Шепот, пар и серебро

Шепот, пар и серебро.

 

 

— Я здесь умру… — прошептал Вильям, сворачиваясь калачиком на куче промёрзшего сена. За эти несколько недель он почти полностью привык к темноте и даже начал ориентироваться в своей просторной "темнице". Холодные камни обжигали кожу, ибо роскошные одежды давно превратились в тряпьё и совсем не защищали своего хозяина.

 

А ведь совсем недавно молодой английский лорд стоял в кругу семьи и гостей. Окруженный веселым смехом и комплиментами, он упивался всеобщим вниманием. Его двадцать первый день рождения был причиной торжественного в семейном доме в Лондоне. Тот самый бокал, что был поднят под одобрительные аплодисменты гостей… тот самый глоток, что был выпит под томные взгляды красавиц… а потом, лишь темнота… темнота…

 

Проснувшись от холода и головной боли, он начал кричать. И кричал до тех пор, пока не охрип и не свалился без сил. Часами напролет он ползал по каменному полу, исследуя пространство. Стирая до дыр сначала одежду, а затем и кожу. И первое, что ему посчастливилось найти — это фляга с водой, лежавшая рядом с сеном в углу. Следующая находка принесла не радость, а страх. Стальная решетка. "— Тауэр, однозначно, Тауэр," — резанула первая мысль. Но зачем? Почему? После постройки летающего острова "Регрет" пленников больше не держат в Тауэре. Тюрьма, построенная с помощью паровых технологий и алхимии, была намного надежнее устаревшей крепости.

 

Мысли о Тауэре быстро сменились предположениями о катакомбах под Лондоном и подвалах поместий Старого Города. Но в одном он был теперь уверен — похищение ради выкупа. Вильям сжался, плотнее прижимая колени. Гордый лорд в одночасье превратился в слабого беззащитного ребенка. И в этот момент вернулся старое чувство страха. Страха перед постоянно недовольным взглядом отца и внимательным холодным взором существа, сидевшего на его плече.

 

С самого детства Вильям видел странных зверьков на плечах членов своей семьи. Ворон на плече деда, воробей на матери и крупный кот у отца. Но эти зверьки имели дымчато-черный цвет. Их кожа, дрожала, словно ртуть на ветру. Черные сгустки тумана, извиваясь, сочились из их тел, словно капли чернил упавшие в воду. И горящие красные глаза. Они смотрели на ребенка обжигающим холодом.

 

Сначала маленький Вильям думал, что такие "звери" есть у всех взрослых. Но затем пришло понимание, что "их" нет у прислуги и гостей дома. Они вызывали в юном лорде искренний интерес, ему хотелось их потрогать, но с каждым годом в нем рос страх. Что-то в глубине его каждый раз сжималось, когда он видел эти горящие красные глаза…

 

Однажды маленький лорд пожаловался нянечке, что боится этих черных существ с горящими красными глазами. Но она лишь погладила его по голове, посоветовав, скорее, вырасти и не рассказывать небылицы. Конечно, она не поверила. Никто бы не поверил. А вскоре и сам Вильям перестал верить своим глазам. Как послушный сын и наследник он был хорошо воспитан и старался не поднимать глаз при разговоре с взрослыми родственниками. Но лишь он сам знал, что за этим кроется страх перед красными глазами, а не уважением к старшим и правила этикета.

 

Крысиный писк прервал горькие раздумья Вильяма. Незваная гостья облюбовала давно пустую флягу у ног лорда. Она была занята попытками добраться до последних капель, усердно царапая и кусая флягу не щадя своих маленьких зубов и когтей.

 

Словно в бреду Вильям рванулся к крысе, схватил и из последних сил сжал её. Не восприняв ели дышавшего человека как угрозу, она поплатилась за эту ошибку жизнью. Лорд рвал тушку зубами. Давясь кожей и шерстью, он жадно пил теплую кровь, надеясь согреть закоченевшее тело.

Когда пелена тумана спала с молодого лорда. Он в ужасе откинул от себя истерзанную тушку и мигом согнулся приступе рвоты. Голова закружилась. Сердце бьется все тише. Как же холодно. Это действительно конец?

 

— Желание своё скажи мне, — послышался хриплый голос

 

— Я… хочу... жить…

 

На секунду молодому лорду показалось, что он увидел два горящих красных глаза, которые смотрят на него знакомым холодным взором. Вспышка! То, что испытал Вильям невозможно передать словами. Кровь сменилась раскаленной лавой. Боль в голове подобная металлическим штырям медленно входящим в мозг и сердце. А потом боль сменилась наслаждением, обжигающий жар сменился приятным разливающимся по венам теплом. С каждым ударом сердце билось все сильнее, все увереннее, все живее. Сила. Легкость. Ощущение чего-то безграничного пьянило. Отчаянье — от него не осталось и следа!

 

Темнота уже не страшна. Теперь все видно как при свете дюжины ламп, но с сильно желтым отливом.

 

Вперед. Выйти отсюда и показать всему Лондону свою силу. Разорвать на клочки тех, кто посмел заточить сюда лорда Вильяма Грейстоуна! Да! Отец будет горд! Даже сама королева будет молить стать её рыцарем. Вперед! Увидеть родное серое небо!

 

Неведомая сила, переполняя его, тащила, направляя, указывала. Решетка согнулась от легкого прикосновения. Каменная кладка крошилась от одного только шага. Да и сам шаг, словно прыжок, легко переносит вперед. Поворот коридора, еще один, один рывок вверх. Преодолевая десять метров за миг. Железная дверь. Она мнется в руках как мягкая глина. Еще дверь. Разорвана как сладостная тушка крысы… Свет!

 

Миг и солнце ослепило Вильяма. Убирая руку от лица, он понял, что желтоватый оттенок пропал с красок мира.

 

А картина, открывшаяся ему, удивила до дрожи в ногах. Вместо ожидаемого Лондона и его окрестностей, чье небо было пропитано смогом от тысяч работающих заводов, он увидел чистое синее небо, легкие облака, и добротный слой искрящегося от солнца снега. Свежий, холодный, лишенный пыли ветер. Погода — совсем не свойственная его родному краю…

 

— Где я? — одними губами прошептал Вильям

 

— Кажется, место сие зовете вы — Аляской… — отозвался голос из-за плеча.

 

***

 

— Вы должны понимать, что все это очень-очень важно, если бы не личное разрешения Папы, то вас не пустили даже на порог этого здания, — пожилой аббат возился с огромной связкой позолоченных ключей, поминутно читая своим собеседникам нотации.

 

Тени почти полностью прятали незваных гостей, ибо слабые проблески одиноких факелов с трудом освещали узкий каменный коридор. Но даже по силуэтам можно было определить, что пара людей, пришедших с аббатом, были очень высокими людьми.

 

Старческие костлявые пальцы наконец-то выудили нужный ключ.

 

— Входите, — проворчал аббат, отпирая дверь.

 

Согнувшись почти пополам, два незваных гостя прошли в комнату. Длинные коричневые плащи прятали их тела, плотные широкополосные шляпы — лица.

 

Комната оказалась освещена намного лучше, чем коридор. Десятки масляных ламп, свечей не давали появиться в комнате и единственной тени. На вид это была келья. Жесткая деревянная кровать, пара книжных полок да дверь в соседнее помещение, в котором едва ли была королевская спальня или банкетный зал.

 

А еще в комнате было довольно шумно. Часть стены отсутствовала, и из неё торчал сектор парового двигателя, который активно кряхтел и плевался при каждом движении помп. По всей видимости, в соседнем помещении находилась работающая паровая котельная. Возможно, диалогу это и не мешало бы, но спать при таком шуме явно проблематично.

 

И этот гул не дал единственному обитателю этой кельи услышать вошедших. Он так и сидел за своим столом, усердно что-то читая под светом керосиновой лампы.

 

Учтивый, но сильный стук в уже открытую дверь все же поднял "хозяина" из-за стола. Это был человек в потрепанной монашеской рясе, не старый на вид, но виски уже тронула седина. Он дружелюбно улыбнулся. По всей видимости, посетители здесь редкие гости. Его ладони были обмотаны старыми тряпками, из-под которых выглядывала парочка ожогов, и это наталкивало на мысль, что генератор он чинит самостоятельно и часто.

 

— Проходите, проходите, чем обязан? — монах гостеприимно развел руки в стороны, словно собираясь обнять вошедших. — Я бы предложил вам сесть, но как видите, убранством я обделен... так что…

 

Аббат-ключник, оставшийся в коридоре, поспешил закрыть дверь. Словно он не хотел надолго задерживаться в этом шумном, пропахшем маслом месте.

