешься?

В комнату вошла высокая крепко сбитая женщина с широкими мужскими плечами. Цвет кожи был заметно смуглее, чем у членов семьи.

— У нас гости?

— Наталья, помнишь, моего брата… который разбился… Забыл, не рассказывал! В общем, сын у него остался малолетний, Артёмка, маялся сирота, по чужим людям. Всё же родимая кровь, ну, я и решил пригласить парня, а он — гляди, каким сухарём вырос — учёный!

Смуглое греческое лицо Натальи чуть вытянулось, но она не решилась на людях перечить мужу:

— Степан, покажи гостю комнату!

Артемия поселили в левом крыле на втором этаже. Путешественник едва скользнул взглядом по широкой кровати с белыми простынями и грудой подушек, шкафу, зеркалу и вышел на балкон.

С высоты открывался хороший вид на Михайловскую крепость — двор, вал, две малокалиберные пушки на крытой платформе, несколько престарелых инвалидов несших вахту. Буквально в двух шагах от стен плескалось море.

— Артемий, — Безродов вздрогнул и потянулся к поясу. За спиной стояла Вероника. — Все уже за столом. Пойдёмте, ещё успеете насмотреться!

 

Кроме членов семьи за столом сидел престарелый мужчина с длинным строгим лицом, усами и седыми бакенбардами. Хозяин представил его лейтенантом Арчибальдом Крымовым, начальником охраны. На зелёном мундире старого покроя висела одинокая медаль из светлой бронзы с восьмиконечным крестом, водружённым на полумесяц.

— Сегодня видели дым на американской половине, — заметил Арчибальд. — Опять янки балуются! Не дело, Лев Иванович, спускать с рук… Волю почувствуют! Только скажите — я с казаками наведаюсь в Харрисбург, да вольности и обрежу!

Артемий навострил уши. Лев Иванович странно улыбался, как над глупым, недалёким человеком.

— В Харрисбурге уже есть хороший мэр, — осклабился хозяин.

— А если он не справится?

— Тогда мы найдём им другого хорошего мэра.

Две смуглые низкорослые горничные из метисок убрали грязную посуду, принесли чай. Хозяйка, сославшись на занятость и нежелание слушать мужские дела, вышла с Вероникой.

— Чем бы ты хотел заняться? — спросил Лев Иванович. Вопрос застал Артемия врасплох.

— Я пока не думал об этом. Всё так внезапно — ваше письмо, приглашение, дорога. Конечно, у меня есть образование, я могу учить детей, взрослых тоже…

Дмитрий переглянулся с отцом.

— Это, конечно, похвально, — улыбался хозяин. — Но подходит больше уже состоявшемуся господину из толстовцев и иже подобных исусиков. На этом не заработать… а сюда, поверь, за другим не едут. Знаешь, какие здесь возможности? Богатые недра, море, полное рыбы… лес, промыслы. И никого над душой! Понимаешь о чём я? Не кивай зря, ты ещё не чувствовал свободы… делать что хочется! Это Аляска, парень! Тут нет правильных и неправильных путей. Обживайся, смотри во все глаза, слушай, думай! И потом, когда, созреешь, приходи снова. Работать на меня, служить. Мне нужны верные люди… не только по долгу, убеждениям, но и по крови. А ты же наша кровь, Каракозов!

Безродов бормотал благодарности, голос спотыкался, слова путались.

— Я всё-таки не понимаю, батюшка, — заметил Дмитрий. — Мы богаты, сильны, даже янки нас признают. Но почему мы торчим в этой дыре? Дела можно вести и из Владивостока, например.

— Дурак ты, Димка! Это здесь мы хищники, а на материке свои есть… и тот сильнее, у кого связи крепче. А какие у нас связи во Владивостоке? В России, как бы ты не был богат, всё можно потерять в одночасье.

Дмитрий криво улыбался:

— Главное, успеть сбежать перед этим… «в одночасье».

 

Вероника вызвалась помочь освоиться гостю, они быстро перешли на «ты». Вместе обошли крепостной двор, Артемий познакомился с пушкарями из отставных солдат, осмотрел склады и конюшню. На всю факторию приходилось четыре лошади. Самый крупный вороной жеребец принадлежал сыну хозяина.

— А это Провидение! — Девушка похлопала смирную пегую лошадку. — Я на ней уже пол-острова объехала. В седле умеешь сидеть?

— В пути научился.

— Думаю, дядька Степан не будет возражать, если мы прокатимся…

Артемий получил старую изъезженную лошадь, целиком покорную воле всадника. Под судорожные вздохи клячи всадники выехали из крепости. В седле Вероника сидела по-мужски, с прямой спиной. Ржаные волосы разметало в стороны. Румяная, разгорячённая скачкой Вероника выглядела настоящей, живой… совсем не как кукольные женщины Петербурга.

— В горах земли Медленной воды, он главный над местными колошами. Сейчас спокойно, но всё равно по одному далеко не ходят. На материке недавно подстрелили какого-то траппера, все на ушах. Дима ездил в Харрисбург — янки злые, настроены решительно.

— А что тут вообще янки делают? — удивился Артемий. — Разве империя не запретила жить на территории компании?

— А ты ещё совсем зелёный… — рассмеялась Вероника и сорвала Провидение в галоп. — Догоняй!

Артемий растерялся, кляча упорно не хотела сбиваться с привычного темпа. Вероника скрылась за камнями. Догонять было бесполезно, и он отпустил поводья. Кляча сразу же перешла на шаг.

— Вера, это не смешно! Вера!

Дорога постепенно сужалась, пока не превратилась в тропку, извивающуюся между земляными буграми. Медные стволы сосен заслонили море. Начинался хвойный лес. Всадник выехал на развилок: от основного пути отходила едва приметная, заросшая тропка. Любопытство взяло верх над осмотрительностью.

В лесу стояла непривычная тишина. Копыта клячи утопали в подстилке из хвои. Из-за склонившихся ветвей пришлось спешиться и вести лошадь под уздцы. Впереди оказался просвет, за разросшимся кустарником спряталась замшелая полянка. Точно посередине поляны кто-то вбил деревянный столб с узорами. Артемий повесил повод и приблизился. Столб усеивали небрежно вырезанные ножом схематичные рисунки. Часть напомнила человечков, сложенных из чёрточек, другие — скопления кривых — остались не разгаданными. Вместо навершия кто-то выстругал тушу фантастического зверя с клыками и двумя хвостами. Работали совсем недавно, у основания ещё лежала мелкая стружка, пахло свежим деревом. Низ покрывали засохшие бурые пятна крови...

