Переходная форма

Переходная форма

— Тихо!.. Ты слышишь?

— Опять она вернулась?

— Да, тише, тебе говорю!

В полумраке силуэты двух мужчин застыли, как истуканы. Танцующее пламя костра яркими отблесками рисовало на их лицах фантастические узоры. Звенящую тишину ночи нарушало лишь потрескивание, с которым огонь лакомился сухими поленьями. И тут оба услышали нарастающий шорох, доносящийся из темноты.

— И ведь точно, опять вернулась, — прошептал второй мужчина. — К нам подбирается, хочется нашего ужина отведать. И ведь слушай, как рычит, голодная. Не подошла бы к нам.

— Да нет, — спокойно ответил первый. — К костру не сунется. Как и до этого окопается в темноте и будет ждать, как мы уйдём. А когда двинемся с места, полезет искать, чего тут от нас осталось.

Пыхтение неведомого зверя в темноте становилось всё отчётливее. Внезапно раздался треск, хруст, громкое рычание и вся округа, казалось, заходила ходуном. А потом шум смолк также быстро, как начался. Только и раздавалось, что недовольное фырчанье.

— И чего ей неймётся, — пожаловался второй, — сколько шуму наделала из ничего.

— Пойду, что ли шугану её разок, чтоб не совалась. — Первый встал со своего места.

— Сиди! — Второй насильно усадил его за руку обратно. — Вреда она никакого не сделает, пока у нас огонь горит, зато мы знать не знаем, какие другие опасности поджидают нас тут в темноте. Аляска, брат, много тайн хранит.

— Какие тайны, например? — Первый мужчина нехотя сел. Пламя костра вновь осветило его строгое лицо. По обе стороны от носа зеркально отражались две глубокие морщины в форме буквы "Г". Подбородок скрывало рыжее пятно — борода, а в глазах — глубоко-глубоко застыла лукавинка.

— А такие! — Второй был заметно рад, что ему не пришлось одному торчать возле костра. Идти в темноту вслед за первым не особенно улыбалось. Поэтому второй наклонился и подкинул в костёр новое поленце. Когда пламя схватилось, огонь выхватил из тьмы его круглую физиономию. В его виде не было той статности, что овевала всю фигуру первого. Лицо светилось какой-то простотой, впрочем, без трусости.

— А то, Никита Андреевич, вы не смотрите, что Российская Империя сегодня передовое государство и служит прогрессу. Увы, на все её земли могут этим похвастаться. Тут на Аляске места дикие. До сих пор чертовщина не вывелась. Боюсь представить, чего только здешних краях не обитает.

— Что, Фёдор Игнатьич, думаешь, кикимора какая обосновалась в нашей чаще? — Усмехнулся Никита Александрович. Вторя собеседнику, он назвал его по имени отчеству.

— Зря смеётесь, — покачал головой Фёдор Игнатьич. — Извините, забыл как ваша фамилия…

— Горюнов. — Подсказал собеседник.

Рассказчик кивнул.

— А моя — Клубникин. Это я сейчас выгляжу повесой судьбы, а на самом деле потомок русского князя. Кровь моя — гарантия того, что не просто воздух сотрясаю, я за свои слова отвечаю. Но дело не в том. Дед мой — князёк-то, что-то около тридцати или более лет назад отправил через Аляску небольшой караван с кое-какими ценными вещами. Представляете, тот пропал! Нет от него ни слуху, ни духу. Отправили за ними другой на поиски. И того след простыл. И что вы думаете? На третий раз удалось найти. Пришлось снарядить чуть не целую армию: много денег дедушка истратил.

Нашли обе экспедиции. И вот в чём дело. Всё в целости и сохранности, а людей — как ни бывало. Только и остались от них какие-то одежды. Ни дать ни взять — сгинули куда-то. Ну, не могли разбойники бросить добро. Как пить дать — не могли. А от диких зверей у караванщиков снаряжение имелось — оружие и ого-го, сколько. Ни тронутым осталось!

— Ну, уж, будет вам, — поморщился Горюнов. — На дворе почти двадцатый век, а вы в сказки о пропавших экспедициях рассказываете.

— Хотите, верьте, хотите, нет, — сердито отмахнулся Клубникин и потянулся за железной кружкой, чтобы плеснуть в неё остывшего чая. — Я не вру. Было это, как я сказал, годов тридцать назад, да только нам, людям кажется, что оно много, тридцать лет, а для природы очень мало. На Аляске до сих пор дикари живут по берегам моря. Питаются в основном моллюсками, или трупами китов, выброшенными на берег. Когда есть нечего — если шторм на воде разыгрался, они каннибализмом занимаются — собственных старух едят. Подвешивают их на вертеле, как кабанчика и вертят над дымом, пока те задохнуться, а потом уже и готовят. Вот вам кажется, что за тридцать лет многое изменилось — вы выросли, стали путешественником. А они, как тогда своих бабушек кушали, так и будут, когда вы уже сами старичком станете.

— В природе всему свойственно меняться, — улыбнулся Горюнов. — А уж там, куда ступила нога человека — и подавно. Беру на себя ответственность заявить, что через тридцать лет на Аляске все внуки будут уважать своих бабушек.

— Вам виднее. — Сказал Клубникин. — Да только леса тут и в самом деле полны тайн. И вот, признаюсь честно, когда только охотники за золотом, такие как я, вторгаются в кладовые природы, она им, родимая, кажет, что к чему! Потому что не любит расставаться со своими богатствами. А уж когда к делу подключаются такие, как вы, члены Русского Географического общества, то и того подавно! — Он выразительно посмотрел на Горюнова. — Вы же напрямую в её секреты лезете.