 

— Я — Клирик Александр Рейхард, — начал один из гостей, приподнимая край шляпы, чтобы рассмотреть монаха получше. — А это мой напарник Николас Гудчайлд, Седьмой департамент жандармерии, девятый спецотдел.

 

Назвавшийся Александром носил очки в тонкой роговой оправе, сквозь стекла которых на монаха смотрели внимательные голубые глаза. Жесткая седая щетина, но на лице лишь пара морщин. Через плечо у него была перекинута сумка с прозрачным замком, в котором переливалась зеленая жидкость. Дорогая штука, но очень эффективная. Её мог открыть только владелец, так же все лежащее в этой сумке может быть мгновенно уничтожено по одному только слову хозяина.

Тот, кого представили Николасом — молчал. Ростом и шириной плеч он не уступал своему напарнику. Чтобы просто прикоснуться к плечу одного из них, монаху пришлось бы прыгать. Вот только доски на полу кельи под Николасом прогибались слегка сильнее. Так же его правая рука была больше левой. Что заметно даже под рукавами плаща. Это натолкнуло монаха на мысли о паровом протезе, закрепляя подозрения тем, что рукав порой шевелился, словно под ним работали маленькие насосы. В "здоровой" руке человек держал длинный кейс с гербом жандармерии и печатями Ватикана. Лицо Николаса скрывала маска-противогаз, чьи синие окуляры часто меняли фокусировку с характерным звуком. Скорее всего, сильная травма легких, не исключая очередное протезирование.

 

— Да, девятый спецотдел, наслышан-наслышан. Клирики-Экзорцисты. Специалисты по оккультизму, демонологии… Все проходили стажировку здесь в Ватикане и имеют церковный сан, — монах продолжал внимательно осматривать Александра и его молчаливого напарника.

 

— Вы крайне осведомлены, — спокойно продолжил Александр, прерывая размышления монаха.

 

— И что же привело служителей закона в мою скромную обитель?

 

В этот момент торчащий из стены генератор начал кашлять и плеваться, словно задыхающийся человек.

 

— Прошу меня простить, — крикнул монах и подбежал к своему столу. Схватив с него гогглы и пояс с инструментами, он в один прыжок оседлал табурет рядом с пресловутым генератором. А механический зверь тут же начал агрессивно пшыкать по сторонам горячим паром. Словно дикий шаман совершает танец, так и монах постукивал, откручивал, отсоединял, подключал, и снова постукивал, только вместо бубна он использовал барахлящий механизм. Глядя на такие моменты легко понять, что не так уж и далеко ушел технический прогресс.

 

— Как вы можете спать при таком шуме? — Александр приблизился в упор, нисколько не боясь опасных струй горячего пара.

 

— Что вы, я сплю не здесь, а в соседнем помещении поближе к котлу, потому что по ночам тут жуткий холод, — усмехнулся монах, поправляя гогглы. — Да и только при шуме работающих механизмов я прекращаю слышать шепот.… Вы ведь понимаете о чем я?

 

— У нас есть информация, что вы можете помочь нам выследить контрактора, — Александр прожигал взглядом человека перед собой. — Являясь контрактором, вы можете его увидеть.

Хозяин кельи угрюмо опустил голову. Контрактор — человек заключивший сделку с демоном. А в обмен на большую силу он обязан постоянно питать демона новыми жертвами. Чем слабее демон, тем меньшая ему нужна плата. Но чем больше человек использует эти силы, тем более ему придется дать взамен. Те, кто наводят много шума — быстро попадаются, жандармерия работает на славу. Поэтому контракторы в большинстве своем осторожны, внимательны и используют силу лишь в крайнем случае. Но страшнее другое. То, что после заключения контракта, до самой смерти человек и демон неразделимы. Он всегда рядом, всегда смотрит… всегда шепчет. Чтобы не поддаться соблазнам устроить кровавую бойню человек должен быть морально сильным. Монах поёжился и провел рукой по левому плечу, словно почувствовал прикосновение.

 

— Я могу отказаться? — спросил монах, не поднимая взгляда.

 

— У нас есть разрешение Папы, для вас это равносильно прямому приказу, — голос Александра был непреклонен. Сразу чувствовался лидер, не терпящий возражений или неподчинений.

 

Насупившись, монах, пробормотал под нос что-то в роде: "Он же обещал…". Затем распрямился и произнес вслух:

— Дайте мне пару минут на сборы.

 

Покидая подземелье Ватикана, монах чувствовал грусть и страх. Впервые более чем за двадцать лет он оказался вне стен своей кельи. Пряча бледную кожу под капюшоном мантии и не снимая с глаз рабочих гоггл, он юркнул прямо в моторный отсек Паролета Жандармерии. Эта машина была создана для небольшой мобильной группы, которая могла выполнять операции практически в любой точке земного шара. Быстрая. Надежная. Передовые паротехнологии на страже общества.

Все время полета монах не отходил от парового двигателя, внимательно изучая узлы труб и вращение шестеренок , словно усердно стараясь не думать ни о чем другом кроме механизмов. Вся его внимательность и наблюдательность рассеялась вмиг, стоило ему покинуть родные стены. Он не рассматривал землю в иллюминатор, не изучал пилота… только шум пара, только такты насосов.

 

Александр заглядывал в отсек пару раз, дабы окинуть пространство холодным хозяйским взором и убедиться, что все под контролем. Внутреннее устройство летательного аппарата позволяло распрямиться в полный рост даже такому исполину как он. Николас же все время составлял пилоту молчаливую компанию.

 

В очередной раз, зайдя в машинный отсек волевой поступью, Александр решил задать вопрос:

— Вам тяжело контролировать демона вне стен своей кельи? Вы справляетесь?

 

— Да, — отозвался монах, не отрывая загипнотизированного взгляда от работающего поршня. — Шум механизмов помогает заглушить шепот. Столкновение мира религии и мира механики, не так ли?

 

— Человек церкви предпочитает не молиться, а слушать звуки механизмов, — Александр снял с головы шляпу и присел на одно из кресел, облокачиваясь плечом на связку изолированных труб. Короткие седые волосы были мокрыми. И не мудрено, в моторном отсеке довольно жарко, а клирик не снимал своего длинного плаща.

 

— Кто вам сказал, что я не молюсь? — улыбнулся монах, протирая гоглы заранее заготовленным платком. — Просто вы не слышите, в вашей голове мир механики громче…

 

— Да. Не молитвы останавливают врагов, а пули и алхимия, — скрипнув зубами, процедил Александр.

 

— Понимаю, вы жандарм. Хоть и носите церковный сан, все это лишь для галочки.

 

— Мы солдаты, а не проповедники.

 

— А не находите ироничным тот факт, что используя силу церкви, чтобы сражаться с контракторами, на проверку вы оказываетесь менее религиозным, чем человек заключивший сделку с демоном? — монах повернулся к клирику-жандарму. Но уже через миг пожалел о своем действии. Взгляд Александра был подобен ножу, что воткнули в тело и провернули несколько раз. Монах поёжился и поспешил отвернуться.

 

— Я нахожу ироничным то, что стоит мне хоть на секунду усомниться в вашей полезности, и я имею полное право поступить с вами так, как поступаю со всеми контракторами…, — лицо Александра не было красным от злости, нет, он был холоден… и предельно серьезен, а это пугало намного более, чем если бы он кричал и ругался в истерике.

 

Нависла томительная тишина, прерываемая тактами работающего двигателя. За это время Александр слегка смягчил свой взгляд и продолжил задавать вопросы. Наверное, задавать вопросы у него хобби. Хотя скорей всего большинство его собеседников были привязаны к стулу и ожидали скорой экзекуции.

 

— А что он шепчет вам? — спросил клирик-жандарм.

 

— Ну, вы же специалист по контракторам, так что должны знать, — слегка обиженным тоном буркнул в ответ безымянный монах.

 

— Мы обучены убивать их, а не вести беседы, — спокойно подчеркнул Александр, поправляя полы своего длинного плаща. — В крайнем случае, допросы. Мы сражаемся с последствием, а не с причиной.

