Правильные поступки
Записка жандарма Седьмого отделения жандармского корпуса, Аляскинская губерния.
Поиски пропавшей экспедиции профессора Каца проводились с двенадцатого по девятнадцатое августа 1882 года. Первоначально розыск проводились силами личного состава тридцать седьмого пограничного полка, с пятнадцатого числа к поискам присоединился патрульный дирижабль.
Четыре участника экспедиции были найдены мертвым семнадцатого августа на территории временной стоянки. Предположительная причина смерти — нападение дикого зверя. Последний участник экспедиции был найден у семьи кочевников-атабаски в состоянии крайнего нервного напряжения. Солдатам не удалось выяснить у него, что произошло.
В лагере экспедиции была обнаружена подборка документов, предположительно не принадлежащих ученым. Так же обнаружен записанный цилиндр фонографа. Расшифровка записи прилагается к отчету, наряду с обнаруженными документами.
Ждем вашего экспертного заключения.
Письмо первое. Отправлено семнадцатого мая 1882 года.
Моя дорогая Василиса Андреевна.
Воспользуюсь последней попыткой написать вам, надеюсь, письмо все же дойдет до вас. С завтрашнего дня отправка писем станет делом более чем проблематичным. Мы отплываем из Архангельска и неизвестно, когда появится следующая возможность передать хоть строчку, напомнить о своем существовании. Боюсь, что экспедиция затянется, и наши планы управиться за год были более чем оптимистичны.
Летом Архангельск прекрасен. По крайней мере, так утверждает принимающая сторона. Не имея возможности сравнивать летний Архангельск с осенним или иным другим, я вынужден согласиться. Хотя сам нахожу город в меру серым, в меру провинциальным и не слишком приветливым.
Я прошу прошения за неровные строки и кляксы, слишком мало света, чтобы писать чисто. Уже близиться полночь, до нашего отправления осталось меньше семи часов, и я не могу унять волнение. Слишком много времени и сил было потрачено, чтобы убедить Географическое общество в необходимости нашей экспедиции. Они традиционно недооценивают значение культуры народов Аляски. Увы, но многие до сих пор не считают этнографию наукой, равной географии или истории.
С удовольствием написал бы еще, но единственная свеча вот-вот догорит. Завтрашним утром я вышлю последнее на долгое время письмо. Надеюсь, мне удастся вновь напомнить о себе к исходу года.
С любовью и восхищением, Александр.
Письмо второе. Отправлено девятнадцатого июня 1882 года.
Василиса Андреевна, не удивляйтесь этому письму. В порту Глубокое, что на западном побережье Аляски, мы встретили клипер "Гончая". Моряки оказались настолько любезны, что согласились переправить нашу корреспонденцию до Нарвы и уже оттуда до вас.
Аляска поистине восхитительна. Первозданная природа, почти не тронутая человеческим вмешательством. Отсюда нам предстоит начать свое путешествие на север, вслед за стрелкой компаса.
Мне почти не о чем вам рассказать. Последний месяц я видел лишь воду, бесконечные океанические просторы. Матросы из корабельной команды нашего корвета говорили, что на протяжении всего пути погода была на удивление хорошей. Я склонен увидеть в этом добрый знак — словно бы сама природа желает, чтобы мы преуспели.
Сегодня удалось познакомиться с портовым рабочим, на четверть алеутом. Это крайне волнительно — увидеть в жизни человека, относящегося к тому народу, к тому многообразию культур, о котором прежде я только читал.
Наше исследование только начинается. Надеюсь, в следующий раз я смогу рассказать вам о нашем путешествии лично.
С любовью, трепетом и недостатком времени, Александр.
Письмо третье. Не отправлено.
После событий последних дней я просто обязан записать все происходящее. Пусть произошедшее не имеет прямого отношения к народам Аляски, но услышанный рассказ напрямую касается этнографии. Уральский фольклор, в самом чистом своем выражении. Вот только я начинаю бояться, что мы имеем дело не только с народными преданиями.
Мы — этнографическая экспедиция, возглавляемая профессором Маратом Владиславовичем Кацем, почетным членом Российского географического общества и мной, Александром Александровичем Найдиным. Сейчас мы на севере Аляскиской губернии. Я не смогу назвать точно, где мы находимся, оба наших проводника погибли. Сегодня третье августа восемьдесят второго года.
Вчера днем мы должны были нагнать семейство атабаски, одного из народов Аляски. В этом кочевье было несколько человек, знавших русский. Мы так и не дошли до них, остановленные вчерашними событиями. А здесь, в тундре, опоздание на целые сутки это более чем достаточно. Без проводников мы не сможем понять, куда двигаться и как нагнать атабаски. И дай нам Бог найти дорогу назад.
Вчера мы увидели [зачеркнуто]. Нет. Никакой здравомыслящий человек не может поверить в такое. Вера в сверхъестественные явления уже невозможна в наш век и уж тем более неприемлема для ученого. Мы должны иметь дело с фактами. Их-то мне и нужно изложить.
Вчера вечером, когда мы уже готовились к ночевке, в наш лагерь вбежал волк. Признаться, дальнейшие события я пересказываю с чужих слов. Крупный волк, прихрамывающий на переднюю лапу, не испугался людей. Зверь набросился на нашего первого индейского проводника. Я не произнесу его имени, мы называли его просто Ваней.
Он не был готов и не успел защититься. Волк перегрыз ему горло. Потом, ни на миг не остановившись, волк бросился ко второму нашему проводнику. Тот видел, что произошло, и был готов встретить зверя с ножом в руках. К сожалению, ему не удалось спастись, упокой Господь их души.
На этом странные и можно сказать чудесные события не закончились. С минутной, полуминутной задержкой в нашем лагере появился мужчина. Сначала мы приняли его за охотника-алеута. Такая же парка, обувь, в руках — лук. Охотник послал в волка с дюжину стрел. Волк, занятый нашим проводником, не успел вовремя среагировать и получил первую стрелу в заднюю лапу.
Волк обратил свое внимание на лучника. Дальнейшим событиям я был свидетель. Хромающий волк изворачивался, отпрыгивал, когда в него с бешенной скоростью летели стрелы. Ни одно ружье не сможет показать такую же скорострельность.
Волк упал после третьей стрелы, попавшей в грудину. До стрелка ему оставалось от силы полтора аршина. После чего охотник кинжалом завершил жизнь зверя.
Каково же было наше удивление, когда предположительный алеут заговорил с нами на чистейшем русском. Вчера вечером он начал рассказ о том, как оказался здесь. С великим трудом я смог убедить его повторить все для записи на фонограф. Надеюсь, нам удастся сохранить полученную историю.
Первая часть фонографической записи.
Мне прямо сюда говорить? Признаю, меня восхищает, что вы дотащили столь громоздкий аппарат до этих мест. По холодной даже летом тундре и все ради науки этнографии. Даже не верится, что технология позволяет сохранить человеческий голос. Цилиндрик крутится, придумают же. Выражаю свое восхищение Российскому Географическому обществу.
Я понимаю, у этого аппарата ограниченный запас… не знаю, как правильно это назвать. Времени? Не суть. Перехожу непосредственно к истории. И хорошо, что я вчера вам все рассказал. Сейчас получится говорить более гладко.
Знаете, уместнее всего будет начать рассказ словами моего отца. Напившись, он пересказывал эту историю, всякий раз повторяясь почти дословно. А напивался, скажу я вам, мой родитель куда чаще, чем следовало бы. Но цитата будет уместной, по мне, так все участники этой истории испытывали схожие чувства, но лишь отец получил образование, достаточное для четкого и связного выражения своих мыслей. Даже в нетрезвом виде.
Пьянея, отец хватал ближайшего собеседника, подтаскивал к себе и говорил: запомни, в мире нет ничего хуже правильных поступков. В любом преступлении можно сознаться, вымолить прощение у Бога, общества и даже самого себя. Справедливое наказание лишь поможет в раскаянии. Выйдя на свободу, ты становишься чист перед законом. Наказание несет в себе искупление.
Высказавшись, отец выпивал стопку и продолжал. Правильные поступки, говорил он, куда хуже. Когда нет раскаяния, нет и прощения. И даже не нужно искать оправданий: ты все сделал правильно. Выбрал единственное верное решение, самое-самое. Вот только легче от этого не становится. В итоге ты остаешься с последствиями своего решения. В полном одиночестве.
После этого отец замолкал. Даже основательно захмелев, он знал, в какой момент нужно остановиться. Дальнейшему рассказу все равно бы никто не поверил. Да и не стал бы отец пересказывать произошедшее как обычную пьяную байку. А вот в узком семейном кругу его ничего не сдерживало, и он раз за разом раскрывал свою самую страшную тайну.
К сожалению, я стал участником тех событий, пусть и пребывая в неразумном возрасте. За прошедшие годы мне довелось услышать эту историю столь часто, что я могу воспроизвести произошедшее почти поминутно.
Как и положено в любом рассказе, вначале мы определим время, место и героев.
