Не в силах пошевелиться
Во сне она падала. Ужасное чувство, когда землю выбивает из-под ног, и внутренности кружатся в обнимку с костями. Кожа наэлектризовывается, словно летишь сквозь грозовое облако, или в ионосфере, где воздух разрежён настолько, что невозможно дышать.
Впрочем, сделать вдох всё равно не получалось. Она падала так быстро, что язык прилип к нёбу и загородил дыхательные пути. Если открыть глаза на такой скорости, их, наверное, вдавит внутрь черепа, или эти маленькие хрустальные шарики растекутся, не выдержав напора.
Она поняла, что просыпается.
Во сне падание обычно замедляется, момент невесомости сладко тянется, словно мёд с пчелиных сот. Родители всегда говорили, что мозг так реагирует, когда растёшь.
Чушь.
Каждый раз, падая, она чувствовала, как исчезает за счет собственного ускорения в бесконечном пространстве. Разгоняется до скорости света, чтобы очутиться в будущем, где её уже не существует.
Если следовать законам физики, тело с ускорением набирает массу, а её тело во сне теряло. Рассыпалось, растворялось, расщеплялось.
Во сне она смотрела на это самоуничтожение широко раскрытыми глазами.
Во сне длинная чёрная рука рассекала под ней воздух, чтобы она падала быстрее. Затем пейзаж бескрайнего ничего растворился в темноте. Сперва во тьме пустоты, которая сгущается в сознании перед пробуждением, а после наяву. Безлунная ночь стянула с комнаты краски. Она жила высоко, и свет низких фонарей не дотягивался до окон.
Сердце бешено колотилось, а в горле пересохло от частого дыхания. Органы больше не исполняли канкан, хотя всё в ней сейчас будто вывернулось наизнанку. Двинешься — и развалишься на части.
В ней промелькнула досада, что она, как обычно, не выспится, и каждый учитель в школе будет отчитывать её за клевание носом на уроках. С момента, как она проснулась, прошло всего несколько растерянных секунд, пока беспорядочные мысли размещались по местам в голове. После этого она, как любой нормальный человек, должна была вернуться в реальность, стряхнуть последние оковы сна. По крайней мере, теперь ей полагалось чувствовать своё тело. Быть в себе. Вместо этого она словно удалилась на задворки сознания, смотря на разбросанную одежду с мягкими игрушками в своей комнате, как с последнего ряда в кинотеатре. Или, скорее, как из комнаты с маленьким окошечком, откуда из проектора плывет через зал луч.
В этой комнате она и сидела, где в тесноте катушек с пленками хватает места только для мыслей, и сейчас проектор запустился, защелкал механизмами, прокручивая километры лавсановых полос с кадрами. Кино началось.
К чёрту это, подумала она.
Намереваясь подняться, она поняла, что не может пошевелиться. Лежит на спине и тело точно парализовано. Волосы рассыпаны на подушке, одна рука лежит на животе, другая вытянута вдоль туловища, согнутые колени отвернулись к стене, где из-за края кровати выглядывает осьминог. Вздернутые щупальца направлены на неё.
Она знала, что всё это ее воображение. Плоский, сотворённый из красок осьминог не оживёт. Но...
Щупальца застыли перед атакой. Нарисуй она под ними волны, они бы пенились и разбивались о фиолетовую кожу. Не могли же мифы о свирепости этих восьмиконечных монстрах с тремя сердцами появиться без основания?
Что за безумие?!
Она снова силилась встать, но лишь немного пошевелила шеей. От этой ограниченности хотелось сбежать из собственной комнаты. Напиться воды и в окно подставить голову ветру, а после по-тихому, чтобы не узнали родители, выкурить сигарету или две.
Да, конечно, она ещё спала и не просыпалась с тех пор, как падала со сверхсветовой скоростью. Подсознание учудило над ней розыгрыш.
Это всего лишь сонный паралич, — подумала она, — я сталкивалась с этим и раньше.
Спящее тело не слушалось мысленных команд. Своеобразный бунт в организме, который нельзя подавить. В такие моменты бодрствующий мозг предаётся куражу, украшая реальность неведомыми иллюзиями, воображаемые запахи ударяют в нос, кожа чувствует всю нежность и боль сна. Подобное звучит соблазнительно, если во сне занимаешься сексом.
