Нечёткая логика
Так трудно найти ныне уместное начало, задающее верный тон всему дальнейшему повествованию! Где вы — простые и точные слова, во времена былые разившие наповал ясные взоры светловолосых красавиц, не давая в полудреме обыденности, проплывать безнаказанно мимо и многим рассеянным взглядам? Вернись, утраченный стройный порядок мыслей, дерзавший утверждать когда-то, что овладев полем битвы единожды, не сдаст своих позиций вовек, никогда не отступит, не упустит тонкие нити до самого конца. Ау, лира! Отзовись, муза! Нет, не слышу вас более, не чувствую в широкой груди и на кончиках натруженных пальцев робкого трепета вдохновения.
Думаете, сдулся? Пасую, не глядя? Отнюдь, помолясь на вечерней заре, пробую снова и снова. Отринув любые упования на помощь звезд, приступаю без промедления, прямо сейчас, решительно и с обязательным рвением, почитаемым среди людей нашего призвания за высшую добродетель:
Лето в тот год пришло на месяц ранее срока, раз и навсегда предначертанного строгими таблицами календаря. Оно и в прошлом никогда не отличалось особой пунктуальностью, отбрасывая через века длинную тень сомнения на светлую память римского диктатора и заставляя пытливые юные умы, раз за разом, открывать для себя поразительные обстоятельства знаменитой реформы, в конце концов вставшей почтенному Гаю из рода Юлиев в непомерную цену. Но на этот раз своенравие теплого сезона перешло любые разумные пределы, заставляя заподозрить в миловидной кроткой титаниде не рядового участника даже, но одного из вдохновителей многовекового презренного заговора.
Весь май стояла сухая и жаркая погода, полнейший штиль, день за днем, и каждый новый проступал очередной колотой раной на выставленном напоказ восковом теле самолюбия Цезаря, дерзнувшего пойти против воли звезд, природы и здравого смысла, очевидно, из мелких меркантильных соображений и ради сомнительных политических выгод. Ровно через двадцать три дня все было кончено. Лето официально вступило в свои права и, притворно скорбя по нарицательной жертве предательства и собственных самонадеянных решений, зарядило бесконечными дождями в затянувшемся унылом ожидании явления миру спасителя-Августа.
Рыночные торговцы, однако, не спешили бросать свои столы и лавки в погребальный костер прибыльных дней, более надеясь, в свойственной для них манере и согласно их образу мысли, на смекалку и счастливый случай, а не на точность прогнозов и ясные знаки неба. Закономерное явление яркой кометы, надежно сокрытое от невооруженных глаз плотной пеленой грозовых облаков, вполне предсказуемо оставило их равнодушными. Мое же внезапное появление в провинциальном храме торговли, страдающем от частичного затопления хлябями небесными, а вовсе не от наплыва заезжих покупателей, предписанного в текущем месяце Монеты вздорным творением противника оптиматов, напротив, казалось затронуло тончайшие струны их мятущихся душ. Словно припомнив все подвиги своего покровителя-психопомпа разом и вознамерившись их не только повторить, но и превзойти, они ринулись ко мне с разных сторон, наперебой предлагая лишить тучных стад, целомудрия, меча, скипетра, или, на худой конец, содержимого тощего кошелька. Без труда разгадав тайные помыслы толпы, я решительно рассеял стройные ряды нападающих и вынудил их перейти к обороне, своевременно предъявив полицейский жетон. Лишив вороватых прапраправнуков Майи даже призрачных шансов на успешную контратаку или смелый обходной маневр, ваш покорный слуга укрылся в скромной неприметной лавке одного из них, не поддавшегося зову алчности и наживы, и таким образом в очередной раз подтвердившего свою безупречную репутацию среди людей достойных, интересующихся красотой, искусством и непреходящими ценностями.
— Здравствуйте! Чем обязан, господин полицейский? — вежливо встретил меня благородный хозяин, неохотно оторвавшись от ветхих страниц скучной древней книги, переполненной знаниями столь же ложными, сколь и смертельно опасными, — Желаете приобрести сувениры?
— Скорее, кое-что предложить лично вам, любезный. Не оцените ли по достоинству одну безделушку?
— Я чту законы и не занимаюсь подобными вещами, господин полицейский.
