Всё получится
Дождь, зарядивший с ночи, к обеду превратился в противную мелкую морось. Влага пропитала густую хвою деревьев, обступивших тропу. Она сочилась из жирной чавкающей земли, хлюпала в ботинках, висела в воздухе прохладной липкой пеленой. Казалось, тучам наплевать на июнь; они по-хозяйски обложили небо и обстреливали землю отсыревшей водяной дробью.
Артём с трудом отодвинул тяжёлую ветку, нависшую над тропой, и увидел впереди просвет. Он зашагал, утопая по щиколотки в грязи, и, наконец, выбрался на асфальтированное шоссе. Дорога выныривала из-под частокола мокрых елей, плавно изгибалась и вскоре исчезала из виду. По ту сторону шоссе непроницаемой стеной высился лес — такой же, что остался за спиной. Однообразие нарушал лишь старый дорожный знак с названием посёлка. Половина знака обломилась, на оставшемся куске можно было разобрать слово «светлый». Артём сунул руку в карман, проверяя, на месте ли устройство, сбил с подошв комки грязи и двинулся в направлении знака.
Первая машина появилась через час. Роскошный седан пролетел как привидение, оставляя позади себя призрачные следы на мокром асфальте. Следы мгновенно затянулись, и от машины не осталось ничего, будто и не было её вовсе. Артём проводил седан безучастным взглядом и поднял глаза к небу. «Затянуло до вечера», — мелькнуло в голове. Следом шевельнулась мысль о заброшенном посёлке, к которому от шоссе вела единственная полузабытая тропа. «Люди там простые, правильные. Понимают что к чему…»
Окружающая обстановка навевала странный покой. Артём отчётливо помнил, что до вечера должен вернуться в город. В то же время что-то подсказывало — торопиться не стоит. Всё будет так, как должно быть. Всё получится…
Вдали послышался натужный механический рёв, вслед за этим на дороге появилась грузовая фура. Парень несколько секунд наблюдал за тем, как она неторопливо приближается. Потом решил, что фура тоже проедет мимо, и закинул голову вверх, подставляя лицо под мелкие капли. Небо было серым и безысходно осенним.
— Ну, давай, садись, или чо?
Парень вздрогнул и опустил глаза. Грузовик стоял у обочины. Водитель высунулся в окно и добродушно кривил рот, разглядывая Артёма.
— Садись. Я в центр еду. А то эти флаеры… — водитель недоговорил, выражением лица показав, что он думает о местном транспорте.
Артём встрепенулся, стряхнул с капюшона струйки воды и подбежал к кабине.
— Мечтатель, что ли? Небо разглядываешь… Тааам, за куполом… за куполом небес! — водитель весело подмигнул, кинул рюкзак Артёма за сиденье и тронул рычаг передач.
— Я, может, тебя потому и подобрал… — добавил он доверительно. — Ну и погода!
Артём вежливо хмыкнул, поудобнее устраиваясь на сиденье. Водитель помолчал немного, будто переключаясь на другую волну, а потом принялся неторопливо рассказывать что-то своё шофёрское — долгое и задумчивое, как местные дороги, приправленное забористыми фразами и внезапными поворотами сюжета.
Артём не слушал. Он откинулся на сиденье, повернулся к окну и позволил мыслям течь неторопливо, сонно. В запотевшем стекле отразилось чужое усталое лицо. Рука невольно потянулась к отражению, и палец сам собой вывел надпись: «Филарет».
Странное слово древней славянской прописью впорхнуло в грудь и там растворилось. Парень даже не понял, откуда оно взялось, и в каком направлении исчезло. В голове неспешной чередой проплывали древние пожелтевшие страницы — были на них чудодейственные иконы, лики старцев, благословлявших землю… Артём, казалось, лишь на секунду сомкнул глаза, но вдруг отчётливо осознал, что проваливается в сон. Там, в этом сне, было что-то далёкое и до боли близкое, щемяще родное и чуждо навеянное; что именно — не понять… Парню захотелось ухватить эту ниточку волшебного клубка, пробежавшего рядом…
Внезапно он ощутил укол в сердце и понял, что падает. Попытался кричать сквозь тягучий сон и проснулся, глотая воздух.