— Полно вам, — вздохнул Горюнов. — Нужно устраиваться на ночлег. Уверен, этой ночью нам ничего не угрожает. Но на всякий случай будем дежурить.

— Могу первым взять на себя дежурство. — Настроение Клубникина быстро переменилось. — Что-то спать не особенно хочется. Всё не так идёт — ещё с этой проклятой катастрофы…

Горюнов улёгся у костра, завернувшись в свой плащ. Его окутывала пелена свежих запахов, от которых кружила голова. Деревья плотным кольцом стражников сомкнулись вокруг костра. Чувствовалось, что люди находятся посреди бескрайней зелёной пустыни — на сотни километров во все стороны простирался лес…

Клубникин наблюдал за костром. Пламя не просто лизало поленья — оно жадно грызло их, кусало, стараясь поскорее добраться до сладкой сердцевины. Это наводило на мысль о том, что в скором времени нужно подбросить в огонь новую партию дров, и что необходимо быть бдительным. Но пляска огня убаюкивала Клубникина.

Из-за деревьев совсем-совсем близко раздался громкий треск. Фёдор Игнатьич вскочил, сонливости как не бывало. Из темноты доносилось недовольное гудение и фырканье. Неизвестный зверь не собирался оставлять путников в покое.

 

 

Утро развеяло множество ночных страхов, но не все. Лес по-прежнему стоял мрачным строем деревьев. Эта суровая армия и вправду хорошо охраняла кладовые страны. Вековые ели мрачно взирали на путников своими сморщенными лицами. А на ветру тихо шелестели их ветви. Всё вокруг напоминало, что мужчины всего лишь гости, и лучше бы им не задерживаться надолго. Начинался четвёртый день путешествия — с тех пор, как поезд, вёзший наших героев, сошёл с рельс, и оставил их на растерзание живой природе.

Клубникин тушил костёр, когда Горюнов позвал его к себе.

— Посмотри!

Клубникин подошёл к зарослям кустарника. Горюнов стоял, уперев руки в бока. У его ног лежал волчок. Кто-то хорошенько отделал беднягу ночью. Даже сквозь шкуру было видно, что кости перебиты, а рёбра торчат наружу. На шее была рваная рана.

— Он что ли нас преследовал?

Горюнов покачал головой.

— Нет, Серый попался в руки нашему старому другу. А уж тот его хорошенько отходил. Надо полагать, охранял свою территорию.

И правда, в земле зияла чёрная круглая дыра, в неё спокойно мог бы пролезть ребёнок лет восьми. Вокруг норы валялся различный хлам: ветки, мусор. В основном это были старые кости птиц и мелких зверей. С одной стороны от дыры возвышался холмик земли, с другой — внутрь уходила дорожка из мусора.

— Да, нашего ночного зверя работа — узнаю.

— Не понимаю, зачем она это делает. — Горюнов задумчиво смотрел на хлам.

— Наверное, метит свою территорию.

— Вряд ли. Скорее всего, какой-то старый инстинкт. Хотя… кто её знает. Сегодня опять нашёл пропажу. — Горюнов поднял руку раскрытой ладонью кверху — в ней были часы на цепочке. — Утащила. И ведь как только сумела незамеченной прокрасться в лагерь? — Он покосился на спутника. — Но в этот раз я уже знал, где искать пропажу.

— Она напоминает мне сороку, тащит в своё гнездо всё, что ярко блестит. А ведь мы даже не знаем, как она выглядит… Может…

— Нет, её уже тут нет. Убралась восвояси. Скорее всего, у норы есть второй выход.

— И ведь она каждую ночь роет новую… и не ленится. И неотступно идёт за нами. Её упорству позавидовал бы любой охотник за сокровищами.

— Мы для неё чем-то интересны.

— От этой зверюги надо держаться подальше. –Клубникин поддел ногой волка. — Силищи у неё ого-го! И ведь что-нибудь да случится с нами в этом путешествии! Всего три дня прошли, а уже чего только не испытали: сначала медведь нас чуть не сожрал, затем едва не остались в паршивой топи, тут ещё и зверюга эта за нами прётся. Эх, скорее бы добраться до какой-нибудь деревеньки!

Горюнов убрал часы в нагрудный карман. Теперь при свете дня есть возможность хорошенько разглядеть его. Его коричневый кожаный плащ состоял из множества сегментов. Плащ был с секретами. Каждый сантиметр прятался какой-то нужный предмет или обладал полезной функцией. В прямом смысле слова у Горюнова всегда были под рукой небольшая подзорная труба, компас, склянки, медикаменты и другое необходимое оборудование. Такими же были плотные штаны. За поясом у него прятался длинноствольный револьвер. Клубникин в этом отношении был проще. Его толстая крутка не обладала столь богатой сокровищницей. Зато она могла надёжно защитить от непогоды. Его голову венчала широкополая цыганская шляпа, а из-за спины выглядывало дуло ружья.

— Я встал с утра пораньше, чтобы проверить. А оно уже убралось. К счастью, больше ничего не пропало. Надо двигаться дальше. — Сказал Горюнов.

Клубникин поёжился. Ему вдруг вспомнился сон, который он увидел сегодня ночью. В том сне Фёдор вернулся туда, где они с Горюновым шатались, как громом пораженные вдоль искорёженных обломков поезда среди бесчисленных трупов. Это произошло на рассвете, как сейчас. Клубникин никогда не забудет страшного лязга: катастрофа застала его во сне. И ещё долго будет помнить искорёженную груду металла, лежавшую на рельсах. Тушу поезда, напоминавшую тело огромной гусеницы, которой кто-то вскрыл живот и распотрошил внутренности. И ещё не забудет странную металлическую громадину, высившуюся на рельсах, которая и послужила причиной катастрофы…

Клубникин встряхнул головой.