— Напротив, только вы — Марк Антонович, если не ошибаюсь? — тут, сообразно своим талантам и достоинствам, такими вещами и занимаетесь! Прочие антиквары с вами по соседству — обманщики и плуты, но вы и в самом деле способны назначить честную цену достойным вещам. Не беспокойтесь понапрасну о проблемах с законами — я вовсе не полицейский и никогда им не являлся.
— А как же объяснить жетон?
— Если бы я стоял тут перед вами с подковой в руках, вы бы не сочли меня лошадью, ведь так? В моем распоряжении действительно имеется полицейский жетон. Вещь, между нами, бросовая и сильно переоцененная на рынке, лишенная художественных достоинств, пожалуй, в той же степени, что и реальной власти, широко доступная в подлинниках и точных копиях повсеместно. Сейчас же спрячу её в карман, раз она вас так сильно тревожит.
— Интересный ход мысли! На полицейского вы, и правда, не похожи. Ну что ж, давайте посмотрим, раз вы так настаиваете.
Решительно захлопнув почтенный фолиант, не забыв предварительно заложить страницу красной шелковой лентой, как и должно поступать всякому опытному читателю, не питающему ложных надежд в отношении прочности переменчивой памяти, хозяин любезно пригласил меня в свой небольшой кабинет, где и приступил к осмотру примечательной находки, пристроившись на краю табурета за лаконичным письменным столом.
Покрутив вещицу в руках, заглянув с лупой в каждую выемку и пробежавшись дотошными пальцами по многочисленным плавным изгибам, он, совершенно потрясенный, будто не веря своим глазам, уставился на меня и едва слышно прошептал:
— Откуда у вас этот ключ?!
— Чудесно! Случайный человек не подумал бы даже о таком назначении предмета! Похоже, вещь вам хорошо знакома? Известен провенанс?
— Возможно, сейчас пороюсь в записях и уточню.
Встав из-за стола, с видом обреченным и будто бы лишившись разом заметной части сил, он побрел в дальний темный угол к ящикам напольной картотеки, но на полдороги, видно передумав, остановился, обернулся резко и с выражением полнейшей решимости на лице сотворил мощное защитное заклинание.
Даже скомканная артикуляция, выдающая с головой перегрина, не способного усвоить нюансов классического произношения и старательно повторяющего заученные формулы, не различая, между тем, кратких и долгих гласных, не смогла затмить сияние подлинного боевого духа всадника, и при более благоприятных обстоятельствах, скромный антиквар, пожалуй, поразил бы инвертированного ифрита средних размеров наповал.
— Ну что вы, в самом деле, любезный! В этих краях и при таком расположении звезд никогда не случается и быть не может гостей ледяной природы! К тому же, ни одно из четырех известных стихийных заклинаний мне все равно вреда не причинит, — сказал я ему тоном дружелюбным и мирным в ответ на явную попытку уничтожить.
— Я знаю только два из них, — смущенно признался честный хозяин дрожащим голосом, все еще напуганный приступом своей собственной безрассудной смелости, — и про связь с астрологией слышу впервые.
— Не удивительно, любезный! Ваш красочный настенный календарь пригоден только для выставления счетов и ожидания уплаты жалования! Начинается в нигде, заканчивается ничем, не делает чести никому из ныне живущих. Прямая связь существует не с астрологией или астрономией, но с более древней, забытой ныне наукой, объединившей их вместе задолго до времен мифического Клавдия Птолемея. Вижу у вас на столе достойную копию вавилонской сферической астролябии. Если пожелаете, могу, в знак нашего примирения и демонстрируя искренность самых добрых намерений, настроить прибор сообразно вашим координатам в пространстве и времени. На первый взгляд он все еще вполне пригоден для точного определения звездных сезонов.
— Был бы вам весьма признателен! — с явным облегчением в голосе и робкой улыбкой на лице попросил об услуге мой новый товарищ.
Без промедления начав работу, я выложил на стол карманный планетарий, проверил положение колец и приступил к внесению поправок.
— Интересные у вас инструменты.
— Ограниченная серия, всего шестьдесят четыре комплекта и ни один, на сколько мне известно, никогда не был утрачен. Посему, решительно не доступен археологам, инженерам и прочим надутым профанам. Антикитерское подражание, разумеется, не в счет! Перед вами совершенно незнакомый науке артефакт.
— А откуда он у вас?
— Я его создал.
— Прекрасная работа! Поздравляю!
— Вся слава принадлежит заказчику и гильдии, — смиренно преклоняю голову, но мне, как каждому успешному помощнику творца, не скрою, всегда приятно слышать заслуженные похвалы.