— Так вот, я ему говорю — выписывай штраф. Я нарушил — я заплачу. Что-то на меня такое нашло, понимаешь? Надоело наличными отстёгивать, неправильно это. Сколько можно… А он в своём компьютере ковыряется, бумажками шуршит и поглядывает на меня, падла. Ну, я сижу, жду — мне торопиться некуда, а он клиентов теряет. Минут десять сидели… Потом он из машины выскочил, тычет моими правами и ну орать: «Вы что, сговорились все, да? Сговорились? Болезнь на вас напала? Третий день все квитанцию требуют. Уволюсь к чёрту из ГАИ…»
Глаза слипались. Хотелось покоя. Слова водителя доносились издалека и походили на ночную перекличку собак. Артём мысленно приказал им замолчать. Те утихли, как по команде, и воцарилось безмолвие. А потом в тишину просочился звук радио. Голос диктора диссонировал с накатывающими образами сновидений. Артём хотел убавить громкость, но вместо этого погрузился в повествование, стал его частью…
Он находился в студии и вёл передачу под названием «Всё получится». Помимо Артёма в сновидении присутствовал собеседник, который рассказывал о своём смертельном недуге. Вначале болезнь казалась герою передачи неодолимой, но после что-то произошло. Артём сторонним взглядом видел, как менялся больной: его осанка стала прямой, черты лица разгладились, руки перестали дрожать — человек переосмысливал свою жизнь, в нём росла вера в собственные силы… А ещё в этом сне был кто-то «за кадром». Участники передачи упоминали его: «Этот старец подтолкнул меня, направил на верный путь. Я поверил в себя и смог победить болезнь». Звали старца Филарет…
Артём очнулся. В сознании всплыло осунувшееся лицо старика с невидящими глазами, затянутыми бельмом. Рядом мелькнул не по-детски серьёзный мальчик с увесистой поклажей в руках. Имени мальчика никто не знал.
Сон закончился, но голос диктора остался. Он доносился из радиоприёмника, перекрывая гул мотора и шум дождя за окном. Артём ощутил лёгкую тревогу. Он вжался в спинку сиденья и тряхнул головой, сбрасывая наваждение. Голос, меж тем, продолжал вещать. Артём некоторое время пытался слушать, но звуки постепенно слились со стуком капель. Тогда он снова закрыл глаза, а когда проснулся окончательно, в голове на фоне музыки, сменившей голос диктора, эхом звучала фраза: «Верьте. Если получилось у меня, то получится и у вас!»
«Эпидемия!»
Артём вскинул голову и часто заморгал, пытаясь сообразить, где он, и что происходит. В кабине кроме него никого не было. Фура стояла на обочине. Впереди за мутной пеленой вновь усилившегося дождя виднелось скопление машин. Вспыхивающие и гаснущие огни стоп-сигналов странно резонировали с мягкой музыкой в салоне. Вода струйками стекала по лобовому стеклу, не давала рассмотреть детали.
— Прикинь, карантин у них там, — деловито отчитался водитель, вваливаясь в кабину.
Он захлопнул дверь и завёл мотор. Фура взревела и дёрнулась, дворники забегали по стеклу. Артём разогнал остатки сна и попытался осмыслить происходящее.
Вдали за редколесьем виднелись бревенчатые избы посёлка. Впереди на дороге расположилось несколько полицейских машин, одна из них перегородила трассу. Серая фигура в капюшоне вяло размахивала полосатым жезлом. Три или четыре грузовика, неуклюже переваливаясь на кочках, съезжали с асфальта и направлялись в противоположную от посёлка сторону.
— В объезд поедем, я знаю где срезать. Правда, там грунтовка, как бы не развезло…
Водитель аккуратно обогнул яму и направил фуру через куцую просеку по неприметной просёлочной дороге. Начало трясти. Вдали за неровным строем деревьев мелькали деревенские дома.
— Знаю я, какая там эпидемия, — водитель убавил громкость радиоприёмника и усмехнулся. — Там очень простая эпидемия — по области выборы, и жители пришли голосовать. Причём все.
Машина издала победный рык, выскакивая на нормальную дорогу. Справа и слева опять потянулся непроглядный ельник.
«Наверное, здесь так принято, — подумал Артём, — в глухомани народ обязательный».
Ему представилось, как празднично одетые люди дружной толпой шествуют к избирательному участку. Где-то вдали звучит музыка. Играет гармонь вперемешку с чем-то современным. Мотив русский и давно позабытый…
«Посею свое горе, посею свое горе
По чистому полю, по чистому полю.
Растеть мое горе, растеть мое горе –
Ни рожь, ни пшаница, ни рожь, ни пшаница…»*
— Уже пятый посёлок за сегодня. Я сперва думал, может какая случайность? Вдруг их там полтора двора — вот все и заявились голосовать… Но нет, сёла-то большие. Что-то странное творится. И по всему району так.