 

— Мой демон очень слаб, — вздохнул монах, а клирик слегка погладил себя по груди, словно прикоснувшись к чему-то на шее. — Чем сильнее демон, тем больше ему нужно жертв. Чем сильнее демон, тем страшнее возможности, которые он может дать контрактору… Чем сильнее демон … тем громче его шепот… Но смысл шепота у всех схож, они оперируют нашими страхами, нашими слабостями и пороками. В момент заключения контракта человек и демон получают вечную связь. Это сложно объяснить словами. Нет, они не становятся единым существом, но связь, которую они получают, уже невозможно разорвать. Отныне он знает про человека все. Мысли, желания, страхи. И он использует это знание…

 

Молчание. Теперь оно уже не будет прервано голосом. Безымянный монах, смотрящий на двигатель, и жандарм-клирик, что не сводил взора с монаха как выдрессированный сторожевой пес. Пару раз заглядывал Николас, смотрел на молчащего Александра своими окулярами и уходил. Хотя ему-то как раз молчание было к лицу.

 

И эта давящая атмосфера длилась до тех пор, пока из переговорного устройства не раздалась долгожданная фраза пилота:

— Аляска, сэр!

 

 

***

 

— Сэр, Александр Рейхард, сэр, Николас Гудчайлд, — молодой жандарм кутался в пальто, но старался унять дрожь, чтобы красиво отдать честь прибывшим. — Мы рады, что вы прибыли так скоро.

 

На две головы выше любого присутствующего, клирики девятого спецотдела ступили на покрытую свежим искристым снежком Аляски. Придерживая шляпу из-за сильного ветра, Александр оглядел "место преступления".

 

Когда-то это была маленькая деревенька. Местные жители давно заключили союз с "белым человеком". И позволили построить пару зданий и посадочную площадку. В следующем году сюда должна была подойти ветка новой железной дроги. Теперь видимо уже не судьба…

 

Стены домов пробиты, словно стреляли крупными ядрами. Разорванные буквально напополам люди. Оторванные конечности, свернутые головы.

 

Снег. Такой чистый. Незагрязнённый копотью заводов. Теперь он обрел новый цвет. Красный…

 

— Что за побоище… никогда не видел ничего подобного… — подал голос монах, усердно кутаясь в теплый плед и прячась за Александром от ветра.

 

— Как инцидент в Сан-Гривоне, вышедший из под контроля огромный голем в 24 часа сравнял городок с землей. Тогда по тревоге были подняты все алхимики седьмого департамента. И я в том числе.

 

Монах сощурился, пытаясь не смотреть на солнце. На территории этого кошмара находилось много жандармов, они ничего не трогали. Лишь конспектировали. И делали фотографии с помощью черных коробок и вспышек магния. А получившиеся медные посеребренные пластины с изображениями складывались в кожаные папки.

 

Вовсю кипел процесс документации.

 

Николас подошел к одному из трупов на окраине деревни, почти полностью скрытым под снегом и указал на него пальцем, словно охотничий пес на дичь.

 

— Шаман, — резюмировал Александр, глядя на татуировки на окровавленной руке. — Первым почувствовал приближение. Пытался остановить. Погиб практически мгновенно.

 

Выглянувший монах был ослеплён неожиданной белой вспышкой. Он увидел живого шамана, смотрящего на него глазами полными ужаса. Увидел огромную лапу, что перебила ему хребет одним ударом. Когти, что рассекали тело, мясо, мышцы, с легкостью кондитера разрезающего кремовый пирог.

 

Монах потряс головой, сгоняя наваждение. Рядом вслух продолжал рассуждать Александр. Ловя на себе восхищенные взгляды других жандармов.

 

— У некоторых контракторов первое время силы выплескиваются бесконтрольно. Человек просто не в состоянии удержать нахлынувшую на него мощь. Это сравнимо с вервольфами во время их первого полнолуния. Дикий зверь. Необузданный. Яростный. И очень сильный. Вот только оборотню хватит и одной серебряной пули. А убить контрактора порой, ой, как не просто… не говоря уже и о способностям к демонической магии… Вспоминаю, как один из них швырнул в меня раскаленным железом… А возможности к гипнозу это пожалуй самая серьёзная проблема… Но представителей девятого спец отдела так просто не взять.

 

Николас мерно отшагал от трупа шамана на двадцать шагов и присел у небольшой ямки.

— Хм, и это в один прыжок, — резюмировал Александр, почесывая седую щетину.

 

Молчаливый напарник указал на единственное деревянное здание с добротной дыркой на первом этаже. Часть разбитых досок жалобно покачивались на ветру, все никак не падая в снег.

 

— И вторым рывком в стену… — продолжал седовласый клирик, придерживая шляпу. — Еще плохо контролирует движения…

 

Процессия плавно переместилась в дом через дыру.

 

— Следы от когтей на полу. Приземлился неуклюже, боком. Пытался затормозить. Сбил стол. Да… Вся семья сидела за ужином в этот момент. Все не местные, служащие. Они отлетели от центра с огромным импульсом. Вот вам и демоническая магия. Куски стен. Часть пола. Мебель и прочая утварь. Все отброшено от эпицентра.

 

Монах прикрыл рукой рот, сдерживаясь от подступающей рвоты, глядя на перемолотые шмотки плоти, бывшие не так давно смеющейся бригады рабочих, собравшихся за ужином.

 

— Это будет во всех газетах мира? — спросил монах, когда все вышли на улицу.

 

— И да, и нет, — ответил Александр, внимательно следя за указательным пальцем Николаса, который указал сперва на разбитое окно на втором этаже, а затем на большое пятно красного снега в отдалении. — Тема Контракторов не популярна в обществе. Большинство людей не верит в демонов, считая религию пережитком прошлого. А инциденты на подобии этого принято освещать как побочные продукты работы с алхимией. Экспериментами с ДНК и прочее.… Во всем винят людей.

 

— Но это не так далеко от истины, — монах усердно прятался от усиливающегося ветра за высоким клириком. — Ведь причина появления контракторов кроется именно в самом человеке. А точнее в его слабости и постоянной жажде силы. Но чтобы контролировать демона и успешно скрываться, человеку нужна сильная воля. Не находите здесь противоречия? Возможно, дела обстоят несколько сложнее чем, кажется на первый взгляд?

 

— И это говорит мне человек, что приполз на коленях в Ватикан со словами, что он контрактор…, — усмехнулся клирик-жандарм.

 

— Ну, прощение есть суть религии. Просто я первый, кто попросил его…

 

— А также не совершили преступления. Даже мои амулеты почти не чувствуют вашего демона. Уверен, что и во время заключения контракта не могли ничего совершить. А прочее меня не волнует. По крайней мере, пока вы послушны…

 

Монах замолчал и опустил голову. И этой паузой мигом воспользовался крутившийся все время рядом молодой жандарм:

— К слову, мы успели прочесать местность на пять километров в округе. Но так и не нашли откуда пришел контрактор.

 

— Зону удвоить, если не найдёте, то утроить. Ищите ямы, или старые форты времен войны, когда штаты пытались отвоевать Аляску у Российской Империи, — тут же ответил Александр.

 

— Есть, сэр.

 

— Посмотрите на это чистое небо, — продолжил клирик, обращаясь уже к монаху. — Мало где в Европе вы можете встретить что-то подобное. Здесь Индустрия еще не отвоевала права у природы. Здесь люди еще верят в Магию, Шаманизм, Мистику, Богов, Демонов… И поэтому девятый отдел считает, что корни практически всех контракторов уходят сюда.

Монах поднял голову, щуря глаза от непривычного света. Холод вместо тепла работающего парового двигателя. Воздух слишком чистый, прозрачно-хрустныльй, без примесей химии или пыли. Здесь слишком тихо и потихоньку он начинает слышать ехидный шепот со своего плеча… Ему тут не нравилось.

 

— Знаете, вы оказывается, очень разговорчивы, — поежился от ветра монах, стараясь заглушить шепот хотя бы собственным голосом.

 

Александр скосил взгляд на Николаса: — Кручусь за двоих, так сказать.

 

Двигаясь между порванных яранг местных жителей, в которых покоились останки их хозяев, процессия медленно приближалась к одной из пустующих посадочных площадок.

 

— Вот и конец, теперь прыжки стали меньше, — Александр и Николас смотрели на борозду, оставленную ползущим телом. — Здесь он уже буквально волочился по снегу. Сознание начало возвращаться. Разум понемногу прояснялся. Этого хватило, чтобы заставить пилота улететь вместе с ним.

 

Монаха снова ослепила вспышка света. Он увидел окровавленного человека в разорванной одежде, висевшей на нем бесформенными лохмотьями. Слипшиеся от пота, крови и грязи длинные черные волосы закрывали лицо. Рукой с кинжалоподобными когтями он сжимал горло молодого мужчины в форме пилота и что-то шептал ему, не разжимая зубов.