Обратный путь занял меньше времени, лошадь буквально рвалась на большую дорогу. Он заметил возвращающуюся Веронику.

— Куда ты пропал?

— Лошадь понесла, — соврал Артемий. — Я не мог остановиться.

— Господи! А если бы ты разбился? В прошлом году Сашка вылетел из седла — и головой вниз, насмерть! Прости меня!

— Я сам виноват, ничего.

— Возвращаемся, — прошептала Вероника дрожащим голосом. Глаза девушки были широко раскрыты. В молчании конники возвращались в форт. Только когда впереди замаячили дозорные вышки, Безродов как бы невзначай спросил:

— На острове много индейцев?

— Много, правда, они тут постоянно не живут, кочуют на лодках. Но сейчас одна-две тысячи точно есть. Только что один попался… Забыла рассказать. Видом колош, но по-нашему хорошо болтает. Только никому не говори, что я одна с чужаками разговаривала. Его Мишей зовут. Сказал, что отец у него русский, а вырос среди родственников по матери.

— Чем он занимается? — рассеяно спросил Артемий.

— Не знаю, — призналась Вера. — Может быть охотник?

— Или просто обычный… — запнулся Артемий. С губ чуть не сорвалось «бродяжка», но он быстро поправился. — Соискатель работы в компании.

— Тогда мы ещё увидимся, — улыбнулась девушка.

Как бы не было тяжело с дороги, но сначала пришлось потратить время на чистку лошади. Вероника через плечо подсказывала что делать.

— Странно, — пробормотала девушка. — Куда бы он мог отправиться на ночь глядя?

Только сейчас Артемий заметил, что крупный вороной жеребец Дмитрия отсутствовал в конюшне.

 

Ужин прошёл в молчании. Лев Иванович задумчиво ковырял вилкой картошку и бросал взгляды на пустое место за столом. Со смуглого лица Натальи не сходило недоброе выражение лица.

— Мост нам нужен, — заметила хозяйка. — Чтобы зря паром не гонять. Ночью, опять же, перевоза нет.

— Нам вообще нечего делать на материке! — злобно выкрикнул управляющий. — Не знаю, чего он там забыл ночью! Разве что опять поехал в бордель!

— Лёва, ты же за столом!

— Я-то да! Учишь вас дураков, учишь… Сейчас не то время, чтобы вести себя как идиоты! Война близится! Ты это понимаешь? Вы это понимаете?

Хозяин отвёл взгляд от жены.

— Арчибальд, сколько у нас ружей?

— Десять стрелков на стенах. Если оторвать работных, то будет пятьдесят. Можно позвать за казаками. Наберётся не меньше сотни. Это, — Крымов понизил голос. — Из-за ниппонца? Что он сказал?

— Не здесь! — буркнул Каракозов, мотнул головой в сторону Артемия. — Давай с утра к казакам, объяви, чтобы готовились. Никакого пьянства и… прочего.

— Можно я поеду с Арчибальдом? — влез Артемий. Лев Иванович уставился на племянника тяжёлым немигающим взглядом. Казалось, он был готов разразиться бранью, но вдруг передумал, на хмуром лице появилась лёгкая улыбка.

— Можно. Арчибальд — не забудь забрать любопытного юношу с собой!

Атмосфера за столом заметно потеплела. Наталья дала знак служанке принести самовар. Степан по просьбе хозяина начал рассказывать об охоте аборигенов на китов. Артемий от усталости клевал носом и практически потерял нить разговора. Запомнилось только, что колоши просят прощения у животного. Им совсем не нравилось убивать.

— Они все язычники, да? — спросил, позевывая, гость.

— Не совсем, — задумчиво пробормотал Лев Иванович. — Далеко не совсем.

Надо было плюхнуться в кровать и заснуть мёртвым сном, но Безродов всё же нашел силы зажечь свечу и накарябать в записную книжку несколько замечаний. Писал на латыни, по давней привычке не доверяя чужому благородству в отношении дневников. Из окна он заметил далёкий мерцающий огонёк в лесу. Кто-то жёг костёр вдали от форта, как раз там, где сегодня он нашел идол.

— Совпадение? — пробормотал Артемий.

 

Крымов поднял Артемия ни свет ни заря. Лейтенант уже был при параде — в старомодном зелёном мундире с длинными полами и при сабле.

— Пора! — каркнул старик. — Да, доброе, доброе, вставай уже! Ты что как девица стесняешься? Быстро!

Артемий вскочил на ноги. Не хватало ещё, чтобы этот полоумный старик весь дом переполошил.

— Дуй на кухню, там тебе уже положили, жуй и на конюшню. Я пойду чистить лошадей.

— За ночь они успели испачкаться? — осклабился Артемий и тут же осёкся от посуровевшего взгляда Крымова.

— Лошадь — это лицо всадника. Если она вся в репье и пене… мы таких быстро наказывали, с голой @%пой без седла и вскачь!

— А где вы служили?

— В Ингерманландском драгунском, поручиком вышел в отставку. Ладно, дуй уже на кухню!

 

Кляча приветствовала Артемия как старого приятеля подёргиванием хвоста и одобрительным ржанием. Всадники покинули факторию, Крымов на старом белом коне шёл впереди на полкорпуса.

Арчибальд отмалчивался, его голубые выцветшие глаза равнодушно созерцали грунтовую дорогу. Попутчик деликатно кашлянул. Крымов поднял глаза.

— Почему вас называют лейтенантом?

— Шутят так, — хмыкнул Арчибальд. — Знаешь, что надо сделать, чтобы выйти в отставку поручиком? Родиться поляком и остаться верным крови. Не смотри на фамилию, меня усыновили. Но против естества всё равно не пойти. Служил честно, но если ты не остзеец, не русский или грузин, то всё равно будут смотреть косо. А тут и Польское восстание удачно подвернулось.

— Подвернулось?

Крымов заерзал в седле.

— Подвернулось. Попал к нам в полк, хм, один служивый, с мохнатой рукой из самого верха. Дерзкий, самоуверенный, непригодный. Вот мы его в тёмную и наказали, напали ночью — одеяло на голову и по рёбрам! Он, конечно, не умер, но, говорят, до сих пор по ночам мочится в постель. Скандал! А тут ещё и восстание, вот и проредили полк от опасных элементов. У меня ещё и литературу нашли, польскую. Выгнали! В турецкую войну волонтёром пошёл, на стороне сербов, в плену сидел. От страны — кроме этой «медальки» никакой благодарности. Возвращаться некуда. И если бы не предложение Льва Ивановича… не было бы меня на свете.

