"Вуди"

Дождь негромко барабанил по оконному стеклу, капли чертили на мутной, заляпанной пылью и грязью поверхности дорожки. Газовая лампа заливала помещение для просителей ровным желтоватым светом, на страницах книги в моих руках плясали тени.

Утро. Очередное обыденное утро ещё одного буднего осеннего дня…

Брегет, извлечённый из кармана, тускло сверкнув гербом-щитом на крышке, показал время: четверть девятого.

Взвизгнули дверные петли, затопали по скрипучим половицам в сенях сапоги.

— Утро доброе, ваше благородие, — Васька перешагнул порог, отряхивая шинель от капель влаги, снял серый капюшон из непромокаемой ткани.

— Доброе утро, Василий. Чаю или кофию?

— Чаю, Сергей Владимирович. Кофий — это ваша преорг… прегор…

— Прерогатива, — хмыкнул я, и, забрав с подноса на столике в углу пару гранёных стаканов в медных подстаканниках, направился к огромному пузатому никелированному самовару на подставке у противоположной входу стены. — Что на сей раз произошло?

— Право, ерунда, вашбродь. По пьяни подрались двое приезжих. К тому, как я подоспел, их успели замирить. Записал всё, как надобно, и ушёл.

— Как всегда — ничего серьёзного…

Васька, принимая из моих рук стакан с горячим чаем, кивнул. Шинель он повесил на импровизированную вешалку — оленьи рога, прибитые к стене у входа, карабин — "трёхлинейку" прислонил к столу. Простейшее местное правило — "с оружием расставаться нельзя", Василий Некрасович Прокопьев усвоил довольно давно и накрепко, после того, как к нам в гости не то из любопытства, не то на запах малинового варенья, с которым мы обыкновенно чаевничали, заглянул невесть как попавший по эту сторону частокола медведь. На наше счастье — обычный, а не гигант, которого местные жители называют "гризли".

— А ещё, ваше благородие, я Лидию Викторовну видел. Она обещалась к нам на чай заглянуть.

— Хитрить изволишь, Василий. Сам ведь пригласил?

Мой собеседник опустил очи долу.

— Так и вы, Сергей Владимирович, ей рады…

— Может и так… но смотри, в другой раз накажу за самоуправство, — я отвернулся и подошёл к окну, за которым продолжал лить дождь. Приземистые, спрятавшиеся под тесовыми крышами избы, невысокие изгороди, частокол, окружающий селение, за ним — "корабельные" сосны, устремлённые своими вершинами в мутно-серое небо. Абсолютно безрадостный вид, впрочем, неудивительно — как-никак Аляска, край света. И маленький посёлок Росс на этой богом забытой земле…

Российское государство всегда стремилось расширять свои границы. Когда-то давно его неутомимые посланцы по приказу императрицы Екатерины Великой добрались сюда. А спустя столетие оно же, глядя на колонистов, решило, что должно показать обнаглевшей вольнице, кто хозяин этих краёв. И для того, чтобы исполнить свои угрозы, а также "для сохранения и укрепления внутреннего порядка, соблюдения законов империи" и прочая, прочая, прочая, направило в свои заморские владения жандармов, одним из которых оказался некий поручик Его Императорского Величества Отдельного Жандармского корпуса Долгоруков Сергей Владимирович. А для вспомоществления во всяческих делах был сему офицеру придан рядовой, Василий Некрасович Прокопьев.

***

С самого детства моя судьба была предрешена.

— Ты — Долгоруков! — твердил мне отец. — Не Пожарский, не Голицын, не Шереметев! Твой прадед, Василий Юрьевич, был героем восьмой Русско-Турецкой войны, прапрапрапрадед Григорий Федорович — бил шведов под Полтавой вместе с Петром Великим, твой дядя Владимир Андреевич — московский генерал-губернатор. Следовательно, ты обязан…

Обязан я был многое. Например, пойти по стопам именитых предков и родственников, избрав путь либо военного, либо дипломата. От второго пришлось отказаться сразу — необходимых качеств у меня не было, и посему, как только мне исполнилось шестнадцать, за моей спиной закрылись двери Павловского военного училища в Санкт-Петербурге.

За пять лет, проведённые там, грянули большие перемены — в частности, умер отец, и право на попечительство перешло к дяде. Несмотря на то, что Владимир Андреевич был обеспечен, денег я у него не клянчил, стараясь жить на собственные, надо признать, довольно-таки скудные средства.

Первый и последний серьёзный конфликт с родственником произошёл по окончанию учёбы. Карьеру строевого пехотного офицера я отмёл ещё в процессе обучения — слишком уж она была скучна, и попытался устроиться в контрразведку. В последней мои таланты посчитали для данной деятельности недостаточными, но предложили послужить отчизне в Его Императорского Величества Отдельном Жандармском корпусе, обещая не менее интересную работу, "поскольку зачастую деяния преступного мира куда как хитрее и изощрённей, чем акции иностранных агентов".

Владимир Андреевич, узнав о моём грядущем месте службы, "встал на дыбы", как пришпорённый породистый скакун.

— Никто из нашего семейства никогда не марал свою честь службой в рядах "законников"! — кричал дядя. — Эта сомнительная прерогатива принадлежит Зуевым, Пантелеевым и прочим! Откажись!

Родственник не учёл одного — я, как и всякий Долгоруков, был упорен, а временами — упрям, и стоял на своём. В ответ разгневанный генерал-губернатор прервал все сношения, и, надавив на моё руководство через свои связи, отправил меня прочь, нести службу подальше от европейской части Российской империи. За четыре года место менялось трижды — Западная Сибирь, Восточная Сибирь, Камчатка, и, наконец, Аляска — а если быть более точным — маленький посёлок золотодобытчиков Росс, едва ли не самая восточная точка владений Российской империи.

Начальство, не то изволя издеваться надо мной, не то планируя расширять штат, назначило меня "временно исполняющим обязанности полицмейстера", впрочем, это гарантировало лишь прибавку к жалованью, и возможность бомбардировать оное требованиями пополнить личный состав, который составлял половину от минимально необходимых четырёх человек.

***

— Добрый день, Сергей Владимирович. Разрешите? — мягкий, негромкий женский голос "вытащил" меня из недр Васькиного рапорта, повествовавшего о том, как "выразившись бранно, господин С. яти да зело поразити господина К". — Как обычно, скучаете?

— Проходите, Лидия Викторовна, — я отложил бумаги в сторону и, поднявшись с места, помог даме раздеться. — Собственно, наша работа, как и ваша, отличается преизряднейшей мерой рутинности… Вам чай или кофий?

— Чай, поскольку тот, который вы получаете, весьма хорош, — гостья устроилась в единственном кресле, и принялась поправлять причёску.

Действительно, снабжали нас неплохо, хотя и не без перебоев. Впрочем, последние случались редко — дирижабли с грузами для Его Императорского Величества Отдельного Жандармского корпуса регулярно приходили в Новоархангельск, крупнейший город во владениях Российской Империи на Аляске. В Россию же чайный лист попадал преимущественно из Индии, либо воздушным путём, в гондоле какого-нибудь аэростата, либо через Турцию и Ирак по Багдадской железной дороге, находящейся в распоряжении немцев. И то и другое было весьма затратно, из-за чего в купеческой среде регулярно возникали споры о переходе с ассамской на чинесийскую разновидность столь почитаемого везде напитка. Впрочем, последнее вряд ли решило бы все проблемы — нестабильная политическая обстановка в Китае и непростые отношения с Японией так же не лучшим образом отражались на торговле.

— Василий, будь любезен, налей нам всем чаю. Да, прошу прощения, мне надобно покинуть ваше общество ненадолго, — я кивнул гостье и поспешил в соседнюю комнату, служившую нам рабочим кабинетом.

Сегодня Прокопьев сумел справиться с составлением документации на "ура", без обычных ошибок. Впрочем, если таковые и были, то удивляться им не следовало — образования мой подчинённый не имел. Родившись в крестьянской семье, с восьми лет помогал родителям на работе в поле — какая уж тут учёба! Основы грамоты он узнал, уже попав в ряды жандармерии, а потом и мне пришлось с ним заняться, иначе самостоятельно составлять рапорты Васька не мог, а с учётом того, что нас в Россе всего двое… Впрочем, с остальным рядовой справлялся превосходно — весьма сообразительный, крепко сбитый, выносливый, отличавшейся недюжинной физической силой, Прокопьев был хорошим помощником.

Уложив бумаги, я неторопливо открыл несгораемый сейф и извлёк из него огромный чёрный кожаный футляр. Тиснёные буквы на верхней крышке последнего гласили: "УндервудЪ — 96. Машинка самопечатная, экспериментальная". Белая бирка, расположившаяся с одной из сторон чехла, крупными красными буквами уведомляла использующего сие техническое устройство: "Не дразнить!"

Футляр был водружён на стол, после чего открыт.

— Просыпайся.

Изнутри чехла послышался негромкий шорох и звук, похожий на зевок.

— Просыпайся, работа есть.

Шорох стал отчётливей и сменился негромким постукиванием, следом за этим под тусклый свет ламп на четвёрке кожистых когтистых лап, расположившихся по углам корпуса, вышла печатная машинка.

— Изволь открыть глаза.

Чуть выше клавиш, от фронтальной панели вытянулись два отростка, покрытые тонкой кожицей, чем-то неуловимо напоминающие "рога" улитки. Рычажно-литёрная корзина, прикрытая крышкой, распахнулась, оказавшись совсем не тем, чем являлась внешне — чёрной ямой с двумя рядами мелких и острых зубов и языком цвета ягоды, которую американцы зовут "блэкберри".

— Смотри, — я поднёс к отросткам листы Васькиного рапорта, — это всё тебе надо напечатать. Лента у тебя вживлена совсем недавно, свежая, бумагу можешь взять у меня на столе, благо её там целая пачка. По окончанию работы испорченные листки и ту часть упаковки, что будет чистой, можешь съесть. Ещё разрешаю совершить променад по кабинету, но не вздумай пытаться выбраться из участка — где тебя потом искать?

Оставив "Ундервуд" заниматься рутинной работой, я поспешил к гостье.

Василий уже налил всем чаю — на моём столе стояли три кружки в медных подстаканниках, сам же подчинённый что-то искал в ящике, Лидия с улыбкой следила за его действиями.

— Сергей Владимирович, — Прокопьев повернулся ко мне. — У нас остался сахар?

— Был, — я взял сахарницу, устроившуюся на подносе рядом с самоваром, открыл крышку и убедился, что сахарного песка в сем столовом приборе не наблюдается, более того, последний настолько сиял изнутри, что создавалось впечатление, что его вылизывали. Вылизывали?!

— Зараза машинописная, — рявкнул я, приоткрывая дверь в кабинет. — Никакой бумаги тебе, обжора!

Ответом на мою пламенную речь было недовольное урчание "Ундервуда" и звонкий смех Лидии.

— Шутки — шутками, а уже третью месячную пайку доедает за неделю. И ладно бы нам деньги давали на прокорм, или сахар казённый был… — я занял своё место, отхлебнул крепкого чаю. — Как только из сейфа выбирается?

— Ну так это…чудо научно-технического прогрессу, — Василий задвинул ящик на место, вытянул следующий. — Не только техника, но и колдовство.

— Она забавная, — гостья улыбнулась. — Да и любой бы заскучал, будучи запертым в сейфе. Продали бы вы её, Сергей Владимирович…хотя бы мне.

— При всём уважении, Лидия Викторовна, не могу. Казённое имущество, присланное для апробации в полевых условиях, продаже не подлежит, как и всё подобное имущество вообще.

— Нашёл! — Прокопьев вытащил из стола широкогорлый стеклянный кувшинчик[1] с винтовой крышкой, наполовину заполненный мёдом. — Не ахти что, но тем не менее… — рядовой водрузил его на стол, и отворив дверь, исчез в кабинете из которого раздавался ритмичный стук печатной машинки. Очевидно, пошёл искать чайные ложки и блюдца.

— А почему вы Василию не даёте управляться с "Ундервудом"? — поинтересовалась Лидия, разглядывая двуглавого орла на подстаканнике.

— Потому что боюсь, что он что-нибудь сделает не так. Прецеденты были — не знаю, виноват ли в них рядовой или машинка, но так или иначе, первый уже был пару раз ей покусан.

— И как — больно?

— Не сказать, что больно… но зело неприятно, — Прокопьев появился из кабинета, неспешно расставил блюдца, разложил ложки. — Берите мёд, Лидия свет Викторовна.

Я чуть улыбнулся, глядя, как Прокопьев отводит взор от гостьи. Как и мой подчинённый, как и многие из посёлка, я считал её красивой: изящные черты лица, синие, словно послегрозовое чистое небо глаза, вьющиеся рыжие волосы. Порой она производила впечатление ребёнка, хотя я прекрасно знал, что разница в возрасте невелика — четверть века за моими плечами, двадцать четыре года — за её.

Закончив Петербургскую Медицинскую Академию с отличием по специальности "Хирургия", Горчакова Лидия Викторовна попала сюда, в Росс, на должность врача поселения, по совершенно невероятному стечению обстоятельств.

Не знаю, что не понравилось властям больше — запрещённая операция, увенчавшаяся успехом и всё-таки спасшая человеческую жизнь, или сверхъестественные способности нашей гостьи. Все попытки заступничества, в том числе и со стороны научного сообщества были бесполезны, приговор был жесток и прост — "отправить на долгосрочное поселение в заморские владения Российской империи без права возвращения в европейскую её часть".

Так Лидия и оказалась здесь, на краю света. Красивая женщина, врач-хирург, ведьма. Такое вот странное сочетание.

Для посёлка она более полезна, чем я и Василий. К Горчаковой шли в тех случаях, когда местная медицина — отвары из различных травок, наговоры, народные средства, не справлялись с болезнью; мы же, жандармы, были здесь, как пятое колесо в телеге: постоять за себя местные могли сами — почти у каждого есть винтовка или револьвер, разнять дерущихся или проследить за честностью сделки население было способно самостоятельно, нам оставалось только готовить бумаги о произошедшем. Нет, конечно, какая-никакая польза от нас была — два дополнительных стрелка лишними не бывают, но, тем не менее, катастрофически не хватало дел, как и личного состава. Начальство, видимо, подозревая о недостаче первых, не присылало и второй, несмотря на все мои просьбы и доводы о том, что два человека ну никак не могут "хранить покой и общественный порядок" в посёлении из сотни с лишним дворов.

Вновь завизжали дверные петли, заскрипели половицы.

— Доброго здравия, дети мои.

— Доброго здоровья, отец Димитрий, — я поднялся с места, приветствуя священника. — С чем пожаловали?