Наша история завершилась более двадцати пяти лет назад, в конце мая тысяча восемьсот пятьдесят седьмого года, на третий год царствования императора Александра Николаевича. Все произошло в деревне Зуевка, что расположена на северо-востоке Оханского уезда Пермской губернии. И деревня, и окрестные земли тогда принадлежали графу Строганову, из младшей ветви тех самых Строгановых. Места весьма патриархальные, если не сказать глухие. Оханск остается как будто бы в прошлом веке, даже сейчас телеграф остается наполовину чудом.
Отследить начало жизненного пути наших героев несложно. Достаточно обратиться к метрическим книгам церкви Преображения Господнего, которая, как легко догадаться, стоит во все том же Оханском уезде. Десятого сентября двадцать девятого года в семье Стефана и Елизаветы Зуевых родился сын. А поскольку тот день приходился на Святцы мученика Диомида, мальчика назвали Демидом.
От трех остальных Демидов, записанных в метрической книге в ту же неделю, нашего героя отличала лишь средних размеров клякса, возникшая вследствие плохо заточенного пера. Вот так Демид Стефанович Зуев впервые попал в историю Государства Российского.
Прошу не делать поспешных выводов и считать, что Демид и есть мой отец. Не скрою, мы состояли с ним в родственных связях, однако мой родитель появится в повествовании позже. Во всех смыслах этого слова. Пока же мы продолжим следить за судьбой Демида.
Прошло двадцать четыре года, прежде чем в метрических книгах появилась вторая запись с его именем, оставленная, впрочем, уже другой рукой. В ней сообщалось о смерти солдата из крестьян, Демида Зуева. В графе причина смерти было определенно коротко, как в античной Лаконике: убит на войне.
Война призывала уже три поколения Зуевых. В конце прошлого века мой прадед поднимал на штык прусаков. Дед участвовал в подавлении первого восстания в Польше. Отец и дядя, тот самый Демид, воевали на Балканах, спасая братьев-славян от турецкого гнёта.
Некоторые Зуевы возвращались, другие погибали на чужбине. Но, пожалуй, Демид оказался единственным, кто смог совместить оба исхода. Он вернулся домой спустя четыре месяца после внесения записи о смерти. Чудесное возвращение многих обрадовало, но мало кого удивило.
Как вы можете помнить, начало той кампании было крайне неудачным. Наши генералы надеялись на силу русских штыков и отвагу солдат. Турки, которых сложно было назвать грозными противниками начиная века этак с пятнадцатого, положились на паровые агрегаты. Машины смерти были массово закуплены турецким султаном у немцев. Как оказалось, наша армия не была готова столкнуться с продуктом сумрачного тевтонского гения.
Демид, сын лесничего господ Строгановых, тянул лямку в Семнадцатом егерском полку. На четвертый месяц войны они попали в окружение, многие офицеры погибли, полк был рассеян. Солдаты спасали небольшими группами, даже поодиночке. К числу последних относился и Демид.
После долгих скитаний он вернулся домой. И после этого произошло чудо. Столь редкое как в те, так и в наши времена. Его не объявили дезертиром, возращение не признали бегством с поля боя. Напротив, признали ветераном, достойным солдатом и за проявленную доблесть вручили медаль Святого Варфоломея второй степени. А господин Строганов дал Демиду и всем его потомкам личную свободу.
Солдат-герой, солдат-победитель, небывалое зрелище. Но война изменила Демида. Куда сильнее, чем думали самые близкие люди. Но на этом мы на время оставим Демида. Не ради большей литературности рассказа, а исключительно для целостности повествования.
Второй герой состоял в близком кровном родстве с первым. И с рассказчиком, как вы могли догадаться. Василий Стефанович Зуев был на четыре года младше брата. Еще в детстве маленький Вася проявлял недюжинные таланты в учебе. В приходской школе ему пророчили немалые успехи: возможно, место церковного служащего или даже чиновника в государевом аппарате.
К сожалению, столь амбициозные планы не сбылись. Василий оказался синистралом, сиречь леворуким, сиречь левшой. Ему не удавалось писать достаточно быстро: чернила просто смазывались, не успев высохнуть. А без должной скорости письма чиновником не стать, даже коллежским регистратором. А этот чин, как известно, может заслужить даже слабоумный, лишь бы быстро пером водил.
Возможность исчезла, а уверенность в собственной исключительности и одаренности надолго осталась с Василием. Простая деревенская жизнь стала казаться ему тесной. К шестнадцати годам он был готов ухватиться за любую возможность покинуть Зуевку. Как говорил отец, ему было совершенно безразлично, с чем связывать свою жизнь, лишь бы перебраться в город. Хотя бы Оханск.
Василию невообразимо повезло. По достижению им совершеннолетия началась реформа земского докторства. Отец нашего теперешнего императора задался целью кратно увеличить число медиков в стране. А потому даже крестьянские дети получили возможность получить надлежащее образование. Была бы способность к учебе.
А талант у Василия был. Не особо выдающийся, говоря откровенно, но и назвать его посредственностью было сложно. Если помножить это на желание устроить свою жизнь, то получится пышущий энтузиазмом студент.
Васили решил попасть в медицинскую академию Петербурга. Другой бы остановил свой выбор на училищах Екатеринбурга или Саратова, но Василий смог пробиться в столицу. Без денег, без связей, но с настойчивостью и напором парового молота. За два месяца он отправил более сотни писем на имена чиновников всех хоть как-то связанных с образованием инстанций.
Как говорил отец, он уже потом понял, что стал образцово-показательным примером, отобранным специально для личной Его Императорского Величества канцелярии. Крестьянский парень из небольшой деревни, который будет учиться на земского доктора. Отличная история для газет. Правда, в светские новости Василий так и не попал, газетчики нашли более трогательную историю.
Так или иначе, отец начал перенимать медицинскую науку от петербуржских лекторов. Он нередко говорил об этом периоде своей жизни. В трезвом виде и с большой охотой. Но ничего из того, что разительно отличалось бы от любых других историй о студенческой жизни. Можно рассказывать о давно прошедших событиях и называть ничего не значащие имена. Но не стоит тратить мое и ваше время.
К последнему году обучения энтузиазм Василия заметно угас. Он насладился городской жизнью сполна и, по собственному утверждению, изрядно разочаровался в ней. Не знаю, смог бы он закончить обучение и получить патент доктора. Но тогда, как вы могли подсчитать, началась Русско-турецкая война.
Его призвали на втором месяце войны. Первое время недоучившийся студент был санитаром, потом смог получил полевой патент. В полевой лазарет попал бомбический заряд турецкого парового голема, целый полк остался без надлежащей врачебной помощи и срочно нужна была замена.
Среди остальных санитаров Василий обладал наибольшим теоретическим багажом, поэтому ему присвоили патент в числе первых. Количество раненых росло в геометрической прогрессии, Василий получил богатый эмпирический опыт. Звучит несколько цинично, согласен. Но отец смог показать все, чему научился за годы в столице и к исходу кампании спас немало жизней.
Война закончилась. Пусть и не безоговорочной победой русского оружия, но и не тем поражением, которое предсказывали в первые месяцы. Почетный мир, мало что изменивший для наших балканских братьев-славян. Впрочем, если судить по рассказам отца, они не проявляли особой инициативы в вопросах собственной свободы.
Полевой патент дался отцу тяжело. Он увидел и пережил события, о которых лучше вообще не знать. Уж поверьте, я наслушался его рассказов, и нет ни малейшего желания их пересказывать.
На Василия навалилось слишком многое: пережитое на войне, смерть родителей, известие о гибели брата. По возвращению домой Василий нашел способ отвлечься от воспоминаний, обратившись к разгульному студенческому прошлому. Там он нашел лекарство, что до сих пор продается по полтора алтына за штоф. Одна из немногих констант в нашем мире.
От печального финала, к которому пришло немало ветеранов, Василия спасло чудо. Вернулся его брат. Как я говорил, для односельчан возвращение Демида не стало особым событием, однако для Василия, к тому времени порядком отупевшего от алкоголя, это было доподлинным чудом.
Братья скрылись в сторожке лесника, которую прежде занимал их отец. О чем они разговаривали, мне неизвестно. Но через три дня заметно хромавший на правую ногу Василий вернулся в деревню. Вскоре соседи узнали, что причиной хромоты был звериный укус. Селяне грешили на Грыча, крупного трехлетнего овчара, верного спутника Стефана Зуева.
Лишь два человека тогда могли определить, что укус был нанесен не собакой, а волком: доктор Василий и лесничий Демид. Но оба имели причины молчать.
Со временем братья остепенились, вскоре Василий женился и нагнал брата по количеству записей в метрической книге. Через год после свадьбы у него появился сын, которого вы можете видеть перед собой. Демид тоже не остался один. Так в нашем рассказе появится третий герой, вернее, героиня. Анастасия Сергеевна Гуляева. В отличие от братьев Зуевых она не могла похвастаться ни образованием, ни боевыми заслугами. Но, тем не менее, она сыграла ключевую роль в нашем повествовании.