Приёмник начал хрипеть, и водитель затих, тыча пальцем-сосиской по кнопкам. Дождь летел в ветровое стекло, радио безмолвствовало, двигатель монотонно гудел на низкой задумчивой ноте.
— Кстати, подвозил тут старика… Странный такой дед. В лесу сел, в лесу и вышел. О чём говорили — не помню. Домой приехал — память как отшибло. То ли недоспал, то ли ещё чего. Трое суток в горячке, и дед этот всё время виделся. Будто леший какой-то. Только знаешь, после встречи той…
Радио издало устрашающий вопль, и водитель, казалось, потерял мысль.
— А я знаю, в чём дело, — пробормотал он через минуту, — это всё купол… небес. Не иначе, враги какие постарались — летают, дырявят атмосферу, излучения там всякие… вот оно и аукается.
Он, наконец, настроил приёмник и победно откинулся на сиденье. Из динамиков звучала старинная поозёрская песня, то ли украинская, то ли белорусская. Пьяная и немного шальная. Исполнял её хор разудалых старушек:
«А чох чи хочу –
Я горелки хочу!
А чох чи хочу –
Я горелки хочу!»
— Во, бабы дают! — осклабился водитель.
«Дают… задание» — эхом отразилось в голове. Артём вздрогнул и быстро сунул руку в карман — устройство было на месте. «Это не развлечение! Это, можно сказать, эксклюзив! Вот вам, молодой человек, первое задание…» — голос шефа, внезапно зазвучавший в голове, смолк на полуслове. Артём ещё раз прикоснулся к холодному металлу, затем вынул руку из кармана, облегчённо выдохнул и принялся разглядывать пробегающие пейзажи. Воображение рисовало сценки пасторали, людей, работающих в полях. Тихая задушевная песня лилась из динамиков:
«Жнеи мое, жнеи,
Жнеи дорогеи,
Ои дорогеи,
Серпы золотеи…»
— Твою ж мать!
Водитель выругался и выключил приёмник. Фура резко затормозила — впереди снова виднелась полицейская машина. Из дождя вынырнул человек в форме. Он взмахнул рукой и торопливо прошёл к кабине грузовика. Водитель опустил стекло и высунулся в окно — Артём не слышал разговор. После водитель обернулся и хмуро пробормотал:
— Будь другом, сядь посерёдке. Подвезём товарища лейтенанта, сломался он.
Артём сдвинулся на среднее сиденье. Дверь открылась, и человек в форме инспектора ДПС аккуратно опустился в пассажирское кресло.
— Через десять километров будет пост… А то что-то рация барахлит. Помехи всё время.
Он покосился на Артёма и замолчал.
— Я уж думал — опять карантин, — проронил водитель. Он аккуратно объехал заглохшую полицейскую машину и включил приёмник.
— И снова с вами радио «Восход». Наш следующий гость — человек, сумевший подняться из нищеты и построить собственную мини-империю. Знакомьтесь, Семён Сергеевич Бедный. И, как я понимаю, уже давно не бедный? Итак, Семён, расскажите свою историю.
— Ох, да и вспоминать-то не хочется… Врагу не пожелаешь. Был момент, я даже подумывал свести счёты с жизнью, не видел просвета. На работу не брали, кредиты росли. Друзья отвернулись. Женщины… А, да кому такой нужен!
— Не позавидуешь… Но худшее уже позади. Расскажите, что было дальше?
— А дальше… Когда я совсем отчаялся и думал о плохом… судьба свела меня с одним человеком. И человек этот изменил мой взгляд на мир…
— Только один дед за целый день мимо прошёл, — внезапно, словно ни к кому не обращаясь, бросил инспектор. — Больше никого. А потом — время ехать на другой пост, а она не заводится. Вообще никак. И рация сдохла. Да и дождь — аварийный дрон не долетит.
Он наклонился вперёд, словно пытаясь высмотреть кого-то на пустой трассе. Потом продолжил:
— Люди здесь… странные. Заезжал вчера в село…
— Это которые голосуют? — весело перебил водитель. — Так то не странные. Это так должно быть вообще-то.
— Да нее, — инспектор замотал головой, продолжая изучать пустую дорогу, — не в этом дело. Тут давно что-то с людьми творится. Они… молчаливые какие-то. И… сильные, что ли. Не физически, нет… По-другому. Учёные приезжали, опыты проводили, да не заладилось что-то. Их потом убрали отсюда — учёных в смысле… А вы как сюда проехали?