Лошади шли бодро, и даже заморенная кляча будто обрела второе дыхание. Отдыхали только один раз, Крымов позволил животным перевести дух и пощипать молодую травку. За время пути Артемий не видел ни одного индейца, о чём с удивлением и спросил. «А ты как думал? — усмехнулся старик. — Они нас избегают. Как говорят индейцы — «белый в лесу к беде».

К двенадцати часам они достигли казачьей станицы. Она состояла из двух вытянутых бараков, россыпи полуземлянок и недостроенного частокола, зияющего дырами. На скособоченном шесте трепалась синяя тряпка, вероятно, из бывшей простыни. Рядом в петле болтался иссохший труп в обрывках разноцветной одежды и табличкой «вор» на шее. Ветер сносил густой чёрный дым от большой трубы барака на флаг и мертвеца, придавая им мистический вид.

— Корчму гонят, бренди, если на местном. Круглые сутки гонят, сами пьют и сбывают за шкурки индейцам. Больше ничем не занимаются.

— Откуда здесь вообще казачья станица? Разве сибирцы селятся отдельно? — удивился Артемий.

Крымов ухмыльнулся:

— Зелёный ты. Не сибирцы они, зовутся алеутами. На самом деле шайка бобылей и дезертиров. Атаман их, Пахом, беглый каторжанин, но держит их в узде, того достаточно.

На завалинке перед бараком дремал кряжистый заросший густым чёрным волосом мужчина. Заметив гостей, он с ленцой махнул рукой с короткими крючковатыми пальцами.

— Батька! — растягивая слова, прогнусавил казак. — К тебе от Иваныча приехали!

Послышались тяжёлые шаги по деревянному настилу. К спешенным всадникам вышел коренастый мужчина с надвинутой на лоб облезлой папахой. Сонные глаза с трудом сфокусировались на гостях. От батьки разило луком и винным духом.

— Здравствуй, Пахом! — поприветствовал Крымов. Казак чуть наклонил голову и буркнул сиплым, пропитым голосом. — Лев Иванович получил вести о готовящемся нападении на факторию. Он просит прекратить пьянство и быть наготове.

— Мы всегда наготове! — оборвал Пахом. — Лучше за собой последите! У вас под носом янки дикую охоту затеяли, индейцев баламутят!

— Дикая охота? — влез Артемий.

— Да! Как окаянные скачут в белых плащах, нападают на индейцев и полукровок, вешают, если откупиться нечем. Воины, мать, Белого дракона!

— Нам понадобятся ваши стрелки на стенах. И патрули, — вмешался Крымов.

— А что будет нам? Мы тут заживо гниём в грязи и вшах, пока Иваныч жирует. Нам много не надо, да, братья?

Только сейчас Артемий заметил, что их со всех сторон окружили станичники. Казаки разразились согласными криками.

— Женщины нужны! Пусть он поспособствует… голов двадцать-тридцать. Или купит, или пригонит из России. Иначе силой среди колошей возьмём!

— По рукам! — согласился Крымов. Атаман предложил остаться на обед, но лейтенант сказался сытым и сразу выехал. Артемий с бурчащим от голода животом мысленно проклинал скромного спутника.

— Голов двадцать-тридцать, — буркнул Крымов. — Воры они, никакие не казаки! Развёл их Лев Иванович от нужды, а теперь спасу нет. Только что делать? Имперских войск даже на Дальнем востоке недостаточно. Чует сердце — будет беда и когда-нибудь это всё нам аукнется, да так, что выть будем, лицо расцарапывать и волосы рвать.

 

Вороной конь снова был в конюшне! Иссини-чёрная шерсть лоснилась от пота. Из имения доносился задорный смех Дмитрия. Он стоял в окружении женщин и вертел в руках украшенный перьями топорик с красной рукоятью.

— Что это? — спросил подошедший Артемий.

— Томагавк — универсальная штука. Можно метать, драться, дровишек нарубить.

Наталья покачала головой:

— Индейцы совсем распоясались, раз смеют разбрасываться такими штуками.

Дмитрий засмеялся и заговорщически подмигнул:

— Ничего, мы их скоро присмирим. Окончательно решим индейский вопрос… Только ни слова папе.

Вероника удивилась, приложив пальчики к пухлой щёчке.

— Это будет сюрприз, — зловеще улыбался Дмитрий. Наталья коснулась его руки.

— Бросай свои игрушки, иди уже к отцу. Он и ниппонец заперлись в кабинете, тебя ждут.

Дмитрий замер, поигрывая топориком.

— Если хочешь, я могу отнести это в твою комнату, — предложил Артемий.

— О, большое спасибо! — Дмитрий передал томагавк и вышел.

Артемий жил в одном крыле с Дмитрием через стену. У хозяйского сына в комнате царила чистота, то ли он был очень чистоплотным, то ли практически здесь не появлялся. Аккуратно заправленная широкая кровать с железной спинкой, тёмный лакированный стол, книжная полка и шкаф. На стенах висела сабля, винтовка и несколько оленьих голов с развесистыми рогами.

Артемий положил топор на стол и замер, прислушавшись. Тишину нарушал стук часов. Поколебавшись, он вытянул ящик из стола. На дне перекатывались монетки, свинцовые грузила и револьверные патроны. Под кипой чистой бумаги лежала карточка с изображением полуголой танцовщицы. На книжной полке из русских только «Записки ружейного охотника». В шкафу несколько коричневых костюмов, мундир, выцветшая куртка небесно-голубого цвета и что-то белое, заткнутое в глубине. На плечиках висела белоснежная мантия с откидным остроконечным капюшоном. На спине нашит огромный мальтийский крест.

Кто-то шёл в коридоре. Артемий закрыл шкаф. На выходе он буквально натолкнулся на служанку.

— Я относил топор, — пояснил Артемий. Служанка кивнула, лицо её приняло безразличное выражение. — Дмитрий любит охоту?

— Целыми днями пропадает, — проворчала женщина. — То с казаками носится, то с американцами, делом нормальным заняться не может. Вам бы тоже, к слову, пора остепениться и прекратить глупостями заниматься. Идите к промысловикам, на водяного бобра, и найдёте себе счастья. Иначе сопьётесь, тут все без дела спиваются.