Стенограмма гипнотического сеанса Анастасии Сергеевны Гуляевой, май 1862
Утром было страшнее всего. Анастасия закрыла лицо руками, собираясь с мыслями. Она пыталась заставить себя выйти на улицу. Но не смогла. С утра придумывала себе занятия по дому.
Демида не было уже три дня. На луне уже появилась первая щербина, а он до сих пор не вернулся. Анастасия выпрямилась, вытерла лицо и по возможности твердо произнесла:
— Он уже не вернется. Нужно это принять и сделать все правильно. Пора.
Она знала, что должна была делать дальше. Привычным движением Анастасия накинула на плечо лука тетиву, согнула, дотянулась петлей до второго. Она уже неоднократно проделывала это, давно получалось с первой попытки.
Тугой лук норовил вырваться. В первые полгода Анастасия немало намучилась, прежде чем смогла покорить оружие. Теперь же ей хотелось, чтобы тетива вырывалась как можно дольше. Но руки все помнили, и вскоре лук был готов к охоте.
— Все, нужно идти.
Невысокая Анастасия сходила до кухни за табуретом, перенесла в сени, легко забралась на него, пошарила рукой по прибитой под потолком полке, ища нужный сверток. Она прекрасно знала, где он лежал, но впустую шлепала ладонью, оттягивая время.
Ухватив холстяной сверток, она спустилась, развернула ткань, проверяя содержимое. В солнечном свете тускло поблескивали серебряные наконечники с широким, охотничьим срезом. Такие уже давно никто не использовал, еще в дедовские времена охотники перешли на ружья.
Оперенье на стрелах помялось. Анастасия с трудом сдержала радость от того, что нашла вескую причину задержаться в доме. Предстояло острожными движениями подцепить наконечник ножом, снять с древка. Потом выбрать три лучших стрелы из колчана, снять с них наконечники, приладить серебряные. Все это проделать медленно и тщательно, тяня время.
Дальнейшее пребывание в доме походило на трусость. За последние годы она отвыкла бояться. Анастасия задумчиво щелкнула тетивой лука, которую когда-то сплела из собственных волос, тихо выругалась, затянула на поясе ремень с охотничьим ножом и колчаном.
Девушка захлопнула за собой дверь, сбежала с трех ступеней крыльца. Их домом служила сторожка, которую они по мере сил обживали. От границы леса дом отделяло менее двадцати саженей.
Первые шаги были медленными и неуверенными. Но потом вбитые Демидом уроки и наставления взяли свое, Анастасия пошла быстрее, тверже ставя ноги, стараясь сдерживать дрожь. Никто другой не справится, не сможет взять эту обязанность на себя. И, как бы тяжело не было совершать правильный поступок.
Дальнейшее походило на скверную сказку. Стоило Анастасии пройти половину пути до леса, как показался Демид. Он неуверенно брел по подлеску, подолгу останавливался, хватаясь за деревья.
Анастасия остановилась. Демид, голый, грязный и исцарапанный, молча смотрел на неё, с трудом сдерживая улыбку. Девушка отвела взгляд. Демид понял, что она собралась сделать.
Лесничий хрипло проговорил:
— Не сегодня, малая. Не сегодня.
— Дёма…
— Иди сюда, малая — Демид с трудом оторвался от соснового ствола, шагнул вперед. — Помоги. Сам могу не дойти.
Анастасия бросилась вперед, обхватила лесничего. Отчасти чтобы помочь ему удержаться на ногах, отчасти — чтобы прижаться к нему, почувствовать тепло, прикоснуться. Однако и сейчас Анастасия помнила правила поведения. Она отвела назад левую руку с зажатым луком. Демид ни при каких обстоятельствах не должен был прикасаться к её оружию.
— Пошли домой, Настена.
Анастасия молчала. Что она могла сказать? "Я решила тебя убить". Демид знал об этом. Девушка прижалась лбом к лесничему, некоторое время молча стояла. Лишь когда Демид легонько подтолкнул её в сторону дома, девушка собралась.
— Настя, все будет хорошо, — утягивая девушку за собой, попробовал ободрить её Демид. — До следующего полнолуния. Пойдем, я изголодался до зубовного скрежета. Что интересного произошло в мое отсутствие?
Демид тяжело наваливался на девушку, позволяя дотащить себя до дома.
Войдя в сторожку, Анастасия первым делом подошла к стене рядом с печкой и оставила на бревне очередную зарубку. Одну из многих. Она плохо разбиралась в цифрах. Единственное, что она любила меньше, чем чтение, был счет. Василий говорил, что там уже было сорок три зарубки. Сорок три месяца. До невозможного много. Куда больше пяти лет в представлении девушки.
Вторая часть фонографической записи.
Столь незавидной была судьба Анастасии Сергеевны. Раз в месяц её возлюбленный покидал дом. В первый год он возвращался следующим же утром, но со временем его уходы становились все дольше. Полные сутки, полтора, затем еще дольше, вплоть до трех с лишним суток.
Все шло к тому, что однажды Демид возьмёт и не вернётся.
Наверное, стоит объяснить. Вы могли догадаться, в чем была причина уходов лесничего. Не любовница, не пьянки с друзьями и даже не воровство кур из соседского курятника. Дело в том, что Демид был, как бы это сказать, оборотнем.
Не скажу, что уверен в точности формулировки. Однако оставалось фактом то, что каждое полнолуние Демид превращался в волка. За неимением научного обозначения обойдемся народным, и будем именовать моего дядю оборотнем.
Я не смогу дать научного объяснения этому явлению. Оккультные практики также не дают однозначного ответа. Возможность трансформации человека в животное не исключается, однако задокументированных случаев не было.
Ну а деревня Зуевка Оханского уезда никогда не являлась местом, где можно легко получить помощь ученого или оккультитса.
Василий, как человек широких взглядов с почти полученным образованием, видел причину в военном прошлом брата. Балканское или цыганское проклятье, наложенное во время кампании. Или еврейское, как говорил отец во время редких приступов антисемитизма.
Сложилась достаточно сложная ситуация: рассказать о… недуге Демида было нельзя. Если бы им удалось убедить в правдивости происходящего ученых из Академии Наук, например, то это неминуемо обрекло Демида на эксперименты. Весьма мучительные, согласно моим представлениям о науке того времени. Да и нашего, если честно.
Но, как понимаете, знаний об оборотничестве не хватало. Были народные придания, были газетные статейки двадцатилетней давности. Но ничего по-настоящему ценного, позволяющего понять, как от этого излечиться.
Тогда отец начал вести переписку. Он рассылал десятки писем ко всем видным учёным и естествоиспытателям Российской империи. Слал бы и за границу, но останавливало незнание языка. Письма отправлялись по всем направлениям, от Петербурга и Москвы до восточных границ.
Как правило, большая их часть оставалась без ответа. Не скажу, что служило тому причиной: нерадивая работа почтовой службы или недостаточная убедительность отца. А может, сам вопрос, кажущийся до невозможного абсурдным.
Стенограмма гипнотического сеанса Анастасии Сергеевны Гуляевой, май 1862
Анастасия вертела в руках лист бумаги. Она умела читать по печатному, медленно и не всегда правильно. Но от неровных строк, явно написанных в спешке, болели глаза. Положив письмо на стол, девушка выжидающе посмотрела на Василия, спокойно сидевшего напротив.
В сторожке было сложно разместиться сразу троим. Демид стоял, прислонившись спиной к холодной поутру печи и претворялся, что ему не было дела до разговора. Он всегда так поступал, когда речь заходила о его беде.
— Письмо от профессора Дмитрия Афанасьевича Боровицкого, написавшего статью о поверьях крестьян Орловской губернии для журнала Российского Географического общества. Он был настолько любезен, что нашел время для ответа.
Василий откашлялся, посмотрел сначала на брата, потом на девушку.
— Ничего ценного или хотя бы нового. Похоже, Боровицкий не поверил мне. Он вежливо написал про колдунов, перепрыгивающих через нож, веревку или пень и становящихся после этого волками. Но, как утверждает господин Боровицким, обращение это сугубо добровольный поступок. И, соответственно, лекарства от этого нет.
Сказать по правде, Анастасии никогда не нравился Василий. Впрочем, брат её возлюбленного не скрывал, что это взаимно. Причем доктору была не по нраву не невестка, а сама их связь с Демидом. Еще при знакомстве Василий честно предупредил девушку, что ни к чему хорошему это не приведет.
— Признаюсь, ожидал большего от этого письма, — тяжело вздохнув, сказал Василий. — Дёма, я близок к отчаянию. Мои рекомендации не имеют видимого эффекта. Да и ты, вернее, вы двое, не спешите их соблюдать.
— Потому что твои советы — чушь, — прямо ответила Анастасия.
— Настя, я доктор. А докторов нужно слушаться во всем. Даже если я буду советовать такие вещи, как сейчас.
Василий принял у Анастасии письмо, медленно разорвал напополам, на четыре части, на восемь. Потом девушка сбилась со счета, но медик остановился, лишь когда лист бумаги превратился в кучу маленьких, самокрутки не свернуть, клочков.
