Сын Росомахи

Полная Луна озарила поляну перед входом в пещеру и обнажила темные отроги великих гор. Охотник смиренно дожидался своей участи возле священной скалы, но в душе затаилась обида. Соплеменники решали его судьбу, и никто чужой не мог повлиять на исход судилища.

–Духи повелевают тебе Тхын, сын Манка и Ларнаки, покинуть племя Росомахи до рассвета! — шаман Трум, освещённый отблесками костра, выглядел зловеще. На его лохматой голове красовался череп горного козла, пустые глазницы давно умершего животного с ненавистью уставились в звездное небо.

–Но, ведь я промахнулся на охоте один раз всю жизнь! И только потому, что повредил ногу в загоне, когда выиграл схватку с кабаном! Кто-то направил меня по чужим следам и не желал, чтобы я попал в цель! Это была ловушка! — яростно защищался Тхын — старший охотник племени.

–Этого достаточно, всем ясно, что ты уже не можешь самостоятельно добывать себе пищу. Кто будет охотиться для тебя, когда ты совсем ослабеешь от ран? — шаман обвел грозным взглядом напуганных сородичей. Тхын нахмурился. Он не собирался сдаваться мерзкому, устрашающе размалёванному соком синих ягод колдуну, и попытался воззвать к справедливости.

–Люди племени знают, что у нашего народа есть закон о трех неудачных охотах. Но ты его нарушил. Я не стар и не болен, старейшина Огу говорит, что Ларнака подарила мне жизнь за светлый день до перехода в новую пещеру. Значит, мне нет и сорока Лун. Моя жена думает, что раненая нога заживёт, и я всё ещё хороший добытчик!

— И всё равно, ты уйдёшь сегодня — злобно отрезал Трум, не в силах скрыть личную неприязнь к охотнику.

Тхын печально ухмыльнулся. Истинную причину изгнания соплеменника шаман скрывал. Что же, так будет лучше для всех! Люди племени безмолвствовали. Никто не проронил и слова в защиту Тхына. Молчали и все его сыновья. Старший из них –Анар, рождённый от его первой женщины, стыдливо пряча глаза отвернулся от отца. Только по вздрагивающим плечам сына Тхын догадался, что юноше не всё равно, и судьба изгоя тронула сердце Анара. Шаман не мешкая коснулся охотника магической веткой.

–Ты более не сын Росомахи, уходи и прими смерть, как мужчина! — вынес окончательный приговор Трум. — Возьми с собой, что посчитаешь необходимым. У тебя есть время только до восхода Утренней звезды.

–Пусть будет так. Я повинуюсь и ухожу, — гордо сказал Тхын и добавил. –Пусть сыновья мои не стыдятся своего отца и не отводят взор от лица охотника. Я оставляю им честное имя. Тхын–значит, свободный! –и удалился, ни разу не оглянувшись, прихрамывая на правую ногу. Женщина, делившая с ним невзгоды и место у очага в последние годы приблизилась, но он жестом отстранил её.

— Я пойду с тобой, муж мой, мы найдём новую пещеру, и я вылечу раны твои! — вслед ему проронила Омма.

— Нет, женщина, я устал охотиться для этих людей и не хочу больше встречать восход дневного светила. Ты свободна, я отпускаю тебя! — с горечью ответил он. Печальная Омма не смела возразить охотнику.

***

Он сидел на вершине скалы и смотрел вниз, в долину. Там, среди густых зарослей кустарников, полевых трав и бегущих с горных вершин ручьев, прошли его детство и юность. В речной теснине он поймал свою первую добычу — жирную форель и накормил мать, ослабленную голодом и лишениями. Тут он возмужал, стал охотником и метким ударом копья пронзил сердце кабана. В потайном месте у родника, скрытый тенистыми ветвями ивы, впервые лежал с женщиной, и почувствовал тепло её рук на своем лице и возликовал. Вместе они смотрели в глубину неба, и девушка смеялась, любуясь полётом птиц. Она широко раскидывала руки и подставляла их порывам ветра... Мать Анара –Дана тоже пронзила его сердце, но чем, он так и не понял до конца. Когда же Тхын вспоминал её гибкий стан и мягкие волосы, в самой глубине души рождалось нежное щемящее чувство, и разливаясь широкой бурной рекой по жилам, доходило до самого сердца. Тхын думал о прошлом. В тот год, когда Дана в муках рожала их первенца, он сидел на этом месте и молил духов о снисхождении и милости. Но могучие силы остались безучастны к его мольбам. Измученная схватками Дана ушла к предкам с его именем на устах, и ни разу не воззвала к иным силам за помощью. Она была так горда и терпелива… А потом был погребальный костер, который быстро насытился плотью Даны и затух, довольно урча. Тогда же навечно окаменело сердце охотника.

Новорожденного Анара воспитала Ларнака, а Тхын охотился для сына и своей матери. Потом у него были другие женщины, которые дарили ему ласку, заботу и каждый год рожали детей, а он приносил им добычу и плоды. Дети болели и умирали. И вновь рождались. Новые подруги промывали его раны и лечили уставшую душу, скрашивали долгие зимние ночи. Так проходили годы, дожди сменяли летнее марево, подрастали сыновья, но Тхын никому не мог рассказать о своем главном секрете. Тайна сокровенна и болтать без толку, словно женщины за сбором кореньев, он не мог и не желал.