Полицейский внезапно повернулся и вопросительно посмотрел на водителя. Тот втянул голову в плечи, но потом вскинулся, ответил с вызовом:
— Проехали по дорогам общего пользования. Вас вот заодно подобрали, товарищ инспектор.
Воцарилась тишина. Через минуту полицейский качнул головой, будто принял какое-то решение, и снова повернулся к водителю:
— Значит так. Сейчас съезд к реке будет, через километр. Там немного по полю и на старый мост. И потом на восточную трассу выскочите.
— А здесь чего не так? — недовольно спросил водитель.
— А не пропустят вас, останетесь внутри оцепления. Там новый кордон — зону расширили.
— Зону?
Полицейский нахмурился и промолчал. Потом нехотя добавил:
— Я у моста сойду. Мне там недалеко.
Водитель проводил задумчивым взглядом фигуру инспектора, включил передачу и медленно въехал на старый покосившийся мост. Артём задержал взгляд на неторопливой речной глади, потом поднял глаза на небосвод.
Дождь ненадолго стих. В небе над тем местом, где осталось голосующее село, виднелся просвет. Он постепенно увеличивался в размерах, и вдруг сквозь него на землю упал солнечный луч. Несколько секунд Солнце будто выискивало что-то ценное, случайно оброненное. После тучи снова сомкнулись, и свет исчез. Осталось неясным — успело ли Солнце найти пропажу.
Артём сел поудобнее. Он прикрыл глаза, отдаваясь музыке и радиоголосам, которые уводили вдаль, навстречу большому пасмурному городу…
— Скажите, а много этот старец с вас взял за науку?
— Нет, что вы. Это простой бескорыстный человек. Он лишь однажды поговорил со мной, и больше я его не видел. Точнее, я искал его, чтобы отблагодарить, но…
— Он исчез, верно?
— Верно. Он меня выслушал, потом кое-что сказал. Вы не поверите, но… я не помню, что именно! Вспоминаю лишь силу, которая шла от тех слов. Понимаете, реальность-то моя не изменилась, осталась как была — убогой… Изменился я сам. Будто щёлкнуло что-то внутри. Веры, что ли, в себя больше стало. Мы-то как привыкли? Вот придёт добрый царь и всех облагодетельствует. А ты сиди себе ровно. Раньше я тоже подачек ждал, на себя не надеялся. А тут будто враз прозрел… Здоровый ведь мужик, руки-ноги целы, мозгами не обижен. А вот страшно было начать… жить…
— Ну, всё, приехали! — водитель заглушил мотор и убавил звук, а потом ткнул пальцем в неопределённом направлении. — До города уже близко, к ночи дотопаешь. Мне в город не нужно, я через объездную. А то вдруг у них тоже… эпидемия.
Артём неохотно соскользнул с сиденья — подошвы чавкнули, соприкоснувшись с грязью.
— На вот, возьми, — водитель протянул старый, видавший виды зонт с рисованными кошками, бегущими по кругу и кусающими друг друга за хвосты, — барышня одна забыла, а тебе пригодится…
Фура посигналила на прощанье и скрылась за поворотом. Артём с сомнением покрутил в руках зонт, потом накинул капюшон и двинулся вперёд.
Лес остался позади, вокруг тянулись заброшенные поля, плавно переходящие в пустыри. То тут, то там попадались строения непонятного назначения и вида. Заржавевшие ветряки уныло поскрипывали лопастями. Встречные машины пролетали редко, попутных не было совсем. В сгустившихся сумерках дальний свет фар порождал неясные силуэты, натыкался на Артёма, приводил в движение его гигантскую тень. И после каждой очередной машины наступала тишина.
Через какое-то время Артём заметил, что его тень не пропадает и не дёргается по сторонам. Он обернулся и разглядел силуэт автомобиля в сотне метров позади. Ему показалось, что машина медленно крадётся вслед за ним.
Парень вжал голову в плечи и в очередной раз сунул руку в карман — записывающее устройство было на месте. По спине пробежал неприятный холодок, ладони стали липкими. Он ускорил шаг, выискивая глазами какое-нибудь укрытие в стороне от дороги.
Через сотню шагов он почувствовал себя глупо. Остановился, пытаясь успокоить дыхание. Вдох-выдох… Так-то лучше. Артём невольно усмехнулся: «Да кому я нужен!» На всякий случай оглянулся — машины не было. Тень пропала, и теперь лишь отблески далёких городских огней освещали путь.