Анастасия лишь усмехнулась про себя. Все равно никто в деревне не стал бы читать чужую корреспонденцию, тем более такие каракули. Слишком утомительное занятие. А Василий просто трусил.
Пожалуй, из них троих земский доктор боялся сильнее всех. Пока что им удавалось скрывать от соседей суть своих эволюций. Демид всегда был одиночкой, а Василию удавалось придумать убедительное объяснение самым странным поступкам. Люди верили дохтуру.
— Дёма, не молчи, — Василий принялся расхаживать взад-вперед. В тесной сторожке получалось сделать от силы три шаг и со стороны это выглядело забавно. — Дёма, черт побери, не замыкайся в себе. До полнолуния осталось дней десять от силы.
— Девять. Я знаю это куда лучше тебя, — глухо ответил лесничий.
— Хорошо, что знаешь. Тогда постарайся вести себя, как человек. Возможно, это позволит вернуться быстрее, чем в прошлый раз. Три дня это слишком долго. Надеюсь, ты понимаешь, что в следующий раз можешь просто не вернуться?
— И что? — хмуро спросил Демид.
Анастасия знала, что равнодушие её возлюбленного было напускным. Он просто не любил чувствовать себя слабым, больным.
— У меня складывается впечатление, что тебе просто нравится быть волком.
Лесничий молча пожал плечами, ничего не ответив. Василий сорвался на крик:
— Дёма, твою ж матерь! Это что, одному мне нужно? Скажи мне, друг любезный, как сохранить тебя человеком, если ты не проявляешь ни малейшего желания?
— Что ты истеришь, как бабёшка из Института благородных девиц, — отмахнулся Демид. — Не хочу говорить, вот и молчу. Все в порядке, я вернусь и на этот раз. Я следую твоим советам, но особой пользы от этого нет.
— А чего ты хотел? Что я пропишу тебе микстуру от оборотничества? Извини, такого не будет. Я не знаю, что ты натворил на Балканах. Но наказание получилось архистойкое. Простого решения не может быть по определению.
— Ты пытаешься обвинить меня? — с трудом сдерживая рычание, подался вперед Демид. — Пытаешься сказать, что это я моя вина?
— Дёма, не горячись, — отступил на несколько шагов назад медик. — Я не осуждаю тебя. Не вижу за собой права. Я тоже был на этой войне. Видел, как вели себя наши солдаты. Даже не пытаясь найти себе оправдания. Турки же, чай, не люди. Да и эти балканские братья-славяне не лучше, турецкие подстилки. Не знаю, как повел бы себя сам, будь у меня больше возможностей. Но порывы были. Остались поступки, о которых даже сейчас стыдно вспоминать.
— Успокойтесь, — попыталась вмешаться Анастасия. Но Василий её не услышал.
— Я не пытаюсь тебя пристыдить. Но нельзя убивать, а потом делать вид, что ничего не было. Ты заслужил того, чтобы стать зверем. Мне это не нравится, и я сделаю все, чтобы вылечить тебя. Но наберись смелости и признай: проклятье было справедливым. Ты вел себя как зверь, зверем и становишься.
Анастасия прикусила губу, ожидая резкого ответа Демида. Но он молча вышел из сторожки, отпихнув плечом стоявшего на пути брата.
Третья часть фонографической записи.
Василий честно признавал, что большая часть знаний, почерпнутых из народных сказаний и от ученых, не представляла особой ценности. Оборотень не должен бриться при свете солнца, обязан носить рубаху наизнанку на каждое новолуние, пить только проточную воду… И прочие фантазии и измышления.
Но это был выбор: предпринимать хоть какие-нибудь действия, пусть и весьма сомнительные, или не делать ничего. Василий сделал этот выбор за брата. На бревенчатой стене сторожки висело несколько листов, исписанных правилами и запретами для лесничего.
Сказания сильно разнились в вопросах излечения от оборотничества. Но почти все повторялись в том, как стоит убивать оборотней. Как правило, лучший способ — это ранения серебром, желательно — в области сердца.
Мой дед по отцовской линии был лесничий, и его сыновья знали, как охотится на волков. Опыт подсказывал, что нужно искать дистанционное, то есть дальнобойное оружие. Лучше всего подошло бы ружье. Однако в сказаниях не говорилось ни слова о ружьях. Подозреваю, преимущественно потому, что легенды появились значительно раньше ружей.
По настоянию младшего брата Демид озаботился спасением собственной души. Василий, как медик, обязавшийся заботиться о здоровье своих соседей, проедал брату плешь, заставляя думать о будущем. Земской доктор знал, что когда Демид исчезнет как человек, после него останется крупный и весьма злобный волк. У которого помимо прочего сохранились бы остатки человеческого мышления.
Братья понимали, что Василий, никогда не питавший особой любви к охоте, не справился бы с Демидом в его волчьей ипостаси. И тут самое время объяснить роль Анастасии Сергеевны в нашей истории.
Именно ей предстояло убить Демида, когда он окончательно утратит человеческую сущность. Почему девушка, а не мужчина? И этому есть объяснение. Но пока не будем об этом, всему свое время.
Сколько я помню, Анастасия была замкнутой и неразговорчивой, особенно когда речь заходила о прошлом. Однако однажды мне удалось услышать историю её знакомства с Демидом. Хотя сложно называть это именно знакомством.
Все случилось на весенней ярмарке в Оханске, куда Сергей Гуляев взял своих дочерей, в том числе и младшую Настю. Она задержалась у прилавка с иностранными тканями. Потом внезапно поняла, что потерялась. Настя впервые оказалась в таком скопище народу, еще и в одиночестве. Она испугалась, начала лихорадочно оглядывать по сторонам.
И встретилась глазами с незнакомцем. После чего забыла обо всем, что происходило вокруг. Анастасия смотрела в глаза рослому светловолосому мужчине и не могла отвернуться. Слишком необычным был этот взгляд. Взгляд пугающий, притягательный, затравленный, теплый и невероятно родной. Тогда девушка поняла, что стоявший перед ней человек был для неё ближе, чем родители, сестры, подруги. Весь остальной мир.
Мужчина поманил Настю за собой, и она покорно пошла. Не произнеся ни слова. Дома, в деревне Скворцово, у неё остался жених, просватанный еще в детстве. Анастасия не любила его, но не сомневалась, что со временем они стерпятся. Дмитрий был справным работником, редко пил и вряд ли поколачивал бы жену чаще, чем раз в месяц. Почти идеальный жених, одним словом.
Анастасия не знала, искали ли её родные своими силами, обращались ли к городовым. Жизнь, предшествующая встрече, уже не имела значения. Казалось, тогда Настя поняла, что все прожитые годы были лишь подготовкой к самой важной встрече.
Первый месяц было тяжело. Возлюбленный, чье имя она узнала лишь на шестой день бегства, попросту не знал, что делать с новоявленной спутницей жизни. Но, даже увидев полузаброшенную сторожку, Анастасия не упала духом. Она встретила человека, которого полюбила с первого же взгляда, как бывает лишь в самых добрых из сказок. И не страшно, что ради счастливой жизни придется немало потрудиться. Она с раннего детства готовилась принять нелегкую женскую долю.
Вскоре присутствие в доме женщины начало проявляться все явственней. Сторожка все сильнее напоминала жилую избу, а Демид — радушного хозяина. Однако стоило Анастасии освоиться в хозяйстве, выяснилось, что лесничему нужна не жена. А охотница в своем подчинении.
Поначалу Анастасия сопротивлялась. Она не понимала, зачем ей учиться стрелять, делать своими руками лук, читать следы людей и животных. Подобные занятия, при всей их увлекательности, не были присущи девушкам. Потом Демид заставил её убивать. Неуверенные попытки девушки добиться объяснения не увенчались успехом. Не отличающийся красноречием Демид не смог объяснить причину, даже если бы захотел.
Поэтому он предпочел все показать. В одно из полнолуний Демид заставил Анастасию забраться на дерево на границе леса. Девушка получила прекрасный обзор, словно в театральной ложе на премьере спектакля.
Ночью Демид подвесил фонарь на нижней ветке того же дерева, разделся, оставаясь в границах круга света. Анастасия смотрела на него, пытаясь сообразить, к чему все это затеяно. В какой-то момент она почти решила спускаться, начала искать опору и поэтому пропустила начало изменения.
Демид упал на колени, скрученный судорогой. С трудом встал на четвереньки, страшно изогнувшись. А потом он начал меняться. У Анастасии не хватило словарного запаса, чтобы подробно все описать. Но она смогла объяснить мне, что было очень страшно. Даже потом, преуспев в охоте и пройдя через самое главное испытание в жизни, Анастасия предпочитала не вспоминать ту ночь.
Вопреки народным поверьям, волк не отличался великанским размером. Так, размером с рослого взрослого человека. Серая с белыми подпалинами шерсть, голодные желтые глаза, лобастая голова. Ничего необычного.