— Ну, вот и все! Приемлемо точна в пределах сотни лет, взгляните сами на круги стихий, на сочетания планет и звезд, я выставил уже текущий день и год.
— Так вот в чем дело! Я вижу сам отчетливо теперь, какой нелепой была моя попытка поразить вас силами огня! Прошу простить меня за этот глупый выпад!
— Я вовсе не сержусь на вас, любезный, тем более у нас имеются совместные дела.
— Ах, да, совсем забыл! Мне кажется известно место, где есть в наличии замок для вашего ключа.
— Да мне везет! Я вижу в этом верный знак судьбы, не прогуляетесь со мной?
— За море?!
— Почему бы нет? Мне нужен только адрес. Доставлю нас туда скорейшим образом, успеете вернуться назад еще до утренней зари. Решайтесь!
— Так быстро? У вас есть частный реактивный самолет? Да вы полны сюрпризов! Минуточку, должна быть где-то старая визитка. Годится?
— Вполне! Закройте лавочку и приоденьтесь — в таких спонтанных путешествиях легко столкнуться невзначай с закономерными явлениями природы. У вас ведь нет дорожного плаща? Тогда, сойдет любая куртка с капюшоном.
Не часто встретишь человека, между нами, готового вот так отправиться на край земли без долгих сборов, с незнакомцем в попутчиках, всего лишь для того, чтобы помочь примерить ключ к замку, не претендуя на награду.
В момент прибытия, как всякий раз бывает в местах с подобным климатом и чехардой сезонов, клубы молочного тумана сгустились и с хлопком, мгновенно превратились в потоки водяного конденсата, обдавшие нас с ног до головы.
— Вот это да! Такого я себе никак не мог представить! Холодный душ весьма уместен!
— Прошу простить меня, любезный, я не нарочно! Эффект Прандтля-Глоерта, кажется. Мы прибыли сюда быстрее звука, пройдя через холодный фронт и грозы, сами понимаете.
— Не понимаю, но охотно верю вам. Тем более, я был предупрежден заранее и даже не промок. Постойте-ка, мы сразу оказались внутри строения?!
— Извольте убедиться! Осмотритесь по сторонам и покажите нам дорогу.
Магическая искра вспыхнула у нас над головами и в тусклом голубом сиянии, в полнейшей тишине явились очертания высоких сводов и каменного пола под ногами, украшенного смальтой.
— Так странно! Все, как раньше, на своих местах, но в то же время, будто бы во сне!
— Все так и есть, любезный! Примите во внимание, однако, что вы сейчас не столько спите, как думаете, но больше снитесь.
— Снюсь?! Вам?
— Ах, если бы! Сны мои, обычно, скучны и предсказуемы, под стать обводам духа и конфигурации натуры. Кабы только одному мне, вы были бы в относительной безопасности и полном порядке! Но нет, вы снитесь более другим, средь коих в достатке людей низких и злонамеренных, с богатыми и яркими фантазиями. Посему, крепитесь! Для вашего персонажа теперь возможны неожиданные интриги, крутые повороты сюжета и драматические развязки.
— А для вашего?
— А мой, обычно, никому не снится! Да и сам я, признаюсь честно, предпочитаю спать спокойно, без сновидений, и не сниться лишний раз даже самому себе.
Беда с этими умными и тонкими цветами жизни! Маска глубокого понимания застыла на лице моего честного друга, в действительности являя свою полную противоположность: губы сложились в неуместной улыбке, глаза округлились, нос заострился и будто стал длиннее. С таким же выражением смотрел и Марк другой, из рода Юниев, когда я заявил, что гнусное его предательство погубит непременно столь важный для него великий дух Республики.
— Вот он! Реликвия на пьедестале и символ ордена хранителей, в котором состоял когда-то и я.
— Позвольте с вами не согласиться, любезный. Вещь явно краденая и скрыта в потаенном месте для совершения абсурдных ритуалов профанами, взгляните беспристрастно сами на характерные узоры на полу. Её используют чтоб тешить самолюбие хозяев балагана и придавать собранию глупцов почтенный вид. Хранители надежно защищают реликвию от возвращения законному владельцу, став жертвой злого умысла и перепутав сорную траву с благими всходами.
— Не знаю, даже, что сказать. Они всегда производили впечатление людей одновременно искренних и честных, стремящихся к прекрасным идеалам. Позвольте мне заметить, что личный опыт жизни среди братьев и многолетней переписки с ними не подтверждает правоты таких суждений.
