Песочный Человек
Теплым июньским вечером Дэйзи Мэй Браун возвращалась из кино. Пахло скошенной травой, розами и бензином. Бобби проводил ее до самого порога и долго мялся, не решаясь ни проститься, ни поцеловать. Уж насколько Дэйзи Мэй была терпелива со своими ухажерами, но по истечении десяти минут бестолкового ожидания она раздосадованно топнула ножкой и сказала:
— Доброй ночи, Бобби Маршалл. Спасибо, что проводил.
— Дэйзи Мэй… — пролепетал незадачливый Бобби, но девушка уже исчезла за дверью, оставив после себя лишь слабый аромат цветочных духов и попкорна.
Оказавшись внутри, Дэйзи Мэй вздохнула и присела на пуф, чтобы снять босоножки. Из кухни вышла миссис Браун. В руках она держала вышивку.
— Как кино?
— Чудесно.
Сняв босоножки, Дэйзи Мэй бросила сумочку на диван и направилась к лестнице.
— А как Бобби?
— Чудесно, — повторила она, поднимаясь на второй этаж.
— Он хорошо себя вел? — спросила миссис Браун, задрав голову. — До дому проводил? Замуж звал? Дэйзи Мэй, что ты не отвечаешь?
— Ох, мама, — снова вздохнула ее дочь и, перегнувшись через перила, сказала:
— Мам, ну ты же знаешь Бобби, это не Джейсон и даже не Том. Если я захочу за него замуж, то сама сделаю предложение, и скажи спасибо, если не придется уговаривать.
— Дэйзи Мэй, что за нелепости ты говоришь! — миссис Браун всплеснула руками, едва не выронив пяльцы.
— Спокойной ночи, мама! — и за Дэйзи Мэй захлопнулась дверь.
"Она никогда не найдет себе мужа", — подумала миссис Браун и сокрушенно покачала головой.
— Я никогда не найду себе мужа, — сказала Дэйзи Мэй своему отражению в зеркале. Потом склонила голову кокетливо, улыбнулась так, что стали видны ямочки на щечках. Ей было всего двадцать лет — не время грустить, не время даже задумываться.
Напевая песенку из фильма, она переоделась в ночную сорочку, умыла лицо с мылом. Спать совсем не хотелось, хотя на часах было уже почти двенадцать, и она присела у раскрытого окна.
За дверью комнаты послышались шаги, остановились у дверей.
— Дэйзи Мэй, хватит сидеть у окна, — сказала миссис Браун в самую замочную скважину. — Завтра едем на день рождения кузины Мэри, ложись спать.
— А возьму и не лягу, — звонко сказала Дэйзи Мэй. — Какой сон, когда так пахнет розами?
— Спать ложись, кому говорю!
— Не строжи, мам, не маленькая я, — засмеялась девушка. — Будешь, как в детстве, Песочным Человеком пугать?
Поскрипело за дверью, поворчало, и шаги ушли по коридору к родительской спальне.
Дэйзи Мэй засмотрелась на луну, что стояла высоко в небе — быстрые облака шелком скользили по ней, оставляя неровные, неверные тени. Шуршали изредка по асфальту поздние машины, шептали что-то старые вязы. Город был полон звуков, но тихих, интимных, будто два влюбленных разговаривали по телефону, прикрывая рот рукой — не проснулась бы мама.
— Найду ли я когда-нибудь такого возлюбленного? — спросила Дэйзи Мэй у луны. — Будет ли он шептать всякие глупости на ухо и дарить цветы? Построит ли крепкий дом, станет ли хорошим отцом нашим сыну и дочке?
Дэйзи Мэй была романтиком.
Молчала луна в ответ, только прикрывалась тенями. Если прищуриться, неровная поверхность ее напоминала желтое лицо, которое то хмурилось, то улыбалось, как тот самый Песочный Человек из сказок.
— Понимаешь, мистер Песочный Человек, — сказала Дэйзи Мэй, — вокруг так много хороших мальчиков, но нет того единственного. Нет идеального. Бобби красив, но уж до чего стеснителен, труслив даже! Дети от него родятся хорошенькие, как картинки, но как им расти с таким отцом? От хулиганов не защитит, пробиться в жизни не поможет. Вот Джейсон — это отец, я за ним как за каменной стеной. Высокий, крепкий, руками талию обхватить может… Но до чего дурацкий смех! Никогда больше не пойду с ним на комедию, над его хрюканьем все больше смеялись, чем над фильмом. Есть еще Дэйв Джонсон — богат и глаза чудо как хороши, но дурак. А Том? Силен, умен, ласков — но ведь ни пенни за душой. На какие деньги он построит дом, как мне с ним жить? Вот ему бы деньги и глаза Дэйва Джонсона… И лицо Бобби, и надежность Джейсона и руки его, и еще можно родинку над глазом, как у брата Лиз Клэйтон с Пятой улицы.