— Собственно, я к ведунье… — с камилавки[2] посетителя на пол сорвалось несколько капель. — Давеча один из добытчиков пожертвовал храму индейское украшение из клыков медведя. Хочу узнать, есть ли на нём ведьмовство какое…

— Позволите взглянуть? — Лидия осторожно приняла из рук священника тряпицу, неторопливо развернула. Взвесила на ладони тройку клыков гризли, хитро скреплённых между собой тонкой бечёвкой и украшенную несколько помятыми перьями , пробежалась по ним пальцами. Глаза гостьи на мгновение сменили цвет на зелёный, я поморщился — проверять предмет на наличие каких-либо неестественных сил положено нам, жандармам, но для этого нужен специальный прибор — детектор, крайне громоздкий и капризный, который, естественно, никто в Росс не завёз… вот и приходится врачу заниматься ещё и такими делами.

— Ничего нет, — Горчакова протянула амулет отцу Димитрию.

— Благодарствую, — священник неспешно заворачивал украшение в тряпицу. — А вы, Сергей Владимирович, всё чаевничаете из-за безделья?

— К моему величайшему сожалению, да. Впрочем, можем и вас угостить, если пожелаете.

— Увы, но несмотря на то, что здесь сегодня собрался почти весь местный бомонд, вынужден откланяться — оставлять церковь на попечение Ивана чревато последствиями.

— Как скажете, — я чуть улыбнулся, оценив иронию.

— А ведь подумать только — более полувека назад ему подобные не стали бы ничего просить, а всего-навсего сожгли бы меня на костре, — когда дверь за священником закрылась, врач вновь вернулась на своё излюбленное место.

— Всё меняется, — Васька отхлебнул из своего стакана, поморщился, и поднялся из-за стола. — Полста лет назад никто и не думал, что староверов и никониан уравняют в правах. Ну вот, пока лясы точили — чай остыл…

— И о том, что и те и другие будут ходить на проповеди в одну церковь, — Лидия прищурилась, в глазах мелькнули зелёные огоньки. В помещении сразу стало ощутимо холоднее, а от жидкости в стаканах вновь потянулся пар.

— Но это только у нас, здесь, на краю света. И то, потому что отец Димитрий уважаем среди и тех, и других, и не только в счёт церковных, но и светских знаний. Помните нашу с ним дискуссию? — я с укоризной глянул на ведьму.

— Да, где это видано — мирские знания у священника? В моей родной Тульской губернии такое и привидеться не могло, — Прокопьев осторожно мешал чай в своём стаканчике чайной ложкой.

Вновь скрипнули дверные петли, зазвучали им в унисон половицы.

— Что-то подсказывает мне, что побеседовать спокойно нам не дадут… — заметил я.

***

Третьим (если считать ведьму) посетителем в то осеннее слякотное утро оказался невысокий худощавый юноша с винтовкой за спиной, одетый в чёрную куртку с меховой опушкой у воротника.

— Доброе утро, дамы и господа. Доброе утро, ваше благородие! — с некоторым усилием выговаривая непривычные для него русские слова, и не всегда верно ставя ударения, гость поприветствовал всех присутствующих.

— Доброе утро, Уоррен. Что-то случилось?

— Да. У меня отец пропал.

— Как пропал? — опешил я.

— Пошёл проверять свои тайники в лесу и не вернулся. Я ходил его искать, но безрезультатно.

— Может, придёт ещё? — предположил Прокопьев.

— Не знаю, — юноша пожал плечами, — меня смущает то, что он никогда раньше на такое время не исчезал. Вчера ещё ушёл…и как это у вас…А! "Ни слуху, ни духу".

— Хорошо, займусь. У твоей матери есть возможность побеседовать со мной сейчас?

— Да, ваше благородие.

— Ну вот, — произнёс я, обращаясь к Ваське и Лидии. — Только собрался жаловаться на отсутствие дел…

Сборы мои были недолгими — загнать нагулявшийся "Ундервуд" в футляр и убрать в сейф, надеть шинель и серый капюшон из непромокаемой ткани, забросить за плечо стволом вниз карабин — "трехлинейку", да прихватить с собой сумку, в которой хранится минимум инструментария для работы.

— Шашку брать будете, Сергей Владимирович? — поинтересовался Василий.

— На кой она мне сдалась? Всё, ты за старшего. Меньше смотри на ведьму, больше по сторонам, — я полувшутку-полувсерьёз погрозил рядовому пальцем и следом за Уорреном вышел под дождь.

***

Ветер швырнул очередную порцию холодной воды в лицо, заставив прикрыть его рукой. Сапоги норовили увязнуть в грязи площади, хотя какая это, к чёрту, площадь... Ну да, центр поселения — невысокое двухэтажное каменное здание — управа, где сидит голова и расположен единственный на всю округу аппарат беспроволочного телеграфа, по которому осуществляется связь с Новоархангельском; чуть правее от администрации — потемневшая от влаги деревянная церковь — вотчина отца Димитрия, а за моей спиной — ограда жандармского управления и пункт медицинской помощи — владение Лидии. Вот и всё присутствие Российской Империи здесь, в Россе. Остальное — деревянные дома, принадлежащие частным лицам. Выглядит сия архитектура довольно невзрачно, хотя население отнюдь не бедствует — золотодобытчики, да…как их там..на американский манер…трапперы. Здешняя погода и климат отнюдь не способствуют внешней красоте.

— Нам налево, ваше благородие! — окликнул меня Уоррен.

***

— Он вчера ушёл, вечером, до того как дождь начался, часа в четыре. Сказал мне и матери, — Уоррен вытирал мокрое лицо мятым платком, стоя под навесом высокого крыльца, — что пойдёт проверять один из тайников. Какой точно — не указал.

— А беспокоиться вы начали с утра?

— Да. Дело в том, что обычно он возвращался довольно быстро. Часа три, четыре, иногда — шесть.

Я вначале подумал, что его непогода застала, и он укрылся кой-где — есть там пара мест недалеко от тайников, чтобы ливень переждать… Всё проверил. Нет его нигде, пропал.

— А мать что по этому поводу думает?

— Да боится она. Что с неё взять — женщина есть женщина.

— Тогда так… — я торопливо вытащил из сумки лист бумаги и огрызок копировального карандаша, подставил последний на несколько мгновений под дождь, торопливо набросал несколько фраз. — Это отдашь Бжезинскому, его ты знаешь. Скажи, чтобы раньше того момента, как дождь пройдёт, не собирались. Хорошо?

— Да, ваше благородие. Только просьба — не говорите матери, что я здесь.

— Почему? — я удивлённо поднял бровь.

— Стыдно. Траппер, следопыт, а отыскать отца … не сумел.

— Ладно, — я кивнул юноше, и стал неторопливо подниматься к двери, ведущей в сени, размышляя на ходу.

Итак, что мне известно об Уоррене и его семье?

Отец — Стивен Баркер, местный торговец, по национальности — англичанин, сменивший гражданство туманного Альбиона на подданство Российской Империи. Внешность — среднего роста, довольно худощавый и жилистый. Великолепно ориентируется в местных лесах, может за себя постоять — хорошо стреляет из револьвера и неплохо обращается с охотничьим ножом. Торгует преимущественно товарами первой необходимости — газовыми баллонами для ламп, спичками и прочая, а также разрешёнными мелкими амулетами, например, изгоняющими крыс из дома, и прочая в том же духе.

Магический товар старается держать в хорошо укрытых специально оборудованных тайниках. Охотников до подобных штучек много, особливо среди преступной среды, и тащить такое к себе — значит рисковать головами своих близких.

Мать — Василиса Воскобойникова. Подданная Российской Империи, по происхождению — из мещан. Трудолюбива, аккуратна, имеет какое-никакое образование — окончила гимназию. Нет, конечно с Лидией или мной ей не сравниться, но тем не менее… С Стивеном познакомилась здесь, для того чтобы выйти замуж, сменила веру на англиканство (ох и скандал же был по этому поводу!).

Уоррен Баркер, подданный Российской Империи. Несмотря на все попытки отца уговорить его заняться торговлей, стал охотником-траппером, и неплохим. Молод — ему всего семнадцать. Владеет русским языком (спасибо матери) даже, пожалуй, лучше, чем отец.

Обратите внимание — "великолепно ориентируется в местных лесах". Как такой человек вообще может здесь исчезнуть? Да только в двух случаях — если случилось что-то совсем непредвиденное…или он не хочет, чтобы его нашли.

***

— Ваше благородие, что же деется-то? — невысокая, несколько полноватая женщина в чепце, кацавейке и перепачканном фартуке всплеснула руками. — Совсем пропал! А у меня, — всхлипнула она, — всё из рук валится!

— Успокойтесь, Василиса Прокофьевна. Сделаю всё, чтобы найти вашего ненаглядного Стивена, — я осторожно отирал тряпкой перепачканные сапоги. — Только ответьте на несколько вопросов.

— Извольте, — собеседница вытерла глаза мятым утиральником[3].

— Во сколько муж ваш из дома вчера ушёл?

— Часу в пятом, — носовой платок вновь пошёл в ход. — Сказал, что пойдёт тайники проверять, может быть задержится, но к десяти обещал быть. А я…я как чуяла, отпускать его не хотела!

— С ним никогда раньше такого не случалось?

— Нет, бывало, что Стивен задерживался…но не настолько! Что с нами теперь будет… — в ход в очередной раз пошли причитания.

— Ладно, будем искать, — я кивнул хозяйке дома, и толкнул дверь, ведущую в сени.

Внизу, под навесом, защищавшим от дождя, выродившегося в мелкую морось, меня ждали шестеро охотников, среди которых был и Уоррен.

— Dzien dobry[4], Сергей Владимирович, — первым окликнул меня крайний правый из них, плотно сбитый, с залысиной на крупной голове, осторожно сматывая поводок. Возле ноги траппера сидела старонемецкая овчарка. — Случилось что?

— И тебе не хворать, Кшиштоф, — кивнул я потомку польских повстанцев, участников восстания 1863 года. — Да. Пропал наш местный торговец, Стивен Баркер.

— Как пропал? — удивился поляк. — Только вчера в полдень у него всякую мелочь покупал.

— Вот и мне хотелось бы знать, как, — я поправил ремень карабина. — Поэтому и попросил собраться вас всех.

— Значит, для моего Мишека есть работа, — лях покосился на собаку.

— Ваше благородие, а мы на самодвижущемся экипаже отправимся? — поинтересовался Уоррен.

— Не думаю. Учитывая местные леса и текущее состояние дорог — сия машина будет нам обузой. Пойдём пешком. Полагаю, что дожидаться окончания дождя — бессмысленно, господа? Пока дойдём…

Трапперы кивнули, соглашаясь с моими доводами.

***

Нет, как ни крути — общинное сознание, доставшееся немалому количеству русских и славянских поселенцев на Аляске от их предков — весьма замечательная вещь. Именно оно, а может быть — небольшое денежное вознаграждение, что раздавало моё родное жандармское управление населению за всякого рода вспомошествления сотрудникам, заставило пятерых охотников, которые, в принципе, так поступать вовсе не были обязаны, выйти в отвратительную погоду на поиски пропавшего.

Впрочем, может быть, я просто преувеличил роль и того, и другого. Росс всегда отличался относительной дружностью и малоконфликтностью. Охотники и золотодобытчики ссорились мало, хотя, конечно, конкуренция навроде "А я вчера во-от такого медведя подстрелил!" или "Во-от столько золота намыл!" в их среде присутствовала всегда. Но стоило только случиться какой-нибудь неприятности — например, нападению банды, и разногласия мигом исчезали: и трапперы, и старатели мигом брались за оружие, чтобы объяснить чужакам — кто здесь хозяин…

Подошёл к концу пятый час поисков пропавшего, безрезультатных поисков. Все мы вымокли до нитки и устали — и если положение охотников было терпимым, то я уже трижды успел проклясть форму корпуса — насквозь промокшая шинель, прибавила, казалось, целый пуд в весе.

— Psia krew[5], это никуда не годится! — ворчал Кшиштоф. — Такое ощущение, вашбродь, что торговец петлял, словно заяц, по этому чёртовому лесу…

— Или твой Мишек взял не тот след, — заметил я. — Хотя младший Баркер божится, что перчатки, которые мы давали твоей собаке, принадлежат его отцу…

— Всё может быть. Или пропавшего тащили…

— Кто? Волки? Так местные сразу бы его сожрали — там же стая обычно в два с лихом десятка голов…

— А тролль, к примеру?

— В лесу? — хмыкнул я, глядя себе под ноги, выбирая места посуше, куда следовало ступить.

— Ну, давешняя эта образина тоже была пещерной, но в поселок притопала.

Я усмехнулся, вспоминая обстоятельства недавнего дела.

В конце прошлого года, вскорости после моего перевода сюда, на Аляску, золотодобытчики из Росса, выписавшие себе из России, если говорить словами моего подчиненного, "чудо научно-технического прогрессу" — передвижной паровой бур, и в поисках золота с его помощью забрались в пещеру, вход в которую был завален в незапамятные времена. На беду, помимо драгоценного металла, в сием подземном укрытии обитал неизвестно как попавший в эти места тролль скандинавского подвида. Тварь была очень обидчивой, и бур сломала, просто-напросто разломив сверло (хотя лично мне непонятно — как можно сломать оное, выплавленное на Тульских заводах по рецептам господина Круппа?), после чего взялась за старателей. Последние решили от близкого знакомства с мифическим существом воздержаться, и со всех ног припустились бежать, вскорости достигнув Росса. Но от тролля им уйти не удалось — после сотворённого в пещере безобразия тварь решила наведаться в деревню, и это стало её роковой ошибкой — почти всё население посёлка, включая меня, взялось за оружие. Явившиеся позже представители Российской Академии Наук выкупили тушу, ждавшую своего часа в леднике, у местных, пополнив их без того тугие благодаря золотодобыче, охоте на пушных зверей и торговле лесом кошельки.

От воспоминаний о недавнем прошлом меня отвлёк лай Мишека.

— Почуял что-то, — Кшиштоф разом повеселел, и снял с плеча шпилечную[6] охотничью двустволку. — Может, искомый, а может — зверьё какое…

— Вашбродь, нашли! — окликнул меня один из охотников.

— Что нашли?

— Не знаю, но думаю, вам лучше на это взглянуть самому.

***

Поляна, покрытая пожухлой осенней травой, была не очень большой. С трёх сторон её обступал густой ельник вперемешку с высокими корабельными соснами, через который вели несколько малозаметных тропинок. У дальнего края — небольшая возвышенность, а сразу за ней — весьма крутой спуск к темно-синим водам озера.

Мишек застыл на возвышенности, виляя хвостом, рядом с ним замер, глядя вниз, на что-то пока не видимое моему глазу на берегу озера, изрядно побледневший Уоррен.