Десять шагов. Двадцать. Артём машинально переставлял ноги и мысленно улыбался, представляя, как отдаст диктофон шефу и тот… в этом месте мысль обрывалась. Парень нахмурился, невольно ускоряя шаг. Шеф… задание… затерянный посёлок… интервью! Лицо Артёма просветлело. Он должен отдать запись режиссёру, и тогда тот пустит её в эфир. Как знать, возможно, в студию даже пригласят его самого…
От последней фантазии у Артёма похолодел кончик носа, а тело бросило в жар. Он откинул капюшон и подставил лицо прохладному ветру. Сегодня вечером… Уже сегодня! Пусть он только стажёр, пусть добирается своим ходом… А ведь утром никто даже не знал, как подкатить к тому странному парню. Все отказались от репортажа, а у него получилось! Одно короткое интервью — и удача в крепких руках.
На глаза навернулись слёзы. Ещё одна маленькая история большого преодоления и личной победы. Он невольно замедлил шаг, вспоминая подробности. Там ведь был ещё дед, немощный и слепой, который… Артём встряхнул головой. Какой дед? Не было никакого деда — лишь сам Артём и тот парень. Это всё усталость. Ничего, скоро у него будет личный автомобиль или даже флаер — тогда не придётся часами ловить попутки.
Мысли вернулись к интервью. Почему-то не удавалось вспомнить подробности. В мозгу мельтешило что-то другое — поездка по бесконечному лесу, солнечная вспышка, немигающие глазницы старика. И ещё эта тень впереди… Тень?
Он вздрогнул и резко обернулся. На фоне леса отчётливо выделялся силуэт автомобиля. Свет фар мигнул и погас — похоже, водитель проверял, здесь ли Артём. Машина и не думала исчезать, она всё время ехала следом…
Он развернулся и побежал. Секунду спустя за спиной опять вспыхнул свет и послышался визг шин. Тень под ногами дёрнулась, затрепетала. Затем раздвоилась, а мотор взревел совсем рядом. Артёма обдало брызгами, он споткнулся и полетел в грязь, пытаясь зажать рукой карман с бесценной записью…
— Вставай, простудишься.
Артём поднял глаза и увидел распахнутую дверь флаера. На водительском месте сидела броско одетая особа. Она улыбалась с вызовом и, в то же время, кокетливо.
Артём смутился и встал с колен. Неуклюже отряхнул брюки, а потом решительно шагнул вперёд и влез в салон.
— Ну и погода, — девушка аккуратно отчалила от обочины и направила машину в сторону города. — Холодрень — прямо как летом пятьдесят первого. Не иначе враги расстарались…
Артём неопределённо пожал плечами. Обернулся и поискал глазами автомобиль — тот, который преследовал его в темноте. Трасса позади была пуста.
— Тяжёлый день? — девушка одарила парня насмешливым взглядом.
Он замотал головой.
— Ладно, не пристаю, — незнакомка сделала примирительный жест и включила радио. — Просто… подумалось, что людям помогать надо. Мало ли, какие дела на пустой трассе могут случиться.
Она мельком глянула в зеркало заднего вида, подняла флаер на полметра вверх и добавила громкость.
— Медицина считает алкоголизм болезнью неизлечимой… Наш сегодняшний гость прошёл непростой путь и думает иначе!
— Да, я полагал, что моя песенка спета, пока Филарет мне мозги не вправил. Обстоятельный он мужик, толковый. Долго меня слушал, не перебивал. А потом вдруг склонился, как сейчас помню, схватил за грудки и встряхнул несколько раз — я аж опешил. Думал, всю душу вытрясет, хотя и хилый с виду.
— Что же было потом?
— Да что потом… я подробности плохо помню. Помню только, что вся моя жизнь никчёмная перед глазами прошла. И как пьяный отец нас с матерью из дома гнал. И как бил её… Эээ, да что говорить! Жалко себя стало до одури. И рыдал я, как дошколёнок какой. Стыдно аж…
— Ну, вам-то стыдиться нечего. Вы нашли в себе силы изменить судьбу.
— Ан нет! Судьба тут как раз ни при чём! Это всё отговорки для слабых. Мы сами — своя судьба. Мы же как привыкли? Сперва отмалчиваемся по углам, а потом сетуем на обстоятельства, на врагов всяких… Или идём в ближайший ларёк. Типо, легче так. Типо, жисть в красках! А когда понимаем, что даже себе в тягость стали — поздно уже…
— И что вы предлагаете?
