Саранча
Июль 1887 года выдался неожиданно жарким. Особенно необычным это было здесь, на пятьдесят седьмой широте, где солнечный день был в редкость и в радость. Вячеслав Зуев остановился, чтобы снять вицмундир, отмеченный погонами коллежского регистратора. Погоны с одним просветом и маленькой латунной звездой ясно показывали, что к тридцати годам карьера у мужчины не сложилась.
Вячеслав с удовольствием задержался бы, наслаждаясь редким в этих краях теплом, однако сзади раздалось надоевшее шарканье. Чертов пшек пылил, шаркая остроносыми туфлями по грунтовой дороге. Их довезли почти до самого места, но Вячеслав предпочел отправить бричку назад, в Александровск. То, что должно было произойти потом, могло напугать как впряженную кобылу, так и кучера. Самое плохое, что могла сделать норовистая каурая лошадка — сбежать, утащив с собой бричку. А вот кучер Гриша наверняка растрепал обо всем, что увидел, изрядно приукрасив детали.
Вячеслав обернулся к пшеку, попросил, стараясь скрыть недовольство:
— Дмитрий Карлович, есть предложение ускориться. Нам еще нужно успеть приготовиться.
— Постараюсь, — утвердительно дернул головой запыхавшийся пшек. Путь давался ему тяжелее: лицо раскраснелось, очки съехали на бок.
Вячеслав помнил, что вскоре по левую сторону от дороги должен быть пологий холм. Самое оно, лучше места для подготовки не придумаешь. Главное, чтобы времени хватило. Коллежский регистратор покосился на спутника. После его просьбы тот начал шагать быстрее, поднимая больший пылевой шлейф.
— Я вам так скажу, Вячеслав Ильич, дальше идти смыслу нет. Только у меня просьба небольшая, постарайтесь держаться от меня подальше. А я от вас. Так обоим будет легче.
Вячеслав кивнул, в очередной раз удивившись, как у пшека получалось говорить правильные по сути вещи так косноязычно. Им действительно стоило разойтись подальше, чтобы не мешать друг другу. Слишком различалась направленность их умений.
— Пройдем еще немного, вон, видите, там начинается подъем. Или вы останетесь здесь?
Вячеслав не считал нужным скрывать свое неблагосклонное отношение к пшеку, Дмитрию Карловичу Месснеру как к человеку. Однако весьма уважал его как врача частной практики. И оккультиста.
Пшек раскрылся около года назад, когда взорвался паровой котел. В тот момент в помещении находился сам мельник и двое его сыновей. И если младшие Богдановы отделались испугом, то их отец принял на себя основной удар. Как рассказывали очевидцы, шансов выжить у мельника не было, несколько крупных чугунных осколков попало в грудь и живот. Примчавшийся медик заперся с раненным на мельнице и велел не беспокоить до утра следующего дня.
Что там происходило — никто, включая самого мельника, так и не узнал. Однако уже на третий день раненный мог передвигаться самостоятельно. Тогда у Вячеслава появились первые подозрения, которые подтвердил начальник городской управы. По большому секрету он пересказав слух о том, что после лечения на груди мельника осталась вырезанная пятиконечная звезда и несколько символов.
Вячеслав был весьма смутно знаком с оккультными практиками, связанными с исцелением. Однако хватило опыта распознать в пшеке-интеллигенте коллегу. Впрочем, об увлечениях господина Месснера догадались многие. Но здесь, на краю мира, к подобным вещам относились проще. Если знание помогает вылечить смертельно раненного человека, то какая разница, считаются они запретными или нет?
Тогда Вячеслав прихватил с собой штоф настоящей, привезенной из самой столицы водки. Тогда Вячеслав не сомневался, что они, пиромант и целитель, легко найдут общий язык.