— Не слишком ли далеко от обычных маршрутов твоего отца?

— Пожалуй, ваше благородие, да только мало ли… Чёртово озеро — оно, в принципе, как же это…достроприм…достопрям…

— Достопримечательность, — подсказал я юному трапперу, взбираясь на пригорок рядом с ним.

— Yes[7]! То есть да, причём всей округи… так что он мог сюда придти.

— Но зачем?

— Не знаю… вы лучше гляньте, что собака нашла.

Находка издалека напоминала кучу не то навоза, не то ещё чего…

— Ну-ка, — я осторожно съехал по осыпи к берегу. — Что это у нас тут…

Затуманенный усталостью мозг смог наконец идентифицировать находку.

— Psia krew… — выдохнул Кшиштоф.

***

То, что лежало на песчаном бережке озера, оказалось грудой мяса, да не простой. Если присмотреться к месиву, можно было различить отдельные фрагменты человеческого тела и одежды — вот сапог, а вот окровавленная крага перчатки, вот клетчатый фрагмент не то сюртука, не то рубахи, приобретший характерный красный цвет.

— Думаете, это был человек? — голос младшего Баркера чуть подрагивал.

— А чего тут думать, — я брезгливо склонился над остатками, — а ну-ка…

Из-под месива мной был извлечён почти дочиста обглоданный человеческий череп.

— Говорю же — чего тут думать… Значит так, — из сумки на моём левом плече был вытащен специальный мешок. — У кого нервы покрепче — собрали здесь всё вот в эту… котомку. Отнесите в посёлок к Лидии в ледник. Передайте ей, что мне хотелось бы знать, кто его так, и чем… Мы с Кшиштофом ещё поищем следы. А вы, юноша, — я повернулся к Уоррену, — отправляйтесь домой, и крепитесь. Не могу сказать точно, Стивен это — или нет, всё ответы получите завтра.

Младший Баркер кивнул мне, и торопливо пошёл прочь.

— Ищем? — Кшиштоф подозвал своего "фрица". — А щенок не лыком шит. Нервы знатные, хоть пока и не железные…

— Можно подумать, у тебя они в его возрасте были лучше, — фыркнул я.

— Я в его годы родителям помогал отбиваться от русских солдат в Варшаве.

— А мне тогда зачем вспомошествление оказываешь?

— Так чего уж там… Sprawy minionych dni[8]!

— И то верно…идём.

След мы нашли довольно быстро. Пройдя немного по берегу, собака пошла вверх, к ельнику.

— Тащили его, вашбродь, как пить дать…

— Почему?

— А вот, гляньте, как трава примята. Да и кровь, — Бжезинский указал рукой на одному ему видимую примету.

— Для меня растительность здесь везде одинакова… хотя погоди-ка, — я, наклонившись, заметил что-то красно — белое, мелькнувшее в пожухлой осенней желтизне. — Что тут у нас?

На моих перемазанных грязью и кровью белых перчатках, положенных полицмейстеру, лежал обрывок одежки, клетчатый фрагмент не то сюртука, не то рубахи.

— Неаккуратно волокли, — прокомментировал я находку.

Ещё несколько шагов по направлению к ельнику.

— Рвали его на ходу, что ли? — Кшиштоф выглядел обескураженным. — Там — клок мяса, там — палец…

— Это определенно не волки — они бы его сразу сожрали, и всё. И не медведь — гризли глотку перегрызёт, но тело вряд ли тронет, как пищу сия животина нас не воспринимает.

— Нечистая? Озеро недаром Чёртовым зовут…

— Вот только этих сказок не надо, — я поморщился. — Мне много чего интересного доводилось слышать, но то — истории, а тело, вернее, его останки — реальные…

Нашу беседу прервал лай овчарки, остановившейся под одной из корабельных сосен, на краю окружавшего поляну ельника.

— Нашёл что-то, — Кшиштоф поспешил к Мишеку, я последовал за ляхом.

— Гляньте, ваше благородие, — поляк указал на что-то на сосне. — Кажись, ещё след…

На отчищенном от коры участке ствола дерева, приблизительно на уровне пояса темнела криво нанесённая надпись из четырёх букв, нанесённая чём-то бурым. Рядом был воткнут испачканный кровью охотничий нож, с наборной кожаной рукояткой.

— "Вуди"? — я удивлённо поднял бровь, осторожно поскрёб надпись пальцем. Если это и была жидкость, текущая по жилам большинства живых существ, то она уже успела высохнуть. — Как её только дождём не смыло…

— Ничего особого, — поляк указал наверх, на густое сплетение еловых ветвей.

Пёс тем временем что-то искал в траве. Обнаружив искомое, он неторопливо лёг на мокрую пожухшую траву рядом.

— Ну-ка, что тут у тебя… — Бжезински неторопливо подошёл к Мишеку, наклонился, неторопливо выпрямился, протянул добычу мне. — Гляньте, вашбродие… Как вы думаете, это коммерсанта нашего?

На ладони поляка лежал длинноствольный, перемазанный грязью и кровью револьвер.

— Затрудняюсь сказать, — подойдя, я осторожно принял оружие из рук поляка. — "Смит-Вессон" под сорок четвертый калибр, приблизительно восемьдесят третьего года выпуска. Такими половина Росса пользуется… Тем не менее, находка ценная.

Из сумки мной немедленно было извлечено несколько мешков, похожих на тот, в который убирали найденные сегодня остатки охотники. Производились они по английской лицензии — изнутри ткань была покрыта неким волокном, похожим на стекло, в результате чего большинство следов на вещественных доказательствах — грязь, кровь и прочая — сохранялись. Нож и револьвер были немедленно убраны.

Следом в ход пошёл химический карандаш и лист бумаги — надпись была перерисована со всем тщанием, а затем настал черёд самого неприятного — сбор кусков плоти и обрывков одежды, разбросанных по всему пути волочения останков. Набралось подобных фрагментов более двух десятков…

Делать возле Чертового озера боле было нечего.

***

— Бред. Бред умалишённого, — брегет, лежа на столе, показывал, что время — половина девятого вечера, если судить по темноте за оконными стёклами. — Это никуда не годится.

— Да ладно вам, Сергей Владимирович. Может, и в самом деле тварь какая завелась, — Василий, хмурясь, просматривал мои отчёты о увиденном, силясь найти в них хоть какую-то зацепку и помочь мне.

— Кто? Кто из местной живности способен настолько разворотить человека, чтоб его надо было, фактически, собирать?

— Медведь тот же…

— Василий, — я устало прикрыл глаза. — В прошлом году в Ново-Мартыновске — это в десяти верстах к югу отсюда, гризли задрал четверых, а в конце года — кого-то из наших поселенцев…

— Фатьяна Есиповича, если не ошибаюсь.

— Так вот. Кто — нибудь из них был обглодан? Нет. Медведи воспринимают нас не как пищу, но как возможную угрозу. А если предположить, что этого бедолагу загрызла волчья стая, тоже выходит не то ни сё. Маккензийцы[9] бы просто обглодали скелет дочиста, ещё и косточки по кустам бы растащили…

— Значит, это мог быть крайне оголодавший медведь.

Я тяжело вздохнул.

— Но, несмотря на это, останки не догрызший. И зачем ему надо было вообще тащить тело на незнамо какую дистанцию и на ходу рвать его в клочья?

— Не знаю, — Василий виновато пожал плечами. — А с нечистью что?

— Да ничего. Специально в справочнике посмотрел — ничего из того, что употребляет человечину, у нас не водится.

— Про прошлогоднего тролля в этой книжонке тоже было сказано "не водится"… — проворчал Прокопьев.

— Значит, у него в пещере был вырыт ход до самой Скандинавии, — сердито огрызнулся я. — Пойми, рядовой, но это в самом деле не подчерк неестественных существ. Мелкие, навроде каких-нибудь чубасей[10], пакостят, большие же — всё ломают, как и прошлогодний тролль, но делают это в открытую, никого не стесняясь.

— А надпись? — Васька рассматривал мой рисунок.

— Что надпись? — не понял я.

— Что она значит?

— Это-то и самое интересное. Если на нашем с тобой родном языке она полностью бессмысленна, то на англицком, если мне не изменяет память это слово обозначает следующее: "дерево", "дятел", иногда — "деревянный".

— Ни к селу, ни к городу, — Василий приглядывался к рисунку, словно силился рассмотреть ещё что-то, что я не заметил или не понял.

— Вот и я так думаю. Тем не менее, кой — какие мысли у меня есть. Завтра мы их и проверим.

***

От поверхности чая в стакане к потолку неторопливо поднимался пар.

Хмурый и невыспавшийся Василий, осторожно встав из-за стола, принял у меня из рук первый ящичек с нашей небольшой картотекой.

— Задачу понял? Сидишь, перебираешь всех — ищешь любое сходство, любую зацепку. Кличка ли похожая, имя, фамилия — без разницы. Особливо внимание обрати на тех, чьи карточки в последние полгода нам прислали. А я пока схожу за результатами к Горчаковой.

— Ясно, Сергей Владимирович, — Прокофьев кивнул, и, сев на место, начал неторопливо отсоединять металлическую спицу, на которой бланки держались в ящике.

Я неторопливо застегнул шинель, забросил за плечо карабин, и направился к двери. Возле самого выхода на мгновение остановился, чтобы надеть перчатки, глянул через плечо на рядового — мне показалось, что Васька улыбается вслед.

***

Сегодня Росс казался менее мрачным, чем вчера. Нет, грязи под ногами это не убавило, сапоги так и норовили уйти в неё по лодыжку, но сейчас над потемневшими от вчерашнего дождя тесовыми крышами и крестом вздымался не мрак тучи, а обычнее утреннее серое осеннее небо, бывшее несколько более приветливым.

Несколько сотен шагов, и вот я в другом углу площади, перед дверью врачебного пункта. Теперь — осторожно постучать.

Открыла мне Лидия, минуты через три. По её внешнему виду я почти моментально догадался, что госпожа Горчакова не изволила спать этой ночью: наброшенный поверх привычной для нее одежды — белой блузки с жабо на груди и чёрной юбки медицинский халат измят и перепачкан, под покрасневшими глазами залегли тёмные круги, высокие скулы на лице обозначились резче, из-под сетки для волос выбилось несколько непослушных рыжих прядок.

— Доброе утро, Сергей Владимирович. Проходите.

Я перешагнул порог, хозяйка закрыла за мной дверь.

— Прошу прощения за внешний вид. Чай, кофе?

— Не стоит. Мне, право, неудобно — заставил не спать всю ночь, а теперь ещё и с расспросами пожаловал. Лучше вы мне скажете результаты и я откланяюсь.

— Тогда — в медицинский кабинет, — ведьма кивнула мне на дверь по правой стороне. — Прошу прощения, я сейчас вернусь.

— Лидия Викторовна, а у вас случаем…

— Тряпка для сапог? Не хотите пачкать пол? — женщина улыбнулась, в глазах мелькнули зелёные искры. — Поищите справа от вас, — с этими словами врач толкнула дверь и ушла.

Более-менее отчистив обувку за пару минут, я проследовал в указанную комнату.

***

Медицинский кабинет был невелик, и сочетал в себе несколько функций — и собственно, кабинета врача, и операционной. Несколько шкафов с книгами по медицине, письменный стол, стол для хирургии, кушетка, пара стульев, развешенные по стенам плакаты о вреде пьянства, курения, о элементарных правилах гигиены.

На хирургическом столике лежало нечто, накрытое простынями, перепачканными чем-то бурым, на столике врача лежала стопка раскрытых толстых книжек.

Лидия уже ждала меня, прислонившись спиной к стене и время от времени отпивая кофий из стакана в подстаканнике с медицинской символикой — змеей, обвивающей чашу.

— Итак, Сергей Владимирович, что я могу сказать… Во — первых, в девяти случаях из десяти — это старший Баркер. Мне за ночь удалось, отчистив череп, провести реконструкцию лица при помощи глины Колба[11]. Помимо этого, в останках были обнаружены кое-какие вещи, которые могут узнать родственники — кошелёк с несколькими серебряными и золотыми монетами, нательный крестик. Кстати, последний изрядно оплавлен.

— Чем?

— Не могу сказать точно. Может быть, это, как говорит отец Димитрий, ведьмовство, а может быть и что-то другое. Увы, я затрудняюсь ответить.

— А что со следами?

Лидия прикрыла глаза:

— Даже не знаю, как вам это объяснить. За всю имеющуюся у меня практику, я ни разу не ошибалась в определении "инструмента", которым наносили то или иное повреждение плоти — неважно, что это было. Но сейчас мне приходится сознаваться в собственном бессилии, в противном случае можете счесть меня душевнобольной.

— Прошу вас, не тяните.

— Судя по повреждениям, Баркера рвали короткими когтями, но определить животное невозможно. С подобным не приходилось встречаться ни разу.

— И что же здесь такого особенного? — я скрестил руки на груди. — Очередная неизвестная мистическая тварь... — предпоследнее слово было мной произнесено с особенным отвращением.

— Это не всё, господин Долгоруков, — ведьма глянула на меня устало. — Дело в том, что помимо следов от когтей были обнаружены ранения, которые обыкновенно наносит укус.

— И?

— Судя по отпечаткам резцов, Баркера могли грызть два существа: либо кто-то из фитофагов[12], например Bos taurus taurus, говоря проще — корова, либо Homo Sapiens, что означает…

— Человек разумный, — прервал я собеседницу. Картина преступления в моей голове становилась всё более запутанной.

— Помимо этого, — Лидия не обратила внимания на нарушение этикета, видимо, понимая мои чувства, — мной из останков Баркера был извлечён отличный зубной протез, который, судя по тому, откуда сие было изъято, никак не мог принадлежать Стивену.

— Значит, он принадлежал напавшему существу?

— Именно. Не могу сказать, где он бы изготовлен и установлен, но судя по материалу, подобный зуб отнюдь не дешёв.

— Благодарю вас, Лидия Викторовна.

— Не за что. Наоборот, мне кажется, что я вам только помешала со своими выводами. Может быть, вам ещё чем-то может помочь Петр Аркадьевич? Например, расспросить трапперов, не видели ли они в лесах чего-нибудь странного?

При упоминании главы поселения я поморщился.

— Сие бессмысленно. Какое описание мы дадим охотникам? Полагаю, что после него нас с вами отправят в приют для душевнобольных. Да и господин Колычев у меня доверия не вызывает, знаете ли…

— А что так?

"Слышала бы ты, что он о тебе за глаза говорит, и как смотрит…"

— Не люблю казнокрадов. Особенно тех, кого ещё не удалось поймать за руку, как нашего "доблестного" главу поселения.