В первые минут пятнадцать волк прыгал вокруг березы, на которой сидела Анастасия, и честно пытался уцепить девушку за ногу, чтобы стащить вниз. Потом в нем возобладал… разум был неправильным словом. Остаток разума.
Даже в облике зверя у Демида получалось совершать обдуманные поступки. Как он объяснял отцу, а отец пересказал это мне, все походило на сон. Ну а как человек ведет себя во сне? Черт его знает. Или Бог. Во сне утрачивается чувство реальности и все моральные и этически нормы. С коими и у бодрствующего Демида было не слишком хорошо.
В ту ночь Демид узнал девушку и вскоре сбежал в лес. Но Анастасия зареклась выходить из сторожки в ночи полнолуния. По взаимной договоренности с Демидом. Даже он сам не мог сказать, когда человеческая толика разума возобладает над звериной.
На следующий день Демид познакомил Анастасию со своим младшим братом. И объяснил, что она должна во всем слушаться земского доктора. С того момента началась их эпопея по спасению души и тела егеря. За прошедшие годы они перепробовали многое. С одинаковым результатом.
Стенограмма гипнотического сеанса Анастасии Сергеевны Гуляевой, май 1862
Анастасия осторожно выглянула из окна сторожки, держа руку на ставне. Она была готова мгновенно захлопнуть ее, пойди что-нибудь не так. По настоянию Василия они следили за очередным полуночным превращением Демида.
На этот раз Василий не пытался остановить само обращение в волка. Он хотел запереть брата на опушке леса. Конечно, была опасность, что Демида заметит кто-то из сельчан, но с этим приходилось мириться.
Обнаженный лесничий сидел в центре круга, очерченного толстым слоем соли. Согласно народной традиции, она была самой надежной преградой для нечистой силы. Окружив оборотня солью, земской доктор надеялся оставить его на клочке земли на всю ночь.
Сейчас Василий стоял за спиной девушки и сжимал в руках военный трофей, самый настоящий нарезной штуцер. Страшное орудие войны немецкого производства, бившее дальше и точнее обычных ружей на три линии. На Балканах Василий вынул штуцер их рук убитого турецкого солдата.
Анастасия отошла, пропуская свояка к окну. Демид предупреждал ее, что выстрел из штуцера в тесной сторожке так ударит по ушам, что оба могут оглохнуть.
— Началось!
Девушка наложила на тетиву стрелу.
Снаружи раздался мерзкий чавкающий звук. Анастасия скривилась, но заставила себя подойти к окну. Сейчас могла решиться их с Демидом судьба, и ей было важно увидеть все собственными глазами.
— Можно смотреть. Он уже не человек, — тихо сказал Василий.
Анастасия отодвинула плечом доктора, выглянула наружу. Волк отряхнулся, в сторону полетели тяжелые капли. Анастасия знала, что это была кровь. Оборот с каждым разом давался Демиду все тяжелее.
— Внимание.
Волк повертелся на месте, тяжело дыша и высунув язык. Остановился, наклонил морду к соли, осторожно лизнул. Анастасия от волнения прикусила нижнюю губу. Волк сделал острожный шаг, переступил через границу передней лапой. Ничего не произошло. Волк вышел из круга целиком. Анастасия почувствовал, как из прокушенной губы по подбородку потекла кровь.
Волк поднял голову, вперил взгляд на людей. Зарычал. Сделал шаг в их сторону.
— Закрывай, чего встала!
Девушка с грохотом захлопнула ставня, быстро накинула задвижку. Волк не пытался попасть внутрь. Ни Анастасия, ни Василий не рискнули засыпать в ту ночь. Демид как ни в чем не бывало вернулся следующим вечером.
Четвертая часть фонографической записи.
Я понимаю, им было тяжело. Но отец был настойчив и не оставлял попыток спасти брата даже после череды неудач длинной в четыре года. Хотя после пары особо неприятных случаев даже он был близок к отчаянию. Чаще всего отец рассказывал про ту ночь, когда он решил прибегнуть к современной медицине, с вечера усыпив Демида опиатами.
Стенограмма гипнотического сеанса Анастасии Сергеевны Гуляевой, май 1862
Анастасия расхаживала по сторожке, как это любил делать Василий. Она постоянно выглядывала в окно, пытаясь рассмотреть, что происходило на улице. Утоптанный снег отражал лунный свет и можно было увидеть укутанного в шубу Демида, лежащего в сугробе. Еще с вечера Василий напоил брата лекарством, вызывающим сон.
— Все, хватит! Он там околеет, — не выдержав, почти выкрикнула Анастасия.
— Нужно подождать. Я медик, я знаю, сколько человек может находиться на холоде, — Василий старался оставаться спокойным, но волнение девушки передавалось и ему. — Нам нужно убедиться, что после оборота он не проснется.
— Он уже должен был стать волком! Час назад, может больше. Все, ты как знаешь, а я одеваюсь. Я не хочу потерять мужа из-за твоего упрямства. Жду тебя в сенях.
— Не мужа, — откликнулся Василий вслед девушке.
Девушка начала торопливо одевать теплую одежду, бросая на земского Василия недовольные взгляды. Когда Анастасия почти закончила сборы, земской доктор не выдержал и последовал ее примеру.
Вскоре они осторожно вышли из сторожки. Анастасия медленно, выверяя каждый шаг, двигалась вперед. В левой руке она держала лук, в правой — стрелу. Если бы Демид пошевелился, девушка мгновенно наложила бы стрелу на тетиву. И наверняка выстрелила.
До Демида оставалось меньше десяти шагов. Снег скрипел под ногами. Демид лежал без движения, Анастасия даже не могла понять, дышал ли он. Она поневоле ускорила шаг, торопясь к возлюбленному. Даже сейчас оставалось желание защитить, спасти.
— Не торопись, — шепотом отдернул ее Василий. — Он может стать волком в любой момент. Осторожнее.
Анастасия не послушалась. Когда она подошла вплотную, лесничий дернулся. Чуть пошевелил плечом, словно сквозь сон муху отгонял. От неожиданности девушка отшатнулась, налетела спиной на Василия, повалил его на снег, сама оказалась сверху.
К счастью, Демид продолжал спать и оставался человеком. Анастасия вскочила на ноги, не отрывая глаз от лежащего возлюбленного. Василий поднялся, не отряхиваясь, подошел к Демиду, присел на корточки. Протянул руку, коснулся лица.
— Ладно, заносим его в дом. Похоже, опиаты подействовали как надо.
Они в четыре руки подхватили Демида. Лесничий оказался неожиданно тяжелым. Они волоком дотащили лесничего до сторожки, оставив на снегу широкую полосу. Тяжело дыша, Василий указал Анастасии на дверь, велев открывать.
Они сгрузили Демида в сенях, сняли теплую одежду. После этого Анастасия посмотрела на Василия с долей растерянности. Признаться, она не думала о том, что делать дальше, когда Демид окажется в доме.
— Ты веришь, что у нас получилось? — спросил Василий.
— Может быть, — пожав плечами, ответила девушка. — Что с ним сейчас делать?
— Не знаю. Давай пока положим его на кровать. Раздевать не будем, на всякий случай. Потом будем наблюдать. Мой совет, оставь открытой хотя бы двери в сени. И хорошо бы связать его.
Анастасия послушалась обоих советов. Она распахнула дверь, впуская холод в дом. И связала руки и ноги возлюбленного двумя поясными ремнями. Василий предупредил ее, что нельзя было стягивать слишком сильно. Девушка просто спутала его руки и ноги, чтобы в случае чего выиграть время.
— Что теперь? — закончив, поинтересовалась Анастасия.
— Будем ждать. Посмотрим, что выйдет из нашей затеи.
Анастасия не помнила, сколько времени прошло. Они сидели, не сводя глаз со спящего Демида. Долгое напряженное ожидание сделало свое дело: вскоре они оба начали клевать носом.
Поэтому Анастасия снова упустила тот миг, когда началось превращение. Все тот же отвратительный звук, следом за которым послышалось рычание. Открыв глаза, Анастасия увидела, что в одеждах лесничего дергался волк.
Она растерялась. А вот Василий понял все быстро. Он ухватил ее за руку, дернул за собой на улицу. Ремни, надежно стягивающие человека, были велики для зверя, и оборотень быстро освободил лапы.
Василий вытолкнул девушку в сени, в последний момент захлопнул за собой внутреннюю дверь. Доски содрогнулись от удара прыгнувшего волка, доктор чудом смог удержать дверь закрытой.
— На улицу! Быстро!
Анастасия послушалась и выбежала из сеней. Тогда она не задумалась о том, каково будет в легкой домашней одежде на морозе. Василий одной рукой подтащил к себе скамью, попытался заклинить дверь. Не вышло, не хватило длины. Василий выбежал вслед за невесткой.
Удерживать входную дверь вдвоем было легче. Анастасия изо всех сил упиралась спиной, хотя Демид пока не предпринимал попыток выбраться. Прошло пять минут, десять. Анастасия чувствовала, как стоявшего рядом Василия бьет озноб. Мгновение спустя она поняла, что ее саму трясет не меньше.