— Надо идти, — решительно сказал Горюнов.

Через полчаса они уже шагали вперёд, а влажная почва скрипела под ногами.

За четыре дня сапоги путников проторили дорогу больше, чем в две сотни километров. Но это была всего лишь жалкая часть огромного пути, который им предстояло пройти. В дороге мужчины питались скудной растительностью, и охотились на мелких животных. Благо, один натуралист, а второй золотоискатель — сложные походные экспедиции были их родной стихией. Впрочем, даже заядлым путешественникам иногда грезится тёплая кровать и жаркий обед, сдобренный вкусными приправами. Наши герои не являлись исключением.

В дороге они развлекали себя разговорами. Но иногда лес смыкался перед ними плотным кольцом — и тогда они шли молча, преодолевая переплетения веток.

Ближе к полудню мужчины услышали далёкий унылый звук.

ТУУУУК…. ТУУУУУК… РРРУУУК…

Оба прислушались, пытаясь определить, откуда он доносится. Первое впечатление им ничего не подсказало. Звук словно пробивался через какую-то завесу… или пелену.

Путники двинулись дальше. Звук стихал. Но через некоторое время начинался снова. Он так и сопровождал их. И по мере движения становился всё ближе.

К полудню они вышли на открытую территорию: лес буквально выплюнул их из своего нутра. Перед ними расстилалась обширная равнина. Она заканчивалась плотным частоколом гор.

Даже издалека путники увидели пещеры — штольни. Их можно было распознать по чёрному провалу входа, поддерживаемого деревянными балками. У входа с двух сторон склонились металлические конструкции — три или четыре — отсюда сложно было понять. Время хорошенько поработало над ними — видно, что махины частично развалились. Ветер пошатывал их, железные гиганты ходили ходуном. Удивительно, как до сих пор не рухнули. До путников долетал протяжный печальный скрип.

СКРРРРООКК…

Скрип переплетался с тем звуком, который застал их раньше.

ТУУУУК…. ТУУУУККК… РРРУУУУККК…

Стало ясно, что они нашли его источник. Звук доносился здесь с особенной силой. Сомнения не было — он шёл из шахт.

— Золотые штольни. — Сказал Горюнов.

— Скорее, серебряные, а может тут добывали медь. — Ответил Клубникин. — Но сейчас эти шахты не действуют, насколько я понимаю… Слышал, люди чем-то прогневили эти места. Некогда тут было всего вдоволь — прекрасная растительность, бесконечная руда… Если очутиться по ту сторону гор, то мы скорее всего найдём остатки поселений. Но что-то случилось и края вдруг стали мрачными. Рудники иссякли, некоторые обвалились, похоронив под камнями людей. Дикие звери стали уходить в другие места. Растительность постепенно пропадала, а та, что продолжала расти — стала ядовитой. Домашние животные гибли. Обитателям здешних мест пришлось в спешке ретироваться. Они подались на Запад. Правда, это всего лишь легенды, которые я слышал от одного моего случайного попутчика.

Мужчины стояли на границе леса и поля, ветер трепал их одежду. За их спинами скрипели многовековые деревья, а впереди — ржавые механизмы.

СРРРРРР….

ТУУУУКК… ТУУУУУКК… РРРРООООКК…

— Покинули? — Спросил Никита Александрович. — А что это за звук? Складывается впечатление, что шахта действует.

Фёдор Игнатьич покачал головой.

— Насколько я знаю — нет. Шахты покидались в спешке. Даже остатки добытой руды оттуда не вывезли. И остались некоторые механизмы. Вы же знаете, что прогресс в лице механики и алхимии позволяет создавать аппараты, работающие без участия человека. Они делают очень простую работу, например, долбят камень в штольне и заводятся, как часы. Вот только заряда их хватает гораздо дольше. Те механизмы, что стоят у входа, скорее всего, играют роль погрузчиков. Человек мог управлять ими, чтобы складывать руду или камни на телеги и вывозить их прочь. А то, что мы слышим — работает механизм-рудокоп.

ТУУУК… БААААМММ… ДООООНННН…

Обоим сразу представился огромный металлический исполин, брошенный людьми, который упрямо продвигается всё глубже и глубже в нутро гор, отбрасывая позади себя выломанную породу. До тех пор, пока его не засыплет, или пока не кончится его завод, или не иссякнет неведомый источник питания.

— Мы могли бы отправиться туда и посмотреть, что происходит. — В полушутливом тоне сказал Горюнов. — Но мы, конечно, этого делать не будем.

— Определённо. — Твёрдым тоном ответил Клубникин. — Я туда ни ногой!

Горюнов извлёк из закромов своего чуда-плаща складную подзорную трубу и посмотрел на остатки металлических сооружений. А затем обвёл взглядом округу.

— В любом случае нам нужно на ту сторону. Если там действительно сохранились остатки поселения, мы сможем добраться до нашего конечного пункта назначения гораздо быстрее. Нужно искать обход. Возьмём немного восточнее.

Он передал трубу Клубникину. Тот осмотрел округу. В нескольких километрах от них — там, где плоскогорье вновь смыкалось с лесом, можно было разглядеть нечто вроде перевала.