— Почему вы думаете, что он промышляет подобным? Я не спорю, что Пётр Аркадьевич отвратителен внешне, но мне всегда казалось, что у всех потомков крупнейших дворянских родов имеется свой кодекс чести. Тем более, что должность обязывает…

Я прищурился.

— Знаете, Лидия Викторовна, хоть я и родился в одном из старейших княжеских родов России, но ничуть не сожалею о том, что совершил покойный государь — батюшка Александр II в 1861 году. Более того, мне следует его благодарить за это. Именно из-за перелома в воззрениях общества, изменились и те устои, на которых меня воспитали. Жизнь продемонстрировала, что изменились они в правильную сторону… Зачастую под властными чинами и наградами, под графским, княжеским и прочими регалиями способна скрываться невероятная бесталанность, лень, глупость, и жадность, а в простой рубахе и лаптях может быть сметливый ум, преданность делу и доброе сердце. И да… благодарю вас, — я осторожно взял руку собеседницы за запястье, коснулся тонкой кожи с обратной стороны кисти растрескавшимися, обветренными губами. — Отдыхайте. К сожалению, вечером мне вновь придётся вас потревожить — родные Баркера должны его опознать.

***

— Узнали что-то важное, вашбродие? — Васька продолжал изучать карточки. Судя по стопке извлечённых бланков рядом с ним, в картотеке осталось совсем немного материала.

— Да, но с того — не легче, — я снял с плеча карабин, прислонил его к столу, и, расстегивая шинель, начал излагать подчинённому полученную от Лидии информацию.

— Вот уж действительно, бред умалишённого, — Прокопьев потёр уставшие глаза.

— Представь, как наши материалы будут смотреться на столе у начальства. В следах с места преступления и тела фигурируют — "дятел или дерево", когти, человек или корова, и зубной протез. Можно даже рапорт об увольнении заранее не писать — в отставку отправят по состоянию психологического здоровья.

— Какого здоровья? — переспросил рядовой.

— Которое отвечает за ум. Это его название на греческом языке.

— Надо будет запомнить. Психогол…

— Психологического. А ты что-нибудь нашёл?

— Да, Сергей Владимирович. Вот собственно. Единственная подходящая персона, — Прокопьев протянул мне карточку.

— Так, что у нас тут… Разыскивается…Роджер Аллен, по прозвищу "Вуди"… американский подданный… скрывается во владениях Российской Империи…обвинение в контрабанде…описание внешности, фотографической карты нет, а жаль… Дата — июнь 1897 года… подходит! Правда, с момента объявления уже пять месяцев прошло, но всё же… — я направился к сейфу, открыл его, и неторопливо извлёк чёрный кожаный футляр, с тиснёными буквами на верхней крышке, гласившими: "УндервудЪ — 96. Машинка самопечатная, экспериментальная". — Сейчас поставлю её множить описания, когда закончит, заберешь их, — Прокопьев поморщился, видимо, предполагая, что отобрать готовые бумаги у сего строптивого аппарата будет непросто, — и расклеишь по всему Россу. Пусть жители нам помогут. А я — на беспроволочный телеграф.

***

Под сапогами вновь зачавкала грязь площади, норовя прилипнуть к полам шинели. Я не спешил — идти на станцию было необходимо, но то обстоятельство, что она находилась в управе, а следовательно, мне придётся встретиться с Колычевым, отбивало всякое желание торопиться.

По закону, жандармскому управлению для связи положен телефонический аппарат, но здесь — Аляска, и драгоценный провод постоянно норовят оборвать если не непогода и дикие животные, то бандиты, охочие до поживы. Поэтому вместо него жандармскому управлению Росса должен был быть предоставлен аппарат беспроволочного телеграфа. Но отсутствие дел и некомплект личного состава сыграли и здесь злую шутку — чиновники решили, что двое жандармов обойдутся без сией технической новинки — для связи с центральным управлением Его Императорского Величества Отдельного Жандармского корпуса на Аляске, расположенном в Новоархангельске паре Росских жандармов хватит аппарата, установленного в управе. То, что этот шаг повлёк за собой большие проблемы, такие, как, к примеру, нарушение секретности внутренней переписки Корпуса, бюрократов не волновало.

Толкнув толстую, потемневшую и ещё не просохшую после вчерашнего ливня дверь, я поднялся по чистым каменным ступенькам, повернул направо, прошёл по коридору мимо скучающего мужичка-дежурного с плутоватой рожей, и, отворив очередную преграду, перешагнул порог кабинета.

За письменным столом, заваленным грудой бумаг, сидел румяный лысый невысокий толстячок в пенсне с потрескавшимися стёклами, с козлиной бородкой. Сам внешний вид его, казалось, вызывал отвращение — и засаленные рукава вытершегося сюртука, и потемневший, грязный воротник рубашки, из-под которого выглядывал ещё один давно не стираный ворот — сорочка.

— Утро доброе, Пётр Аркадьевич, — только я один знал, чего мне стоит выговорить эти слова спокойно. — Коротаев у себя?

— Утро доброе, господин поручик. Нет, он вышел. Садитесь, — Колычев указал рукой на свободный стул. — Подождите его, скоро подойдёт. Как поживает госпожа Горчакова? Говорят, она не спала целую ночь из-за вашей просьбы, — промолвил мой собеседник, не замечая, как брызгает слюной.

"Пришиб бы и тебя, и твоего соглядатая. Всё просто — в тёмном переулке, да по голове. Жаль, догадаются быстро…"

— Об этом поинтересуйтесь у госпожи Горчаковой лично, — я скрестил руки на груди.

— Ну, думаю, это вам лучше знать, — голова улыбнулся, показав щербатые зубы. — Вы ведь с ней почти каждый день общаетесь. Я прекрасно понимаю, что многие ходят к ней не только за исцелением телесным, но и духовным…

— Да, Лидия Викторовна прекрасный врач, — я сделал вид, что мне крайне интересен шов на моих перчатках.

"Вот сейчас бы, с левой руки — в лицо. Ещё части зубов лишился бы вмиг. Просто…за сравнение".

— Но, тем не менее, она — осужденная на поселение за политическое преступление. Как на ваше с ней общение посмотрит ваше начальство?

"А если тебя пристрелят в тёмном переулке — как к этому отнесутся жители Росса?"

— Я всего лишь выполняю свою работу, — улыбка стоила мне неимоверных усилий. — Есть предписание по контролю над вольнодумцами, приказывающее тщательно следить за проявлением означенных крамольных идей, выявлять их и предотвращать, что я и делаю в своих беседах с госпожой Горчаковой. Надо сказать, пока я не видел ни одной подобной мысли у сей дамы. Меня больше интересует другое — у вас в отчётах дебет с кредитом сходится?

Колычев моментально сменил цвет, побелев.

— Вы замечательно живёте, Пётр Аркадьевич. Находясь в чине коллежского асессора[13] и имея государственное жалование в 135 рублей серебром, и доплату за должность и разряд ещё в 60 рублей, строите два дома — один для сына в Ново-Архангельске, другой — здесь, в Россе, для себя, и при этом умудряетесь ещё и спускать солидные суммы в вист. Не изволите ли раскрыть секрет своего благополучия?

Моего собеседника начало трясти.

— Да что же вы, право, успокойтесь. Я прекрасно понимаю, почему эти два волшебные слова — дебет и кредит вызывают у вас такую реакцию. Проворовались однажды в Смоленской губернии, и весьма крупно, за сий грешок попали сюда. Что у нас следующее из наказаний для чиновников за растрату государственных средств после ссылки на Аляску? Каторга в Сибири, кажется? — я развёл руками, голова сгорбился, сжался. — Мне вот всё кажется, что тюремная роба на вас бы смотрелась лучше, чем этот ваш костюм, к тому же давно не чищенный… Так вот, очень может быть, что может возникнуть интерес к двум этим замечательным словам среди вашей документации…

— Пощадите, Сергей Владимирович, — прошептал Колычев.

— Вас? За что? Сколько вы мне и моим предшественникам давали обещаний? А сколько выполнили?

"Сколько раз о твоих "подвигах" писали на материк? За десяток перевалило. Спасает тебя только то, что у них там таких чинуш, расхищающих вверенные деньги, столько, что до сих краёв руки не доходят. Убить бы тебя в тёмном переулке, да вся недолга, но ведь пришлют кого-нибудь ещё более ненасытного… Значит, опять придётся пугать".

Видимо, мои мысли как-то отразились на моём лице, поскольку физиономия Петра Аркадьевича приобрёл зеленоватый оттенок.

— Так вот, будьте любезны прекратить расхищать казённое имущество и убрать вашего соглядатая от меня и от госпожи Горчаковой. В противном случае… вы должны понимать, что с вами будет, — я поднялся с места. — К Коротаеву зайду позже.

***

Дойти до дома семейства Баркеров было дело четверти часа. Известив Уоррена и Василису Прокофьевну, что необходимо придти на опознание в шесть часов вечера к госпоже Горчаковой, я вернулся в управу.

На сей раз задерживаться для разговора у Колычева мне не пришлось — нужная мне дверь была открыта.

— День добрый, вашбродь, — прогудел Коротаев, поднимаясь с места.

— И тебе не хворать, Владимир.

Невысокий, широкоплечий, с походкой вразвалочку, и трубкой в зубах, аппаратчик походил на боцмана с какого-нибудь торгового судна. Впрочем, он и был моряком когда-то, но годы взяли своё, и пришлось отказаться от заморских странствий.

— Опять Петра Аркадьевича напугали. Впрочем, полагаю, за дело.

— За дело, — согласился я. — Можешь телеграмму отправить? Дело срочное, не терпит отлагательств.

— Оно и понятно, — кивнул мой собеседник. — Сейчас всё подготовлю.

Беспроволочный телеграфный аппарат — машинка огромная, и занимает собой почти целую комнату. Работает сие научно-техническое достижение от двух источников: либо на специальном газе, который производят в континентальной части империи, либо на дровах. Вторых надо больше, зато этот метод безопаснее — баллоны имеют свойство взрываться при неосторожном обращении.

Вот и сейчас аппаратчик спешно забрасывал в небольшую топку плашки древесины.

— Помочь?

— Не стоит, Сергей Владимирович. Почти всё…. — Коротаев торопливо щёлкнул несколькими рычажками на панели прибора, затем повернул вентиль. Зашипел, поднимаясь по трубе, горячий воздух, замерцали лампы.

— Таак…эта горит, значит включено, и эта тоже, следовательно — на том конце к приёму готовы. Диктуйте, вашбродь, — Владимир устроился на стуле за панелью, приложил к левому уху наушник-раструб, а правой рукой взялся за рукоять набора.

Выходя спустя одну шестую часа с пункта государственного беспроволочного телеграфа, я был уверен, что может быть именно в этот момент в жандармском управлении Новоархангельска из недр подобной машинки выползает белая лента, гласящая: "Срочно. Прошу произвести поиск персоны в архиве за три последних года по имени, фамилии, прозвищу. Ориентир — Вуди. Прошу также выслать информацию на американского подданного Роджера Аллена, номер дела — 14-365. Росс. Поручик Долгоруков".

***

— Как вы, готовы? — поинтересовался я у Уоренна и его матери.

— Да, ваше благородие, — кивнул траппер.

— Наверное, — изрядно побледневшая Василиса смахивала слёзы с глаз утиральником. — А может быть шанс, что это — не Стивен?

— Это зависит не от меня, а только от вас, — я легонько постучал в дверь, ведущую в медицинский кабинет. — Всё готово, госпожа Горчакова?

— Да. Пусть проходят, — откликнулась врач.

Помещение не изменилось с прошлого раза, разве что на столе Лидия разложила найденные нами предметы — нож, револьвер, цепочку с крестом и кошелёк. Всё это было до опознания тщательно осмотрено мной, впрочем, ничего особенного не выявлено, а снимать отпечатки пальцев — не было ни необходимых инструментов, ни подготовки.

— Это вещи, предположительно, принадлежащие покойному. Осмотрите их тщательно, постарайтесь вспомнить, были ли у Стивена похожие.

Младший Баркер сходу взялся рассматривать оружие, Василиса же, напротив, что-то долго высматривала в кошельке, а взялась за цепочку, взглянула, и упала на дощатый пол.

— Обморок, — Лидия торопливо снимала с одной из полок пузырёк с нюхательной солью.

Совместными усилиями нам удалось привести мать Уоррена в сознание, после чего она сразу же залилась слезами:

— Его… крестик его. Сама дарила…

— Госпожа Горчакова, — я повернулся к ведьме. — Успокойте госпожу Воскобойникову, а я пока расспрошу господина Баркера-младшего, — я толкнул дверь медкабинета, жестом пригласив Уоррена следовать за мной.

— Оружие твоего отца?

— Да, — траппер кивнул. — Он с ним почти никогда не расставался, впрочем, вы сами знаете, какие у нас места.

— Когда нашли револьвер, четыре из шести гнёзд в нём были пустыми. В нападавшего Стивен успел выпустить четыре пули, но, по-видимому, безрезультатно — кровь, которую мы нашли преимущественно принадлежит твоему отцу. Я хотел тебя спросить — почему он не взял с собой ружьё?

— Не знаю, — Уоррен пожал плечами, — хотя… в тот день он чертовски торопился, даже насчёт своего ухода известил на ходу. И двустволку с собой не взял — он обыкновенно с ней ходил. Не могу сказать, что отец хорошо ей владел, но носил с собой часто.

— А почему он забрёл так далеко? Помнишь, когда во время поисков шли по лесу, ты всё удивлялся — да как же, да почему же…

— Честно говоря, меня самого этот вопрос мучает, — юноша нахмурился. — От ближайшего тайника до Чёртового озера — три-четыре мили…

— Еще один момент… у отца были знакомые с зубными протезами?

— With what[14]? — видимо, подобного вопроса Уоррен не ожидал.

— Со вставными зубами.

— Честно говоря, не знаю. Таковых, вроде бы, не видел.

— Благодарствую, — я кивнул трапперу. — Осталось посмотреть на тело…вернее, на останки.

К моменту нашего возвращения Лидия отпаивала госпожу Воскобойникову горячим чаем.

— Он? — спросил я у ведьмы, кивая на укрытые простыней останки на столике для хирургии.

— Увы, да, — врач развела руками.

Уоррен признал в покойном Стивена довольно быстро.

— Вот смотрите, шрам… Это ведь лопатка, так? Отец его получил довольно давно — в лавке упал с высокой лестнички спиной вперёд, и поранился.

— Хорошо. Ваши росписи, что покойный опознан, — я протянул домочадчам Баркера — старшего заполненный бланк. — Останки и вещи получите по окончанию следственных действий. Уоррен, будь любезен, проводи мать.