 

— Какой вид транспорта приписан тут по контракту? — вопрос клирика прервал очередное виденье.

 

— Довольно дорогой, сэр, — жандарм услужливо протянул папку с документами. — Даже до Европы без дозаправки дотянет.

 

— Проблемно будет, если он улетит в Америку. — Александр недовольно поморщился. — Ориентировку на транспорт уже выслали в штаб, я надеюсь?

 

— Так точно, сэр.

 

Монах присел на корточки и закрыл глаза. Сейчас он говорил со своим демоном, впервые с тех пор как стал послушником. Он догадывался, что за издевки услышит от него, и уж тем более догадывался, что за платы он потребует… но здесь на месте этого побоища осталось много боли, много страха, много пищи… жалкому бесу с его плеча хватит и капли…

 

— Дайте, пожалуйста, нож, — попросил он, посмотрев спокойным взглядом на Александра.

 

— Зачем он вам? — клирик сощурился, но все равно потянулся к сумке.

 

— Сделать то, ради чего вы взяли меня с собой…

 

Стилет. Гравированный. Слегка искривленный. Идеально наточенный и не полированный. Очевидно, что им часто пользуются. И сомнительно если только для алхимии…

 

Красные капли с порезанной ладони монаха начали падать на снег. Часть из них исчезла в полете, словно будучи поглощённой кем-то. А часть сложилась в маленький замысловатый узор.

— Имя Контрактора, — прошептал монах, спешно обматывая рану куском ткани. — Вильям Грейстоун.

 

***

 

Вильям стоял перед зеркалом в своем родовом поместье. Разодранную одежду он уже давно сменил. И сейчас, когда дрожь уже улеглась, он мог вздохнуть с облегчением. Все произошедшее было словно в тумане. Как сон, в котором ты плохо осознаешь свои действия. Добраться с Аляски до Лондона за одни сутки непрекращающегося полета. И пилот, который весь путь со слезами умолял не убивать его… Хоть и сам понимал свою судьбу… Кровь… Помниться кровь… Её запахом провоняли руки… От её вкуса горит горло… Глубокий вдох. Успокоиться. Выдох.

 

Молодой лорд Грейстоун поправил свои идеально расчёсанные волосы и спросил вслух:

— Ты здесь?

 

— Всегда я рядом буду отныне, — прозвучало из-за плеча. Хрипловатый полушепот. Наверное, так разговаривали больные прокуренные моряки в портовом районе Лондона. Сам молодой лорд там ни разу не был, но слышать истории доводилось. А еще Вильяму даже на секунду показалось, что он почувствовал запах жженой плоти и серы, словно со старого крематория. А вот там он уже бывал, и предпочитал не вспоминать об этом "приключении".

 

— Почему они так на меня смотрели, словно с ужасом, — спросил Вильям вслух. Да, конечно он не ожидал, что домочадцы радостно кинуться на шею грязному окровавленному человеку. А если учесть, сколько миль он прошел по канализации, чтобы не быть замеченным, то запах от молодого лорда стоял чудовищный. Но, тем не менее, вся семья сидела в огромной холе, словно ожидая прихода Вильяма. И первое, что увидел и почувствовал молодой лорд, был страх. Но они смотрели не на него… Они смотрели куда-то ему за спину.

 

— Страх свойственен роду человеческому, — прошептал голос.

 

— Когда я был юн, я боялся чудищ, что сидят на плечах моей семьи,… но сейчас… я такой же?

 

— Радостен ты должен быть, ибо чресла свои бренные удалось спасти и вновь в уюте и тепле родных стен можешь нежиться отныне. Да и с родней своей ты ближе стал как никогда доселе…

Вильям стиснул зубы. Он продолжил всматриваться в зеркало, но не видел в нем никого. Кроме высокого статного ухоженного молодого лорда Грейстоуна.

 

— Как твоё имя?— спросил Вильям.

 

— Что в имя даст тебе мое. Но если ведать ты так хочешь, то звать отныне можешь меня "Друг", кхэ-кхэ-кхэ, — гадкий кашель был слабо похож на смех, но, по сути, им и являлся.

Вильям попытался обернуться, до боли выворачивая шею. Но ничего, лишь иссиня-чёрный дымок, который он слегка улавливал краем глаза. Тот, кого нельзя увидеть самому. Нельзя прикоснуться. Но тот, кого ты слышишь. И даже ощущаешь его дыхание левым ухом…

 

Словно услышав мысли молодого лорда, шепот произнес:

— Отныне рядом, в грехе ли сладострастном или в молитве праведной. В лесу под древом, иль в городе за каменной стеной. На званом ужине с родными или в шелках с блудницей. Знай. Я рядом.

 

Вильям опустил голову. Он не понимал до конца этих слов. Он просто не мог их пока понять. Это не то, что осознается за один день, для полного осознания должны пройти года. Чтобы понять, что больше никогда в своей жизни даже при всем желании он не сможет остаться наедине с собой.

 

— Мой господин, — в комнату вошла нянечка. Она была Вильяму отчасти ближе, чем мать. Но она никогда не верила в истории о красноглазых чудовищах. — Все ждут вас на ужин.

Не дождавшись ответа, она прикрыла дверь и ушла. Как всегда… Это было приятно, словно ничего не изменилось, все по старому. И на секунду Вильям и сам это поверил. На секунду… Пока не послышался шепот:

— Узрим же, что вечер чудный нам преподнесёт.

 

***

 

За вечерним ужином собралась вся семейная чета Грейстоунов. Виктор Грейстоун — глава семейства и отец Вильяма. Строгий черный фрак, как обычно, сидел идеально. И горящие красные глаза кота на его плече все так же смотрели с холодным выжиданием. Валери Грейстоун — его жена и мать Вильяма. Вечернее платье в кружевах… Ах вечно цветущая и юная, как мог раньше лорд знать, что это демоническая магия дает молодость матери ... и что она отдает в замен. Дымчато черный воробей на её плече был как никогда возбужден, он скакал и постоянно поворачивался к Вильяму, а после каждого взгляда прятал голову под крыло, словно стараясь спрятаться. Сама же Валери веля себя, как ни в чем не бывало, надев на лицо свою таинственную улыбку. Но предательская дрожь в руках выдавала её. Валентайн Грейстоун — седой старик, который сегодня необычайно полон жизни. Он, ухмыляясь, резал мясо с кровью в своей тарелке, поминутно поворачивая голову к Вильяму. Его демон-ворон поочередно смотрел на всех членов семейства и беззвучно открывал клюв, словно хотел каркнуть, но не мог.

 

— Сила управляет этим миром, сын, — начал Виктор, наполняя бокал вина.

 

— И теперь эта сила у тебя есть, — поддержал старый Валентайн.

 

— Родительский дар, — поспешила вставить слово Валерия.

 

Множество вопросов, роившихся в голове Вильяма, мигом нашли один единственный ответ. Все события дело рук его собственной семьи. Они сделали это с ним… Хотя, можно было уже догадаться. Никакое это не похищение. Молодой лорд не вернулся в объятия горевавшей семье. Нет. Это был лишь тест… Или злая шутка… Тысяча названий, каждое из которых лишь отчасти отразит то, что пришлось пережить Вильяму и что ему еще только предстоит.

 

— Орден, в котором состоит наша семья, могущественнейшая сила во всем мире, — Виктор расправил руки и откинулся в кресле, демонстрируя семейный герб позади него. Лев, держащий в лапах Красный Щит.

 

— Власть, знания, сила, влияние в обществе. Все это — дар наших покровителей, — добавила Валерия, нежно улыбаясь.

 

— Каждый из нас получил своего демона в дар от покровителей, и теперь мы служим им верой и правдой, — старый Валентайн наконец-то дорезал мясо и самозабвенно начал его уплетать.

— Столь сладострастны речи их, но лишь стремятся оправдать свои покладистые головы, — прошептал голос.

 

Но Вильям не слушал никого. Он был поглощён своими думами…

 

"Могу ли я теперь смотреть им прямо в глаза? В глаза отцу, и в красные угольки его чудища на плече. Ведь теперь я один из них…. Неужели только сейчас я стал полноценным членом семьи? Они никогда так не радовались на моей памяти... Никогда… Может быть, теперь мы сможем жить как обычная семья?"

 

— Ты отправляешься в Российскую Империю, — голос Виктора прервал думы молодого лорда.