Фёдор Игнатьич перевёл взгляд на вход в штольню. Задержал своё внимание на металлических исполинах. Те напоминали огромные паровые котлы, в которые воткнули огромные железные ручищи с клешнями. Механизмы раскачивались на ветру. Клубникину вдруг показалось… Или не показалось? Хотя нет, конечно показалось, чего уж тут!

Он обратил внимание на одного из исполинов. Тот застыл в позе древнегреческого атлета, кидающего диск на олимпийских играх. Только вместо диска в его клешне был зажат огромный камень. Скорее, всего, неогранённая руда. Вот он качнулся — возможно, на ветру, — клешня разжалась, и камень ухнул вниз. Но не угодил на землю, а исчез в нутре исполина, точно попав в открытую щель. А остальные застыли над ним, словно ожидая своей очереди.

ТТУУУУК… БУУУУМММ… РРРР… — Рокотал под землёй неустанный рудокоп.

Хррряяяссьььь…. Скрррр… — скрипели на ветру железные привратники. Или их шестерёнки внутри, перемалывающие руду…

Клубникин встряхнулся. Брррр! Да, конечно, показалось!

— Что-то не так? — Спросил Горюнов.

— Нет, всё в порядке, — ответил Фёдор, передавая ему подзорную трубу. — Нам действительно стоит двигаться дальше.

Когда они уже шагали по равнине, Горюнов поинтересовался у своего спутника:

— Вы говорите, что ни за что не стали бы работать тут. На такой шахте. И не хотите приближаться к ней ни на шаг. В чём дело?

И тут Клубникин открылся ему. Поведал свою маленькую тайну:

— Ненавижу механизмы, — сказал он. — С детства не люблю. Это какие-то… бесовские изобретения. Лично я за ручной человеческий труд! И хотя к алхимии я тоже отношусь с порядочной долей скептицизма, механизмы меня пугают. Они всё больше захватывают жизнь человека. Скоро совсем не останется областей, где мы могли бы трудиться сами. Всё будут делать машины. Вам это покажется удивительным, но я именно тот противник прогресса, который руками и ногами упорно держится за старое. Я потому и перебрался сюда, на Аляску. Места здесь дикие и преопасные, но их, во всяком случае, ещё не полностью захватила рука этого чёртового прогресса. Будучи подростком, я чуть не погиб при испытании аэростата, а вот мои сестра и брат — тем не повезло. А ведь могли бы ещё хлебнуть весёлой и долгой жизни. Поэтому я очень рад, что моим спутником являетесь именно вы — исследователь живой природы.

— Учёные пользуются достижениями науки и алхимии в своих целях. И делают это с превеликой радостью.

— Вы не ставите механизмы выше всего. А видите предмет вашего исследования в тех дарах, что преподносит нам матушка-природа.

— Это да, — кивнул Горюнов.

К вечеру они подошли к перевалу. Горы словно расступались в разные стороны, чтобы пропустить зелёную полоску леса. Решили не идти на ночь глядя. К тому же дорога давала знать о себе в ногах.

Остановились на ночлег. В жарком пламени костра потрескивали горящие дрова. Огонь облизывал котёлок, в котором закипала вода для чая.

— Интересно, — проговорил Горюнов, разглядывая какого-то жучка.

Клубникин обратил внимание на его огромные размеры — насекомое занимало добрую часть ладони натуралиста. У него были яркие красные крылья, покрытые маленькой щетиной. Жук недовольно сновал по ладони Горюнова, подёргивая крыльями. Тот не давал ему улететь, придерживая большим пальцем.

— Странная находка. Это я о жуке. Насколько понимаю, ему совсем не место здесь. Он предпочитает обитать в иных местах — более тёплых. И питаться другой растительностью… Складывается впечатление, что он мигрирует… как несколько птиц, или животных, которые нам попались по дороге… Я давно обратил внимание на сей престранный факт, но решил не поддаваться искушению делать преждевременные выводы, а вот сейчас… Извини, дружок, но тебе придётся пополнить мою коллекцию.

С этими словами Горюнов принялся исследовать полы своего плаща в поисках какой-нибудь склянки.

В сумерках к путникам вернулся их таинственный гость.

В темноте раздалось его громкое фырчанье.

— Опять оно, — поморщился Клубникин. — И что это за животное?

— Думаю какой-то ночной зверь.

— И ведь главное, днём от него ни слуху, ни духу. Стоит нам только остановиться на ночлег, как он тут как тут.

— Скорее всего, чует запах нашей еды. А днём боится подойти ближе — понимает, что в темноте преимущество на его стороне.

Раздавался нарастающий треск и пыхтение. Зверь копал себе нору.

— А вот интересно, — сказала Клубникин. — Зачем он обкладывает жилище разным хламом?

— Думаю, в этом не больше пользы, чем в том, чтобы приносить жертвы над пшеничными всходами — старые боги их всё равно их уже больше не слышат. Раньше слышали, пока современная религия их не потеснила. Теперь нет. Это пережитки прошлого, доставшиеся нам от предков. Всего лишь предрассудки. Так и у зверя. Посмотрите на моего жука. — Горюнов ещё раз продемонстрировал свою находку спутнику. — Думаю, его окраска ему больше вредит, чем помогает — но раньше от неё была какая-то польза. Также, как и от двух крайних ножек, которыми сейчас жук не пользуется. Органы, которые теряют свои функции, ещё некоторое время продолжают нас сопровождать, как аппендицит. Также и с некоторыми инстинктами. Думаю, раньше это животное могло метить территорию. Или привлекать самку своим "богатством". Или оно собирало вокруг своей норы трупы убитых животных, чтобы отпугнуть других хищников. А может быть вместо разного хлама она собирала вполне хорошие вещи — какую-то траву или камни… Сейчас уже сложно сказать. Раньше я такого не встречал. Просто оно в силу каких-то внутренних инстинктов, которые не успели отжить своё, продолжает делать то, что делали его бабушка с дедушкой. Мой путь пролегал в портовый город Аляски, откуда я должен был отправиться в кругосветное путешествие. Хочу постичь тайну происхождения живых организмов. То, что их создал Бог — не вызывает никаких сомнений. Но в их происхождении есть и свои законы, которые предстоит разгадать. Я, конечно, не первый — до меня уже свет увидел ряд статей на эту тему. Например, Томас Мальтон предположил, что виды изменяются путём усовершенствования. И в природе запущен механизм, который регулирует этот процесс.