— Что скажете, Сергей Владимирович? — ведьма смахнула непослушную рыжую прядь со лба.

— А что тут скажешь, Лидия Викторовна? — я развёл руками. — Ничего. Ничего не прояснилось, кроме человеческого горя.

***

Картина, представшая моим глазам в кабинете управления, была весьма интересной, но отнюдь не полезной для дела.

— Отдай, кому говорят! Отдай, зараза машинописная! — Васька и "Ундервудъ-96" перетягивали раскрытую книгу, судя по обложке — один из томов "Свода законов Российской Империи". Печатная машинка упорствовала, недовольно урча и не желая уступать.

— Отставить безобразие! — гаркнул я.

Рядовой моментально отпустил свою сторону, машинка же, с книгой в пасти, гордо заурчала, радуясь своей победе.

— В сейф пойдёшь на две недели! — рыкнул я.

"Чудо научно-технического прогрессу" фыркнуло, сплюнуло книгу, и повернулось ко мне той частью, которую у человека можно было бы назвать спиной.

— Сергей Владимирович, заходил Коротаев, принёс ответ из Ново-Архангельска. Новых материалов по Аллену нет, а архив обещают проверить до середины завтрашнего дня. Помимо этого, я расклеил по всему Россу словесные описания.

— Хорошо. Сомневаюсь, что это сработает, но как говорится, "а вдруг"?

— А что с опознанием? — Васька подобрал изрядно потрёпанный том.

— Ничего хорошего, это действительно наш торговец.

— Эк его… — Прокопьев вздохнул. — Всего несколько дней назад у него чернила покупал для нас с вами. Раз — и нет человека… По вещам узнали?

— Не только. И по останкам. И самое главное — не понятно, кто или что. Мистика мистикой, но искусственный зуб про который я говорил…

— А тлинкиты[15] с эскимосами? Они такое сотворить не могли?

— Сам знаешь, все проблемы с ними остались в прошлом. Ни те, ни другие не практикуют человеческие жертвоприношения, и уж тем более сомнительна их способность протезировать зубы.

— Конкуренты?

— Здесь — вряд ли. Покойный — единственный торговец всяческой мелочёвкой в Россе… Может быть, в Новоархангельске кто-то и есть, да только не думаю, что Баркер кому-то дорогу перешёл — основное дело его у нас в поселении, а не там.

— Значит, всё-таки, что-нибудь мистическое… оборотень или ещё дрянь какая.

— Василий, — я возвёл глаза к потолку, — во-первых, мы не в Германии, где этих тварей прорва, а во-вторых — не уподобляйся местным старикам. Я сегодня за то время, что ходил по деревне, сказок про убивца наслушался больше, чем за всю предыдущую жизнь. Давай лучше поищем, что значит "Вуди" на разных языках, может удастся понять эту подсказку. Бери словари.

Под пальцами шелестели страницы, испещренные иностранными словами и их переводами на русский язык, а в голове всё крутилась мысль, что сегодня я что-то упустил. Конкуренты — это понятно, это надо будет завтра с утра спросить у Баркера-млашего. Но было что-то ещё, что-то, должное быть узнанным…

***

Утро, как практически всегда, выдалось сырым, впрочем, мелкий дождь не был мне помехой. Мысль, пришедшая в голову вчера, оформилась окончательно, и её следовало исполнить — поэтому в сей довольно ранний час я стоял на крыльце дома Баркеров.

Дверь открыл Уоррен.

— Утро доброе, вашбродь, — вежливо приветствовал он меня.

— Как мать?

— Не ахти, не отошла ещё от вчерашнего. Думаю, это ей долго вспоминаться будет.

— Увы. Жаль, что вообще дело до такого дошло.

— Да ладно вам. Служба есть служба, — траппер посторонился, пропуская меня в дом. — Но вы ко мне?

— Именно так. Скажи пожалуйста, у отца были враги? Конкуренты?

— Пожалуй, нет. Мелкие злопыхатели — может быть, но чтобы враги… Вряд ли. Отец был тихим, спокойным, аккуратным, старался не ссориться с людьми. Конкуренты… какие конкуренты в этом захолустье? Да и в Ново-Архангельске мало кто торгует товаром, схожим с нашим.

— Хорошо… если так, то другой вопрос. Скажи, отец ничего не брал с собой из дома, когда уходил в последний раз? Какой-нибудь ценный товар, амулет к примеру? Или из тайников что-нибудь..

— Просто так, как это говорится…с бухты-барахты ответить не могу, — юноша призадумался. — Надо посмотреть журнал, в котором отец всё учитывал, и сами предметы. Это надолго.

— Хорошо, тогда я буду в управлении. Если что-то найдёшь — приходи. Это может оказаться очень важно для хода следствия.

***

Баркер-младший пришёл в управление Его Императорского Величества Отдельного Жандармского корпуса в Россе через два часа, когда мы с Василием закончили в очередной раз штудировать книги, потеряв всякую надежду разгадать значение таинственной надписи, оставленной на месте происшествия.

Траппер шагнул через порог, неся под мышкой журнал, завернутый в ткань, чтобы очевидно, защитить бумагу от дождя.

— День добрый. Ваше благородие, представьте себе, нашёл такой предмет.

— Какой? — я поднялся с места.

— Смотрите, — Уоррен стряхнул капли дождя с куртки, развернул ткань, водрузил журнал на стол предо мной. — Страница 238, если не ошибаюсь… Вот.

— "Украшение… круглая позолоченная пластина…диаметр — пять с половиной дюймов…в центре — рисунок в виде пятилепесткового цветка, вокруг изображены подобия голов человека, числом пять…" Это амулет?

— Не думаю, — траппер покачал головой. — Если бы эта вещь была магической, отец её так бы и записал. Скорее всего, это действительно была безделушка.

— Ты нам очень помог, Уоррен. Можно получить страницу?

— Хорошо, я вытащу эту и принесу сюда, только перепишу её — иначе товары в лавке учитывать будет нелегко. Часам к трём вечера всё будет готово.

Как только дверь закрылась за юношей, я спешно начал собираться. Шинель, капюшон, карабин…

— Сергей Владимирович, а куда вы? — Василий удивлённо поднял бровь.

— К Чёртовому озеру. Раз мы не нашли пластинку при осмотре места происшествия, это может означать что-то одно из двух — либо убийца торговца унёс её с собой, либо она до сих пор там. Для тебя же, Василий у меня есть отдельное задание — сходить на телеграфную станцию, и, во-первых, получить ответ на вчерашний запрос, а во-вторых — попроси узнать, чем занимался, с кем беседовал, что и у кого покупал в Новоархангельске во время последнего визита туда покойный Стивен Баркер, подданный Российской Империи, проживавший в поселении Росс.

— Будет исполнено, вашбродие, — кивнул Васька.

***

— И что мы тут ищем? — проворчал Бжезинский под нос, поправляя шапку. — Мишек же более ничего не нашёл… и тогда, и сейчас, — лях глянул на свою овчарку.

— То, что не обнаружили в прошлый раз, — холодно бросил я, осматривая траву под стволом той самой сосны, на которой в день убийства Стивена было начертано загадочное слово "Вуди".

— Побыстрее бы, вашбродь, иначе в Росс придётся по темноте топать, а черт его знает, какие тут твари водятся…

— Слухам, Кшиштоф, надо верить меньше, — отрубил я. — Лучше скажи, как ты бы поступил в следующей ситуации: есть некая вещь, которую нельзя или не хочется отдавать нападавшим, а противник тебя настиг, и сбежать нет никакой возможности. Произошло это… допустим, именно под этой сосной.

— А предмет тяжелый?

— Не очень.

— Я бы её просто выбросил.

— Куда?

— Не думаю, что в озеро. Дистанция великовата, а вот в кусты, или куда-нибудь туда, — поляк указал направление.

— Вот и замечательно. Ищем. Предмет — пластина, диаметр — около пяти с половиной дюймов, — я начал углубляться в ельник, тщательно осматривая траву под ногами.

Через четверть часа поиски увенчались успехом — Бжезинский не без труда заметил желтоватый металлический блеск посреди пожухлой травы, и позвал меня.

— Надеюсь, ты её не трогал? — поинтересовался я, изучая взглядом украшение, и вместе с тем торопливо шаря в сумке.

— Нет, вашбродие, как выбросили, так и лежала.

— Славно, славно, — из сумки был извлечён небольшой перстень белого металла увенчанный синим камешком. Осторожно прикоснуться им к пластине… Огонёк внутри камня не загорелся — значит можно брать, не опасаясь получить какую-нибудь гадость. Очень многие амулеты обычно защищены от подбора их случайным человеком, да так, что участи того, кто их нашёл, не позавидуешь.

Я взвесил пластинку на ладони. Лёгкая. Неудивительно, что торговец, защищаясь непонятно от чего, сумел зашвырнуть её так далеко…

От пространных рассуждений меня отвлёкли лай и рычание Мишека. Овчарка рванулась куда-то в ельник, скаля зубы.

— Почуял кого-то… — Кшиштоф стянул с плеча двустволку, и поспешил следом.

— Ошибки быть не может? — поинтересовался я, на ходу убирая украшение в специальный мешок, который немедленно был спрятан в сумке. Стянуть "трехлинейный" карабин с плеча — дело недолгое, раз, и оружие у меня в руках.

Собака вернулась довольно скоро.

— След потеряла, — пояснил поляк. — Наверняка какого-нибудь зверя спугнула. Проверять не будем?

— Нет. Во-первых, скоро стемнеет, а во-вторых, даже если это и было то, что прикончило Баркера, сейчас сие создание уже далеко.

***

Дверь распахнулась, Васька ввалился в помещение, с трудом удерживая в руках завернутые в тряпицы книги.

— Вот, вашбродь, как вы и сказали — всё одолжил у Лидии Викторовны. Извинился за поздний приход, и попросил, — Прокопьев положил книги на стол, отряхнул шинель от капель дождя. — Думал, споткнусь там, на площади, где-нибудь, и рожей в грязь, ан нет…

Фонарей в Россе для освещения в ночное время действительно было мало — всего четыре: возле управы, медицинского пункта, нашего управления, и небольшого постоялого двора, под звучным названием "Гризли" на соседней улице, где почти никто никогда не останавливался.

— Благодарствую, — я кивнул подчинённому. — Кстати, что там с поисками в Новоархангельске?

— Насчёт торговца — они не скоро найдут. Изволят жаловаться на то, что сие не просто. А касательно того загадочного слова — "Вуди" на всю Аляску один. Энтот…как его…Роджер Аллен.

— Ладно, можешь быть свободен.

— А вы, Сергей Владимирович? Опять полночи искать в книгах будете, что нам досталось?

— Да, Василий. Буду. И не полночи, а более, явно более, — я коснулся пластинки, лежавшей на крышке стола.

— Может, мне вспомоществовать вам?

— Не стоит, отдыхай. Завтра очередной рабочий день.

— Как знаете, вашбродь. Они тут, по чести говоря, все такие.

Василий ушёл к себе, а я, заперев двери и проверив, закрыты ли окна, поспешил в свою комнату.

***

Вообще, изначально служащие Его Императорского Величества Отдельного Жандармского корпуса, на Аляске должны были находиться на полном казарменном обеспечении, как и войска.

Поэтому в Россе для проживания жандармов во дворе управления выстроили целый дом на десять персон. Но было нас только двое, поэтому мы приспособили под жилище пару комнат в главном здании. Попасть к ним можно было по коридору из кабинета, где хранилась всяческая документация и печатная машинка. Помимо всего прочего, в данном коридоре имелся выход в пристройку, к самодвижущемуся экипажу, впрочем, мы бывали там относительно редко — по местным дорогам на сией технике кататься было чревато последствиями для оной.

Заселяясь сюда, комнату я обставлял сам. Ничего лишнего — топчан, укрытый медвежьей шкурой, несколько полок с книгами, тумбочка, шкаф с одеждой, письменный стол и чудом попавший в Росс венский "витой" стул, вешалка в виде оленьих рогов, наподобие тех, что висели в помещении для просителей.

Серая шинель вместе с фуражкой немедленно очутилась на этой импровизированной "вешалке", перчатки и галстук устроились на тумбочке. Стянув с себя темно-зеленый кафтан, я бросил его на медвежью шкуру, оставшись в мокрой от пота нательной белой рубашке, и, заперев дверь на щеколду, взялся за книги, в надежде разгадать тайну позолоченной пластинки.

Каких только амулетов и артефактов не было в справочниках, милостиво предоставленных госпожой Горчаковой! Амулеты, отпугивающие крыс, тараканов, клопов, различных животных, для наведения проклятий и для снятия означенных…. Амулеты запрещённые и разрешённые, созданные из самых причудливых материалов, — но увы — круглой позолоченной пластины диаметром пять с половиной дюймов, с рисунком в центре в виде пятилепесткового цветка, не было нигде…

"Неужто это и в самом деле безделушка? Но тогда — что в ней такого, чтобы ради неё убить человека, причём настолько жестоко…"

От размышлений меня отвлёк звон стекла, донесшийся откуда-то из помещения для просителей.

Разбивать там в принципе было нечего, разве что…

"Окно. Небольшое оконце слева от двери, ставнями не защищено. Но в него разве что кошка пролезет… Неужто к нам в гости пожаловал убийца Баркера?"

Момент требовал решительных действий. Проверив кобуру на поясе, и удостоверившись, что "Наган" на месте, я торопливо открыл нижний ящик стола, где, завернутая в ткань, ждала своего часа ещё одна техническая новинка, за которую пришлось выложить треть жалованья — длинноствольный неуклюжий фриц, "Маузер". Погасив свет, я поспешил к источнику звука.

***

В приемной было темно, только сквозь щели между ставнями на окнах можно было разглядеть желтоватый свет фонаря на площади. Стараясь не шуметь, я осторожно приоткрыл дверь и скользнул внутрь, после чего двинулся вдоль стены, к выключателю.

В проеме маленького оконца, что-то шевелилось, кряхтело, пыталось протиснуться внутрь. Ощутимо пахло потом, кожей, табаком и выпивкой.

Подождав ещё немного, пока глаза свыкнутся с темнотой, я поднял "Маузер", наводя его на незваного гостя, и щёлкнул выключателем газовой лампы.

В бледно-жёлтом свете неопрятного вида бронзовокожий тлинкит в меховой накидке, влезший в оконце по пояс, удерживая одной рукой обрез охотничьей двустволки, другой пытался дотянуться до замка двери. Когда заработало освещение, он с удивлением поднял взгляд на меня.