Артемий вернулся к женской компании. Задумчивое, нахмуренное выражение лица Безродова, едва он переступил порог гостиной, сменилось на прежнее наивно-радостное. У карточного столика собралась небольшая играющая компания. Вероника сидела рядом с тёткой и равнодушно смотрела на сосредоточенных игроков.

— А почему ты не играешь? — Артемий как бы невзначай коснулся гладкой ладошки девушки. Вера подняла голову и улыбнулась. У неё были лучистые красивые глаза.

— Тётя говорит, что у меня для этого мозгов не хватает, — улыбалась девушка. — Всегда проигрываю.

— Не везёт в карты, повезёт в любви! — Артемий галантно протянул руку. — Ты мне ещё не показывала море!

Наталья оторвалась от игры:

— Далеко не уходите! В пять часов будет чаепитие. У нас всё как в лучших английских домах.

Молодые люди спустились в порт. В бухте под защитой волнорезов стоял небольшой вытянутый пароход с иероглифами на борту. Новёхонькая начищенная до блеска медная труба возвышалась над судном. Рабочие в одинаковых коричневых комбинезонах суетились между постройками. Разило гнилыми водорослями и рыбой. На пароход на тачке поднимали какой-то деревянный ящик.

— Этот откуда-то издалека, — заметил Артемий. — Интересно, что написано на борту?

— «Такачихо!» Не первый раз заходит. Шкурок не покупает, ничего не привозит… Думаю, это просто прогулочное судно ниппонского атташе.

— А зачем приезжает атташе? Лев Иванович такая важная персона? Я думал, что он простой управляющий крохотной крепости…

Вероника засмеялась

— Как ты думаешь, что в нём?

— Может, уголь? — предположила Вера. — Нет, для угля слишком маленький ящик, тем более один.

Они спустились с пристани к каменистому пляжу. Галька перекатывалась под ногами. Над головой нависали отвесные антрацитовые скалы.

— Не понимаю, — признался Артемий.— Когда мне пришло письмо от дяди, я достал карту факторий Аляски. На бумаге Новомихайловская крепость загораживает пролив от материка. Сильный артиллерийский пост, несколько линий валов…

— А кого здесь бояться? От индейцев хватит деревянного частокола, других-то опасностей и нет.

— Я, наверное, слишком много задаю вопросов? Но вы живёте в удивительном месте! — признал Артемий.

Вероника часто оставалась, поднимала выброшенные на берег ракушки. Море было неспокойным, дул сильный боковой ветер. Волны пробивались через ряды подводных скал и разлетались мелкой россыпью брызг.

— За мысом будет виден материк. Между нами канал, чуть шире обычной реки. Дядя устроил паром, правда, ходит он только два раза в день, течение очень быстрое и рабочие быстро устают. Последний паром уходит в шесть часов.

Мыс — вытянутый каменистый выступ — во время прилива подмывался волнами. Основание раскрошилось и выгнулось, скала закрыла небо. Море бурлило в шаге от путников.

— Дядька Степан запретил мне здесь ходить, — призналась Вера. — Слишком опасно, можно утонуть или разбиться, а в прилив настоящий ад. Местные здесь не ходят, но так быстрее пройти к парому.

— А где ходят местные?

— У них лодки есть, колоши — морской народ.

Артемий увидел американский берег — плоский берег, примыкающий к зелёным кручам. Издалека виднелось скопище построек и лёгкий сизый дым.

— Харрисбург.

 

Выспаться не удалось, около двух часов Артемия разбудили шаги в коридоре и громкие взволнованные крики.

— На Харрисбург напали! — услышал Безродов. Он вышел, заметил раскрытую дверь в соседнюю комнату. Дмитрий отсутствовал. Артемий порылся в чужих вещах, белый плащ пропал. Чтобы ни происходило на материке, оно как-то было связано.

На другом крыле имения, со стороны кабинета хозяина, ругались. Артемий на цыпочках приблизился как можно ближе к источнику шума. Говорили двое: Крымов и управляющий.

— Максутов не одобрит…

— Максутов будет молчать! Я пойду на дно — всех утяну! Мы все повязаны.

— А золото? — Дверь начала открываться, и Артемий быстро отступил в тень.

— Тише! Это совсем не причём. Ясно?

Арчибальд и Лев Иванович вышли из кабинета, забыв запереть дверь. Безродов не мог упустить такого подарка судьбы. Он буквально набросился на секретер и погрузился в чтение кипы бумаг. По бумагам фактория проходила убыточным предприятием. На подписанных планах на месте форта располагались земляные валы с тяжёлой артиллерией. В столе хранилась записная книжка в чёрной обложке. Судя по загнутым пожелтевшим листам ей особенно часто пользовались. На последней странице список каких-то посылок, ежемесячно приходящих от мистера Х. и пересылаемых некому Т. Последняя отправка числилась прошедшим днём.

 

Ранним утром на взмыленном коне в крепость прискакал Дмитрий. Его лицо покрывали пятна сажи, брови опалило. От белой роскошной мантии остались грязно-серые обрывки. Левую руку пониже локтя покрывала сплошная запекшаяся корка крови.

— Закрывайте ворота! — выкрикнул Дмитрий. — За мной идёт сама смерть!

Тело всадника сотрясала нервная дрожь. Он неудачно спешился и едва не растянулся на земле.

— Последний шаман! Он идёт за мной!

Артемий выглянул в окно. Море покрывали десятки вытянутых лодок, заполненных людьми.

В гостиной собирались домочадцы. Дмитрий распинался, заломив грязные окровавленные руки за голову. С влажного подбородка стекали капли пролитого мимо рта бренди.

— Ричард Харрис убит. Джо Джуно с горстью ребят отступил в горы. Слышал, он будет пробиваться в Канаду. Бог с ним! Бог… нет, тут дьявола надо вспоминать. Ничего подобного прежде не видел. Антихрист в сиянии, чего не коснётся, всё занимается пламенем. Впереди деревянный слон… Вся ложа пала, я последний Белый дракон.

— Что это за дракон, пьяница? — взвизгнул Лев Иванович. Он схватил сына за ухо. — Идиот, ты понимаешь, что натворил? Куда нас втравил? Откуда в тебе эта блажь? Дракон… Димка ты Каракозов, из грязи слепленный, дождевой водой замешанный. Не дёргайся, когда с тобой отец разговаривает; наследства лишу!