Клубникин поморщился.

— И тут механизмы.

Горюнов кивнул с самым серьёзным видом.

— Именно так. Как я вам уже говорил, Русское Географическое общество снарядило меня в длительную экспедицию, в которую сам я хотел отправиться уже очень долгое время. С тем, чтобы собрать больше материала по изучению живых организмов. Это будет самый объёмный научный опыт на эту тему. Я уверен, моё исследование претворит массу важных открытий на заре двадцатого столетия.

Да, Клубникин слышал эту историю с самого начала путешествия. Но в этот раз его спутник был настроен особым образом. Он словно готов был поделиться сокровенной тайной. Так оно и вышло. Лес умеет разговорить человека.

— Мало кто знает, но у меня имеется собственная теория, которую я хотел бы подтвердить. — Сказал Горюнов. В его глазах отражалось яркое пламя костра. — Главным контраргументом теории усовершенствования является вопрос: почему мы не находим никаких переходных форм, если одни виды путём отбора сменяются другими.

— Действительно, почему? — Заинтересовался Клубникин.

Никита Андреевич в ответ усмехнулся. Словно ему было жалко выдавать тайну, которую он ещё не успел подтвердить. Или он не был в ней уверен до конца. Как бы то ни было, он продолжил только после некоторого молчания.

— Думаю, что мы встречаем их повсеместно. Все животные, птицы, и даже люди — это и есть переходная форма. Как я уже сказал, сомнений в том, что всё сущее создал Бог, нет. Но не исповедимы пути его. Согласно моей теории, есть исходная точка замысла — с которой началось сотворение живого царства — и конечный результат, к которому всё и идёт. По какой-то причине Бог не мог создать его сразу, ему необходимо, чтобы животные организмы сами проделали путь к этой высшей точке.

Клубникин поёжился.

— Приятного в вашей теории мало. Но я бы с радостью повстречался с Создателем, дабы выяснить, что у него на уме.

Наверное, подумал он, нет лучше места для такого исследования, чем Аляска. Зачем ехать вокруг света? В этих местах порядочно тайн.

Ночью Фёдору Игнатьичу приснился очередной кошмар. Он опять увидел катастрофу. Искореженный поезд лежал кверху брюхом. А рядом штабелями в один ряд — погибшие пассажиры. Место действия освещалось кровавым ореолом. Но не это было самым страшным. Груда железа, некогда бывшая поездом, продолжала двигаться. Её толкал перед собой огромный металлический состав, напоминающий паровоз, от которого в разные стороны торчали металлические клешни. По иронии судьбы эта самая передвижная махина служила спасательным средством передвижения. На её башне вертелся прожектор. Он высвечивал тела людей и шарил по округе. Горюнов с Клубникиным сидели в кустах и наблюдали за этим зрелищем оттуда. Передвижная махина вспарывала своими огромными щупальцами железное брюхо вагонов и заглядывала туда своим светящимся глазом прожектора.

Проснулся Клубникин в горячем поту. И уже до самого рассвета ему больше не удалось уснуть.

А утром, наскоро собрав все свои пожитки, и забросав костёр, путники двинулись в путь. Они шли вдоль лесной полосы. Вскоре им попалась интересная находка. Ещё один жук, подобный тому, который нашёл Горюнов.

— Да, сколько их тут, — удивился натуралист. — Один это, скорее, исключение их правил. А вот два…

Но рано он дал волю своему удивлению. Потому что вскоре они повстречали уже штук двадцать таких насекомых. А потом и вовсе — целую их толпу. Насекомые бежали по дереву, подобно, саранче. Их маленькие тельца оплетали стволы деревьев яркими струйками. Жуки бежали вниз. Крылья беспокойно подёргивались. В воздухе стояло странное жужжание. Некоторые летали. Несколько сели на голову путникам. Совершенно их не пугаясь.

Клубникин взял одного жучка, чтобы посмотреть. Тот ёрзал у него на ладони, а потом упорхнул. Через некоторое время в небе послышался тревожный многоголосый крик. Над деревьями пролетели две птицы, напоминающие стрижей, а за ними ещё несколько. Пернатые шли на очень низком полёте, они едва не задевали верхушки деревьев. Некоторые из них ловили жуков, что летали в воздухе. Затем небо потемнело ещё больше. Это птицы пронеслись над лесом целой стаей. Одна стая… вторая… третья…

Птицы словно бежали от стихийного бедствия.

Во второй половине дня путники вышли на огромную поляну. Сели передохнуть. Клубникин утирал пот со лба. День выдался на удивление жарким.

ХРРРРР…. ХРРРР… — Воздух прорезал далёкий хруст.

ВЖЖЖЖИНЬ! — К нему присоединился высокий визжащий звук.

— Богом клянусь, это лесорубы! — Воскликнул Клубникин.