— Именем Его Императорского… — начал проговаривать я стандартную фразу, произносимую при аресте, но незваный гость, очевидно, сообразил, что ему здесь не рады, и попытался, быстро перехватив обрез поудобнее, выпалить в меня, одновременно с этим "нырнув" туда, откуда пришёл. Я не стал с ним церемониться — высокоскоростная пуля "фрица" раскрасила бревенчатую стену за головой любителя лазать через окна в насыщенный ярко — красный цвет.

Следом за нашими выстрелами на улице кто-то что-то проорал на смеси из ломаного английского и местного диалекта. Похоже, что незваный гость был не один… Впрочем, все банды, нападавшие на Росс в своё время получали то, что им причиталось — свинец и сталь, а особо живучие их участники — пеньковую верёвку.

На другом конце посёлка грохнул характерный дуплет из двустволки, следом часто-часто захлопал револьвер. Местное население, привыкшее держать оружие под рукой, пустило его в ход.

С улицы кто-то выпалил по моей скромной персоне. Не попал — пуля ушла в оконный наличник, но пришлось спешно погасить лампу, и тихонько втащить незадачливого бандита внутрь, чтобы освободить себе какой-никакой, но сектор обстрела.

Где-то на заднем дворе грохнул раскатистый выстрел карабина — "трёхлинейки", не сумевший заглушить чей-то вопль и подвывания. Негромкое лязганье открываемого и закрываемого затвора — и вой оборвался очередным звонким хлопком — очевидно, Прокопьев, сообразив, что к чему, оставаться в стороне не собирался.

За оконцем, возле оградки, мелькнул черный силуэт, "Маузер" в моих руках тут же выплюнул тройку стреляных гильз, о чём я немедленно пожалел — патроны следовало экономить и стрелять наверняка, в коробчатом магазине "фрица" их осталось всего два. Был, конечно, ещё револьвер — семь остроносых пуль в его барабане ждали своего часа, но всё равно — с боеприпасами было не густо, как закончатся — придётся бежать в комнату.

Последние два пистолетных выстрела ушли как надо — бросили метнувшийся вдоль церкви силуэт на стену, отпечатали на ней тёмным пятном.

Щелкнула застёжка кобуры — в ход пошёл "Наган", "фрица" я швырнул на крышку ближайшего стола.

Перестрелка гремела уже по всему Россу. С учетом того, что в поселении более двухсот дворов, а оружие есть везде, то бой определенно должен был сложится в нашу пользу — местные банды редко бывают больше двух-трёх десятков человек.

Господа наконец соизволили уделить внимание жандармскому управлению, четверо или пятеро рванулись к зданию через площадь к зданию, игнорируя возможные потери. Напрасно — двое остались лежать в грязи, ещё один, мешая русскую и английскую брань, пытался уползти в сторону, впрочем, без особого толку — я прервал его словесные излияния сотней гран свинца. Оставшиеся прижались к стене управления с обратной стороны, а четыре гнезда в барабане моего револьвера опустели.

Оставаться далее на этой позиции было бесполезно, более того — опасно. Пригнувшись, я вдоль стены переместился к входу в кабинет и опрокинул стол, за которым мы пили чай несколько дней назад, превратив его в укрытие.

Кто-то из счастливчиков решил узнать, кто же всё-таки ведёт по ним огонь и заглянул с освещённой улицы в узкую щель меж ставень на одном из окон, о чём немедленно и пожалел — со второго выстрела мне удалось уложить пулю в сие узкое пространство.

Ставни с соседнего окна слетели с грохотом, и, выбив стекло прикладом, внутрь ворвался последний из незваных гостей — исполинского роста мужик с косматой черной бородой и охотничьей двустволкой в руках.

Я встретил его последней пулей, но бандит не упал, а с криком "Курва!" выпалил по мне, рванувшемуся вправо, дуплетом.

Мир опрокинулся, дощатый потолок управления стал ближе, где-то на границе зрения мелькнул размытым желтым пятном свет уличных фонарей.

"Всё, ваше благородие господин поручик, был ты — да весь вышел…"

***

Первое что я почувствовал — это боль. Она плескалась где-то на задворках сознания, тихим, затягивающим болотом, вытягивая меня из глубин небытия.

Глаза удалось открыть только с третьей или четвертой попытки, взгляд сразу же упёрся в дощатый потолок.

— Слава богу, очнулись вы, Сергей Владимирович, — донесся откуда-то издалека голос госпожи Горчаковой. — Не шевелитесь, лежите. Я вытащила из вас около десятка дробин, и могу сказать, что вы крайне везучи. Но, несмотря на сие, придётся вам отдохнуть от всех дел хотя бы недельку.

— Благодарствую, — прохрипел я. — Могу я поговорить с Прокопьевым?

— Да, конечно, — ответила ведьма, — только недолго.

Спустя пять минут в поле зрения вплыло лицо Василия.

— Рад видеть, что вы живы, вашбродь. Я думал — всё, нового начальника пришлют, ан нет, выкарабкались вы.

— Как всё?

— Баталия-то? Да неплохо, Сергей Владимирович. Шесть раненых среди наших, Росских, включая вас, а бандюги после себя почитай три с половиной десятка своих оставили.

— Удалось выяснить, зачем им это надо было?

— И да, и нет. Моя вина, вашбродь, я последнего…

— Череп он ему раскроил, — донесся сбоку голос Лидии.

— Да, — Васька опустил очи долу. — Как увидел вас, в крови лежащего, так что-то нашло. Винтовка пустая была, ну я прикладом его…

— И попал в лицевой отдел, да так, что опознанию не подлежит — мне даже осколки кости собрать не удалось, — заметила врач.

— А про шашку забыл совсем, — рядовой вздохнул. — Надо было его рубануть легонько, авось и спросить бы успел…

— А хоть что-то узнать удалось?

— Немного, Сергей Владимирович. Кое-кто из напавших есть в нашей картотеке, я с ней всё ещё работаю. А тот мужик, бородатый, который вас зацепил, он жив был ещё, когда баталия закончилась.

— Так я в него попал?

— И ещё как, вашбродь. Вы ему полшеи разворотили, докторша наша удержать его пыталась — да куда там, умер через минуту с лихом. Но сказать успел.

— Что?

— Одно единственное слово прохрипел, как я его трясти начал. То самое, загадочное. Энто, как его… "Вуди".

***

На ноги мне удалось подняться только спустя три дня. Лидия была великолепным врачом, и зашила меня удачно, да и дробовой заряд зацепил меня самым краем. Остальные раненые на ноги встали ещё раньше.

И вот, в очередное серое тоскливое утро, спустя пять дней после боя с бандитами, мы с Васькой перебирали картотеку.

— Итак, — я побарабанил пальцами по крышке стола, — что мы имеем? Во-первых, нам удалось выяснить личности нападавших. Это банда некоего Евгения Селиверстова. Лет шесть назад он орудовал в Саратовской губернии, затем с уцелевшими подельниками перебрался на Аляску, назвался на местный манер — Бородатым Джо, и принялся потрошить золотодобытчиков. При нападении был убит его родной брат — Ефим, и ещё несколько примечательнейших персон, находившихся в розыске. Самого Селиверстова среди убитых нет, а это значит, что он вместе с остатками банды из Росса удрал. Не думаю, что у него осталось много людей — человека четыре, может быть — пять, включая самого предводителя. Самый главный вопрос — им была нужна золотая пластина, или же у них были другие цели? Куда они попытались влезть?

— К нам в управление, и к Уоррену в дом, — Василий неспешно складывал карточки в стопку. — Только откуда им знать…

— Информатор где-нибудь среди поселенцев. Может даже и просто по пьяни проболтались. Меня больше интересует — что такого в этой пластине? Проверял её наличествующими средствами — те ничего не показали, безделушка — безделушкой. Одна надежда на Лидию Викторовну…

— Думаете, госпожа Горчакова сумеет найти ответ на наши вопросы?

— Почему нет? В конечном счете, это её книги, да и способности…

Взвизгнули дверные петли, заскрипели половицы в сенях.

— Доброе утро, господа, — ведьма откинула капюшон, поправила сетку на рыжих волосах, и осведомилась с лёгкой улыбкой на губах, — как вы себя чувствуете, Сергей Владимирович?

— Весьма неплохо, вашими стараниями, Лидия Викторовна, — я кивнул врачу.

— Собственно, я насчёт вашей загадочной находки, — женщина осторожно положила пластину на край стола. — К сожалению, ни в моих справочниках амулетов и артефактов, ни в моих знаниях подобного нет. Более того, мне ничего не удалось обнаружить с помощью своего дара.

— Ничего страшного, — я улыбнулся. — Отрицательный результат — это тоже результат. Без вас мы бы не узнали и трети того, что сейчас имеется в нашем распоряжении. Чаю желаете?

— Рада была помочь, — ведьма улыбнулась. — Нет, спасибо. Мне ещё нужно обойти и проверить остальных.

— Видели бы вы, как она побледнела, когда узнала о том, что вы ранены, — обронил Прокопьев, когда дверь за госпожой Горчаковой захлопнулась. — И как она вас выхаживала…

— Василий! — гаркнул я. — Амурные фантазии свои в сторону отбрось…

— Ну а что, Сергей Владимирович? Женщина с доброй душой, несмотря на то, что ведьмовством промышляет, красивая, умная, да и к вам, опять же, неравнодушна… Да и вы — хоть и поручик, зато род какой — Долгоруковы! Сподвижники немалого количества наших государей… и к Лидии Викторовне как относитесь…

Я вздохнул.

— Прокопьев, дурья твоя башка, ты хоть разницу между нами понимаешь? Госпожа Горчакова — врач, врач талантливый и выпускница одной из немногих академий. Ей надо в столице жить — там и наука, и просвещение, и культурные мероприятия соответствующие. В столице — а не на краю света прозябать в глуши! Да и я… что я? Человек подневольный. Год на Аляске, на следующий год, коли жив буду — ещё где-нибудь, куда начальство пошлёт. А Лидии общество нужно нормальное, а не то, к которому мы с тобой привычны — охотники, золотодобытчики да душегубы всяческие. Она и с нами беседует, не потому что мы с тобой настолько умны, а потому что её тоска гложет — нет здесь ничего… ни театра, ни библиотеки.

Рядовой покачал головой.

— Выкарабкаетесь, Сергей Владимирович. Не вечно же вашему дядюшке на вас злиться, да и вы человек образованный и начальник неплохой — стал бы иной возиться со мной, с неучем.

Я улыбнулся, поднялся из-за стола, взял один из двух стаканов в подстаканнике с подноса и направился к самовару, каким-то чудом уцелевшему в давешней перестрелке.

— Вот закончим дело, напишу я рапорт, чтобы тебя на учёбу приняли.

— Да куда мне, вашбродь. Скоро за четверть энтого…как его… века перевалит, какая уж тут наука…

— А разве плохо? Выучишься — сможешь начальником стать, хоть невысоким, но до исправника дослужиться с твоими талантами сумеешь. Там и пенсион приличный…

Мои рассуждения прервало появление довольно неожиданного визитера — Коротаева.

— Доброе утро, вашбродь. Доброе утро, Василий, — Владимир переступил порог, на ходу роясь в небольшой сумке. — Вам-с по беспроволочному телеграфу десять минут назад поступило сообщение.

— Из Новоархангельска?

— Никак нет, — телеграфист вытащил из сумки длинную, свёрнутую рулоном бумажную ленточку и журнал в толстой обложке. — Из Новомартыновска. Распишитесь-с.

Я поставил подпись, бывший моряк спешно ушёл.

— Что там, вашбродь?

— Этого нам ещё не хватало. Пропал человек, объявили в розыск.

— Кто?

— Да приезжий. Некий англичанин, Эдгар Уильям Батлер.

— А причём тут Новомартыновск? Или капитану Гришевичу уже заняться нечем?

— При том, рядовой, что в последний раз означенного господина видели там. Утверждают, что должен был с кем-то встречаться, но пропал. Вон и словесный портрет есть: " рост — шесть футов один дюйм, широкоплечий, волосы светлые…одет в чёрную куртку, коричневый сюртук…" Так, "особые приметы: несколько зубов заменены искусственными…" Что?!

Василий в один миг оказался рядом со мной, уставился на ленту.

— Да, Сергей Владимирович, точно.

— Но зачем? Зачем ему потребовалась разрывать Баркера на части? И куда он делся потом? — я вернулся на место. — Значит так… Василий, будь любезен, дойди до Коротаева и отправь запрос в Новоархангельск, пусть поинтересуются у сынов туманного Альбиона, чем этот Батлер здесь занимался, а я пока приведу в порядок нашу картотеку.

***

Утро выдалось как обычно, хмурым и серым, правда, без дождя. Над узкими улочками Росса вился туман.

— Куда вы, Сергей Владимирович? — Василий задумчиво смотрел на стопку бланков, которую следовало заполнить в связи с идущим расследованием.

— К госпоже Горчаковой, снимать швы. Скоро вернусь, — я толкнул дверь управления и вышел на улицу.

Несколько сотен шагов по грязи, и вот я в другом углу площади, перед дверью врачебного пункта. Теперь — осторожно постучать.

Однако уже от лёгкого прикосновения руки дверь чуть приоткрылась.

— Госпожа Горчакова? — я взялся за витую ручку. — Лидия Викторовна?

В прихожей было темно, однако то, что одежда, обычно висевшая на вешалках, отсутствует, бросалось в глаза. Это мне не понравилось практически сразу.

Сухо хлопнула застёжка кобуры, щёлкнул взводимый курок "Нагана".

— Госпожа Горчакова, где вы? Вы дома? — я осторожно толкнул дверь в медкабинет, перешагнул порог, выругался — внутри словно прошёлся давешний тролль. Опрокинутые столы и стулья, разбросанные книги, из которых кто-то рвал страницы, сорванные со стены плакаты, словно кто-то что-то искал, но без толку, и в отместку попутно увёл с собой хозяйку.

***

— Ну, и что мы теперь делать будем, вашбродь? — Василий выглядел расстроенным, да и я полностью понимал и в немалой степени разделял его чувства.

— Ждать, Прокопьев. Лидия — у них, а пластина, — дверь несгораемого сейфа с щелчком открылась, — у нас. Рано или поздно они захотят её обменять… если госпожа Горчакова ещё жива.

Записка на смеси английского и русского была обнаружена под дверью управления спустя два часа.

" Чертово озеро, через три часа. Приходи один, и не забудь безделушку".

— Значит так, Василий, — я спешно надел шинель. — Ты идёшь на телеграф, и отправляешь два запроса — один в Новомартыновск, капитану Его Императорского Величества Жандармского корпуса Гришевичу, полицмейстеру. Просишь у него помощи. Думаю, трёх-четырёх человек он сможет выделить в наше распоряжение. Прибудут они часа через два с половиной-четыре, скорее всего — на самодвижущемся экипаже. Ещё одно сообщение, с извещением о том, что нам срочно нужна помощь, отправь в Новоархангельск. После этого ищёшь добровольцев. За младшего Баркера и Бжезинского я ручаюсь. Что же касается меня… как говорят в народе — не поминай лихом, рядовой. Ты славно потрудился под моим началом.