 

— Император Александр Второй — твоя цель, — размахивая ножом с куском мяса, добавил Валентайн.

 

— Ты убьешь его, — улыбнулась Валери.

 

Вильям уронил вилку на пол, она с жалобным звоном ударилась о каменный пол и затихла. Ему показалось, что он ослышался. Ему очень хотелось ослышаться…

 

"Почему? Почему они так спокойно говорят об убийстве?" — крутилось в голове у молодого лорда.

 

— Да и сам ты не особо горюешь о невинно загубленных во имя моей услады, — донесся ехидный шепот из-за плеча.

 

Вспыхнуло воспоминание о случившемся в деревеньке на Аляске. Ужас в расширенных зрачках, что быстро утонул в потоках артериальной крови… К горлу Вильяма подступила тошнота, он положил нож и опустил голову. Принимая свою привычную позу, как всегда на редких семейных ужинах.

 

А семья в это время ликовала. Они смеялись и радовались. Самозабвенно обсуждая, какое положение они вновь займут в иерархии ордена. Печаль одного и счастье других смешались в обеденной зале. И смеющаяся семья как всегда не замечали своего потомка. И хотя он сидел рядом, а его имя было на устах у семьи, Вильям чувствовался себя самым одиноким человеком в мире.

 

— Даже став, таким как они…. я не стал к ним ближе… — прошептал он, покачивая головой. — Мечтательный дурак…

 

Все еще безвольный, послушный ребенок, который не может даже поднять взгляда. Не сказавший и слова в ответ, даже не смеющий обвинить домочадцев в том, что бросили его на Аляске и заставили пройти через ад. Мир боли, лишений сменившийся морем крови, в котором он захлебывался…

 

— И так Дирижабль отправляется в конце недели, — Виктор отхлебнул вина.

 

— На месте тебя встретят и объяснят детали, — старый Валентайн откусил кусок мяса с ножа.

 

— Мы рассчитываем на тебя, сын, — с фальшивой нежностью улыбнулась Валери.

 

— А теперь ступай в свою комнату и отдохни, — сказала семья практически в один голос.

 

И Вильям встал, послушно и молча, не поднимая взгляда, он направился в свою комнату.

 

 

***

 

Александр Рейхард уверенно шагал по красному ковру в гостиной дома Грейстоунов. Среди десятков жандармов департамента и королевской лондонской полиции мелькали несколько человек в коричневых плащах и шляпах — форме девятого спецотдела.

 

Большой гобелен на стене привлек внимание клирика-жандарма. Золотой лев, держащий красный щит.

 

— Контакторы, рвущиеся к власти. Не думал, что доживу до такого кошмара, — сказал Александр, поправляя свои круглые очки.

 

Рядом, словно из-под земли возник человек в "форме" девятого спецотдела. Ничуть не уступая ростом и величиной шляпы Александру, он был немногим моложе и красовался непропорционально большими светлыми усами, которые были сильно не ухожены.

 

— Быстро вы добрались, — проговорил он, протягивая руку для пожатия.

 

— Стараемся быть оперативными, Ричард, — Александр дружелюбно пожал руку в ответ.

 

— Транспорт, приписанный торговой компании на Аляске, полиция нашла еще три дня назад, — начал обрисовывать ситуацию Ричард, то и дело, приглаживая непослушные усы. — Тут же подали ориентировку в штаб. Примерно в то же время подошла информация о непосредственном инциденте на Аляске. А затем всем клирикам, находившимся в Великобритании, было приказано прервать все свои миссии ниже "B" ранга и прибыть в Лондон. Для захвата поместья Лордов Грейстоунов…

 

— И?

 

— И не прогадали, — утвердительно махнул головой Ричард. — Три контрактора. Один довольно слаб, а двое других не боеспособны в принципе. Жену и Старика мы уже отправили в департамент, может быть, зададут пару вопросов до казни. Того, кто оказал сопротивление, мы пока держим здесь, и он твой клиент. К слову, взяли его довольно легко без потерь, но на верхний этаж лучше не заходить.

 

— А что там?

 

— Его больше нет, — усмехнулся Ричард. — Дым столбом, словно от индустриального района, неужели не приметил? Кстати, о приметных, а где Николас?

 

— Да тут с нами балласт, который очень не хотел идти в город. Да и я не горел желанием брать его сюда, так что оставил напарника присматривать за ним, — Александр повернулся обратно к гобелену с гербом Грейстоунов.

 

— Грейстоуны очень закрытая семья, — перехватив взгляд собеседника, Ричард достал из кармана потрепанную записную книжку. — Приемы и балы редкость… Им принадлежит немало заводов в индустриальном районе и старый крематорий. К слову допрос соседей принес ожидаемые противоречия. Кто-то говорит, что дом Грейстоунов давно заброшен. Кто-то о том, что одинокие и замкнутые лорды скорбят о потере сына, скончавшегося двадцать лет назад. А кто-то божится, что всего пару недель назад напивался на дне рожденье этого самого сына.

 

— Стандарт, — махнул рукой Александр. — Ох, уж этот гипноз. Ты сказал, что им принадлежит несколько заводов. Но поместье довольно бедновато, прислуги практически нет. Куда уходят все финансы?

 

— Согласно их счетам часть финансов уходит в Америку, — Ричард листал книжечку, быстро находя нужную ему информацию.

 

— Они что спонсируют войну Штатов? — нахмурился Александр.

 

— Я сказал часть… — пробубнил Ричард, сосредоточенно выискивая записанную информацию. — А так же в Австрию. Но это всего лишь крохи, по сравнению с основными средствами.

 

— И куда же уходили все основные деньги?

 

— В лондонский банк, прямо на личный счет его владельца, ныне почившего Натана Майера.

 

— Хм, — Александр поправил сползшие очки. Он был очень сосредоточен, усердно вспоминая деталь, которая не давала покоя и заставляя раз за разом смотреть на герб Грейстоунов. — Где-то три года назад знатное семейство в Париже оказалось контракторами, вскрытыми по чистой случайности. Какой у них был герб?

 

— Бе-е-е-лый… единорог, — Ричард нащупал ответ в книжечке.

 

— Белый единорог, на красном щите, — сказал Александр, не сводя глаз с герба: "Лев, держащий красный щит".

 

Символ, что объединял две семьи, сейчас просто жег глаза Александра. Древний дом банкиров, чьи семейные ветви впивались в крупнейшие города Европы — Париж, Лондон, Вена, Неаполь, Франкфурт-на-Майне. Больше половины финансов всей индустриальной Европы находятся в их предприимчивых щупальцах.

 

— Я понимаю, о чем вы сейчас думаете. Но есть те, до кого не добраться даже нам, — Ричард покачал головой.

 

— Ротшильды…

 

— При всем моем уважении, сэр, — нахмурился Ричард.

 

— Да-да, понимаю, сосредоточиться на последствиях… конкретика-конкретика, — Александр снял очки и потер заболевшие глаза.

 

"Мы сражаемся с последствием, а не с причиной" — прозвучали в голове его собственные слова. Слова что были вдолблены каждому в департаменте, и в которых он не сомневался. Чем больше ты думаешь о глобальном, тем чаще упускаешь мелкое. Но правильно ли это?

 

Ричард поспешил направить мысли Александра в другое русло, протягивая сложенный листок, который лежал в книжечке.

 

— Вот на что лучше посмотри. В подвале дома нашли много запрещенного оборудования. В основном алхимические...

 

Снова надев очки Александр, пробежался глазами по списку и нахмурился.

 

— Да, оборудование для преступления первой степени, — утвердительно кивнул Ричард, и решительно направился к лестнице на второй этаж.

 

— Количество моих вопросов резко возросло. — проговорил себе под нос Александр, поворачиваясь на каблуках вслед за собеседником.

 

— Глава семейства здесь, — Ричард остановился возле одной из комнат, рядом с которой стояло двое высоких людей плащах девятого спецотдела. — Аккуратнее со сдерживающими печатями... Хотя, кого я учу? Работай, — закончил он, показушно захлопывая книжечку.

 

Александр лишь кивнул и вошел в комнату, порадовавшись, что разрешил монаху не приходить сюда.

 

"Человеку божьему не нужно видеть моих методов" — подумал он, закрывая за собой дверь.

В центре комнаты на стуле сидел мужчина в дорогом фраке. Он был абсолютно спокоен. На лице не играл ни один мускул. Он словно не воспринимал все происходящее всерьез, хотя не мог даже пошевельнуться.