— Ты не посмеешь! — взвился Дмитрий. Он оттолкнул руку отца. — Я твой единственный сын!

— Не единственный! Артемий, подойди! Ты мой настоящий сын, а не племянник. Не было у меня брата, всё грехи молодости… Не важно, пришло время платить по счетам!

Наталья развернулась на каблуках и выскочила хлопнув дверью. Артемий удивился сильнее всех.

— Начнём с начала, — продолжил управляющий. — Что за ложа? Ты масон?

— Ку-клукс-клан. Мы сражались за белую расу. Убивали чёрных, индейцев, китайцев…

— А теперь подумай, дракон, — нахмурился Крымов. — Что скажут об управителе, сын которого наряжается в шутовской костюм и убивает отцовских рабочих? Ладно, разбирайтесь сами… Я на стены. У нас индейцы, между прочим, под носом. Артемий, ты со мной!

Арчибальд спросил, не оборачиваясь:

— Стрелял из берданки? Револьвером пользоваться умеешь?

— Я плохой стрелок, — признался Артемий. — Лучше револьвер.

— Где ты вообще мог научиться стрелять? — Крымов передал небольшой пузатый револьвер с коротким стволом.

Инвалиды разворачивали пушки к морю. Со стороны порта бежали, переругиваясь, работные. Арчибальд приказал раздавать оружие всем колонистам.

— Какие у нас шансы продержаться? — спросил Артемий.

— Для дикарей форт неприступен, — буркнул Крымов. — Меня больше волнуют последствия. Нас и так мало, чтобы ссориться без причины.

Две полевые пушки открыли огонь. Поверхность воды перед крепостью поднималась фонтанами. Одну лодку перевернуло поднявшейся волной, две других едва избежали столкновения и чудом прошли мимо скал. Новый залп накрыл самую большую лодку. Щепа и кровавые куски плоти поднялись в воздух. Мгновение, показавшееся Артемию вечностью, они держались в воздухе, а потом обрушились и расползлись кровавым пятном по синей поверхности моря.

Лодки расползлись в стороны, стараясь как можно быстрее достичь безопасной зоны.

— Они уходят! — донеслось с дозорной вышки. — Трусы! Колоши уходят!

С переправы поднимался густой чёрный дым. Ветер переменился и поволок его на крепость.

— Это ещё что? — спросил Арчибальд.

Что-то ударило в частокол, брёвна зашатались. Казалось с другой стороны кто-то колотил в стену исполинскими кулаками. Один из инвалидов глянул вниз, обмер и завопил тонким бабьим голосом:

— Лейтенант, враги!

Крымов бегом поднялся на вышку. Артемий с револьвером в руке семенил следом. Не меньше полусотни индейцев вплотную подобрались к стенам. Впереди них возвышалась громада деревянного зверя, сходного со слоном. Чудовище ломало брёвна частокола.

— Прикрывайте имение! — распорядился Крымов. — Пушки, огонь по этой твари!

Зверь прорвался в крепость. В тот же момент его накрыло артиллерийским залпом. Монстр испустил дух и, падая, завалил целый пролёт. Прорвавшиеся было индейцы попали под перекрёстный ружейный огонь и потянулись обратно.

— Не преследовать! Это может быть ловушка!

Арсений сжимал в потной ладони ручку револьвера. Он не мог понять радуется ли тому, что не пришлось стрелять или огорчаться.

— Вы не испугались? Вы уже видели таких существ?

Крымов покачал головой.

— Я так понимаю, если движется, значит, живое. А всё живое можно убить.

 

К полудню подошли казаки. На подходе к крепости они напоролись на полевой лагерь отступивших индейцев и с ходу взяли штурмом. Только несколько человек сумели улизнуть. Лёгкие победы приободрили защитников.

В кабинете Каракозова состоялся семейный совет.

— Через неделю, если повезёт, то и меньше, придёт помощь, — раскрыл карты Лев Иванович. — Нам достаточно отсидеться. Но если опять появятся лесные монстры… Что это вообще такое?

— Я слышал, — вспомнил Дмитрий. — Старики из бывших работных баяли, что отчаявшиеся, обезумившие шаманы иногда заключают сделку с идолом, ценой которой жизнь. Они выстругивают бревно, проводят чёрный ритуал и оживляют чудовище. Идол подчинялся любому приказу, но в конце забирал жизнь призывателя. Но я думал, что это обычные дикарские выдумки.

— Какого дьявола на нас должен был ополчиться какой-нибудь шаман? — пробормотал Крымов.

— Мы разбудили беду, — признался Дмитрий. — Дикая охота напала на стойбище, когда мужчины были в море. Ну, и… порезвилась. А потом, ночью, в Харрисбург пришёл шаман. Город был обречён. Пули не причиняли вреда зверю.

Артемий поднял руку. Он кашлянул:

— Раз мы уничтожили чудовище, то призыватель остался цел. Значит, сейчас он уже готовит нового монстра, чтобы довершить месть. И, кажется, я знаю где. Два дня назад я прогуливался по острову и случайно вышел к странному столбу с изображением нашего зверя. Я не придал этому значению, но отметил, что резьба свежая и работа не была закончена. Индейцы давно православные, поэтому я должен был насторожиться идолопоклонству. Если я прав, и за идолом стоит наш шаман, то следует устроить засаду. Я могу повести людей…

— Нет! — твёрдо сказал Лев Иванович. — Ты останешься со мной, я не хочу потерять сына. Казаки справятся сами.

 

Пленным оказался двадцатишестилетний метис, говорящий одинаково хорошо на русском и английском. Во время засады ему прострелили ногу, что не помешало казакам добавить по рёбрам и зубам. Едва метиса приволокли в крепость, как у ворот появились индейцы с белым флагом, назвавшимися послами местного вождя. Медленная вода объявлял солидарность с русскими и выразил готовность идти против мятежников войной. Каракозов распорядился отпустить посланцам несколько меховых одеял и табаку.

Мир восстановился. Пришедший пароход Добровольческого флота выгрузил партию патронов и медикаментов и развернулся обратно. Он должен был передать в столицу компании весть о захваченном шамане.