— Вам нет нужды мне верить на слово, любезный. Возьмите ключ, откройте сами и тотчас убедитесь.
С опаской, он все же подошел и вскрыл ковчег одним движением руки. Лишь крышка отворилась, отпрянул сразу в сторону, смертельно побледнев и затаив дыханье, потом, едва придя в себя, воскликнул:
— Майа?! Господи, не может быть!
— Ну, почему же сразу быть не может? Я тоже вижу девушку, лежащую в ларце спокойно. Весьма мила и хороша собой, замечу!
— Как?! Как она оказалась в этом проклятом ящике? Она все еще жива? Дышит? Я уже и надеяться перестал отыскать её! Господи, ведь прошло столько лет, а она совсем не изменилась!
— Дышите ровно и вы, любезный. Девушка жива-здорова, просто крепко спит.
Не верьте байкам простаков, чем более умелы чародеи, тем менее заметны, вопреки молве, стараются жить тихо и спокойно, в тени, не на свету, в безвестности, скрывая даже имя. Хозяин дома, безусловно, был из таких, достойный продолжатель дела змееногих предков и мастер прятаться от посторонних глаз в толпе.
Включив внезапно освещение и выступив вперед из тьмы, он обратился к нам, стараясь говорить надменным тоном, в надежде скрыть глухой животный страх за мнимой твердостью речей:
— Ночные гости? Оба хорошо знакомы мне! Как вы посмели без приглашения явиться? Глупцы, попались на горячем!
— Попались вы, голубчик, сдавайтесь лучше сразу и без боя! Хотите вечно быть во всем оригиналом, артист, не нужно было красть ларец, вас выдал необычный выбор!
— Вы снова лжете, предсказуемо вполне, мы давние соперники! Но вас, милейший, увидеть в компании злодея я не ожидал никак! Марк, кажется? Опростоволосились или в сговоре с этим отвратительным мясником против меня? Имейте смелость ближе подойти и отвечать, лицом к лицу, как подобает порядочному честному человеку!
Вот же, шельма! Едва успел остановить, шагнувшего к нему:
— Ни с места! У вас иная роль, любезный. Замрите там, где вы стоите, и будете в полнейшей безопасности.
— Ах так! Вы оба заодно! Прискорбно, Марк, а ведь когда-то я обучал вас лично и возлагал надежды, но, нет, вы возомнили о себе не бог весть что! Я разотру вас в порошок и по ветру развею, как заговорщика, лжеца и труса!
— Извольте попытаться, голубчик!
И тут он развернулся в гневе на полную катушку, не смейте даже сомневаться, попробовал рецепты все, что смог! Устроил светопреставление, как говорится, на все деньги, до последнего "плевка". Да только без толку! Ни солнечные стрелы, ни ледяные копья, ни горсти молний не сразили цели, исчезнув без следа на полдороги, не долетев до бледного лица с десяток метров. В отчаянии он даже чуть не взялся за пистолет, но резко вынул руку из кармана, припомнив очевидное. Смирившись, грозный маг затих и призадумался, стараясь отыскать причину столь странного и полного фиаско.
— Мозаика на полу, голубчик! Конечно, клал не я, но и у плиток с узорами есть автор, сами понимаете. Вы в центре моего магического круга, сдавайтесь и покончим с этой клоунадой!
— Ах, вот в чем дело! Дьявольская хитрость, как обычно! Я вызываю вас! Сражайтесь честно и открыто, как полагается в подобных поединках!
— И чем же вы со мной готовы драться? Пистолеты и шпаги можете на этот раз не предлагать, мы с вами оба знаем, как они ведут себя в моем присутствии.
— Увидите!
— Прекрасно, попробуйте сразить меня, хотя бы, сделав верный выбор оружия, — вступаю в круг без страха и не имея интереса в состязании, но лишь желая ускорить неизбежную развязку.
И в тот же миг, воспрянув духом и видя путь к спасению, противник запустил в припляс гудящий рой из ножниц, перьев и чернильниц, карандашей и ручек, ластиков, тупых ножей для писем, линеек, дыроколов и всего того, что оказалось, по воле случая, в пределах круга. Я полагаю, он хотел бы направить на меня все буквы слов и даже целых предложений, но оторвать их от страниц старинных книг к тому моменту был уже не в силах. Не скрою, удивил!