— Подождали бы, вашбродь, — Прокопьев торопливо отложил бумаги в сторону. — Это ведь не очень долго…

— А если с Лидией что-то случится? Такого себе не прощу, — я покачал головой. — Так что выхожу немедленно, времени в обрез.

— Как скажете, Сергей Владимирович, — Васька вздохнул. — Удачи вам.

***

Место, где был убит старший Баркер, мало изменилось, вернее — не изменилось совсем, разве что на небольшой возвышенности, за которой начинался довольно крутой спуск к озеру, стоял абсолютно незнакомый мне человек. Рядом, на пожухлой траве лежала Лидия.

Завидев меня, незнакомец улыбнулся ослепительно белыми зубами, резко контрастировавшими с чёрной кожей. По мере приближения удалось рассмотреть черты его лица — крупный нос, глубоко запавшие красноватые глаза, множество морщин. Одет похититель был в обычную для индейцев здешних мест меховую накидку, но несмотря на это ежился на ветру. Поверх меха на одёжке зачем-то были развешены множество украшений и амулетов. За нешироким поясом замерли несколько тряпичных кукол, наподобие тех, что крестьянские детишки в средней полосе России шьют сами.

— Ты придти. Амулет?

— Здесь. Но с начала несколько вопросов. Что с ней и кто ты такой? — я кивнул на Лидию, неторопливо полез в сумку. Самое главное сейчас — обменять врача на эту безделушку, а потом появится возможность и украшение возвратить — оружие при мне… Или просто арестовать нахала, и всё?

— Спать. Она, god dammit[16], сильный. Скоро проснуться. А моя… моя шаман. Шаман из далёкий южный край.

— А пластина тебе зачем, "шаман из далёкий южный край"?

"Арестовать. Пока ты размахивать руками будешь, до результата полчаса пройдёт".

— Говорить с духами быть.

— Говорить с духами, — я вмиг вытянул "Наган" из кобуры, — будешь в другом месте. Именем Его Императорского…

Выстрел грохнул неожиданно, взлетели вверх комья земли.

— Не дури, легавый.

Пятёрка бандитов рассыпалась по поляне полукругом, беря меня в полукольцо.

"Останки банды Селиверстова. И позиция у меня не ахти — этот тип под боком, и Лидия на открытом месте. Будь она внизу — рискнул бы…"

Я скрежетнул зубами, но бросил револьвер в траву, чуть развёл руки в сторону.

— Вот так-то лучше, — исполинского роста мужик с косматой рыжей бородой подобрал оружие. — Збишек, обыщи его.

Хмурый невысокий бандит старательно охлопал меня, стянул с плеча трёхлинейку, а из правого кармана шинели вытащил "Маузер".

— Всё.

— Добре… Вот значит как, кто братца моего пришиб. Тобой мы позже займёмся. А после тебя — бабой.

"А вот и разыскиваемое лицо. Только при чём тут этот черномазый…"

— Эй, ты нам заплатить обещал, — Бородатый Джо повернулся к шаману.

— Будет. Вначале я кое-что проверять, потом платить. У вас дело, — похититель указал на меня, — есть.

— И то верно, — согласился, и повернулся ко мне. — Ну что, вашбродь, так кажется? Что предпочтёшь — утопление, повешение или расстрел?

— Повешение, — холодно ответил бандиту я. — Вид на окрестности хороший. Полюбоваться хочу.

"Тянем время. Василий должен быть на подходе…"

— Ну как знаешь, — хмыкнул Селиверстов. — На озеро или на лес?

— На лес.

— Ну тогда пойдём, тут недалеко.

***

Место для грядущего места казни бандиты выбрали живописное — небольшая полянка в еловом лесу, на краю которой примостилась высокая сосна. Збишек, поправляя тяжелый "Смит-Вессон" за поясом, неторопливо крепил петлю на дереве, остальная четверка, включая Селиверстова, очевидно, уверенные в том, что я не убегу и вообще никуда не денусь, стояли напротив, готовясь наслаждаться зрелищем.

— Скажешь, может, что напоследок? — с ехидцей поинтересовался Бородатый Джо.

— А зачем? — я пожал плечами, наблюдая, как невысокий бандит, встав на притащенный откуда-то чурбак, проверяет петлю.

— Готово! — преступный элемент спрыгнул вниз. — Ну что, ваше благородие, сам полезешь?

Я неторопливо подошёл поближе к импровизированной виселице.

— Сам-то сам, а ты проверил — оно точно держаться будет? А то упаду и испорчу всё удовольствие.

— Ща, — Збишек вновь встал на чурбак, чуть потянул узёл, но заметил странную улыбку на моих губах, и, кажется, понял, что сейчас произойдёт…

— Су… — успел выдохнуть незадачливый преступный элемент, до того момента, как я рванул его на себя, одновременно с этим ударив по ногам. Петля, действительно, сплетённая на совесть в момент охватила шею, бандит захрипел, забулькал, засучил ногами. Миг, и в моей руке замер вытащенный из-за пояса висящего трофейный "Смит-Вессон".

— Збишек, ты чего вози… — я успел заметить удивление в глазах Селиверстова.

В тишине осеннего леса громко, отчётливо протрещали шесть выстрелов — один за другим.

***

Бандит, болтающийся в петле, прекратил дёргаться, поник головой.

Я неторопливо, на ходу отбросив в сторону разряженный револьвер, шёл к четвёрке. Живых осталось только двое — побледневший Бородатый Джо, зажимающий двумя руками простреленный живот в тщетной попытке удержать ускользающую жизнь, и ещё один из членов шайки, отчаянно пытающийся остановить выплескивающуюся толчками из развороченной пулей шеи кровь.

Забрав у мертвецов своё оружие, направился к корчащемуся от боли Селиверстову.

— Ну что, Евгеша, ты мне последнее слово предоставлял? Вот и я отвечу взаимностью, — чёрный ствол "Маузера" чуть качнулся. — Слушаю.

Саратовский разбойник ничего мне не ответил, лишь с ненавистью во взоре следил за моими действиями.

— Молчишь? Как знаешь. У меня и более насущные дела есть, — "фриц" выплюнул стреляную гильзу.

***

Шамана я нашёл там же, где он и был на момент нашей с ним встречи — на маленькой возвышенности на берегу Чёртова озера. Лидия по прежнему лежала на одном из склонов, не приходя в сознание, только осенний ветер трепал непослушные рыжие пряди.

Похититель что-то бормотал, раскачивался влево-вправо, размахивал руками, в одной из которых была зажата пластина, а в другой — куколка.

На сей раз вступать в разговоры я не стал — снял с плеча карабин, и послал чернокожему пулю в колено. Не долетая до шамана, кусок свинца встретил невидимую преграду, и выбив из неё искры, отрикошетил в неизвестном направлении.

Старик поднял глаза на меня, во взгляде мелькнуло удивление.

Вторая пуля повторила участь своей подруги, разве что угол отклонения явно был меньше. Недолго думая я отправил в полёт третью.

Шаман взвизгнул, золотистое тело пластины, сверкнув в воздухе, полетело куда-то в воды Чёртова озера. Прижимая к животу окровавленную кисть, старик прыгнул вниз, на берег, а я торопливо взбежал на пригорок.

Видимо, безделушка была не так далеко — похититель спешно, несколькими гребками достиг одному ему ведомой точки и нырнул.

"На ветру ежишься, а простудиться от купания в холодной водице не боишься?"

Чуть более чем через минуту, шаман появился на поверхности, держа в здоровой руке пластинку.

Я вновь поднял карабин, как вдруг…

Выглядело это очень странно — словно кто-то невидимый вдруг ухватил плывущего за ноги, и рывком утащил под воду. Позолоченный диск при этом вновь взмыл вверх, и, приземлившись, воткнулся ребром в береговой песок. Поверхность озера в месте принудительного ныряния стремительно окрасилась кровью.

— Вот ведь действительно — Чёртово озеро, — безделушка была протёрта носовым платком и помещена в карман шинели.

Поднявшись наверх, я попытался привести в чувство Лидию, впрочем, безуспешно. Можно, конечно, было попытаться дотащить её до Росса, но меня терзали сомнения в возможности подобного, да и недавно заживший шов начинал болеть.

Размышления мои по поводу траспортировки врача были прерваны самым бесцеремонным образом.

Услышав шуршание шагов по траве, я обернулся.

На возвышенности стояло существо, отдалённо напоминающее человека. Высокого роста, неестественно крупное, настолько, что это наводило на мысль об опухоли, и, по-видимому, длительное время проведшее под водой. Костюм его составляли остатки одежды вперемешку с водорослями и тиной.

Впрочем, самое главное было не в этом — пальцы твари заканчивались короткими когтями, а половина лица, цветом напоминающего бумагу, отсутствовала. Мертвенно-бледное веко на мгновение приоткрылось, обнажив пустую глазницу.

Я среагировал как положено — отступать мне было некуда, не бросать же госпожу Горчакову на растерзание этой твари. Подхватив ведьму на руки, я спешно разорвал дистанцию, пробежав метров двадцать, опустил женщину на траву, и вскинул карабин.

"Когти! Неужели убийца Баркера?"

Тварь неторопливо двинулась ко мне.

Первый выстрел опрокинул существо навзничь, но оно тут же поднялось на ноги.

Второй выдрал клок мяса из корпуса, вытянул полусгнившие внутренности, протащил их по траве.

"Трехлинейный" карабин застыл с открытым затвором — мол, патроны давай, а дистанция до гостя из озера становилась всё меньше и меньше.

Заплевался стреляными гильзами "фриц", впрочем, тоже без особого толку — три пули в половину головы лишь выдрали из останков черепа твари несколько кусков кости.

"Надо было взять шашку", — запоздало мелькнула в голове мысль. Уж если эта тварь порвала Баркера…

Очередной выстрел, опрокинувший тварь навзничь, грохнул довольно неожиданно, где-то позади меня. Обернувшись, я увидел бегущего ко мне Василия, дергающего на ходу рукоятку затвора "трехлинейки", Уоррена, Бжезинского и ещё троих охотников.

— Вашбродь, что это за страхолюдина? — Василий остановился, беря на прицел незваного гостя.

— Не знаю, но привязался к нам крепко…

— Ну-ка, посторонись, — Бжезинский с двустволкой в руках направился к встающей твари.

— Кшиштоф, не стоит…

— Да не боись, вашбродь, мертвяк это, я похожих во время восстания навидался… — лях остановился, и поднял ружьё. — Щас руки-ноги перебью, и можно вязать, если он вам для чего-то потребен.

***

Жандармы, присланные Гришевичем, недовольно ворча, при помощи одолженных неизвестно где сачков для ловли рыбы, выуживали из озера всплывшие останки незадачливого заклинателя.

Уоррен и поляк закончили вязать покойника.

— Вашбродь, странный он какой-то, — Бжезинский осторожно поправил головной убор. — Сколько я их в шестьдесят третьем видел… Мы их против ваших использовали, — лях потупился. — Но те хотя бы разговорчивые были.

— То есть? — я осторожно разглядывал "обрубок" человека, примотанный поверх подстилки из мешковины к самодвижущемуся экипажу, каким-то чудом протащенному моими коллегами из Новомартыновска сквозь подлесок.

— Ну… рычали, хрипели, и прочая. Иногда даже на нашу речь походило. А этот — молчит.

— Думаю, он в воде пролежал не меньше недели, — недавно очнувшаяся госпожа Горчакова вступила в наш разговор, потирая виски и морщась, очевидно от головной боли. — Если судить по кожным покровам…

— Как ваше самочувствие, Лидия Викторовна? — поинтересовался я.

— Неплохо, хотя бывало и лучше, — чуть улыбнувшись ответила ведьма.

— Хм… господа, ни у кого с собой не найдётся охотничьего ножа или эрзац-штыка[17]? Хочу ему в пасть заглянуть, а для этого надо зубы чуток разжать.

Уоррен молча протянул охотничий нож.

— Обоих клыков нет… так что дело за вами, — я улыбнулся врачу. — Заодно надо установить личность. Уж не англичанин ли из Новомартыновска это… Да ещё и надо узнать, кого он разорвал в озере.

***

Утро, как это бывает осенью на Аляске, и в Россе — в частности, выдалось дождливым, промозглым и слякотным.

— Что вашбродь, гостей ждём? — Васька неспешно подкладывал поленца в топку самовара.

— А как же? — я улыбнулся. — Чую, сейчас несмотря на ранний час, набегут…

Первой пришла Горчакова, как обычно занявшая, на правах единственной дамы, кресло.

Следующими были Баркер-младший, и Бжезинский с Мишеком. Юный траппер пришёл аки персонаж некоей известной сказки, с целой корзиной пирожков, испеченных матерью.

— Знаю, ваше благородие, ругаться будете, мол, дача взятки должностному лицу, — заявил он, поставив корзину возле самовара. — Но чай с чем пить будете? Опять скажете, что ничего нет…

"Кто ему рассказал, интересно было бы знать?"

Пришёл отец Димитрий, занявший единственный добротный дубовый стул. Последними пожаловали Коротаев и жандармы Гришневицкого, которым, очевидно надоело сидеть в отведённой им комнате.

— Итак, дамы и господа, как вижу, все собрались. Хотелось бы от лица жандармского управления поблагодарить всех присутствующих за помощь в раскрытии сего непростого дела. Вас, госпожа Горчакова, — я кивнул Лидии, — за бесценные консультации в медицинском аспекте, господ трапперов — за активную деятельность, вас, батюшка — за предоставленные книги, в которых мы нашли ответ на вопрос, и наконец, вас, господа, — последовал кивок жандармам и аппаратчику, — за честное исполнение служебного долга. А теперь — приступим к прояснению сути произошедших за прошедшую дюжину дней событий. Начну я издалека… История эта началась за четыре сотни лет до сего момента, в одной из колоний Испании, располагавшихся на острове Гаити. Под влиянием европейцев на местное население зародилась очередная религия, которую местные называли "Вуду". Жрецам её и шаманам приписывалось множество различных способностей, в том числе — да-да, и создание живых мертвецов, которых они называли "зомби". Скажем так, творения тамошних магов изрядно отличались от творений европейских колдунов, например — наличием некоего подобия разума, а не примитивных инстинктов в основе поведения.