— Настя, мы так долго не продержимся. Беги в деревню. Зови Семена, Димку, остальных мужиков с ружьями.
— Нет! — Анастасия попыталась ответить жестко, но получилось весьма жалко. — Это должна сделать я.
— Ты бросила лук в доме. Ноги в руки и бегом в деревню! Быстро!
Их спор был прерван самым неделикатным способом. Одна оконная ставня вылетела от удара изнутри, волк протиснулся наружу. На этот раз первой спохватилась Анастасия. Она дернула на себя дверь, первой скользнула внутрь. Василий подталкивал ее в спину.
Она не увидела, как волк добрался до них. Просто в какой-то момент Василий закричал ей в ухо и начал падать. Обернувшись, Настя увидела волка, вцепившегося в ногу доктора. Девушка бросилась в дом, вспоминая, где бросила лук.
Василий упал на спину, волк отпустил ногу, начал перебираться к горлу. Доктор ухватил обернувшегося брата за горло, пытался оттолкнуть от себя. Но оскаленная пасть волка оказывалась все ближе к его лицу.
Анастасия с грохотом ворвалась в сени. В ее руках уже был лук с натянутой тетивой. Волк оторвался от доктора, посмотрел на девушку желтыми глазами. Анастасия натянула тетиву, замерла, чувствуя, как тетива режет пальцы.
Она не смогла отпустить тетиву.
Волк развернулся и стремительно бросился прочь. Возможно, он узнал людей. Возможно, оборотень смог распознать серебро и испугался. Волк сбежал, оставив ее со стонущим Василием и подступающим зимним холодом.
Сев, земской доктор закатал штанину и с трудом принялся осматривать рану. Но говорил он на удивление спокойно.
— Такие дела, Настенька. Похоже, мы усыпили исключительно человеческую часть оборотня. А звериная осталась бодрствовать. Как мы могли только что убедиться. Раньше Дёма хоть как-то сдерживался.
— Он тебя укусил. Значит, ты станешь таким же?
— Успокойся, — сквозь боль улыбнулся Василий. — Однажды он уже кусал меня. Тогда было больнее. И как видишь, я до сих пор остаюсь человеком. Потому что еще не совершил ничего такого, что заслуживало бы проклятья.
На тот раз Демид отсутствовал двое суток.
Пятая часть фонографической записи.
Все это время отец предпринимал попытки если не излечить брата, то хотя бы обезопасить его от окружающих. Но все сколько-то радикальные меры требовали вложений. А большая часть жалованья земского доктора уходила на содержание жены и ребенка. Демид почти не видел денег, получал содержание сразу продуктами. Ну а Анастасия просто не имела заработка.
После восьми месяцев жесткой экономии Демид и Василий заказали в Оханске стальную клетку. Аккурат чтобы вошел человек. Но уже готовый товар был потерян по пути в Зуевку. Я не знаю всех подробностей, но похоже, что было нападение на весь торговый обоз. Деньги им так и не вернули.
А импровизированные попытки ни к чему хорошему не приводили. Со временем волк начал узнавать Анастасию и отца. И сражу же бросаться на них. После этого всякие попытки усмирить зверя были оставлены. Они предпочли заботиться о собственной безопасности.
Наверное, у многих слушателей возник закономерный вопрос. Я задал его лет в семнадцать, в дни юношеского максимализма и цинизма, о которых сейчас сложно вспоминать без улыбки. Выслушав эту историю в юбилейный, тысячный раз я напрямую спросил отца: если они смирились с тем, что однажды Демид станет волком уже навсегда, то почему нельзя было убить его, пока он был в человеческой форме?
Признаться, посмотрев тогда на отца, я пожалел о сказанном. Родитель крайне редко прибегал к наказаниям во время моего детства. Тогда, почти в совершеннолетнем возрасте, я считал возможным говорить все, что думаю. Но смотря на пьяного насупившегося отца, я побоялся крепкой отеческой затрещины.
Но он ответил неожиданно трезво, несмотря на свое состояние. До сих пор помню, что отец тогда сказал:
— Дёма был моим братом. Последний близкий родственник. Он мог сотворить страшные вещи и не раскаяться в них, грубить в ответ на искреннее желание помочь и даже превращаться в волка каждое полнолуние. Но даже после этого он оставался моим братом. И пока оставался хоть малейший шанс его спасти, я не мог сдаться.
Ты никогда не был на войне и надеюсь, тебе не доведется там побывать. Но одно ты должен понять: людей, которые попали туда, нельзя судить, основываясь на морали мирного времени. И Дёму, попавшего в такую ситуацию, нельзя было судить по человеческим меркам. Тем более что он и человек не был в полном смысле этого слова.
Тогда я не выдержал. Вскочил на ноги, почти сорвался на крик. Неужели он пытался защитить оборотня после произошедшего? Как у него вообще язык поворачивался такое говорить?
Отец оставался спокоен. Он сказал, что Демид сполна заплатил сполна за каждый из своих поступков.
Не знаю. Возможно, он смог простить брата. Только потому, что это был его брат, ближайший из жилых родственников. Но я не был готов вот просто так отпустить грехи незнакомому по сути человеку.
Наверное, стоит заканчивать. Кажется, я уже начинаю вас утомлять своим рассказом. Как можно догадаться, все не могло закончиться счастливым финалом. Демид все дольше оставался волком, все ближе был то полнолуние, после которого он уже не вернулся бы.
Накануне Демид оставил Анастасии запечатанное письмо, настрого запретив открывать раньше полудня четвертого дня с его ухода. Она честно дождалась назначенного срока и только тогда медленно, по слогам прочла прощальное послание возлюбленного.
Я могу передать письмо вам. Наверное, может показаться странным, что я взял его сюда, на полпути к Северному полюсу. Не знаю. Наверное, хотел перечитать его перед тем, как все закончится. Но не будем отвлекаться.
Стенограмма гипнотического сеанса Анастасии Сергеевны Гуляевой, май 1862
— Где он?
Василий с грохотом ворвался в дом, с размахом ударив дверью о стену. Взъерошенный земской доктор держал в руках трофейный штуцер, которым беспрестанно размахивал по сторонам. Анастасия медленно повернула голову, молча уставилась на доктора.
— Где он?!
— Не знаю, — честно ответила девушка, аккуратно складывая письмо и откладывая его в сторону. — Он не вернулся. И, похоже, уже не вернется. Зачем пришел? Тем более в таком виде?
— Ты не знаешь… — Василий остановился, ружье замерло в локте от головы девушки. Анастасия двумя пальцами отвела ствол штуцера от своего лица. — Эта тварь… Демид. Он ворвался в мой дом. Волком.
— Что случилось?
— Он вбежал к нам во двор днем, средь бела дня. Первым его встретил Грыч, у самых ворот. Овчар не справился, в последний момент остановился. Раньше он чуял в Демиде зверя, сейчас, похоже, почуяв в звере Демида. Волк загрыз его на глазах у моего сына. А потом…
Василий замолчал. Он подошел к Анастасии, тяжело дыша. По его дыханию девушка поняла, что перед тем, как прийти, земской доктор успел выпить, причем немало. Василий взял ее за подбородок, силой поднял ей голову, заставляя смотреть себе в глаза.
— Знаешь, что было дальше? — приблизившись к ней в упор, выдохнул Василий.
Хорошо выученная Демидом Анастасия не собиралась терпеть подобного отношения. Левой ладонью она шлепнула захмелевшего доктора по глазам. От неожиданности тот отшатнулся. Девушка вскочила, опрокинула табурет, так, чтобы он оказался между ней и Василием. Рука словно сама по себе тянулась к ножу, но девушка вовремя остановилась. Для поножовщины было рано.
— Дура лесная, — сев, обиженно проговорил Василий. Казалось, он успокоился. — Ты же не знаешь, что произошло. Дёма, мой брат, мой родной и единственный брат. Меня не было дома. А он… он ворвался в дом. И загрыз мою жену, мою Машку.
Анастасия замолчала. Такого ответа она не ожидала. Она была уверенна, что за все прошедшие с войны годы Демид не убил ни одного человека. И теперь такое…
— Почему?
Девушка спросила скорее себя, чем Василия. Почему? Дом располагался почти что в центре деревни. Волк должен был пробежать по двум улицам, мимо людей и дворовых собак, наверняка подняв невероятный переполох. Это был не звериный, а сугубо человеческий поступок.
Но зачем? Мария, жена Василия, не имела ни малейшего отношения ко всей истории. Она не знала про Демида, про все их изыскания и ночные бдения. У Демида не было видимых Анастасии причин нападать на тихоню Машу. Тем более так, у всех на виду.
Василий сел, уткнув голову в руки. Девушка медленно подошла к нему, осторожно коснулась его плеча кончиками пальцев. Младшая в семье, бездетная Анастасия плохо умела утешать и успокаивать.
— Что с Артемом?