Она видела своё отражение в потолочном бра, и никто не занимался с ней сексом.
Послышался стук. Она повернулась к окну и увидела ворона. Тот настойчиво колотил клювом по стеклу. Птица склонилась, изучая ее чёрным глазом, после чего издала звонкое и недовольное "кар".
Звук царапал слух и разнёсся гулким эхом, словно по склепу.
Она не понимала, сон ли это или всё происходит на самом деле, пока птица не влетела в распахнувшееся запертое окно. Она всегда запирала окно на ночь, даже если на улице стоял плавящий воздух зной.
Сон оказался настолько реальным, что она почувствовала ворвавшийся в комнату холодный ветер. Шторы всколыхнулись, и краешек прозрачной тюли упал на волосы.
Ворон оглушительно закаркал, вздымая эбонитовые крылья над комнатой. Вслед за ним выросла Луна. Перья птицы окрасились серебром, а глаза сверкнули призрачным блеском. Тень ворона, точно стянув с ночи тьму, покрыла стену, корчась на ней пернатым силуэтом. Бледное светило будто раскачивалось по небу, как маятник, и в комнате задвигались остальные тени. Они незаметно соскальзывали со своих мест, подкрадывались к ней, ползли и сливались воедино, проглатывая комнату, как зыбучий песок. Тени ножек стульев, переплетов книг, голов кукол, полотен картин — всё, что захватил лунный свет, тянулось к ней. Это тёмное ополчение заставило её обомлеть. Чем больше она паниковала, тем более изощрённые образы вытаскивал из подсознания мозг, и сегодня он был в ударе.
За шуршанием теней донеслись чьи-то шаги, и она взмолилась, чтобы это была мама. Дверь откроется, впустив свет из соседней комнаты, и сон развеется. Или, может быть, солнце уже облокотилось на горизонт, и вот-вот спасительные лучи лягут на глаза. Пожалуйста, что угодно, лишь бы её вызволили из тела.
Неужели так чувствуют себя овощи, подключенные к системам жизнеобеспечения?
Ветер тоже поддался одержимости. В бьющееся о стену окно врывался настоящий шторм, срывающий стебли с подоконных цветов. Всё новые и новые порывы оглушительно хлопали в ушах, надрывая барабанные перепонки. Поднялся невидимый смерч, разрушающий мир. Он сорвал с неё одеяло и вцепился ледяными объятиями. Это было, как если бы с нее сорвали кожу. Беззащитной перед стихией, ей оставалось лежать, обездвиженной, пытаться проснуться и ждать маму, её шаги приближались.
После такого понадобится выкурить целую пачку.
Она боролась, мучилась, но не просыпалась. Мысленные усилия не помогали. Из грудной клетки вырывалось сердце, мозг пульсировал и точно надулся до красноты, и становилось всё хуже. Её душевное состояние крошилось, превращаясь в руины.
И тогда к ней пришли, шаги оборвались. Дверь не шелохнулась, но в комнату всё равно вошли. Это была не мама.
Он сел на стуле возле кровати. Свет Луны не касался его, будто огибал, но она рассмотрела невероятно высокую, худощавую фигуру с нечеловечески длинными конечностями. У него не было лица, цвета или одежды, только сплошная тень. Фигура почти касалась сгорбленной спиной потолка, скрестив руки на острых коленях. Пальцы, как веревки, свисали с ладоней. Она заглянула в потолочную бра и увидела себя в море тьмы. Появление Длинного Человека вычеркнуло из метафизической реальности всё, что она знала.
Она никогда не видела его раньше, но знала имя, словно оно всегда было спрятано в далёком страшном сне. Вытянутая голова на тонкой шее повернулась. Чёрная, затмевающая любую другую тьму пустота вместо лица уставилась на неё.
— Что у тебя в левом кармане? — требовательно спросил он.
Но в её пижаме нет карманов.