Мужчины ломанулись вперёд, забыв про усталость. Ветки хлестали их по лицу и задницам. А сырая лесная земля противно чавкала под ногами.

Они бежали по направлению к звуку. И чем ближе приближались, тем сильнее ввинчивался в воздух высокий визжащий звук.

ВЖЖИИИНННЬ!

Внезапно они выскочили на небольшую круглую полянку. Их ждало удивительное открытие.

Людей на полянке не было: ни одного дровосека или лесоруба. Но была странная машина о четырёх ногах. Она напоминала обычный шагоход, который находился на вооружении армии Российской Империи, только несколько меньших размеров. Его рост достигал середины сосны. Четыре толстые ноги, как у слона, утопали в почве, при малейшем движении каждое их сочленение отзывалось низким скрипом, а внутри самой машины что-то шипело. Впереди у него, как фартук, была платформа, над ней возвышались четыре конечности: две клешни, ими машина обхватывала деревья, а два других выполняли роль пил.

В кабине сидел человек. Судя по его виду — бедняга завалился вперёд, его тело покачивалось в такт движения машины, он то и дело ударялся головой о панель управления — человек либо спал беспробудны сном, либо был мёртв.

А машина, тем временем, продолжала двигаться и выполнять свою работу. Она упорно вгрызалась в податливую плоть дерева. В сторону летели стружка и опилки. Дерево падало вниз, а железный дровосек упрямо шёл дальше, покрывая только ему ведомое расстояние. За его спиной лежали груды поверженных деревьев. Но он шёл прямо, прорубая в чаще тропинку. Возможно, при его создании потрудились алхимики, водрузив в обшивку некий философский камень, но машина безошибочно определяла свою цель, систематически вырубая зелёные насаждения. Было в чём-то даже грустно смотреть за ней. Угрюмый остов металлического работника, над которым уже потрудилось время и дожди, принадлежал лишь самому себе. Прожекторы, которые должны освещать путь, были разбиты. Из одного, высовывались внутренности. Они напоминали вывалившийся наружу глаз.

— Сколько он этак идти будет? — Спросил Клубникин.

— Полагаю, ему недолго осталось. Совсем скоро он остановится и замолкнет навеки. Соваться под его клешни я бы не стал.

В этот момент стальное чудовище дёрнулось и повернулось в сторону путников. Сначала корпус. Затем раздался противный металлический лязг, и дровосек переставил сначала одну ногу в их направление, затем вторую. Мгновения хватило путникам, чтобы осознать происходящее, а когда это произошло, у обоих волосы стали дыбом. В его кабине на приборной панели лежал человек, чья кожа уже начала чернеть — теперь они видели это, а машина сама очень успешно выбирала деревья для того, чтобы их спилить — и выбирала, судя по всему, самые большие и толстые. А теперь железный аппарат медленно двигался прямо на них. Перед ним продолжались бешено вращаться лопасти металлических пил.

— Ого! — Воскликнул Горюнов.

Неизвестно, каким должно было оказаться дальнейшее развитие событий, но Клубникин не выдержал. Он выхватил из-за спины своё оружие и принялся палить по металлическому монстру. Горюнов присоединился. Пули со свистом отскакивали от металлической обшивки, было не понятно, куда нужно стрелять.

— Видите трубы у него под корпусом! — Закричал Клубникин. — Стреляем по ним!

Под металлическим корпусом гиганта, в самом деле, располагалось небольшое переплетение труб, они начинались от ног и убегали внутрь корпус.

Мужчины с двух рук принялись палить по этому пучку. Пули продолжали отскакивать. Но одна всё же достигла цели. Раздалось шипение, и белый пар повалил из трубы. Через пару мгновений одна из ног отказала своему обладателю. Чудовище дёрнулось и, потеряв равновесие, завалилось на бок. Пилы воткнулись в землю.

Воспользовавшись этим, Горюнов быстро побежал вперёд и взбежал по металлической поверхности, намереваясь пробиться в кабину и остановить чудовище, дёрнув за одну из рукояток.

Но вверх метнулась вращающаяся лопасть, пытаясь достать нашего героя. Он вовремя успел увернуться, пила пронеслась мимо и впилась в собственное металлическое брюхо. Раздался противный визг, и сноп искр полетел в разные стороны, а вместе с ним полилась чёрная смазка.

Мужчины не стали дожидаться дальнейшего развития действия, а побежали прочь.

— Вы видели! Видели это! — Восклицал Клубникин.

— Голову бы дал на отсечение, чтобы узнать — что происходит в этих краях.

Герои бежали по вырубленному лесу. Всё дальше и дальше удаляясь от места схватки. Их догоняли жалобные стенания монстра…

— Это уму непостижимо! — Задыхаясь, говорил Клубникин. — Ведь он же не может — НЕ МОЖЕТ — нас видеть. Объясните мне, как он мог нас видеть?

— Инженеры, его создавшие, могли быть умнее. Обыкновенный вьюн тоже не имеет глаз, но чувствует свет — он поворачивается к нему, а ещё он каким-то образом умеет находить в пространстве опору, к которой цепляется и оплетает. Наверное, тут заложен похожий принцип. Большего я тебе, к сожалению, объяснить не могу.

— Хорошо! А ты заметил, что человек внутри лежит уже не первый день. Это сколько же дровосек идёт? Никакого горючего не должно ему хватить.

Горюнов остановился.