 

Сверкающие цепи, что обматывали его тело, были прибиты к полу, стенам и даже к потолку. На каждом полированном звене выгравирован стих из псалмов. Эти словеса вспыхивали ядовито зеленым цветом при каждом вдохе закованного, практически в такт с тиканьем часов на стене.

Звезда Давида начерчена белым мелом на полу прямо вокруг стула.

Углы комнаты черные и обуглившиеся, словно от сильного но быстро потухшего пожара. Редкая мебель и интерьер были разломаны и каким-то непостижимым образом вмурованы в стены.

Подойдя к столу, который был, почему-то скрючен в замысловатую спираль, Александр поставил на него свою сумку. Повинуясь ловким пальцам клирика-жандарма, она открылась, демонстрируя разнообразные колбы, сосуды, а также медицинские скальпели, щипцы, держатели и прочую хирургическую атрибутику.

 

— Вы, наверное, знаете, что контрактора очень тяжело убить, — спокойно рассуждая, словно для себя самого, начал Александр, выкладывая на стол содержимое своей сумки. — Поэтому я могу без опаски использовать любые методы. Да, я вижу в ваших глазах спокойствие. Это вызвано тем, что демон помогает избавиться от боли. Но на самом деле он лишь блокирует сигналы, поступающие в мозг.… Вы читали труды Ватиканского Апотикария Леонида Сайруса? Думаю, что нет.

 

Собеседник все так же спокойно молчал. Не двигаясь и теперь практически не дыша.

 

— Я веду к тому, что благодаря паре алхимических зелий я не только смогу восстановить вашу чувствительность к боли, но и усилить её.

 

Маленькая искорка проскочила во взгляде закованного. Одна маленькая искорка осознания, которой уже совсем скоро суждено превратиться в бушующий огненный шторм боли.

 

— Девятый спецотдел не вчера сформирован. Мы знаем все ваши слабости. — сурово рыкнул Александр. — И так приступим к ответам на мои вопросы…

 

 

***

 

— Здесь, он здесь, — шептал безымянный монах в старых гогглах, отчаянно пробиваясь через толпу зевак.

 

Еще одна вспышка ослепительного белого света. И вновь монах видел мир не своими глазами: оскаленное лицо полицейского пса, заливающегося лаем. Его хозяин полноватый жандарм лишь тихо прикрикивал на животное, проводя взглядом по большой толпе. Дымящийся трехэтажный особняк с содранной крышей. "— Расходитесь, расходитесь"— донеслось со стороны ворот. Жандармы по периметру продолжали усердно просить толпу зевак разойтись.

Вспышка отпустила, и монах, скрипя зубами и толкаясь локтями, продолжил двигаться вперед. Молния и раскат грома разразили вечно серое небо Лондона. И словно в замедленном мире монах увидел его…

 

Человек с длинными растрёпанными черными волосами, закрывающими лицо. В дорогом, но помятом пальто, из-под которого выглядывал фрак. Он начал медленно поворачиваться… еще миг и можно будет увидеть его глаза…

 

Монах протянул руку…

 

Толстый мужчина в новеньком котелке загородил ему дорогу, пытаясь рассмотреть время на круглом хронометре, который он достал их кармана.

 

Шаг в сторону… Обойти… Поздно… Неожиданно хлынул дождь. И только что никуда не торопящаяся толпа, стала спешно разбредаться. Поправляя воротники, плотнее кутаясь в плащи, люди расходились в стороны, освобождая мостовую. Самые предусмотрительные из горожан открывали зонтики. Старики ворчали, поглядывая на тучи, молодые радовались освежающим каплям.

 

— А ну уйди с путей, дурак! — донеслось откуда-то сзади и монах, вздрогнув, рефлекторно отошел в сторону.

 

Паровой дилижанс проследовал, мимо, обдав монаха струей дыма. Разнообразные витиеватые трубы попеременно открывали и закрывали заслонки. Со стороны это было похоже на игру на органе, только создавалась не музыка, а движение.

 

А цель? Цель была безвозвратно потеряна…

 

Льняная роба быстро промокла и прилипла к телу. Монах перевёл взгляд на серокаменное поместье Грейстоунов, и с грустным вздохом опустил голову, ведь это было последнее место, где он хотел сейчас находиться. На его худое плечо опустилась рука Николаса, который послушно семенил за ним все это время.

 

— Я должен рассказать Александру важную деталь, — подавленным тоном сказал монах, с трудом различая звук собственного голоса из-за усиливающегося ливня.

 

***

 

— Хорошо, что ушли в тот же день, теперь повсюду жандармы, — Вильям слегка отстранился от окна, увидев как внизу, по каменной мостовой промаршировал отряд королевской полиции.

Закрыть дверь. Запереть ставни. Ничего необычного. Просто обычный бедный постоялец, который ценит свое пространство и не хочет, чтобы его беспокоили.

 

Сев на расстеленную кровать молодой лорд Грейстоун начал нервно постукивать указательным пальцем по коленке. Вопросов никто задавать не должен. Богатые часто "забредают" в такие дешевые отели. Кто-то чтобы провести время с любовницей за спиной жены, а кто-то и за более изощренными развлечениями. Разумеется, "символическая" сумма покрывает все беспокойства хозяина, и начисто выветривает образ постояльца, даже если о нем будет спрашивать полиция. Но даже если хозяин и посмеет сдать Вильяма, то этому жирному куску сала не поздоровиться. Сжав руку в кулак, молодой лорд представил, как впивается когтями в горло чванливого толстяка в переднике. Как его перекошенное веснушчатое лицо трескается, под напором красного. Как струиться по рукам аппетитная кровь… как…

 

Вильям потряс головой, сгоняя наваждение. Да, сегодня он сильно устал. До такой степени, что начался мерещиться всякий бред. Он лег на кровать и постарался расслабиться.

 

Скоро он отправится в Российскую Империю и убьет императора на радость родителям. Интересно сделает ли это их счастливыми? Они были так рады, что обладают силой Вильяма. И были напуганы этой силой. Но радость тоже была неподдельной. Улыбающиеся и смеющиеся лица стояли перед взором молодого лорда Грейстоуна.

 

Вспомнилась дымящаяся крыша их особняка и куча жандармов и полицейских, которые сейчас наверняка ищут именно его. Виной всему то, что он устроил на Аляске? Он сам всему виной? Но имеет ли это значение, если его родители были рады. Они были горды, и все, что нужно сделать сейчас, это выполнить их наказ и заставить их гордиться еще больше.

 

А дымящаяся крыша семейного особняка так похожа на трубы старого крематория. И вспомнился тот проклятый инцидент. Когда он был еще ребенком, который все время стремился сбежать подальше от дома в поисках приключений. Ребенком, уже познавшим страх от холодного взгляда красных глаз из-за спин родителей, но еще обуреваемый любопытством, как и любой мальчишка.

Как же сильно он тогда обжег ладонь, с дуру схватившись за раскаленную решетку. До самого мяса. Как тогда в нос ударила вонь обожженной плоти. Эта боль выжглась в памяти, стерев все остальное связанное с тем пресловутым днем. Долго крича и плача, он тысячу раз пожалел, что сбежал из-под взора нянечки.

 

Вильям поднес правую ладонь к лицу. На девственно чистой коже не было ни следа шрама от ожога. Когда же он успел пройти? Вильям не помнил.

 

Сжимая руку в кулак, молодой лорд Грейстоун снова закрыл глаза, под хриплый шепот у левого уха:

— Боли больше нет места… Сомнения — отныне минувшее. Ты волен делать то, что хочешь... Покуда сыт я, — "Друг" зевнул и вместе с ним сильную усталость почувствовал и Вильям.

 

— Они теперь знают, как я выгляжу, меня ищут, улететь на цеппелине, как сказали родители, будет не просто, — пробурчал под нос Вильям.

 

— Есть трюк один, тебе понравиться он должен… — услышал молодой лорд Грейстоун, проваливаясь в объятья сна.

 

 

***

 

Лондонское небо было хмурым и негостеприимным. Редкие лучи с трудом пробивались сквозь тяжелые серые смоговые тучи.

 

Александр Рейхард посмотрел на свои круглые карманные часы. До отбытия цеппелина оставались считанные минуты.

 

Тем временем пестрая масса будущих пассажиров топталась на площадке вылета, ожидая, когда же, наконец, начнется посадка.

 

Дамы в пышных цветастых платьях с зонтиками в руках. Их полноватые усатые кавалеры с кожаными кейсами. Визгливая собачонка в руках одной из барышень усердно старались укусить лисий мех, свисающий с воротника хозяйки. Маленькое зубастое чудовище быстро переключилось на руку жандарма проверяющего документы.