Даже если бы она могла говорить сейчас, то не выдавила бы ни слова от сковавшего горло страха. Голос Длинного Человека принадлежал другому миру. Он заключал в себе шаги в пустом доме, страх перед ночным прохожим, гаснущий фонарь перед тёмной дорогой, отражал образы из книг и фильмов, которые засели в подсознании и с годами выросли в фобии. Голос проникал под кожу, тёк по венам вместе с кровью и вытряхивал храбрость, оставляя внутри только податливое чувство страха, из которого и лепятся кошмары наяву и во сне.
Её безвольная рука вдруг ожила и потянулась к левой штанине.
Проснись. Проснись скорее.
Пальцы забрались в карман. Разрез в ткани показался таким естественным, будто всегда там был. Рука по запястье увязла в несуществующем мешочке, где ничего не могло храниться.
— Что у тебя в левом кармане? — громче повторил Длинный Человек.
Она сжала что-то. Маленький шарик размером с крупную жемчужину. Она тут же поняла, что ни в коем случае не должна это отдавать.
Она держала самую важную свою часть. Возможно, ту самую, без которой человек становится серым, как туман во время дождя, истёртым и бесполезным. Потеряв эту часть, он остаётся существовать как тень себя.
— Дай мне это.
Проснись, проснись, ПРОСНИСЬ.
Почему он пришёл именно за ней? В её жизни нечего забирать.
Она до дрожи сжала ладонь, но непослушная рука всё равно норовила выскользнуть наружу. Длинный Человек встал, раздвигая границы комнаты, унося стены и мебель во мрак космоса. Пространство рухнуло. Дикое карканье ворона превратилось в песню смерти, ревущий ветер стал музыкой, а тени неистово заплясали. Ансамбль безумия исполнял апокалиптическую оперу, которая сопровождала её в другой мир. А проводник это Длинный Человек, желающий взять полагающуюся награду. Он был Хароном на реке Стикс, Анубисом в залах Дуата, Папой Легба из призрачной Гвинеи. Длинный Человек был всем, и теперь она знала о нём всё, хотя раньше не знала ничего.
Она хотела закричать или умереть, чтобы с воплем или последним издыханием выпустить из тела часть страха, пока её не разорвало. Но паралич продолжался.
ВСТАВАЙ, ОЧНИСЬ! ВЗМОЛИСЬ ЛЮБЫМ БОГАМ, НО ТОЛЬКО ПРОСНИСЬ.
— Дай мне это!
Голова готова взорваться от этого настырного астрального голоса. Длинный Человек ещё более возвысился, обхватил кровать руками в перчатках из тьмы и поднял. Она снова падала, только вверх, чувствовала, как парит. А сжатая рука по-прежнему протягивала круглый шарик. Протягивала её душу.
Ей следовало внимательнее следить за своими вещами.
Но она не виновата!
Может быть, но теперь её вещички полетят прямым рейсом в аэропорт другого мира.
ПРОСНИСЬ!!!
Она чувствовала, как слетает с катушек, по-другому не назовёшь.
Длинный человек склонил голову размером с футбольные ворота. Тьма пропела:
— ДАЙ МНЕ ЭТО.
Одна рука держала кровать, а другая протянулась к ней. Хотела забрать то, что с нечеловеческим отчаянием сжимала ее маленькая, тонкая ручка.
Как же легко будет умереть после таких усилий.
Прежде чем пальцы разжались, она проснулась.
Сорвала голос с первых нот крика и вскочила с кровати, со слезами на глазах ринувшись в комнату родителей. Завербованные потусторонними силами тени проводили её, а затем вернулись к своим обычным делам и предметам.
Родители убеждали, что это был всего лишь очень страшный сон, такое случается, детка.
Со временем она заставила себя в это поверить.
С запертого окна слетели петли. Их давно было пора менять.
Чёрное воронье перо лежало на сдвинутой с положенного места кровати. Всему есть объяснение.
На левой ладони ещё долго не заживали глубокие царапины от ногтей, но со временем и это прошло. Никаких карманов в пижаме, конечно, не было.
Но иногда в настоящих карманах пальцы нащупывались что-то, похожее на жемчужину. Она вздрагивала, а затем успокаивалась. Ведь главное сокровище осталось при ней.