— Теперь я расскажу одну легенду. — Сказал он. — И уж ты верь, хочешь или нет. Ещё пару столетий назад археологи нашли на Крите останки каменного голема, у него в груди обнаружился резервуар с электролитом. Будто бы внутрни у него вырабатывалось электричество. Говорят, голем мог за ночь обежать весь остров. Тут уж вы хотите, верьте, хотите, нет.

Путники шли по выложенной спиленными елями дороге. Чем дальше — тем больше сказывалось время на поваленных деревьях. Они начали покрываться мхом и даже гнить от влаги.

— Сколько же протопала эта махина?

Сложно было поверить, что однажды они выбредут на деревню. Путь казался им бесконечным. Погода начала портиться. Небо заволокло тучами, шёл дождь. Путники продрогли и простыли. Каждый мечтал только об одном — добраться поскорее до тёплого крова. Над головой изредка проносились стаи туч. А иногда по утрам земля покрывалась инеем.

 

Однажды они вышли на большую поляну. Ещё издали они услышали крик воронья, кружащего в небе. Лес расступился перед ним, и им открылась бугристая местность.

Путники встали. Их взорам предстало поразительное зрелище. Перед ними лежала кладбище. Но не привычное кладбище, под которым можно подразумевать древний погост, где земля вздыбилась неровными рядами холмиков, из коих торчат покосившиеся кресты, а ветер гуляет по этим безмолвным аллеям вместе с душами усопших.

Ничего такого. Горюнов и Клубникин увидели кладбище механизмов. Повсеместно из земли торчали обломки металлических конструкций и кронштейнов. То было кладбище прогресса. Старые механизмы, что не прошли выбраковку, оставили здесь свои тела, чтобы их более могучие и сильные собратья развивались, принося пользу человеку.

В каком-то смысле то было кладбище неоправдавшихся надежд, выкинутых на помойку, списанных за выслугу лет.

Молча шагали Путники среди мрачным молчаливых железных конструкций. Вот боевая машина. Наверняка она проиграла в дуэли более мощному и точному собрату. О том говорило её развороченное нутро, а свернутая на бок голова с пушкой лишь усиливала впечатление.

Вот механическая телега. В этих краях она попросту не оправдала себя.

Вот землекоп. Он совсем в неплохом состоянии. Но его корпус уже занесло землёй.

И ряды других механизмов.

Идти между ними было даже страшнее, чем по древнему погосту. Ведь вместе с каждой машиной умерла и судьба её изобретателя. Умерли планы, которые на неё возлагались. Но ещё и оттого бежали мурашки по телу, что вместе с некоторыми машинами были похоронены и их обладатели. Многие из них лежали в полуистлевших одеждах прямо в кабине. Как будто срок годности человека и его машины закончился одним днём.

Многие машины были раскурочены, но вроде не сломаны и не разбиты. Их разобрали — некоторые детали, как то, клешни, пулемёты, были сняты с машин. Эти механизмы не прошли выбраковку, но их детали используют при создании других механизмов.

— Уф! — Произнёс Фёдор, когда они покинули кладбище. — Насилу выбрались. Думал всё — там и останусь. Я же сказал, что ненавижу любой механизм!

Они двинулись дальше. И вот, когда надежды их почти угасли, путники выбрели на вершину холма. Лес в этом месте расступался, и далеко внизу лежала равнина. А в ней — ютилась деревенька.

Они подошли к ней накануне нового дня. И хотя желание добраться до нормального человеческого обитания было просто иссушающим, мужчины не поддались порыву тот час же ринуться вниз. Было не ясно, есть ли кто-нибудь живой в этом забытом Богом месте. Ночь они решили провести в лесу. Чтобы не привлекать к себе внимание мужчина не стали разжигать костёр. По истине, то была самая долгая и страшная ночь за всё время их путешествия. Холод лизал пятки, пробирался под одежду. А неведомый зверь был совсем близко — его напряжённое пыхтение слышалось прямо под боком.

Наутро — чуть свет, они двинулись в деревню.

Поселение пустовало. В том не было ни малейшего сомнения. Старые дома покосились от времени, где-то провалилась крыша, некоторые развалились.

Деревня располагалась на чёрной земле, от которой так и веяло невиданной силищей. Путники вспомнили перепуганные стаи птиц, летящие прочь из этих краёв. Им и самим хотелось поскорее покинуть здешние места.

Но не это было самым главным.

Повсюду снова механизмы.

На реке стояла механическая мельница. То был гигант, собранный наполовину из железа, наполовину из дерева. Он запрудил реку, и вода, весело бурля, крутила его лопасти. В землю упёрлись два его упора. Ещё двумя он болтал в воде, как ребёнок. Наверное, при необходимости существо могло передвигаться с места на место по суше, используя эти ноги.

Медленно двинулись дальше. В деревне работала пилорама. Она напоминала сарай… Нет, огромную квадратную жабу с разинутым ртом! Длинный металлический захват вылетал из нутра "жабы" всякий раз, когда в ней заканчивалась порция деревянной "еды", и схватывала новую деревяшку. Брёвна сюда доставлял механический погрузчик. Вдалеке слышался металлический рёв пилы — это работал дровосек. В небе, как кондор, кружил бдительный аэростат. Вовсю кипела работа в кузнице. Была даже механическая собака.

Путники медленно шли по этой деревне, поражённые увиденным, а механизмы провожали их своими лишёнными глаз лицами.

Что-то уткнулось им в спины. Они обернулись и увидели перед собой тележку, на ней были пироги. Горячие — только что с пылу с жару.

Все механизмы словно давно ждали человека, и несказанно обрадовались его появлению. Ржавые, давно нечиненые, помощники двуногого приободрились, их существование снова наполнилось смыслом. И они сгрудились вокруг наших героев.