Собственно, все мы знаем, зачем обычно захватываются колонии — для торговли, обмена, получения ресурсов. Среди вывезенных с Гаити предметов было немало артефактов и амулетов, принадлежавших жрецам вышеупомянутой религии.

Наша с вами история начинается с того, что одна из таковых вещиц — золотая пластина — неведомыми путями оказывается у некоего бродяги в центральном городе колоний Российской Империи — Новоархангельске. Помирая с голоду, означенный бездомный, посчитав артефакт безделушкой, продаёт его за гроши некоему торговцу из поселения Росс, Стивену Баркеру. Последний на всякий случай, даже идёт с ним к магу, но тот заявляет, что не чувствует в пластине никаких необычных проявлений, и ваш отец, Уоррен, — я повернулся к юноше, — оставляет его себе. Правда, дома держать сий артефакт не осмеливается.

Чуть раньше на Аляску прибывает некий англичанин, сэр Эдгар Уильям Батлер, лорд. В английской столице сей досточтимый господин имел репутацию собирателя древностей — неважно, будь то артефакты или просто старинные безделушки. На сей раз его интересуют амулеты вышеупомянутого культа Вуду. Кто-то рассказывает ему о странной безделушке, и Батлер, узнав в ней предмет, принадлежащий сей таинственной религии, отправляется за ней. Он присылает к Баркеру-старшему своего поверенного, торговец соглашается продать "безделицу". В конечном счёте, дабы никто не мог помешать сделке, они договариваются встретиться у Чертова озера. Это не столь далеко от Росса, и удобно Стивену, а лорд отправляется в Новомартыновск — и от места встречи не очень далеко, в Канаду попасть легче, а следовательно — быстрее добраться домой, в Британию.

Обмен происходит в выбранной точке и в оговоренное время. Эдгар кратко рассказывает торговцу, почему ему интересна эта безделушка, вкратце описывает ему возможности служителей культа. Баркер собирается отдать ему амулет, взамен получить деньги… и вот тут, дамы и господа, вмешивается фактор случайности — пластина неожиданно срабатывает. Стивена спасает подаренная женой цепочка, но цена велика — ожог, а покупатель, не имевший никакой защиты, становится "зомби", да-да, тем самым ходячим мертвецом. Обыкновенно, подобные создания подчиняются тому, кто их создал, но шамана рядом нет, и поэтому срабатывает другой вариант — тварь любой ценой хочет получить предмет, благодаря которому она появилась на свет.

Баркер, несмотря на ожог, и видя, что клиент превратился в нечто нехорошее, отдавать пластину не желает. Бывший лорд нападает на него, торговец упорно защищается, успевает несколько раз выстрелить, но бесполезно, Уильяму в его новом обличье это безразлично, а сам Стивен получает несколько ранений. Тогда, освободившись от объятий мертвеца, он пытается сбежать от него, и естественно, что это действие обречено на провал, покойник находит торговца по запаху крови.

Баркер торопливо пишет нам послание из одного слова, но тут знание русского языка подводит вашего отца, Уоррен. Дело в том, что "Вуду" по английский пишется "Voodooo", Стивен переводит слово с английского на русский… и ошибается в последней букве. След, который он оставляет, оказывается неточным.

Бывший лорд убивает продолжающего сопротивляться торговца, и тащит его останки к месту своего обращения. Но Баркер успевает выбросить пластину, и мертвец никак не может её найти, и прячется в озере, чтобы экономить силы, до появления колдуна вуду, который его подчинит или до тех пор, пока рядом не обнаружится пластина.

Шаман в этой истории тоже есть. Я не знаю, как он попал во владения Российской империи, но целью его был сий амулет. То, что безделушка сработала, упрощает ему жизнь, след приводит его в окрестности Росса. Понимая, что одному ему, возможно, артефакт не вернуть, он вербует Селиверстова и его банду, обещая заплатить им, когда пластина будет у него.

В это время, ваш покорный слуга спохватился, и увёл безделушку из-под самого носа, благодаря вам, Уоррен, и вам, Кшиштоф, — я кивнул трапперам. — Однако, дозорные бандитов, которых мы спугнули, заприметили мою шинель и поняли, что амулет достался жандармерии. Помимо этого, из разговоров в трактире им удалось выяснить, кто торгует подобным товаром. Банда совершает неудачное нападение, заканчивающееся её разгромом. Я полагаю, они надеялись на то, что быстро найдут искомую безделицу, но просчитались.

Одновременно с этим, на несколько дней для проверки пластину получает Лидия Викторовна, но ничего не обнаружив, возвращает назад.

Шаман считает, что пластина должна быть у кого-то из тех, кто владеет схожим даром, и живёт в посёлке, но таковых в Россе только вы, Лидия Викторовна, — я повернулся к ведьме. — Сожалею, что втравил вас во всё это… Колдун врывается к вам в дом, противостоять ему вы не смогли из-за того, что изрядно потратили сил на раненых. Может быть, изначально, он и не хотел вас похищать, но, не обнаружив пластины, решил забрать вас в отместку. Видимо, понял, что артефакт остался у нас, в жандармерии, и решил идти на обмен.

При попытке получить пластину даром, шаман отдал меня в руки бандитов Селиверстова, и был крайне удивлён, когда я вернулся для последнего "разговора" с ним. В ходе беседы медальон упал в воду Чёртова озера, колдун рванулся за ним, но на свою беду, амулет был слишком близко от того, что некогда было лордом Батлером, и "зомби" просто-напросто загрыз служителя культа вуду, а потом, когда артефакт очутился у меня, я оказался следующим в списке тех, кто должен был пойти твари на обед.

С улицы послышался шум подъезжающих самодвижущихся экипажей.

— Прошу прощения, но кажется, это из Новоархангельска. Мне нужно их встретить.

***

Машин было две, новоприбывших из центра колоний Российской империи — восемь: семеро жандармов и высокий рослый мужчина в серой шинели почтового ведомства, при виде меня вежливо поздоровавшийся:

— Здравствуйте, господин поручик.

— Здравствуйте, господин Васильев. Вас почти две недели не было…

— Не мог добраться. Самодвижущийся экипаж почтового ведомства вышел из строя, так что я вынужден был ждать попутных. Корреспонденции накопилась — уйма…

— Надеюсь, что такого боле не повторится.

— Доброго дня, Сергей Владимирович. Как видите, мы подвезли Росского почтальона, — жандармский капитан, подошедший от экипажей, кивнул мне.

— Здравия желаю, Олег Игоревич, — поприветствовал я исправника. — Забирать покойника будете?

— Возможно. И хотел бы взглянуть документацию по делу — из сообщений по беспроволочному телеграфу мало что становится ясным.

— Всё готово, тем не менее, прошу отсрочить ознакомление на четверть часа — мне необходимо завершить разъяснения с добровольцами, помогавшими мне в расследовании.

— Да-да, конечно, — исправник кивнул.

Посетители ушли довольно быстро, кроме госпожи Горчаковой, которая, сидя в кресле и глядя куда-то в пространство поверх голов мяла конверт, принесённый почтальоном.

— Что-то не так, Лидия Викторовна? — поинтересовался я.

— Не то, чтобы "не так"… Письмо из дома, — ведьма вздохнула. — Говорят, что отец при смерти, просят приехать хотя бы на похороны, будут ждать.

— А как же ваше наказание? — поинтересовался Василий.

— Они добились разрешения на моё присутствие… затем я, скорее всего, вернусь в Росс.

— Попробуйте подать прошение на смягчение приговора, — я неторопливо готовил бумаги к визиту исправника. — Мало ли, вдруг получится остаться там, в Санкт-Петербурге?

— Я подумаю, — врач улыбнулась. — Полагаю, что у вас проверка, Сергей Владимирович? Не буду вам мешать.

— Благодарствую, — мой кивок был ответом женщине.

Когда через четверть часа Олег Владимирович заглянул в управлении, то застал меня за печатной машинкой.

— Ты всё понял, что ты должен сделать? — спрашивал я у "Ундервуда-96". В ответ чудо науки и магии согласно урчало.

— Вы готовы? — поинтересовался капитан-исправник.

— Да, ваше высокоблагородие.

Почтальона я нашёл вечером, заглянув в извечно пустующий "Гризли".

— Письмо? — поинтересовался Васильев.

— Да. За две недели до Санкт-Петербурга дойдёт?

— Вероятно, — почтальон кивнул. — Может даже поменьше, почтовые цеппелины из Новоархангельска хотят даже чаще ваших, жандармских. Адрес-то, адрес какой завернул, — служащий глянул на конверт и улыбнулся.

***

Утро, как обычно выдалось хмурым, тоскливо-серым, дождливым, мерзким.

Госпожа Горчакова, ожидавшая отъезда, стояла рядом с крыльцом жандармского управления, спрятавшись от непогоды под плащ и наблюдая, как жандармы привязывают к экипажу то, что когда-то было английским лордом.

— Не простынете, Лидия Викторовна? — поинтересовался я, поправляя капюшон, и утирая капли холодного дождя с лица.

— Нет, — ведьма фыркнула. — К тому же, я ещё и врач.

— Действительно, — я кивнул. — Жаль уезжать?

— Да, есть немного, — ответила женщина. — Хотя казалось бы… месяц-полтора и я вернусь.

— Не думаю. Здесь вы лишь закапываете ваши таланты в землю, а там — простор для деятельности. Глухая провинция, где и нормальных людей нет — преступники, охотники, жандармы…да чудеса всяческие.

Госпожа Горчакова удивлённо посмотрела на меня, улыбнулась.

— Может оно и так, но здесь есть вы.

— Один из тех, кто вас отправил сюда. Могу только поразиться вашему спокойствию — после такого многие бы ненавидели всё, что одето в форму Его Императорского Величества Жандармского корпуса.

— Вы были приятным исключением, — синие, словно послегрозовое небо, глаза внимательно седили за мной.

— Вот как? Что же, это приятно слышать, — я чуть поклонился.

Жандармы закончили привязывать Батлера к экипажу, и теперь спешно усаживались сами.

— Мне пора, — Лидия вновь повернулась ко мне.

— Да. Жаль, не могу поцеловать вам руку на прощание — мои коллеги истолкуют сий жест неверно.

— Ничего страшного, — ведьма улыбнулась, и поспешила к экипажам. — До встречи, Сергей Владимирович.

— Прощайте, Лидия Викторовна, — я кивнул и отвернулся, чтобы врач не смогла увидеть странной, неестественной, перекошенной улыбки на моём лице.

***

За оконным стеклом кружились снежинки, водя свои таинственные для непосвященных людей танцы. Свет нового, молодого дня мягко вливался через окна.

В помещении для просителей было тепло. Потрескивали дрова в печурке, тонко пел недавно закипевший самовар, поднимался пар над кружкой с горячим чаем.

Я, сидя за столом, дразнил "Ундервуд", водя перед его пастью ненужными уже, исписанными листочками — черновиками. Время от времени печатная машинка вырывала их у меня из рук, и начинала жевать.

На правом крайнем углу лежало открытое письмо, доставленное мне Васильевым рано-рано с утра.

Хлопнула дверь, скрипнули половицы в сенях.

— Доброе утро, Сергей Владимирович, — Прокопьев, своим внешним видом более напоминающий снежную фигуру, что так любят лепить детишки зимой, перешагнул порог, отряхивая на ходу каракулевую шапку от снега. — Что деется, что деется… Снега — по колено!

— Чай будешь? — сухо поинтересовался я.

— Да. Что-то случилось? — Василий, очевидно, заметил, что настроение у меня хромает. — Письмо пришло? — рядовой скользнул взглядом по краю стола. — От Лидии Викторовны? Пишет, когда вернётся?

— Никогда, — холодно ответил я, и протянул пахнущий духами конверт "Ундервуду". Печатная машинка, не медля, с готовностью прожевала и проглотила его.

— Да быть того не может! — удивился Васька. — Не думаю, что подобное наказание так просто ослабят…

— Кто сказал, что это было легко? — я горько усмехнулся, вытянул из кипы черновиков ещё один листок, скользнул по нему взглядом, — "…Прошу смягчить меру пресечения для Горчаковой Лидии Викторовны, уроженки града Петербурга…"

"Ундервудъ" вырвал лист из руки, оставив в ней только небольшой фрагмент, гласивший:

"…. октября 1897 года… Полицмейстер поселения Росс, поручик Е.И.В. Отдельного жандармского корпуса Долгоруков С.В."

— Эх, Сергей Владимирович… — Прокопьев вздохнул.

— Не эх, Василий, а "так правильно". Ещё лучше — "так должно".

— Жаль мне вас, — вздохнул рядовой. — Да и заскучаем.

— Не положено.

— Что? — не понял Васька.

— Жалеть нас не положено. Да и скучать нам с тобой… тоже — не положено, — я потеребил "Ундервуд" за лапу, машинка заурчала.

"Запели" дверные петли, скрипнули половицы в сенях, и в помещение для просителей ввалился запыхавшийся Кшиштоф, чем-то неуловимо в зимней одежде напоминающий бурого медведя.

— Вашбродь… — прохрипел поляк, откашлялся, и снова начал, — Вашбродь, мы там энтого поймали…

— Кого? — не понял я.

— Контрабандиста этого… "Вуди".

— Какого "Вуди"? — опешил Прокопьев.

— Ну того…помните, вы объявления по всем Россу расклеивали о поиске? Вот мы его и поймали! Тащить его сюда?

— Тащи, — взмах руки, и лях скрылся за дверью.

— Ну вот, Василий, — я повернулся к подчинённому, — работа. А ты — заскучаем, заскучаем…

_______________________________________

 

 

[1] Прообраз современных стеклянных банок, известный с начала XIX века.

 

[2] Головной убор в Православной церкви красного, фиолетового или чёрного цвета в виде расширяющегося кверху цилиндра.

 

[3] Носовой платок.

 

[4] Добрый день (польск).

 

[5] Польское ругательство.

 

[6] Система воспламенения патрона в оружии, популярная среди охотников во второй половине XIX века.

 

[7] Да (английск.)

 

[8] Дела минувших дней (польск.)

 

[9] Местная порода волков (маккензийский дикий волк).

 

[10] Маленький зловредный домовой дух.

 

[11] Пластилин, созданный в 1880 году немецким химиком по фамилии Колб.

 

[12] Травоядных животных. Транскрипция с латыни.

 

[13] С 1717 по 1917 год гражданский чин, занявший с 1722 года место VIII класса в Табели о рангах.

 

[14] С чем? (английск.)

 

[15] Индейский народ, проживающий на юго-востоке Аляски и прилегающих частях Канады.

 

[16] Английское ругательство. Можно перевести как "Чёрт побери!"

 

[17] Штык, предназначенный для использования отдельно от винтовки, "вручную". Иногда это слово означает одну из разновидностей окопного ножа.