— Какая тонкая ирония! Решили испытать удачу, остановив свой выбор вновь на писчих принадлежностях? Но мартовские иды, увы, давно прошли, мы не в Сенате, нет претендента на сомнительные лавры и к тому же …
— Умри!
Едва успел прикрыть лицо плащом, смертельные снаряды обрушились со всех сторон, перечеркнув пространство дымными следами, со страшным грохотом вонзаясь в пол у ног, разбрызгивая в стороны осколки камня и рассыпая горсти жарких искр. Будь их еще побольше раза в два, и я бы верно пал, но кончились внезапно и все затихло.
— … лишь одному из двадцати трех стилей удалось в тот раз добраться до желанной цели. Вашему! — открыл лицо, не в силах удержаться от искушения взглянуть ему в глаза, признаться стыдно, питаю пагубную слабость к проявлениям надежды, — Но вынужден с прискорбием сообщить, на этот раз вы не смогли на мне оставить даже и одной царапины, лишь синяки. Какое разочарование, сегодня явно день не ваш!
— Но как?! Нет в мире сил, способных на такое!
— Зато есть технологии, голубчик! Спецткани в сочетании с моими наработками, существенно снижают вес защитного плаща и увеличивают стойкость против магии.
— Да будь ты проклят, хромоногий черт! Живым я все равно тебе не сдамся! Мне хватит сил еще, чтобы уйти из жизни на своих ногах, без помощи презренных слуг!
— Ах, прекратите драму, пустоцвет! Умейте проиграть достойно!
Поставлен тут же на колени, не в силах шелохнуться, смотрит с ужасом на низкий золоченый табурет с бордовой мягкою подушкой в вензелях перед собою.
— Вы предложили поединок, не зная, что уже осуждены, и выбором оружия отдали добровольно мне все козыри. Взгляните на бумаги, вот подпись и печать, не улизнете от меня теперь, как в предыдущее явление кометы. Толпа заявится с минуты на минуту, в ней вы заметите законных представителей и кровную родню своих неисчислимых жертв. Те, кто в живых остались, прибудут лично.
— А как же справедливый суд?
— Уже свершен, особый трибунал того, кто был коварно предан, искал вас безуспешно все эти годы лишь для одной единственной беседы по душам, отчаялся найти и, неохотно, уже приговорил своей верховной властью и высочайшими вердиктами.
— И что, Он будет Сам присутствовать в толпе?!
— Его законный представитель — я, могли бы догадаться по форме пут, наброшенных на вас.
— Тогда, все кончено, и я не попрошу пощады, не буду каяться и проявлю … Постойте! Общий наш приятель здесь не случайно? Потомок? Чей же? О, боги, сходство столь явное и характерные фамильные черты! Как мог я не заметить много лет назад?! Так значит слухи, ходившие тогда в столице, о детях им самим не признанных …
— Верны, и вот стоит живое подтверждение, дошедшее до нас через века. Он сам не догадался все еще, хотя и видит постоянно в зеркалах его лицо, и не дерзнет себе признаться никогда, из ложной скромности, конечно. Смолчите напоследок и вы, голубчик, пусть все останется, как есть. Я предлагаю вам услугу за услугу.
— Мое согласие в уплату, пусть приз не попадет к известной вам персоне.
— Исполню. По рукам!
И тут же шквал оваций! Да нет, шучу, пока не время, так прибывает с грохотом толпа, со всех концов, из самых дальних мест. Согласно приглашениям, уже расселись, кто на чем, и ждут начала, все мокрые, под каждым стулом лужа. Вокруг так много ярких пятен, шум возбужденных голосов, повсюду логотипы, ужасный разнобой в прическах и нарядах, такого не бывало во времена Октавиана Фурия, возможно, при Нероне Рыжебородом я видел какофонию сравнимую, но памяти уже не верю.
Все прибыли? Готовы? Приступаем!
Как представитель высшей власти, без промедления оглашаю приговор. Толпа молчит в ответ, что означает её согласие. Эффектно извлекаю из иллюзорной пустоты свое орудие, не выбирая особо между Лукасевичем и Васильевым, ибо такие фокусы проходят всегда удачно и с тем, и с другим, но никогда — с Аристотелем. Изменчивые формы не позволяют оценить размеры, буйство очертаний способно поразить намеками и крайней неопределенностью любого, пред призрачными гранями пасуют изощренные и грубые умы. И, тем не менее, в руках лежит удобно, баланс и вес Конкордии.