— Артемий, — Лев Иванович хлопнул парня по спине. — Ты — молодец! Каракозова порода! Хорош! Но всё-таки ты должен понимать, что самое сложное только начинается. Казакам нужно купить женщин… мы же не хотим больше злить индейцев, верно? А значит траты, придётся перекупать рабов у южан… Харрис погиб, а Джуно я совсем не знаю. Янки чертовски упрямы! — Он сокрушенно покачал головой. — Наш бизнес пострадал. Давай это будет между нами. Узнай об этом хоть одна живая душа и меня будет ждать каторга на Сахалине. На самом деле я очень богат. Мы нашли золото в горах и переправляем через Ниппон в Англию. Приходится быть осторожными, чтобы зря не привлечь внимание. Ты со мной? Я могу положиться на сына?

Артемий поспешил заверить в своей верности.

— Нужно заново налаживать добычу. Ну, и следить за прикрытием: промысловиками, добычей калана. Тут же какая история — мы добываем калана, продаём в Китай, закупаем чай и шлём в Россию. Но калана всё меньше и меньше… да и шкурки дешевеют, а значит, надо больше отправлять людей в море. Одни убытки. А золото… только нам, Чернокозам. Понимаешь?

 

Артемий долго не мог заснуть, спалил две сальные свечи. Писал в блокнот, черкал и снова писал. Он отложил в сторону очки и подошёл к зеркалу. На него смотрело худое лицо с большими глазами.

— Кто я? Артемий Каракозов или бастард Николай Трубецкой?

Артемий вернулся к бумагам. Его предупреждали об опасности работы под прикрытием. На Аляске он мог забыть, зачем приехал.

Империи нужны были глаза и уши. Николай, бастард Трубецкого, поступил на службу в Третье отделение. Одновременно тайная полиция перехватила переписку некого учителя младших классов Артемия Безродова с управляющим Новомихайловской фактории. Учителя задержали под предлогом проверки благонадёжности, вместе него был отправлен Николай. На всякий случай он копировал облик Безродова: чуть сутулился, похудел, надел специальные из обычного стекла очки. Агенту повезло, что Лев Иванович никогда не видел «племянника».

Отчёт о работе должен был похоронить всё управление компании и Чернокоза в особенности. Но задание ещё не было полностью выполнено. Оставалось раскрыть те силы, что стояли за недавним восстанием. Трубецкой не верил в случайности. Над Аляской будто сгустились чёрные тучи. Кто прятался во тьме? Северные штаты, Япония, Германия?

— А можно просто остаться, — пробормотал Николай. — И до поры, до времени жить как в раю.

 

Форт не вмещал всех желающих поглазеть на мятежного шамана. Под стенами раскинулся палаточный лагерь. Лейтенант Арчибальд лично отвечал за охрану пленника. Четыре инвалида с винтовками в руках денно и нощно стерегли клетку. Сейчас, побитый, с распухшими губами и лиловыми синяками, мятежник выглядел жалким. Вера жалела бедолагу, пыталась заступиться, взывала к совести мучителей.

— Миша, может, ты поешь? — Вера часто подходила к клетке. Шаман качал головой. У него были очень грустные чёрные чуть раскосые глаза.

— Вера! Я пожалуюсь твоему дяде! — буркнул один из инвалидов, седой старик в поношенном мундире. — Лев Иванович запретил…

— Уже ухожу!

Николай наблюдал со стороны, ощущая ревность. Иногда ему хотелось подойти к клетке и пристрелить мерзавца. Михаил, он же последний шаман, оказался талантливым манипулятором. Перед Верой он разыгрывал роль несчастной жертвы обстоятельств. Николай дрожал от ненависти, вспоминая жалобы пленника. Умалчивание хуже лжи! Пусть он проболтался, что мстил русским за насилие над матерью, но вот где обучился колдовству… Оставалось неясным, кто всё время стоял за спиной мерзавца.

— Хорошо, что это всё закончилось! — Николай плюнул под ноги. — Пусть теперь с этим разбираются жандармы.

 

Лев Иванович не жалел средств, в гостиной собрались все более менее значимые «силы» колонии. Карточный столик оккупировали дамы в праздничных платьях, Джуно тихо беседовал с хозяином, развалившись в глубоких креслах. Угрюмые бородачи из свиты Пахома налегали на вино. Управляющий исполнял роль радушного хозяина, для каждого гостя находил шутку или ободряющее слово. Николай не отходил от Веры.

— К слову о поставках, — услышал Николай. Лев Иванович убеждал американца. — С вашим предшественником у нас была чёткая договорённость. Восемьдесят процентов на двадцать.

— Я не понимаю о чём вы, — оборвал Джуно.

— Думаю, понимаете. Поймите, мой добрый друг, без нашей защиты вас задавят индейцы. А если вы нарушите тайну и сюда хлынут полчища ваших соотечественников, то это неизбежно привлечёт внимание сначала компании, а потом империи. Вы ходите общаться с военным губернатором? Вам это о чём-нибудь говорит слово «Сибирь»?

Джуно покраснел и закашлялся.

В разгар «ассамблеи» в усадьбе появился незнакомый мужчина в красном военном мундире и при сабле. Лицо его, гладко выбритое и сухое, было серьёзным и сосредоточенным, но в глазах «играли» разудалые огоньки.

— Господа! — улыбнулся незнакомец. Он говорил на хорошем русском языке с лёгким английским акцентом. — Капитан, а впрочем, к чёрту этикет!

Дамы ахнули. Наталья раскрыла рот от возмущения, хотела поставить грубияна на место, но, столкнувшись взглядом с мужем, смолчала.

— Иеремия Ливли к вашим услугам! Предлагаю нам решить одну общую проблему в непринуждённой обстановке. Видите ли, к вам попал нужный нам человек. Последний шаман, кажется? Он уже разыскивается в Канаде, поэтому подлежит аресту и экстрадиции.

— Вы на территории Российской империи. Обращайтесь с запросом в консульство! — возмутился Арчибальд. Старик сделал шаг навстречу, положив руку на эфес. — А данный человек и у нас наследил. Теперь суд будет.

Иеремия должен был развернуться и уйти. Лев Иванович амер, не смея надеяться.

— Вы, кажется, не поняли, что у меня за спиной двадцатипушечный броненосец «Дублин», которого хватит, чтобы сравнять форт с землёй.

Управляющий схватился за голову. Столько проблем из-за какого-то фанатика! Не хватало потерять нажитое из-за такого пустяка. И ведь дурни наверняка упрутся, начнут про великую Россию говорить, вспомнят Крымскую войну и Наполеона…

— Нам нужно посовещаться! — буркнул Лев Иванович.

Иеремия поднял указательный палец вверх.