— А ничего! Каждый сам кузнец своего щастья. Алкоголизм-то, он может и неизлечим… Только человек тоже не хрень собачья! Гордость должна в человеке быть! И ответственность за себя. А обстоятельства, они завсегда сложные.
— Это вам тоже Филарет сказал?
— Э нет, это я сам — старик только пинок дал!
Из приёмника полилась неторопливая мелодия. Артём закрыл глаза. Под усыпляющие ритмичные звуки ему вдруг пригрезилось, что вокруг другая реальность. Вроде бы, всё то же, и те же лица, но что-то неуловимо иное — настрой… направление мыслей. И ведь действительно, весь этот день рядом были чудесные люди. Парень, преодолевший свой недуг, после — отзывчивый водитель, и даже инспектор ДПС… а теперь эта девушка.
— Тебе ведь в радиоцентр?
Он автоматически кивнул, не отрывая взгляда от картин за окном. Пригород закончился. Вдали проплывали огни спального района. Музыка из динамиков убаюкивала, ласкала слух.
В груди что-то кольнуло. Он заставил себя вернуться в реальность и огляделся по сторонам. Они ехали по незнакомой тускло освещённой улице. Прохожих не было видно.
— С задней стороны объедем, — бросила девушка.
Артёму показалось, что она нервничает. Парень пристально всмотрелся в прищуренные глаза собеседницы и вдруг понял — она знала про радиоцентр! Но ведь за всю дорогу Артём не издал ни звука. Значит…
— А теперь рассказывай.
Флаер с мягким шипением опустился на тротуар, фары потухли. Артём скосил глаза и увидел дуло пистолета, направленное ему в лицо.
— Я тебя сразу заметила, — продолжала незнакомка. — Весь день крутилась возле зоны, старика высматривала. Хотя, кто знает, есть ли он на самом деле… Вот ты мне это сейчас и расскажешь!
Она повела дулом из стороны в сторону, словно разгоняя несуществующий дым. Потом продолжила:
— Кажется, твоя передача вот-вот начнётся? Это ведь «Восход» целыми днями про Филарета вещает? Непонятно, откуда вы эти новости выкапываете. Может, из головы? Или это секта такая во главе с мифическим старцем?
Она ощупью отомкнула у себя за спиной дверь и осторожно ступила на тротуар, продолжая держать Артёма на прицеле.
— Что там — в зоне? Говори, чёрт бы тебя побрал! Я неделю убила на этот репортаж… — её голос внезапно дрогнул. — Ну, пожалуйста… Или, может, придёшь к нам на телевидение? В вечерние новости?
Она хмурилась и кусала губы. Артём опустил руку и осторожно прикрыл ладонью карман. Девушка уловила движение — её глаза вспыхнули, она крепче сжала пистолет.
— Что у тебя там? Камера? Покажи!
Артём прижался спиной к двери, свободной рукой нащупал замок. Музыка стихла, из динамиков долетел голос ведущего:
«Начинаем наш ночной эфир…»
Девушка покосилась на приборную панель и процедила сквозь зубы:
— Дос-та-вай! Я не шучу…
«Этой ночью у нас в гостях…»
— Я выстрелю!
«Он немного запаздывает. А пока я напомню, что сегодня, наконец, будут сняты покровы с таинственного…»
Щелчок за спиной — звук поддавшегося замка — совпал с яркой вспышкой в мозгу. В этот краткий миг Артём понял, чьи старческие глаза постоянно всплывали у него в памяти. А в следующий момент прогремел выстрел.
«Ты можешь! У тебя получится!» — донеслось сквозь туман.
Лицо горело изнутри. Тупое ржавое сверло соскабливало глазные яблоки. Жжение просачивалось под черепную коробку, отражалось от затылка, взрывалось раскалёнными искрами в зрачках. Артём попытался хоть что-то рассмотреть перед собой, но вместо этого захрипел, забился в конвульсиях.
«У тебя всё получится, идиот! Ты можешь идти! Ты уже сделал так много…»
Голос назойливо стучал в мозгу. Он гасил искры разъедающего огня, притуплял боль, воскрешал память о том, что было в заброшенной деревне… Этот голос… Филарет!
Парень перекатился на бок, хватая ртом воздух, и пытаясь разомкнуть глаза. Ему почти удалось… Почти? Сквозь узкие щели воспаленных век промелькнул мокрый асфальт, освещённый лучом далёкого фонаря. В следующий миг боль снова затянула петлю, заставив кататься упругим клубком по земле. Лицо пылало, тысячи ядовитых заноз расковыривали склеру — струя газа, выпущенная из пистолета, попала точно в цель.