— Волк его не тронул. Но теперь мне предстоит объяснить сыну, что случилось с его мамой. И как мне это сделать? — Василий не выдержал и сорвался на крик — Как?! Скажи, как рассказать сыну, что его собственный дядька загрыз маму?!
Анастасия по привычке закусила нижнюю губу. Она не знала, что ответить. Во всем белом свете не существовало правильных слов, чтобы объяснить такое. Девушка молча подошла к столу, взяла оставленное Демидом послание. Протянула его Василию.
Тот справился с чтением значительно быстрее.
— Значит, теперь у нас обоих есть веска причина убить Дёму.
Василий рассмеялся неизвестно чему. Сначала Анастасия приняла это за проявление болезни, которое сам Василий называл словом истерия. Но потом поняла, что, несмотря на хмель в голове, доктор пребывал в здравом уме. Ему действительно было смешно.
Анастасия поежилась от жуткости происходящего. Она считала, что отвыкла бояться. Но сейчас почти забытое ощущение возвращалось. Быстро перекрестившись, Анастасия начала собираться на охоту.
Сборы заняли сутки. Анастасия побоялась идти одна. Охотница дождалась, пока Василий протрезвеет. Она посчитала это правильным поступком: все эти годы они втроем были объединены общей бедой и сейчас именно втроем они положат всему конец.
За прошедший день Демид никак не проявил себя. За это время девушка многократно перечитывала послание возлюбленного и могла повторить его почти дословно. "Настена, прости меня…". Анастасия до боли стискивала лук, когда вспоминала о том, что было написано дальше. И в очередной раз обещала себе не останавливаться, пока не добьется успеха. На этот раз она сможет спустить тетиву.
— Тише! — Анастасия резко шикнула на топчущегося, словно медведь, медика.
Они шли по густому подлеску, и длинный ствол штуцера не был приспособлен к этому. Василий цеплялся за ветки, шуршал прошлогодними листьями, вел себя громко и нагло. Первое время девушка раздражалась. Потом вспоминал письмо Демида. "Нужно совершать правильные поступки…".
— Вася, иди первым. Пройди шагов десять-двенадцать вперед, я буду за тобой.
Василий привлечет Демида, она же останется незамеченной. По крайней мере, так Анастасии хотелось думать. В любом случае, они не будут мешать друг другу и если что случиться с одним, второй успеет разрядить оружие.
Они ходили по лесу уже несколько часов. Первое время Василий от каждого шороха замирал, вскидывал штуцер, оглядывался по сторонам. Потом земской доктор начал уставать. Он не привык таскать ружье и долго ходить по лесам.
Их поиски закончились вечером. Василий, который определял время не по солнцу, а с помощью похожего по луковицу механизма со стрелками, утверждал, что было пять часов, когда они повстречали Демида. Он ждал их на поляне, в центре которой когда-то стоял столетний дуб. Несколько лет назад его расщепило ударом молнии, и дерево срубили по приказу графа Строганова.
В центре поляны, возле пня, сидел волк. Он тяжело дышал, по-собачьи вывалив язык. Василий, первым вышедший на поляну, застыл как вкопанный. Анастасия не последовала за ним, осторожно начала обходить поляну по кругу.
Волк медленно поднялся. Пока он не пытался напасть на них. Анастасии оставалось только гадать, сколько в нем осталось от человека. Она не знала, узнал ли Демид их, понимал ли, зачем они пришли.
— Настя, это он, — вполголоса сказал Василий.
— Это понятно, — сквозь зубы ответила девушка. Демид научил ее различать зверей по мельчайшим отличиям в оттенке шкуры, размерам и даже манере двигаться. Она достаточно видела Демида в зверином облике, чтобы узнать его из сотни других волков.
— Что будем делать? — медленно поднимая штуцер, спросил Василий.
Анастасия сморщилась. Вчерашний запал Василия сошел на нет. Девушка старалась не признавать, что и ее злоба заметно ослабла. Но письмо Демида дало ей понимание, что порой приходилось совершать правильные поступки. Поэтому она напомнила:
— Вспомни, что он сделал с Машей.
Волк стоял перед ним, выдвинувшись вперед на полкорпуса. Он прижал уши, показал зубы. Анастасия услышала тихое, едва слышимое рычание. Волк готовился напасть.
Девушка одним движением наложила стрелу на тетиву. Она сместилась на несколько шагов, так, чтобы волк смог быстро добраться только до одного из них. Анастасия ждала, оставив Василию право выстрелить первым.
— Прощай, Дёма.
Анастасия была готова поклясться, что услышала, как щелкнул кремнёвый замок, выбивающий искру. Шипение сгорающего пороха, нарастающий грохот выстрела. Имей они дело с обычным волком, всё закончилось бы в тот же момент.
Но Демид прошел войну и даже сейчас прекрасно знал, что такое огнестрельное оружие. А Василий был не самым лучшим стрелком. В последний момент волк метнулся в сторону. Он скрылся за клубами порохового дыма, и Анастасия слишком поздно поняла, что доктор промахнулся.
Зверь прыгнул на Василия. Девушка спустила тетиву. Она знала, что могла попасть в доктора, но все равно послала стрелу. Это была слишком хорошая возможность убить волка, чтобы думать о безопасности человека.
Демид отпрыгнул. Снова невредимый. А Василий, устоявший после удара лапами в грудь, с криком ухватился за пробитое стрелой бедро. Анастасия мгновенно выдернула из колчана вторую, натянула, спустила. И снова мимо. Стрела вошла в лесной дерн. Остался только один серебряный наконечник.
Волк отбежал, замер на той стороне поляны. Анастасия пыталась нащупать нужную стрелу в колчане, не сводя глаз с Демида. Тот пялился на девушку в ответ, не обращая внимания на Василия, словно понимая, что после выстрела земской доктор не представлял опасности.
Волк начал медленно обходить поляну. Девушка наконец смогла вытащить последнюю нужную стрелу, трясущимися руками наложила расщеп на тетиву. Последняя возможность спасти душу Демида и спастись самой. Она натянула, держала долго, до боли в пальцах. Волк, не шевелясь, смотрел на неё.
Анастасия вспоминала, чему научил ее Демид. Прищурить левый глаз. Задержать дыхание. Плавно отпустить скрученную тетиву.
Похоже, Демид тоже вспомнил, чему учил Анастасию. В последний момент он отшатнулся в сторону. Стрела воткнулась в оставшийся от дуба пень. А волк бросился вперед.
Девушка успела выставить вперед левую руку, попыталась заткнуть звериную пасть луком. Без толку. Она почувствовала, как клыки смыкаются на ее левой ладони. Волк мотнул головой, повалил девушку на землю. Анастасия с трудом сдержала крик.
— Эй! Сюда! На меня! — Василий кричал, бил рукой по земле, пытаясь привлечь внимание волка. Безрезультатно, Демид продолжал терзать руку охотницы.
Свободной рукой девушка дергала нож на поясе. Похоже, его перекосило в ножнах, вытащить клинок не получалось. Девушка чувствовала что-то липкое на левой руке. Это могла быть волчья слюна. Или ее собственная кровь.
Наконец ладно сделанные ножны треснули, Анастасия вырвала нож. Боль в руке стала нестерпимой, она забыла о том, кто стоял перед ней. Единственной мыслью было освободить ладонь. Она ударила снизу вверх, метя в горло. Клинок завяз в густой шерсти, волк дернул головой, раздирая ей ладонь.
Уже потом Анастасия поняла, что должна была бить в глаза, нос, уши. Но она не смогла вывернуться, приходилось неудобно колоть снизу вверх. Она била истерично, бестолково, стремясь отмахнуться от того, что раньше было Демидом.
Она уперла острие клинка в горло волка, надавила, попросту вкручивая нож в волчье горло. Демид взвизгнул, в последний момент попытался отпрыгнуть. Слишком поздно. Девушка левой рукой, все еще находящейся в пасти, вцепилась в язык волка. Её слушались только большой и указательный палец, но и этого небольшого усилия оказалось достаточно.
Последнее усилие, толчок ножом снизу вверх, и жизнь Демида Стефановича Зуева, ветерана Русско-турецкой войны, лесничего и оборотня, любимого супруга и брата, прервалась.
Шестая часть фонографической записи.
Наверное, на этом стоило бы остановиться. Сказать, что все закончилось, к добру или к худу, и для наших героев началась счастливая безопасная жизнь. Отчасти это так. Для отца попадание серебряной стрелой прошло, в общем-то, безвредно. Остался шрам, но у кого из нас нет шрамов? К счастью, неудачный выстрел не сказался на возможности передвигаться самостоятельно.
Анастасии повезло меньше. Несмотря на все старания Василия, ее левая ладонь осталась изуродованной, она потеряла контроль над тремя пальцами. Василий приютил у себя почти что родственницу, оставшуюся без средств к существованию. Не знаю, чем руководствовался отец в тот момент. Возможно, он просто пожалел Анастасию. Или же не смог бросить одну после всего, что они вместе пережили. Мне кажется, отец просто побоялся остаться в одиночестве в пустом доме с сыном, чью мать он не смог сберечь.