— Один час! Спустите флаг и выведите к нашей лодке шамана. Иначе… Раз! Предупреждение. Два! Страх! Три — смерть! Буду ждать знака.

Николай сжимал кулаки. Дело принимало неприятный оборот. Пахом встал на пути англичанина, выпятив внушительный подбородок. Иеремия даже не посмотрел на казака, и повернулся к управляющему:

— Я не буду разглагольствовать о рыцарстве и неприкосновенности посла. Но если я сейчас же не вернусь на корабль, то никто не успеет покинуть форт!

Капитан быстрым шагом покинул гостиную. Едва за ним закрылась дверь, как присутствующие разразились возмущёнными криками.

— Мы не можем спустить флаг! — заявил Арчибальд. Старика трясло. — Я никогда не отдам людям подобный приказ. Это наша земля и у нас Россия-матушка за спиной!

— Может догнать хама и вздёрнуть? — предложил Пахом. Бородачи одобряюще засмеялись.

Джуно поднялся с места.

— Это не моя война, я увожу своих, — предупредил янки. Лев Иванович повернулся к Арчибальду с кислым лицом:

— Что ж, драться, так драться…

 

С «Дублина» взлетела синяя предупредительная ракета. Следом громыхнул залп орудий левого борта. Снаряды разрывали песчаный берег, клубы дыма и пыли заволокли пляж. Ударная волна докатилась до наблюдателей. Артемий почувствовал холод — шапку сорвало и поволокло по земле. Он стоял, оглушённый и испуганный, в груди колотилось сердце. Руки сжимались от бессилия. Здесь, перед лицом злого человеческого гения, все его «институтские» знания были бессильны.

Вторая ракета взмыла над броненосцем. Следующий залп должен был пройтись под стенами. То один, то другой казаки, воровато оглядываясь, начали покидать укрепления. Пахом прижимался к управляющему. Лицо у атамана заранее приняло извиняющее подобострастное выражение.

Арчибальд нервно крутил «перцовый» ус. Поколебавшись, лейтенант приказал трубить отступление. Инвалиды отступили за частокол.

Новый залп ввергнул в ужас самых храбрых защитников. Даже лейтенант, на что прошедший турецкую войну, инстинктивно пригнулся. Над головой свистела шрапнель. Осколки врезались в деревянный частокол и пролетали навылет. Нескольких человек ранило. Один из снарядов разорвался во дворе. К счастью, взрывную волну погасили пристройки, но и этого хватило.

Николай даже не заметил, как очутился на спине. Очки, к счастью, остались целы. Двор усеяла щепа, вперемежку с битым кирпичом. Пальцы залезли в чью-то кровь. Парня затошнило.

«Господи! Неужели ты не видишь, что творится? Разве может быть справедливым, чтобы так было? Разве можно допустить, чтобы чистые вежливые люди убивали, не замарав рук, с улыбкой на устах?» — переживал Николай.

Теперь уже не могло быть и речи о сопротивлении. Второй залп показал настоящую силу техники. Во всём форте не было ни одного орудия, способного дать отпор. Две 87-мм полевые лёгкие пушки не могли противостоять корабельной артиллерии.

— Ну, что Арчибальд, доигрались? — выкрикнул Пахом. — Делай что хочешь, хоть под трибунал, но я увожу казаков. Пусть высадятся, гады, тогда мы их и выбьем. А так, только зазря погибать!

Над единственной уцелевшей сторожевой башней поднималась тряпка белого флага. Управляющий, окружённый дворней, лично командовал сдачей форта.

Крымов в сердцах плюнул под ноги.

 

С «Дублина» спустили шлюпку с двумя матросами и уже знакомым капитаном. Невозмутимый, будто произошедшее было сплошным недоразумением, Иеремия сошёл на изувеченный берег. Спина у него была прямая как стена, на лице вежливая улыбка, только глаза стали более строгие, хозяйские. Теперь уже Иеремия, а не Лев Иванович стал господином здешнего края.

«Ну, погоди, гадина! — кипел про себя управляющий. — По миру пойду, последние сбережения растрачу, но достучусь до Петербурга, до императора. Найдут тебя гада, за каждую воронку, за каждую каплю крови ответишь! И тебя, и твоего шпиона, всех выдадут. Россия нужна Британии, пока ещё нужна».

Михаил боком, подволакивая раненную ногу, залез в шлюпку. Вид у него был нерадостный.

— Эй, ты! — крикнул Николай и осёкся. Что он сделает? Застрелит обоих? Нет, сейчас, в этом слабом теле Артемия Безродова-Каракозова он может только пить, жрать от пуза и любить. Надо было возвращаться, писать доклады, сдавать всю цепочку казнокрадов и преступников. Аляска пока ещё была нужна империи.

— Доброго пути! — натянуто улыбнулся агент.

«Да, не каждому дано быть таким героем, чтобы лицом к лицу. Не каждый может одерживать победы на поле брани и блистать на дипломатическом поприще, — размышлял Николай. — Не всем дана судьба Наполеона. Но и я нужен, способен пригодиться».

Трубецкой стоял посреди развороченного берега и смотрел на «Дублин». Он знал, что несмотря на решимость продолжать борьбу с врагами империи, впереди его ждёт только боль. Вера никогда не будет с тем, кто уничтожит её семью.

 

Удар! Хрупкое тело метиса откинулось к стенке, шлёпнулось с булькающим звуком и распласталось на полу. Безымянный молчаливый мучитель в маске растирал покрасневшие костяшки кулака. Глаза отсвечивали от лампы неприятным потусторонним светом.

Миша попытался приподняться на локтях и в изнеможении опять повалился лицом вниз. Щека ощутила холод сырых заплесневелых половиц. Жестокие люди повсюду. От них нельзя было скрыться в прошлом, настоящем и… нет, будущего уже не будет. Боль воспоминаний: полукровка, плод насилия, впитавший тупую злобу и похоть безликого промышленника и дикий страх индейской матери. Чужой для всех, лишний, с глупым непонятным собачьим именем, второй сорт. Но он был слишком одарён дикой непонятной силой, чтобы просто лечь и сдохнуть.

— Что ты им сказал? — прошипел мучитель. Он подошёл ближе к метису, играючи прищемил сапогом пальцы, чуть надавил.

«А ведь надо было сказать, — с тоской подумал Миша. — Хоть бы умер ни за просто так».