Порыв ветра взметнул ее волосы, освежил душную ночь. Городские часы пробили полночь. Пора было спать.
— Давай так, мистер Песочный Человек, — сказала Дэйзи Мэй, зевая. — Давай договоримся. Я лягу наконец-то спать, а ты покажешь мне во сне того, за кого замуж пойду. Покажешь правду — всегда буду вовремя ложиться спать и всем детям своим накажу верить в тебя и не злить.
Накрывшись с головой простыней, зарывшись носом в подушку, она вспоминала Тома, его ласковый голос, его сильные руки — или не Тома это были руки, а Джейсона?.. Дэйзи Мэй засыпала с улыбкой на лице.
Разбудили ее шаги за дверью. Пошаркали, походили и успокоились.
— Мам, я уже давно сплю, хватит следить, — пробормотала Дэйзи Мэй, не открывая глаз.
Только она начала снова проваливаться в сон, как скрипнула дверь.
— Я сплю, — повторила Дэйзи Мэй капризно. — Прикрой окно, когда пойдешь…
Ни слова не проронила мама в ответ, и Дэйзи Мэй вдруг совсем проснулась. Сердце ее колотилось у горла, спина взмокла. Тихо было в комнате, темно. Дом увяз в безмолвии и покое. Девушка села в кровати, прижимая руку к вздымающейся груди, оглянулась на дверь — куда пропала мама? Свет фар проезжающего автомобиля скользнул по стене желтым квадратом, и Дэйзи Мэй увидела наконец своего гостя.
— Бобби? — спросила она дрожащим голосом. — Бобби, что ты тут делаешь в такой час?
— Дэйзи Мэй… — позвал ее тихий, ласковый голос. И повторил: — Дэйзи, цветочек мой…
Так называл ее только Том. Он тоже был тем еще романтиком.
— Том? — Дэйзи Мэй силилась рассмотреть его лицо — что-то было не так, темнота искривляла все до безобразия. — Том, зачем ты пришел?
— Ты хотела меня видеть.
Показалось или пожал плечами? Сделал шаг вперед, присел на край кровати.
И Дэйзи Мэй завизжала.
Продолжая визжать, она вскочила с кровати и бросилась к окну. Луна вышла из-за облаков, освещая Тома — но Том ли это был? Он повторял как заведенный "Дэйзи Мэй, Дэйзи Мэй", а по сторонам лица Бобби, будто прилепленного на голову Тому, стекала темная жидкость. Она уже пропитала рубашку, а он вытирал ее руками — крупными, красивыми руками с длинными пальцами, и руки эти были тоже окровавленными, наспех приставленными к плечам. Еще вчера этими руками Джейсон сорвал для нее охапку цветов. Еще вчера это тело было тремя разными людьми.
Четырьмя. Четырьмя разными людьми — над прекрасными синими глазами Джейсона, грубыми стежками пришитыми к лицу Бобби, виднелась та самая родинка брата Лиз Клэйтон.
Обессилев от крика, Дэйзи Мэй только всхлипывала.
— Ну не плачь, Дэйзи Мэй, — сказал ее жених и улыбнулся застенчиво. — Все соседи проснулись, зачем так себя вести? Пойдем лучше прогуляемся, а потом мороженого съедим.
И он протянул к ней руки.
Дэйзи Мэй вжалась в стену.
— Я лучше выброшусь, чем пойду с тобой гулять!
— Второй этаж же, — возразил жених. — Не убьешься, только руку сломаешь. Или обе.
Джейсон всегда был разумным.
А еще он был настойчивым. Сказал "пойдем гулять", значит пойдем гулять, не отвертишься. Встал с кровати, направился к ней, покачиваясь на неверных ногах — тоже пришитых? Чьи ноги тебе нравились, Дэйзи Мэй, вспомнишь теперь?
— Ну нет, — сказала она сквозь зубы. — Не такого жениха я просила, не уговаривай. Живой — не дамся.
Рука ее нащупала на тумбочке маникюрные ножницы — невелико оружие, но силен дух. Дэйзи Мэй была борцом. И еще она всегда держала свое слово.
И тут сдержала. Живой — не далась.
На надгробии ее высекли: "Дэйзи Мэй — мечтательница, романтик, борец, ты навсегда останешься в наших сердцах".