Объяснение не заставило долго себя ждать. Вскоре путники выбрели на один дом. Под его навесом лежали останки человека. А над ними в тщетных попытках сделать что-нибудь, суетились механизмы — лекари. Механические медики были двух типов, одни тупо стояли у стены и, насколько можно было понять, могли лишь выполнять функцию "принеси-подай". А вот вторые, наверное, могли и самостоятельно производить операции. Да, только смысла в них уже не было.

Человек лежал очень давно. В его руках был зажат свиток.

Горюнов извлёк его из сомкнутых пальцев и прочёл следующее:

"Кто бы ты ни был, читающий эти строки. Знай, я Великий маг и я создал эти механизмы, чтобы они служили человеку. Они могут жить собственной жизнью. Главное — наделить их душой. Но в этом-то как раз и нет ничего сложного. Нужно всего лишь позаимствовать её у тех, кто ей обладает. Людей. Да, простят Высшие силы мне мои деяния. Боюсь представить, что ждёт мою собственную душу на том свете. За своё изобретение мне уже пришлось поплатиться. Земля, в которой я живу, отныне мертва и бесплодна. И это только начало. Прошу Вас, помолитесь за мою душу, и попытайтесь спасти свою. Потому что эти места уже ничего не спасёт. В дневниках, которые я оставил в своей мастерской вы сможете прочесть подробное описание катастрофы, к которым привели мои эксперименты".

Горюнов, дочитав до этих мест, медленно встал на колени, и принялся шептать молитву.

Он знал много молитв — ведь каждый уважающий себя учёный трудился, чтобы раскрыть Божественный замысел.

Клубникин не последовал его примеру.

— И ты туда же, — процедил он сквозь зубы. — Проклятые железяки. Я среди них не останусь. — Он сплюнул и отправился вперёд, с досадой пнув какое-то ведро, попавшееся ему на пути.

Горюнов не стал его останавливать. Он дочитал молитву и только потом открыл глаза. Механизмы продолжали толпиться возле него. В это время Клубникин вышел за границу последних домов. Его взору предстало пугающее зрелище. На Запад от деревни расползалось огромное чёрное пятно. Сама земля напоминала торфяник, деревья торчали, словно чёрные кораллы. Земля была навсегда испорчена. И чернота продолжала расползаться — она уходила дальше к морю, откуда бежали птицы и звери. Клубникину было всё равно, он не собирался оставаться в этих местах. В окружении ненавистных механизмов. Пусть пешком, но он продолжит свой путь. Фёдор ступил на чёрную землю, и та радостно зачавкала под его ногами, как болотная жижа.

"Надо взять какую-нибудь палку, чтобы удобнее было изучать дорогу впереди", — подумал Фёдор.

А Никита Андреевич тем временем встал на ноги. Он отряхнул колени, взял пирог из противня, который держал перед собой гостеприимный механизмы. Откусив сразу половину, Горюнов уселся на краешек стола рядом с останками человека. Из нагрудного кармана он извлёк записную книжку.

Горюнов поймал себя на мысли, что волнуется. Дрожащими руками Никита написал:

"Я нашёл её, нашёл! Конечную форму!"

Немного подумав, Горюнов продолжил:

"Раньше я считал, что зайцы не смогут удивить меня, как учёного. А потом обнаружил, что одни только усоногие имеют около сотни разновидностей, так чего тогда ждать от зайцев?!

Этими словами я хочу предвосхитить свою новую теорию. Ответы на наши вопросы подчас располагаются прямо под носом. Я стал свидетелем того, что механизмы могут жить собственной жизнью, и даже умудрились наладить нечто вроде быта. Их появление на свет не было бы возможным, если бы человек с его всё новыми потребностями и любопытством не искал способа облегчить себе быт. Думаю, вполне логично, что однажды он постарается сделать машины, которые могли бы совершать вместо него великие открытия. А ведь во многом механизмы могут оказаться гораздо совершеннее нас, людей.

Но разве они могут жить? Как учёный я не могу довольствоваться одним только объяснений о переселении душ. Думаю, тут дело в теории "живительной силы", которой создатель давным-давно надели все организмы. Она сегодня считается анахронизмом. Я постараюсь опровергнуть её. Как бы то ни было, у меня много работы. В конце концов, начинается двадцатый век. Моя интуиция учёного подсказывает, что это будет век великих открытий".

Горюнов обвёл взглядом деревеньку, и её жителей. Уйдёт какое-то время, чтобы изучить их.

У его ног стояло ведро, наполненные машинной смазкой. Внезапно, земля в этом месте взбугрилась, поднялся холмик и на свет божий появилась металлическая морда. Она обвела взглядом местность, "учуяло" смазку и, медленно извиваясь, начало извлекать наружу своё длинное тело, напоминающее брюхо металлической многоножки. Зверь благополучно добрался до ведра и окунул в него свою рожу, а затем обратил внимание на Горюнова. Тот медленно извлёк из кармана часы и положил их перед собой. Животное подцепило их носом и отправилось с ними к своей норе. Оно положило их у входа, и принялось расширять стенки норы. При этом животное фырчало — это воздух с особой силой вырывался из его нутра, помогая быстрее ускорить работу. А внутри жужжали шестерёнки. Зверь абсолютно не боялся Горюнова, наверное, чувствовал близость своих металлических собратьев.

"А ведь пока он шёл за нами ни один обитатель леса не посмел нас обидеть", — подумал Горюнов.

Внезапно учёный поймал себя на мысли, что хочет погладить странного зверя.