Василий продолжил свою службу в качестве земского доктора. Но пережитое тяжело ударило по его нервному состоянию. Отец начал пить. Похоже, раньше его сдерживал преимущественно страх перед братом, перемешенный с желанием сдержать данное обещание.
Анастасии было сложнее. Она лишилась человека, который был смыслом ее жизни последние четыре с лишним года. А на прощание Демид отнял у неё не только необходимость охотиться, но и возможность. Удержать тугой лук двумя пальцами, большим и указательным, у неё не получалось.
Ну а потом она нашла для себя новый смысл жизни. Она стала растить меня. Учить тому, чему мог научить Демид. Наверное, потому, что ничему другому научить не смогла бы при всем желании.
Пожалуй, на это стоит остановиться. Пока не наговорил лишнего.
Письмо Демида Стефановича Зуева Анастасии Сергеевне Гуляевой. Дата написания неизвестна.
Настёна, прости меня. За то, что не смог сказать тебе все это в лицо, отделавшись трусливым письмом. Но поверь, так будет лучше.
Нужно совершать правильные поступки, как бы горько не было самому. Я должен попросить у тебя прощения за обман, затянувшийся почти на пять лет. Вспомни нашу первую встречу. Ты пошла за мной, ни о чем не спрашивая. Мы никогда не говорили об этом, я просто не хотел, чтобы эта тема поднималась.
У балканских оборотней есть одна особенность, о которой не знает даже Вася. Мы умеем внушать доверие, любовь к себе. Достаточно посмотреть в глаза человеку, и он поверит любому сказанному слову. Причем будет искренне считать, что действует по доброй воле.
Ты никогда меня не любила. Это было всего лишь внушение. Мне был нужен человек, способный убить волка, которым я когда-нибудь стану. На твоем месте должен был быть мужчина, охотник. Но мне гораздо легче подчинить себе женщину. Я выучил тебя, выдрессировал, попытался сделать из тебя охотницу.
Прости меня. Когда все это закончится, ты станешь свободной. Попробуй начать новую жизнь. А все, что было раньше, забудь как сон.
Письмо четвертое. Не отправлено. Написано ориентировочно пятого августа 1882.
Рассказ Артема произвел на меня впечатление. Не знаю, произошла ли описанная им история в реальности или это лишь выдумка, не берусь судить. Но я начинаю беспокоиться. Вот уже два дня мы остаемся на месте. Мы похоронили как проводников, так и напавшего на нас волка. Чье появление, замечу отдельно, до сих пор остается для меня загадкой.
После короткого совещания мы решили возвращаться на юг, до последнего постоянного поселения, которое мы оставили две недели назад. Но, боюсь, без проводников это будет невозможно: ни мне, ни четверым моим коллегам не хватит для этого компетенций. Увы, таковы издержки нашей специализации на этнографии.
Артем настаивает на том, чтобы мы оставались на месте. Он утверждает, что через несколько дней мимо нас будут проходить алеуты, которые смогут вывести нас к цивилизации.
Мне начинает казаться, что у нашего спасителя имеются свои причины оставаться на месте. Возможно, сказывается нервное потрясение последних дней и мне начинают мерещиться опасности и скрытые мотивы. Но на всякий случай я пообещал себе присматривать за Артемом. В его истории остается слишком много недосказанного.
Надеюсь, что вскоре сам посмеюсь над своими опасениями. Пока я не собираюсь посвящать остальных в свои подозрения. Пожалуй, эта записка станет одним из способов подстраховаться на случай, если что-то пойдет не так.
Первая записка, оставленная Артемом Михайловичем Зуевым.
У всякого сколь-либо внимательного слушателя наверняка возникло немало вопросов после моего рассказа. Я не считаю, что ответы должны стать достоянием истории. Но и умалчивать было бы несправедливо. Поэтому ограничусь рукописным текстом, надеюсь, его прочтут далеко не все. Почему Демид атаковал в совершенно не волчьей манере и терзал руку Анастасии вместо того, чтобы пытаться ухватить за горло? Почему спокойно ждал их на видном месте? И почему погибла ма… Мария, которой во всей этой истории было посвящено меньше дюжины слов?
Правильные поступки. Вокруг этих слов строится весь наш рассказ. Посмотрите на письмо. Перечитайте. Представьте, может ли человек, едва-едва выучившийся читать и писать, не бравший в руки перо лет пятнадцать, написать что-то подобное?
Однажды, напившись особенно сильно, отец рассказал все. Хорошо, что Анастасия, тетя Настя, это не слышала. Иначе пришила отца прямо на месте.
Демид писал послание под диктовку отца. Он переписывал письмо раза четыре, прежде чем результат удовлетворил Василия. Отец говорил: слова должны задеть за живое. Заставить по-настоящему возненавидеть. В письмо должно было быть написано что-то настолько мерзкое, отталкивающее, чтобы Анастасия без раздумий спустила тетиву в самый важный момент.
Все оказалось сложнее. Похоже, Демид не верил, что ей хватит сил на убийство. К охоте должен был присоединиться Василий. И выпустить финальную пулю. Но отцу нужна была причина, мотивация, если вам по нраву это новомодное слово. И Демид дал ее.
Получается, отец сам объяснил оборотню, что нужно делать. Как заставить убить себя. Но ни отец, ни Анастасия не справились. В последний момент Демид остановился сам, дав нанести последний удар. Даже в волчьем облике он попытался остаться человеком.
Вторая записка, оставленная Артемом Михайловичем Зуевым.
Я подумал, что будет правильным закончить свою затянувшуюся исповедь. В прошлой записке я слукавил, умолчал о самом главном. Нужно рассказать, наконец, когда и чем все закончилось на самом деле. Внимательный слушатель наверняка заметил несоответствие: волк ни разу не было остановлен, скажем так, мистическими причинами. Вся система сдержек, разработанная отцом, в которой учитывались почти все поверья, связанные с оборотничеством, оказалась никчемной.
Волка не остановила ни соль, ни травяные настойки, ни сотканная из крапивы рубаха. Заметьте, в конечном итоге Демид погиб от ножа, сделанного из обычной стали. Никакого серебра. Какой вывод можно из этого сделать?
Проклятье оборотня было наказанием за поступок. И все. Никаких других причин этому не было. И у Демида был только один выход: смерть. Его ежемесячное превращение в волка было таким же свершившимся фактом, как и совершенное им военное преступление. Ни первое, ни второе изменить было нельзя.
Может появиться вопрос о волчице, которая напала на экспедицию. Для меня это самая неприятная часть истории. Пожалуй, я соглашусь с отцом: в мире нет ничего хуже правильных поступков.
Анастасия убила своего возлюбленного, человека, ставшего смыслом ее жизни. Укус волка не сделает оборотнем. Похоже, Анастасия просто не смогла простить себя. Как бы то ни было, уже через месяц, на следующие полнолуние, в этом мире стало одним оборотнем больше.
Она держалась намного дольше. Двадцать пять лет. Почти триста полных лун. Но и она не смогла до конца оставаться человеком. В какой-то момент ей стало претить даже не деревенское общество. Анастасия попросила перевезти её подальше от людей. Я помог ей перебраться сначала в Сибирь, под Красноярск. Но и этого было мало. Все закончилось здесь, в Аляске. Здесь Анастасия окончательно перестала быть человеком.
Осталось объяснить мою роль. Я тот человек, который должен был остановить Анастасию и прекратить её земной путь. Почему? Я последний близкий человек, оставшийся у неё. Мне пришлось взвалить на себя эту ответственность. Что я и сделал.
Зачем я рассказывал все это последние два дня? Все просто. Близилось полнолуние. Анастасия была волком постоянно, без оглядки на Луну. А мне, боюсь, придется ориентироваться на ночное светило.
Я убил женщину, ставшую для меня второй матерью. И прошедшая ночь показала, что простить себе этого не смог. А экспедиция и добрый этнограф Александр Александрович Найдин позволят мне остаться в живых после того, как я вернусь к человеческому облику. Мне не хотелось оказаться голым и без вещей посреди тундры. Сожалею, что все обернулось именно так.
Пожалуй, будет правильным оставить здесь подшивку бумаг. Сначала я собирался сжечь все, когда закончу. Но теперь, после разговора с Александром Александровичем, начал думать, что лучше оставить все как есть. Если повезет, то бумаги найдутся и об истории несчастного Демида и его семьи. Если нет — видимо, на то воля Бога.
Прощайте.
Резолюция, полученная из Седьмого отделения жандармского корпуса, г. Санкт-Петербург, сентябрь 1882 года.
Первое — отыскать Артема Васильевича Зуева и доставить его в ближайшее к месту задержание отделение.
Второе — признать высказанную Зуевым А.В. теорию необоснованной. В случае, если поимка живьем будет невозможна, тело Зуева А.В. должно быть обработано серебром (проникающие ранения в сердце, печень, головной мозг). В противном случае убивший ликантропа будет заражен и будет подвергаться трансформации каждое полнолуние.
Капитан Реютин Н.О.