 

— "Ах, отродье", — читалось на лице с трудом улыбающегося жандарма. Скосив между делом глаза на Александра, очевидно полагая, что это тоже придется указывать в сотне другой отчетов, которые затребует департамент от каждого жандарма и полицейского, по завершении операции.

Александр, Николас и безымянный монах стояли в нескольких шагах от трапа, изредка посматривая по сторонам в основном, чтобы встретиться взглядом с другими клириками в толпе.

Монах перегнулся за перила и посмотрел вниз. Сотни пролетов. Десятки мостов соединяли ближайшие элитные высотки центра, между которых пролетали маленькие беспилотные винтолеты. И там внизу, у давно высохшей реки — крохотный Биг Бен. Монах побледнел и отвернулся. Для человека, прожившего столько лет в кельи под землей, это было жуткое зрелище. Да и дышать на такой высоте было тяжеловато.

 

Александр захлопнул крышку часов и положил руку на плечо Николасу.

 

— Я хочу, чтобы ты был готов.

 

Попеременно сменив фокусировку в окулярах противогаза, Николас положил на пол свой длинный кейс с гербом жандармерии. Ловким движением пальцев здоровой руки он отстегнул захваты с печатями Ватикана. Внутри на красном бархате были закреплены разнообразные продолговатые детали, которые клирик начал собирать воедино быстрым отточенными движениями в этот раз, даже помогая себе протезом. И через минуту в его руках был уже готовый к бою винчестер. На полированном стволе блеснула гравировка "Gabriella".

 

— Эм… мило, — сказал монах, все это время стоявший позади Николаса.

 

Клирик-жандарм нежно взял Габриеллу на руки, словно ребенок любимую игрушку, и начал возиться с амуницией, лежащей в специальном отсеке.

 

— Он придет, если все что я узнал от тебя и лорда Грейстоуна — правда. Не сможет не прийти, — пробурчал про себя Александр, скосив взгляд на безымянного монаха. Но, даже учитывая это, необходимые меры предосторожности были приняты. Большинство дорог из Лондона были перекрыты. Движение поездов через Ла-Манш временно приостановили, а вокзал строго охранялась клириками.

 

— Десять секунд до отправления, — мелодичный женский голос из динамиков, вторил свисту пара выходящего из держательных стержней.

 

— Почему же ты молчишь? — задумчиво спросил Александр, постукивая по шаманскому амулету из медвежьей кости на груди. И тут же почувствовал, как он на миг потеплел.

 

— Он уже внутри, — с трудом сказал монах, схватившись за голову и протирая глаза после очередной вспышки.

 

— Что?! — рыкнул Александр, одним прыжком оказываясь на трапе.

 

Таким же рывком следом последовал Николас, подхватывая монаха подмышку.

Цеппелин тряхнуло. Это означало, что он отцепился от платформы и следующая его остановка -Белобастионный Петроград.

 

А Александр, словно пес, наконец-то учуявший след, уже бежал по этажам жилого отсека. Совсем не соответствуя своим габаритам, он быстро и ловко лавировал между возмущающихся пассажиров. Позади не отставал Николас, а сгруппировавшийся монах лишь тихо молился и слушал, как в след им звучит заливной лай все той же визгливой собачонки.

Очередная лестница. Прыжок. Кованый сапог Александра вышибает тонкую решетчатую дверь.

Это машинное отделение, практически полностью автоматизированное, только специальному смотрителю разрешено заглядывать сюда во время полета. Куча труб с разнообразными датчиками давления. Огромные тактовые насосы, с силой выбивали ритм, словно барабанщики на древних рабских галерах.

 

И там посреди редких струек пара, виднелся силуэт человека, одетого совсем не так как полагается рабочему смотрителю.

 

— Стой! — рыкнул Александр, ничуть не запыхавшийся после такой пробежки.

Пухлый мужчина обернулся. Веснушчатое лицо. Не дорогой котелок, обычный серый пиджак.

Поднеся руку к лицу, он сорвал с лица кожу, которая усердно липла и неестественно растягивалась. Страшная маска из человеческой плоти упала на пол. И словно наваждение сошло со взора монаха и клириков.

 

Длинные черные волосы. Молодое стройное тело в мешковатом пиджаке. Гордый взгляд и вызывающая поза дворянина.

 

Вильям усмехнулся. Таиться больше нет смысла. Он избавится от преследователей и продолжит миссию… продолжит выполнять волю семьи. Все, что нужно — это лишь вырвать этим людям глаза и языки. Или не останавливаться?

 

Александр сорвал с груди шаманский медальон из медвежьей кости — боль, которую он причинял, стала просто невыносимой. Демон, что был перед ними действительно силен.

 

Монах шагнул вперед, миролюбиво разводя руки в стороны. Он поднял свои старые запотелые гогглы и откинул капюшон рясы, показывая свое бледное лицо.

 

Они встретились впервые. Молодой только что достигший совершеннолетия лорд Вильям Грейстоун и безымянный сорокадвухлетний монах. Светлые глаза… хоть один был слегка подслеповат, а у другого вертикальные зрачки… Темные волосы… хотя один сверкал серебром на висках, а другой красовался длинной копной… Скулы и линии лица… хотя одного уже тронули морщины, а другой в рассвете своей юности. Но, тем не менее, сомнений не оставалось монах и Вильям — имели одно и то же лицо, пусть даже с разницей в двадцать лет. Монах подходил все ближе, и они смотрели друг на друга, словно в зеркало. Зеркало, что искажало время.

 

— Ты — продукт преступления первой степени. Алхимическое создание человека, — раздался голос Александра. — Ты — Гомункул.

 

Вильям сделал шаг назад.

 

— Все твоя память — обман. Человек перед тобой и есть истинный лорд Вильям Грейстоун, который отказался от семьи и своего имени и стал монахом.

 

Безымянный монах размотал кусок тряпки, обнажая кожу на ладони. Там был шрам от ожога.

 

— Старый крематорий…

 

Вильям сделал еще один шаг назад. Его ноги подкашивались, он в растерянности бегал глазами. В нем не осталась и тени былой гордости. Ни намека на самодовольную ухмылку. Он лишь опустил взгляд на свою гладкую кожу на ладони.

 

— Тебе не нужно слушаться их. Не нужно никого убивать. Идем с нами. Тебе будет даровано прощение, как и мне. Стоит лишь попросить, — монах, что когда-то носил имя Вильям Грейстоун — улыбнулся и протянул руку своему "брату". Но остановился…

 

То, что монах принимал за черноту коридора, оказалось совсем иным. Эта темнота задвигалась, словно была живой и дышащей. А потом открылись огромные красные глаза… Такие же глаза которые так пугали в детстве. Еще до того, как он отринул все и укрылся в кельи Ватикана. До того, как получил мелкого слабого демоненка на Аляске… Когда он носил имя Вильям Грейстоун и был рядом со своей семьей. Красные глаза существ за их спинами… Такие же глаза смотрели сейчас из темноты коридора, только они были больше, намного больше. Монах почувствовал мигом парализовавший его ужас.

 

— Твои родители сдали тебя, продали клирикам, — смеялся голос, сочась чернотой в уши "Вильяму". — Хотя, и сыном ты им не был… лишь заменой.

 

"Да... возможно так оно и есть. Их улыбки всегда были притворством? Но в тот момент за столом они же смеялись искренно… или я просто выдаю желаемое за действительное? Зачем они так со мной? Зачем они создали меня? Зачем так поступили со мной? Я же любил их…."

 

"— Родительский дар," — в голове прозвучали слова его матери Валерии.

 

"Но может быть это снова тест? Для моего же блага? Хотя, кого я обманываю? Я же сам видел, что стало с нашим поместьем. Все было притворством. Но даже так... Я был готов стать лишь инструментом. Все лишь ради их похвалы!!!

 

Я… Все, что у меня оставалось это лишь память о прожитых годах. И даже её у меня отняли. Я теперь никто, без прошлого и без будущего. Что мне осталось в этой проклятой жизни?!!"

 

— Внимай мне! — издевающийся смех сменился волей. И Вильям увидел, как расползается черный текучий туман из-за его спины. — Рожден ты из чрева смертной женщины или же из стеклянного сосуда. А значит это что-то? Ты дышишь — значит ты живой. Ты мыслишь — существуешь, значит. Ты, Вильям, тот, кто на краю снегов воззвал ко мне! И я здесь, с тобой, отныне и на веки…

 

— Так что же мне делать, Друг? — прошептал обреченно "Вильям".