— Заношу сей острый меч над головой, желая грешнику новой жизни! Во исполнение справедливого приговора, вычеркиваю и прерываю!
Одним решительным ударом завершаю начатое и скрываю тотчас, с глаз долой, орудие убийства. Отрезанное катится к ногам толпы, остаток прижимаю коленом к элегантной барочной плахе и запечатываю, не давая излиться жидкостям в объемах больших, чем полагается согласно нормам приличия.
Бросаю жребий и счастливый победитель, в прошлом, кажется, певец из эльфов, а ныне толстый популярный миф, уходит с главным призом, исполнив точно уговор меж палачом и жертвой. Все прочие довольствуются кровью на памятных платках из скромных натуральных тканей.
Покончив с официальной частью, собрав богатый урожай заслуженных похвал, избавившись от тела, распускаю довольную толпу, пусть отправляются скорее по домам и злачным заведениям.
— А как же я? — интересуется мой спутник в наступившей тишине.
— А вы являете собой завидный комплимент моим способностям, любезный! Я вас призвал и вы мне честно послужили. Желаете остаться в этом мире? Прожить жизнь долгую по вашим скромным меркам? Иль раствориться без остатка в творце изволите? Могу вас вычеркнуть из древней книги жизни и снов.
— Можно мне остаться?
— Конечно, я с удовольствием переверну страницу и пожелаю вам счастливого пути.
— А девушка?
— А я тут не при чем, красавицу вы выдумали сами! Вам и решать теперь, любезный, её судьбу. Хотите пробудить для жизни в вашем сне?
— Постойте-ка, а если бы ковчег открыли вы? Что было бы внутри?
— Да ровным счетом ничего! Полнейшая пустота! Глядя теперь на вашу замечательную находку, я совершенно уверен, что вам и только вам было предначертано на этот раз открыть шкатулку Пандоры. Никто иной не смог бы одним простым деянием вернуть в наш мир столь впечатляющую красоту, исполненную совершенством безупречных форм и выдающихся достоинств.
— Я открыл ящик Пандоры?!
Неподдельный ужас на лице и глубина искреннего раскаяния в голосе выставляют его в наилучшем свете, любо-дорого посмотреть на достойного представителя рода человеческого!
— Да не волнуйтесь вы так, любезный. Все несчастья и бедствия давным давно разлетелись по миру еще в те времена, когда любознательная юная Пандора, по образу и подобию которой, без сомнений, скроена ваша ладная возлюбленная, впервые распечатала сей коварный и емкий сосуд. С тех пор его неоднократно открывали и закрывали снова! Скажем прямо, всякий раз с переменным успехом. Ваша попытка, смею заверить, одна из самых удачных за всю историю, и ни одна из предыдущих, говорю без тени сомнения или иронии, но совершенно искренне, не радовала так моих усталых глаз.
Ну, вот и все! Герой склонился над любимой, томится нежностью и предвкушением встречи, торопит время, и даже, не имея в своих руках подков, как говорится, бьет копытом.
— Я вижу, вы решились наконец. Постойте, не целуйте желанных уст красавицы до возвращения домой, не прерывайте сладкий летний сон.
— Но, почему?!
— Любезный, нам не хватит серебра, ведь поцелуи, слезы и объятия достойны многословных описаний, а у меня сейчас со знаками не густо.
— Понятно, я повременю! Простите, что забыл спросить, как вас зовут и кто вы?
— Зачем нам имена, любезный? Я — его садовник по совместительству.
Так трудно ныне подбирать концы! Читатель видел все: и хеппи-энд, пугающий до жути простотой, и ловкую циничную развязку, и драму в полный рост, без жалости нажавшую на все педали разом. Ничем не удивишь!
Мне хочется всегда найти концовку легкую, как летний ветерок, едва заметную, не больше семени под белым пухом, готовую пустить ростки в уме, и в сердце расцвести, и дать желанный плод, когда придет черед и если подвернется случай. Но вынужден признать, пока не справился, не смог, не вытянул, так было много раз и прежде. Блуждал средь корабельных сосен, выйдя за границы, считал небрежно символы, качался в гамаках из слов, спал наяву, крутил в руках ключи(чужие), переходил на белый стих местами, не в силах отказаться от дурных привычек, за что прошу прощения. И все, казалось бы, впустую.
Однако, дело сделано. Что предстоит? Собрался с духом, помолившись на утренней заре, во всеоружии, снова и снова:
Вычеркиваю и прерываю.