Оказалось, что нет. Месснер был до отвратительного вежлив, согласился поговорить, однако от водки отказался. Вячеслав уже тогда почувствовал неладное. Дмитрий Карлович поправил очки, внимательно посмотрел на него и проговорил:
— Вячеслав Ильич, давайте поговорим напрямую. Вы поняли, что я практикующий оккультист. Признаюсь честно, я распознал в вас пироманта при первой встрече, когда только прибыл в город. Вы очень горячий человек, знаете ли, это чувствуется издалека. К тому же вы не считаете нужным скрываться. Я уже слышал о том, как вы остановили пожар, когда загорелся дом Дормидонтовых, как потом спасли замерзавших в середине зимы. Признаю, горящий снег это эффективно, но слишком заметно. Разумеется, я и не думал вас осуждать, вы были абсолютно правы, что раскрылись. Собственно, по той же причине я спас Василия Федоровича. Хороший человек, я не хотел, чтобы он погиб из-за такой глупости.
Тогда Вячеслав молчал, со все растущим удивлением смотря на медика. Тот продолжал занудно говорить, вертя в руках пустую рюмку.
— Поймите, Вячеслав Ильич, я не хочу вас обидеть. Но лучше вам держаться от меня подальше… — помолчав, Месснер счел нужным уточнить. — Нам держаться друг от друга на расстоянии. Мы посвятили себя диаметрально противоположным практикам. Мне неприятно находится рядом с вами. Огонь, который вы рождаете — это смерть. Я же служу жизни. Вы наверняка чувствует то же самое, безосновательную неприязнь. Поэтому я прошу вас, давайте встречаться как можно реже.
"Чертов пшек", — злобно подумал тогда Вячеслав. Дмитрий Карлович Месснер не был поляком, не был он и чистокровным немцем. Его предки прибыли в Россию еще в конце прошлого века, так что Дмитрий точно таким же гражданином Империи, как и сам Вячеслав.
Однако "пшек" было самым обидным определением, которые смог придумать пиромант на тот момент.
— Чертов пшек, — пробормотал Вячеслав, вычерчивая ножом шестиконечную звезду. Получалось несимметрично, у него всегда были проблемы с начертанием. Но огонь никогда не нуждался в четких формах. Чтобы выбить первую искру, будет достаточно и такого рисунка.
Пиромант покосился с высоты холма на копошащегося на дороге Месснера. Медик старательно выстраивал сложную фигуру, используя полный набор инструментов, от линейки до внушительных размеров циркуля и транспортира.
Медик наносил рисунок прямо на дорогу. Как он выразил, для предстоящего ему понадобиться "мертвая земля". Насколько Вячеслав понял, медик говорил о вытоптанной земле, на которой уже ничего не могло произрасти. Вполголоса выругавшись, коллежский регистратор сел на пыльную придорожную траву, косясь на медика. Несмотря на всю его неприязнь к медику, ему было интересно посмотреть на рисунки других практик.
Оставалось ждать. И мысленно готовиться к предстоящему.
Причина, по которой на юг отправились пиромант и медик, была необычной. Для Аляски, по крайней мере. Возможно, для далекой Африки и не менее далекой Азии это было в порядке вещей, но… Цель их похода относилась к царству животных, типу членистоногих, классу насекомых, отряду прямокрылых, семейству настоящих саранчовых, рода шистоцерки. На латыни вид назывался "Schistocerca Nigra". Но жители Аляски, не могшие в большинстве своем похвастаться образованностью и уж тем более знанием латыни, называли их просто — канадская саранча.
В другой, более холодный год, на подобную новость не обратили бы особого внимания. Посудачили бы пару вечеров и благополучно забыли. Старожилы помнили несколько прошлых туч саранчи, которые издыхали на севере Канады, не долетая до границы с Россией верст восемьдесят. И, соответственно, все сто верст до Александровска. Но в этот раз все было по-другому. Сейчас саранче осталось совершить лишь несколько перелетов, чтобы добраться до полей, кормящих город.
В столичном Санкт-Петербурге их город иногда называли Александрия Аляскинская. Разумеется, Александровск не имел никакого отношения к античному полководцу. Однако также был назван в честь императора, российского, Александра Первого. К восемьдесят седьмому году Александровск был четвертым по величине городом Аляски.
— Вячеслав Ильич! — от окрика задремавший пиромант дернулся, чуть не стер сапогом одну из ключевых линий звезды. Протяжно зевнув, он повернулся к медику. — Вячеслав Ильич, мне бы ваша помощь пригодилась!