Боли было так много, что полукровка почти её не чувствовал. Мучитель это быстро понял, убрал ногу. Миша скосил глаза на изломанные, кривые пальцы. Будут убивать. Инвалид им не нужен.

— Жаль, что мы так быстро закончили, — признался мучитель. Он присел на корточки перед жертвой, пальцами приподнял подбородок. — Мне нравится играть с недолюдьми!

Пальцы сильнее сдавили подбородок.

— Думал, нас предать? У нас же был договор! Ты понимаешь, что натворил? Нам придётся всё начинать заново, а на это уже нет времени! Тебе всё равно, ты животное. Нет даже страха смерти… недочеловек. Но я дам ещё один шанс, новый договор. Ответишь на вопрос — умрёшь быстро и полетишь за борт, в свою природу. Будешь молчать — лично прослежу, чтобы твоё тело заспиртовали для музея. Тебя никогда не похоронят! Ну? По рукам?

Мучитель посмотрел на изломанную руку индейца и засмеялся.

— Я ничего им не сказал, — признался Миша. — Теперь убейте меня, но на свету. Позвольте мне перед смертью увидеть море!

Море — земля колошей. Оно так не стало его землёй при жизни, так может станет посмертно? Сколько было суеты, злобы, убийств и всё впустую, зазря. Нет ничего лучше свежего ветра, поднимающего волны, голубого неба и криков чаек. Если бы он только понял это раньше! Не было бы вербовки англичанами, полевого лагеря таких же как он озлобленных, ненужных людей, засылки на Родину.

«Я слишком много времени потратил на то, чтобы кому-то что-то доказать, — признал Миша. — То, что я истинный колош, наследник шаманов былых времён, будущий вождь-объединитель… всё глупо. Надо было просто жить и любить. Ту же Веру, которая единственная увидела во мне не зверя, а человека».

Пленника провели на палубу. Море было спокойным, небо безоблачным. Он хотел сказать на прощание, что-то такое сильное, чтобы достучаться даже до Этих, но ничего не шло в голову. В любом случае его молчание было куда красноречивей. Да и что можно произнести перед лицом моря? Всё банально, всё пустое и лишь оно вечно во веки веков.

Поглощённый синевой моря Михаил прослушал свой выстрел.

 

Со дня нападения броненосца прошло три месяца. За это время многое переменилось в семье Каракозовых. Сначала Артемий уехал по торговым делам в Новоархангельск и пропал без вести, затем в факторию пожаловали жандармы. Управляющего как последнего каторжанина в кандалах увезли за море, арестовали пол гарнизона, потом, правда, разобрались и выпустили. Дмитрий успел сбежать на американскую сторону и уйти в Канаду. Месяц спустя пришло письмо, подписанное неким Блэкгоулом, мол, живёт в Калифорнии, цел, не беспокойтесь и не ждите. Наталья уехала вслед за мужем. Слуги и нанятые инвалиды покинули факторию. Вероника осталась совсем одна.

В имении расселилась полурота третьего казачьего полка. Инженерные команды для строительства валов так и не прибыли, новые нападения не последовали, делать им было совершенно нечего. Вынужденное безделье разрушило дисциплину. Казаки целыми днями сидели в гостиной и пили, пили, пили. Эти, в сущности хорошие, трудолюбивые люди превратились в настоящих зверей. Стены разрисовали углями, картины посекли шашками, в вазы справляли нужду.

Сначала к одинокой девушке относились с уважением, но время шло, и теперь Веронике было опасно лишний раз выходить из комнаты. На ночь она всегда затворяла дверь и подпирала столиком, но и так было страшно от разудалых криков пьяных жильцов. Всё чаще и чаще Веру будили стуки в дверь и пьяные, повелительные окрики, мол, открывай, ведьма каторжанская!

Вероника пригорюнилась у окошка. Солнце почти скрылось за горами. На коленях лежало мятое, читанное-перечитанное письмо Блэкгоула, единственный радостный луч в беспросветной жизни.

В дверь тихонько постучали. «Опять они», — нахмурилась девушка и решила игнорировать незваных гостей. Стук повторился.

— Вера! Ты там? Ответь, пожалуйста! — голос показался знакомым. Сердце девушки забилось сильнее. Неужели вернулся двоюродный брат? Она прильнула ухом к двери.

— Вера, это я, Николай, тьфу, Артемий! Открой!

Вероника откинула засов. На пороге стоял невысокий худощавый мужчина в замызганной грязью меховой куртке с левой рукой на перевязи. На поясе болтались кинжальные ножны. Разросшиеся серые волосы завивались на концах. На узком давно небритом лице растянулась довольная улыбка. Бродяга совершенно не походил на сухого настороженного брата, но говорил в точности как он.

— Артемий? — Обнялись. Сейчас для Вероники это было самое родное, приятное лицо. — Что у тебя с рукой?

Гость отстранился, поморщился как от зубной боли, склонил голову.

— Пустяки, Вера, Максутов пырнул шпагой… Не важно! Вера, если бы ты знала, как я виноват перед тобой! Обещай! Чтобы я ни рассказал, сначала выслушай, не перебивая, и только потом решай. Я приму любой твой ответ. Обещаешь? Ну, во-первых, меня зовут Николай.

Он говорил и говорил: как собирал информацию, разоблачил управляющего, про суды над казнокрадами. Лев Иванович ещё жил под арестом во Владивостоке, но в обмен на заграничное золото в ближайшее время сможет беспрепятственно покинуть пределы империи. Управляющий компании, Максутов, снят с должности, но из-за былых заслуг в Крымскую войну, дело замяли. Из-за вестей о золоте на Аляску отправят новые партии колонистов. Трубецкой же должен отправиться на материк и разведать настроения индейских племён.

— У меня ничего нет, кроме работы, — признался Николай. — Я понимаю, что не пара тебе и что причинил зло твоей семье. Ты просто обязана возненавидеть меня. Я не стану оправдываться, мол, не было выбора. Но всё равно, даже ожидая неизбежный отказ, я не могу не спросить. Не хочу потом жалеть всю жизнь. Вера, ты выйдешь за меня замуж?

Николай с тревогой смотрел на меняющееся по мере рассказа лицо девушки. Вероника — эта некогда наивная, восторженная девочка ускоренными темпами взрослела. И когда после долгого молчания девушка подняла глаза и открыла рот, внезапно Николай осознал, что она тоже часть семьи Каракозов и, значит, такая же хитрая и порочная.

— Да! — вымолвила Вера.