 

— Во первых строках деяний своих напишем же имена этих людей на мраморных надгробьях, — незамедлительно ответил хриплый шепот.

 

"Вильям" с силой махнул рукой, создавая резкий поток воздуха. Волна смела стоящего перед ним парализованного страхом монаха и отбросила назад.

 

Прямо в руки Николаса, который успел сделать выстрел из Габриеллы перед тем как поймать откинутого.

 

Клирики прикрыли лица рукавами, защищаясь от режущих потоков. Александр и Николас отъехали на несколько шагов назад, оставляя на металлическом полу борозды от своих сапог.

Откликаясь на демоническую силу, защитные амулеты и печати Ватикана светились тепло-желтым светом из-под длинных плащей.

 

Даже не заметив попадания в плечо серебряной пули "Вильям" рванул вперед. В этот момент Николас сделал второй выстрел. Пуля легко вошла в левое плечо словно камень, отпущенный в воду. Но и вновь это даже не замедлило контрактора.

 

Александр же прыгнул наперерез, бросив перед собой синюю склянку, которая тут же взорвалась, создав облако серебряной пыли.

 

И в туже секунду черный туман, сочащийся из "Вильяма", распространил вокруг подобие импульса. Чьи волны смели несколько труб, серебряную пыль…

 

Александр отскочил назад и бросил в противника одну из заготовленных склянок.

Быстрым движением "Вильям" ударил по летящей в него колбе. Потоки огня вырвались из стеклянной тюрьмы и живыми змеями закружились по телу контрактора, оставляя за собой жженый след на коже. Но, не дойдя до глаз, пламя сжалось и поползло к ладоням. Закручиваясь сперва в спираль, а затем и в сферу, повисшую у рук "Вильяма".

 

— Зараза, — только и успел прорычать Александр, перед тем как огненный поток понесся в его направлении.

 

Запредельно быстрым волнообразным движением всего тела Николас ушел с линии атаки. И мигом оказался на расстоянии удара. Плотная ткань плаща разорвалась, и тлела в паре мест, обнажая механизм. Десятки мелких поршней сейчас работали на полную мощность, забывая об износе и риске выйти из строя. Николас ударил контрактора протезом.

 

Даже не почувствовав атаки, "Вильям" пнул клирика так, что тот улетел в конец коридора. Задевая и ломая очередные переплетения тонких труб машинного отсека. Но каким то, чудом умудрившись в падении выстрелить еще раз, перед тем как его накрыло обломками. А меж тем третья пуля угодила прямо в живот цели, вновь не произведя должного эффекта.

 

Александр пытался бросить еще одну склянку. Но быстрый неуловимый росчерк перебил ему руку, которая неестественно вывернулась.

 

"Вильям" прыжком сбил Александра с ног и пробил вместе с ним стену в соседнее помещение.

Кровь застилала взор клирика. Но он почувствовал, как длинные когти уже начинали входить в шею. Сквозь красное марево увидел очертания клыков, что тянутся к нему. И искаженное жаждой крови лицо "Вильяма"… оно было все ближе.

 

Левый глаз не видел, ибо был разорван осколком разбившихся очков. Но из последних сил Александр Рейхард скользнул оставшейся рукой под плащ и раздавил еще одну склянку.

Вода. Простая вода. Из сосудов, в которых хранятся Сирийские Кресты в Ватикане.

 

Ожег, что в тысячу раз сильнее любого пламени охватил руки "Вильяма". Он зарычал, отпуская клирика.

 

И в этот миг Александр вогнал гравированный стилет прямо в лоб контрактора.

 

— "Amen" — сказал Александр, даже не прикрывая разорванный глаз.

 

Пули, что были загнаны в плечи и живот засветились, резонируя со стилетом, образуя подобие светящегося креста.

 

"Вильям" закричал. Точнее сейчас кричал демон через его уста. Его руки горели синим пламенем, а тело начало быстро покрываться трещинами, заполняющимися серебреным светом.

А цеппелин уже трясло и ломало. Последние не разбитые датчики пытались показать опасную температуру в котлах, но исправить уже ничего нельзя. Битва нанесла непоправимый урон машинному отсеку.

 

Раздался взрыв, рванувшийся по коридору алчной волной.

 

— Я же просто хотел, чтобы они меня похвалили… — немного грустный голос утонул в пламени пожарища.

 

Очередным взрывом клирика Николаса выбросило из цеппелина. По счастливой случайности на его "пути" оказался каркас строящегося небоскреба. Пара секунд свободного падения и его паровой протез вцепился железной хваткой прямо в одну из торчащих шпал, сжимая её словно мягкую глину.

 

А свободной руке он держал безымянного монаха, бывшего лорда Вильяма Грейстоуна, который сейчас тяжело дыша, смотрел, как на цеппелине набухает еще один огненный грибок. Еще один врыв, окончательно разорвал цеппелин. И рядом с монахом и клириком-жандармом пролетела оторванная рука, сжимающая раздавленную тушу собаки.

 

 

***

 

— Это конец?

 

Цеппелин пропахал улицу, разворотив ровную каменную кладку, оставляя за собой разрушение и смерть.

 

— Повреждено десятки домов. Пострадали сотни людей. И все это ради поимки одного человека?! А тело его пока и не найдено. Так или иначе, продолжать расследование будет другая группа клириков, а нас посадят за отчеты на ближайшие месяцы, — Александр отмахивался от медика, который пытался его осмотреть, а вид у него был не из лучших. Глаз, скорее всего, утерян навсегда. На лице ожоги. Правое плечо сильно смещено, а рука весит безвольной плетью… — Так что для нас да, для нас — конец.

 

Александр махнул головой Николасу и они беззвучно отправились вверх по улице.

Двое клириков жандармов. Что их ждет теперь? Суд или отдых? Скорее всего, ни то и ни другое. Просто новое задание.

 

Погибли сотни, но спасены тысячи. То что произошло на Аляске, могло повторяться каждую неделю в любом уголке мира. Отрезать ногу, по которой расползается гангрена, чтобы спасти все остальное тело. Это ими выбранный путь. Их будут ненавидеть. Они будут непоняты. Но они будут продолжать защищать людей. Пусть многим доведется погибнуть.

 

Просто делать все, что в их силах…

 

— Постойте, — крикнул им безымянный монах. — Я с вами…

 

 

***

 

— Очнись, Вильям, лишь мне дозволено решать, когда тебе почить.

 

Первой пришла боль. Дикая. Яростная. Тело словно истерзано лярвами. Жизни людей, что были забраны этими руками сейчас вопят об отмщении. Они тянутся черными обугленными костями к израненному телу. Схватить. Сжать. Сломать. Руки хватают за плечи и тянут вниз в бездну, во тьму на которую были обречены. Слабость. Бессилие. Отчаянье. Это музыка для них, они рады мукам их убийцы. Но они хотят больше… сделать его одним из них… очередное прикосновение костей на лице… пальцы, что сжимаются на порванном горле….

 

Вильям закричал. Но вырвавшийся мокрый хрип был похож скорей на стон чем. Подавившись собственной кровью, он закашлял, мокрота вперемешку с красной слюной забрызгала ему лицо.

Конечностей он не чувствовал, а остались ли они у него? Ибо повернуть голову он не мог. Лишь смотреть и хрипеть.

 

— Не будем псами мы цепными, но и осторожности терять не следует. По вашему календарю сейчас — 1888. Не год, не два возился с оболочкой бренной я. Теперь под старым Уайтчепелом набирайся сил, скоро мне потребуются жертвы. Не нужен ты семье своей. Не нужен был ты никогда. Но мне ты нужен… Района нищета сыграет мрачный вальс для нас. Увидишь ты, коль оглянешься — сотни доверчивых, а главное никому не нужных жертв. Блудницы, например….И помни. Вильям Грейстоун — погиб трагично при крушении…. Отныне представляйся — Джек.

 

 

***

 

Двое людей, заложив руки за спины смотрели на огромный красный щит на каменной стене.

 

— Российкий Император Александр II — мертв.

 

— И что за семья будет одарена?

 

— Гриневицкие…

 

— Наша следующая цель — Австрийский эрцгерцог Франц Фердинанд. Поручи это семье Принцип.

 

— Война начнется, так или иначе.

 

— И если не хватит одной войны чтобы прийти к власти... то устроим две…не хватит двух... будут три… История людей построена на крови, и эта кровь должна литься в наши кубки.