Не слишком торопясь, регистратор спустился с холма на дорогу, остановился, задумчиво рассматривая сложную фигуру, вычерченную на вытоптанной земле. Вячеслав был вынужден признать, что чертеж был выполнен на "отлично". Особенно если учитывать недостаток времени и неровную поверхность.
— Хотел попросить вашей помощи с разведением огня. Конечно, мог бы справиться сам, но у вас выйдет быстрее. Да и вам, думаю, будет приятно.
Вячеслав кисло улыбнулся, но согласился помочь. Пройдясь вдоль обочины, пиромант нарвал еще зеленой травы с обочины, сложил в указанное медиком место. Искать другую пищу для огня не было ни времени, ни желания.
Вячеслав достал из кармана складной нож, настоящего швейцарца, подаренного друзьями из Петербурга перед его отбытие на другой континент. Пиромант срезал прядь волос с головы, зажал между пальцами. Размахнувшись, Вячеслав хлопнул в ладоши, выбивая первую искру. Она пролетела мимо волос, с шипением загасла на дороге. Пришлось хлопнуть снова, на этот раз успешно. Волосы занялись ярко-желтым огнем.
Оккультисты меняли мир по своей воле. Но и мир менял их. Вячеслав находил это справедливым. Он давно заметил, что занятие пиромантией повлияло на его тело. Теперь огонь действовал на него по-другому. Если волос обычного человека сгорал мгновенно, то принадлежащий пироманту тлел, как запал, в течение нескольких минут. И от его пламени легко занимались даже негорючие вещи. Такие, как свежая трава.
Когда огонь разгорелся, медик поставил на огонь треногу, повесил котелок, вылил внутрь содержимое двух пузырьков, залил все водой из фляги. Вячеслав облизнул пересохшие губы, смотря, как пшек льет воду. Фляжка пироманта осталась на холме.
— Это должно привлечь насекомых. Вячеслав Ильич, сколько будет гореть?
— Успеет закипеть, — пожал плечами тот.
— Больше мне не требуется, — кивнул медик. — Можете возвращаться наверх.
Пиромант сплюнул под ноги пшека, молча развернулся и начал подъем назад, на свою уже благоустроенную позицию. По пути Вячеслав недовольно бормотал себе под нос, передразнивая медика.
— Должно привлечь… Можете идти, как будто я ему слуга какой. Чертов пшек. Должно привлечь у него…
Пиромант остановился на полушаге. Привлечет насекомых? Возможно, у них получится избавиться от саранчи. Уважаемый Дмитрий Карлович приманит ее, а уважаемый Вячеслав Ильич сожжет к чертовой матери. Коллежский регистратор признал, что хоть медик и был не самым лучшим человеком, дело свое знал. Вот только был спесив до отвратительного. Дворянин, что с него возьмешь.
Если у них получится, то саранча не опустошит поля Александрии Аляскинской. Это значило куда больше, чем казалось на первый взгляд. Долину, в которой располагался город, заслуженно называли чудом севера. По особым природным, или каким иным причинам в Александровской долине был умеренный климат. То, что было совершенно нормальным для Тульской, Тверской или Черниговской губерний, являлось сущим чудом для далекой Аляски. Особенностям долины давали как рациональные, естественнонаучные объяснения, так и мистические. Были и откровенно бредовые.
В долине выращивали пшено, рожь, всевозможные овощи, словом, все, чем принято засеивать поля. Благодаря деревням и хуторам Александровской долины Аляска хоть в чем-то получила свободу. Они больше не зависели от поставок еды из России.
По крайней мере, так рассуждали александрийцы. Вячеслав, как человек со стороны, считал, что местные склонны преувеличивали свою значимость. С евразийской Россией велось бесперебойное грузовое сообщение, да и в самой Аляске были другие способы добыть пропитание помимо земледелия.
Налет саранчи означал потерю урожая в этом году и существенное сокращение в следующем. Если оккультисты не справятся, то многим жителям Александровска придется затянуть пояса. Город жил полями и крестьянами. А доставленные из-за океана продукты будут обходиться местным жителям заметно дороже: в цену закладывается и риски, и стоимость перевозки, и прибыль продавцов.
Причин, по которой саранчу стоило остановить, насчитывалось с добрую дюжину. Поэтому Вячеслав, как подневольный государственный служащий, не имел шанса остаться в стороне.