Наконец он кое-как сел и принялся озираться по сторонам, отчаянно моргая и постоянно протирая глаза. Заплёванный тротуар плавно переходил в лужу, тянувшуюся поперёк дороги. Подбитый фонарь на той стороне тускло выхватывал из темноты растрескавшийся асфальт, кучу мусора и покосившийся рекламный щит с посланием, запоздавшим на полгода: «С Новым 2053-м!»
Радиоцентр… Артём повернул голову и увидел в конце улицы смутно знакомое здание. Он схватился за карман и понял, что запись исчезла… Поднялся на ноги и шатающейся походкой двинулся вперёд. Ему было всё равно. Даже без диктофона, даже с обожжённым лицом и слезящимися глазами… Он почти дошёл. Почти… Осталось сделать несколько шагов, чтобы подняться в студию.
Он прошёл полпути, когда сзади вспыхнул свет фар. Взвизгнули тормоза, какие-то люди выскочили из темноты и бросились наперерез. Артём метнулся вперёд, как заклинание повторяя про себя слова старца: «Всё получится…» Сзади раздался рёв флаера. Через секунду послышался мужской крик, металлический лязг и звон разбитого стекла. Хлопнул выстрел.
Артём не оглядывался. Сквозь слёзы, застилавшие глаза, он видел лишь дверь радиоцентра. Ещё несколько шагов… Он успеет… Неожиданно впереди возникла девчонка — его недавняя попутчица. Она протягивала руку и улыбалась. Земля поплыла под ногами, голова закружилась, он потерял равновесие и полетел вперёд…
— Вставай же, ну… у тебя получится!
Он раскрыл глаза. Знакомые слова звучали рефреном, но голос был другим. Девушка. Она сидела рядом и протягивала диктофон. Артём узнал вестибюль радиоцентра. Входная дверь была заперта, снаружи раздавались мерные удары и чьи-то голоса.
— Не знаю, сможешь ли простить… В общем, не важно. Я, типа… увидела Филарета, но… дело в другом, — девушка нахмурилась, подбирая слова, потом махнула рукой и вскочила на ноги, — Пошли! И… это… спасибо тебе за всё.
Она помогла встать и слегка подтолкнула Артёма вперёд.
— Иди. Я не знаю, кто ты, но у тебя есть всё, что нужно. Аномальная зона, солнечное излучение, вербальный вирус… это всё бред. Сейчас твоя передача и я… да, я хотела забрать запись! Но теперь она мне ни к чему… Чёрт, а ведь он только посмотрел в глаза. Как же мне надоел этот круговорот дерьма! Потные партийцы и олигархи, план на следующую пятилетку, подставы коллег и соперничество во всём… Жить стоит для другого! Ну же, иди! Ты ещё успеешь к финалу.
Крики снаружи стали отчётливей, послышался скрежет металла. Артём сжал в руке диктофон и, спотыкаясь, побежал вперёд по тёмному узкому коридору.
«Ты можешь. Просто встань и иди. А потом открой рот и внятно скажи…»
Пасмурное утреннее небо в кривом окне. Покосившаяся деревенская изба. Одичалого вида парень на грязной продавленной кровати. Из утвари — лишь эта кровать, книжный шкаф, да древний радиоприёмник на полу. Парень падает на пол и, стоя на коленях, тянет дрожащую руку в пустоту, пытаясь нащупать что-то несуществующее в затхлом воздухе хижины.
Артём стоит в углу избы и судорожно жмёт на кнопку диктофона. Потом переводит взгляд в глубину комнаты. Там… там…
«Итак, скоро, вы услышите голос Филарета! Наш внештатный корреспондент побывал в заброшенном посёлке и стал свидетелем чудодейственного исцеления. Он сумел записать репортаж… К сожалению, наш сотрудник опаздывает. Но до конца эфира ещё есть время, и мы надеемся, что запись всё же попадёт к нам в студию. А пока — немного музыки для всех, кто не спит в этот поздний час…»
Радио на стене захрипело и умолкло. Артём хватал ртом воздух, с трудом переставляя ноги. Ступеням, казалось, не будет конца.
«Встань и иди. Открой рот и внятно скажи…»
Из вестибюля долетели крики и шум борьбы. Артём преодолел последний пролёт, пробежал по узкому коридору и толкнул дверь студии. Он пошатнулся, но смог устоять.