Это случилось давно. Десять Лун назад Тхын, возвращавшийся с добычей в стойбище, заметил Трума, с опаской и оглядкой поднимавшегося на скалу. Охотник проследил за шаманом. Колдун проник в недра пещеры, неведомой остальным, скрытой от любопытных глаз и уединился в подземных сводах. Когда же шаман покинул грот, Тхын обнаружил в ней дивные изображения, нанесённые желтой краской. Могучие кабаны, пугливые лани, быстроногие олени бежали вереницей по тёмной поверхности камня, пляшущие, они навечно застыли в магическом танце. Рядом изображен охотник, пытающийся загнать горного козла в ловчую яму.

Тхын почувствовал себя обманутым. Почему шаман скрывал от людей эти прекрасные изображения? Он решительно поднял желтый окатыш и нанес на стену пещеры свои рисунки. Вот он — охотник Тхын сидит в засаде на газель, вот бежит с копьем за свирепым вепрем. Ветер развевает его длинные волосы, упругие мышцы ног напрягаются в рывке. Он силен и смел, он оставит потомкам на память свои мысли на камне... С упорством и радостным чувством охотник всё чаще спускался в заветное подземелье. Он отдавал всю свою душу изображениям. Тхын пытался оживить на скале Дану и я её танец птицы, но не сумел найти правильные штрихи и отчаявшись, долго не завершал начатое. Шаман, давно заподозривший неладное и заставший охотника за нанесением новых рисунков, затаил злобу на Тхына. Ведь, нарисованные охотничьей рукой линии были четче и понятнее, чем у Трума, никогда не гонявшегося за дичью и не познавшего радости свободной охоты.

–Ты должен уйти. Кто научил тебя неизведанному, как не духи тьмы? Это таинство для посвященных, а не для простых охотников! Кто позволил тебе изображать женщину и оскорблять духов рода? Берегись! — злобно прошипел тогда Трум. Его угроза оказалась не пустым звуком. Шаман ни в чём не терпел превосходства соплеменников.

Задумавшийся о былом Тхын вздрогнул и обернулся. Сзади почуялся звук мягко крадущихся лап и низкий утробный рык. Волки, вот и настоящие хозяева долины! Они окружали охотника, надсадно надрывая связки, пытаясь воем парализовать человека. Сейчас наступило их время, и они жаждали скорее взять свою добычу. Тхын окончательно очнулся от воспоминаний и потянулся к мешочку из кожи бобра, сшитого последней женой Оммой. Не раздумывая ни минуты, он вынул из него слипшийся комок сонного снадобья и решительно проглотил. Зелье подействует быстро, обещала мать его единственной дочери Аты, и он не станет добычей свирепых хищников. Он всегда доверял этой женщине.

***

Тхын стоял на краю обрыва и удивлялся. Долина преобразилась. Посреди зимы расцвели деревья, позеленели травы и звонкой трелью запел оттаявший ото льда ручей. Он четко видел цветы, каждую весну первыми выходящие из-под снега, ощущал их манящий аромат и слышал укрывшихся в чащобе леса зверей, которые нежно облизывали своих новорожденных детенышей. Природа пробуждалась ото сна и зимнего оцепенения. Как же такое могло случиться? Или это подействовало снадобье Оммы? Он насторожился. Кто-то стоял слева от него, и он почувствовал дыхание невидимого гостя на своём затылке. Тхын резко повернулся, сжимая в руке копьё. Ведь он охотник и не выкажет трусости перед врагом.

–Тхын, это я.–Дана, прекраснейшая из его жён смотрел на него с улыбкой.

— Разве ты не в нижнем мире, моя птичка? — подивился охотник. — Она протянула к нему тонкие руки, познавшие тяготы земной жизни, но помнящие ласки и нежные прикосновения страсти.

–Я всегда рядом с тобою. –Дана совсем не изменилась за восемнадцать Лун небытия.

— Наш сын, –с болью сказал Тхын. — Он не стал охотиться, когда я сделался немощным и отпустил меня. Анар не выступил в мою защиту. –он только сейчас дал волю обиде и глаза его увлажнились, как почва напитывается талой водой по весне.

Дана грустно вглядывалась в единственного мужчину своей жизни.

— Не надо держать в сердце зла. Анар молод и не знает жизни. Отпусти и ты его. Тхын, пойдем со мной! Пришло твоё время.

— Куда мы пойдём, Дана? Мы дети Росомахи и должны жить в лесу, охотиться и исполнять заветы предков. Женщина положила призрачные руки на плечи охотника и покачала головой.

— Нет, мы другие. Ты ведь любишь птиц? Смотри! — и мать Анара вдруг обернулась орлицей, и взметнулась высоко в облака. Тхын почувствовал легкость в прежде налившихся тяжестью мышцах, и подавшись дуновению ветра, взлетел со скалы ввысь, вслед за женою юности своей.

–Дана, я тоже был рядом с тобой всю жизнь! Я думал о тебе и о нашем ложе у тайных вод. Я видел тебя в ночном мире и скучал по твоему запаху. Никто из жен не заменил тебя! — впервые открыл свою душу охотник.

–Теперь мы вместе, — шепнула она на ухо, пролетая рядом, и касаясь его крылом. — Навсегда...Тхын с удивлением почувствовал свободу в движениях тела и радостно вскрикнул, паря над родной долиной… ***

Анар, сын Тхына и Даны, возвращался с богатой добычей в пещеру, когда услышал резкий гортанный звук. Он натянул тетиву лука и зорко всмотрелся в бескрайнее небо. Ничего страшного. Над его головой всего лишь кружила пара орлов. Он отчего-то вспомнил отца, тело которого нашли у подножия священной скалы. Охотник ушёл в мир предков, твёрдо сжимая в руке копьё. Глаза юноши наполнились слезами стыда, сожаления и боли.

"Какие гордые птицы, — подумал Анар, опуская стрелу вниз, — никогда не станут ничьей добычей, ибо они пришли в это мир и уйдут охотниками."