— Что там происходит? — послышался чей-то голос.
Артём заморгал, всматриваясь в полумрак. Оператор в наушниках сидел возле компьютера, рядом виднелся микрофон. Ещё один мужчина стоял в углу. «Это ведущий», — догадался Артём. Из динамиков лилась тихая мелодия. Перемигивались огни светодиодов.
— Что случилось? — повторил оператор.
Ведущий оторопело уставился на Артёма. Потом внезапно рванул к столу, схватил наушники и ловко приладил их на голове. Другой рукой плавно сдвинул вниз ползунок на пульте. Музыка стихла.
— А теперь, наконец, у нас в студии… — ведущий вопросительно смотрел на Артёма и делал движения рукой, приглашая подойти ближе.
Оператор пришёл в себя, подскочил к Артёму и ловко выхватил диктофон.
— Итак, похоже, у нас есть запись… интервью со старцем… известным в народе под именем Филарет. А может и кое-что поинтересней… — ведущий щёлкнул клавишей. — Эта запись… впрочем, сейчас мы сами всё услышим!
На пульте загорелся сигнал прямого эфира. В этот момент несколько человек ввалились в студию. Здесь были люди в штатском вперемешку со съёмочной группой. Мелькнуло взволнованное лицо тележурналистки — той самой девушки из машины…
Диктофон ожил. Воцарилась тишина. Затем из динамиков раздался скрежет и тихое попискивание, похожее на стрёкот кузнечиков. А следом нечленораздельное мычание: «ыыы, ааа, ууу…»
— Это… что? — шёпотом выдавил ведущий, глядя на Артёма и тыча пальцем в динамик. — И, кстати, кто ты такой?
Артём стоял весь красный, с выпученными глазами и силился хоть что-то сказать. Из его горла доносилось мычание: «ууу, ааа, ыыы». Он вспотел, по щекам текли слёзы. Одичалый парень на продавленной кровати продолжал тянуться в пустоту…
«Просто возьми и скажи…»
Послышались смешки.
— Ну же! Ты можешь! — донёсся полный отчаянья девичий голос.
И тут Артёма прорвало. Вся копившаяся годами ярость штормовой волной выплеснулась наружу:
— Н-н-нет!
— Что нет?
— Н-нет н-ник-какого Фил-ларета! — выдавил сквозь слёзы Артём.
— Что вы сказали? — опешил ведущий. — Филарета нет? Нет всеми любимого старца, изменившего жизнь тысяч людей? Ха-ха-ха!
— Н-но это так! Филарет ни при чём. Нет его. Старец — в нас самих, и всегда там был, а остальное — наша духовная слепота. Филарет — это сам род, образ, посланец земли. И это — источник сил и веры в себя. Ресурс, доступный сознанию в минуты кризиса… Встреча с ним — это встреча с истинным собой.
Парень в заброшенной хижине в далёком лесу внезапно вздёрнул голову и поднялся с колен. Медленно, чуть покачиваясь, встал. Сделал шаг вперёд. Артём видел эту сцену со стороны, и, одновременно, глазами того парня…
Боль унижений и обид. Насмешки сверстников и уничижительная жалость взрослых. Череда жестоких повторов — и сильно заикающийся подросток от волнения всё больше походил на идиота. А однажды совсем замолчал — его речь стала внутренней. После это перешло в привычку, превратилось в частицу «Я». Парень много читал, думал, и там, в безопасном мирке, мог предаваться дерзким мечтам. И самой желанной, недосягаемой грёзой была профессия журналиста. Только вот как? «Ааа, ууу, ыыы…»
Он смотрел глазами того парня на пустую убогую комнату. В ней не было никого — ни старца, ни стажёра Артёма из далёкого города. Он сам — и мудрый старец, и странноватый для всех «немой» заика, и многообещающий журналист в одном лице — смотрел на происходящее собственными глазами. И сжимал в руках допотопный кассетный диктофон. А в кривое окно хижины постукивал монотонный утренний дождь…
Артём покачнулся и внезапно смолк. Он ощутил сумасшедшую усталость и медленно сполз на пол. Сквозь навалившиеся воспоминания мелькали лица живых людей, снующих вокруг него в студии. А ещё он видел слепые глаза мудреца, отдавшего свою зоркость в обмен на видение иных высот. И глаза эти искрились улыбкой и небывалой щедростью: «Я же говорил тебе!»
Всё… получится?
* Использованы куплеты из песен Русского Поозёрья и репертуара Ольги Сергеевой