Сомночь

В Лес пришла сумеречная пора. Балуется лесной художник — в его палитре осталось еще много желтого и красного, вот он и подкрашивает один за другим листочки, так что кроны деревьев теперь сияют как заходящее солнце. Свежий воздух пропитан ароматом хвои и трав, ветер разносит запах сырой дубовой коры. Шуршит листва и слышен хриплый, но ласковый голос ворона:

— По молодости, когда я без очков различал толщину звезд и сила у меня была как у бекаса¹, залетел я однажды так далеко, что думал уж не вернусь — и все равно ничего кроме леса не видел, — рассказывает он ученикам.

Малыши еноты сидят на ветках вокруг него и внимательно слушают. Оказывается даже старый Чернух не знает, где заканчивается Лес!

— А расскажи нам про Сомночь!

— Кааар! — Чернух взмахивает огромными крыльями и кряхтит. — Будто вы еще чего-то о ней не знаете?

— Ну, расскажи! — просят зверята.

— Расскажи, почему стали делать глиняных воронов!

— Ладно, — ворон поправляет крылом очки и входит в образ. Он знает, что самое главное в хорошей сказке это зачин — стоит только ему увлечь слушателей, как их восторженные глазки и раскрытые рты воодушевят и его самого, а история исполнится истинным волшебством.

— Знаете, отчего в Полоскушье дубы такой знатной толщины, что и пятерым медведям не обхватить? — Чернух обводит всех взглядом и выдерживает паузу. — Секрет в магии снов. Издревле, в день, когда солнце плывет над землей столько же, сколько продолжает путь по подземному царству, еноты запасают сомнию. Существует много разного волшебства, но сомния среди них — самое сильное: она может и зимой согреть, и за ночь дерево вырастить, и от смерти спасти, и много чего еще. Но, как и со всякой великой силой, с ней стоит быть осторожнее.

Однажды, тихим осенним днем накануне Сомночи, жители деревни, как полагается, готовились к празднику: одни выдували склянки — ох, и трудное же это занятие! — другие мастерили приманки для снов, раскрашивая их яркими перьями фазанов. Хват пыльче всех ждал прихода вечера! Он страстно мечтал обменять свои фантазии на магические силы, стать чаровником как папа, уметь всё на свете! Уже с начала лета он ждал Сомночи, каждый день всё сильнее и сильнее, и вот теперь ожидание выросло так, что вот-вот лопнет. А что может быть хуже утомительного бесконечного невыносимого ожидания для беспокойного енота? Во всю прыть он домчался до Большого Болота, наловил целый мешок раков, наплавался от души, вылез на берег и перевел дух. Что, силы еще остались? Мимо проскакала белка с орешком в зубах. Эх, в следующий раз она верно будет хитрее. Перебросив язык через плечо, Хват гнался за ней до самого Черного Камня. И всё равно ему было скучно. «Скорее бы вечер, скорее!», — только он и мечтал.

Но вот ослепительно жаркий солнечный блин наконец остыл и скатился к земле. Полоскун вымотался как никогда, вернулся домой и рухнул в пуховую кроватку. В комнате было тепло и уютно: пахло яблоками и орехами; мягкий свет керосиновой лампы прыгал по стенам и играл тенями, превращая их в лесных зверей. Папа повесил над сыном самую цветастую приманку, какую можно представить — она пестрела не только перьями, но и, найденными далеко-далеко в горах, сверкающими камнями: красными, желтыми и фиолетовыми. Свет лампы, проходя через кристаллы, разукрашивал комнату чистым весельем. Сюда могли явиться только самые яркие грёзы.

— А правда, что я больше никогда не увижу сны?

— Да, сынок, — папа поставил рядом с детенышем маленькую двенадцатичасовую склянку. Нижняя половина ее была наполнена дремотным порошком. — Зачем тебе магия в мире иллюзий? Завтра ты проснешься волшебником!

Хват вспомнил, как папа вылечил малышу сломанную лапу и кивнул.

— Ну, вот и хорошо. — Папа-енот перевернул скляницу и прикрыл лампу. — Помни, что ты сам управляешь своим сном и ничего не бойся.

— Ага.

Тихо скрипнула дверь и маленький енот остался один. Устроившись поудобнее, он стал считать лягушек, но вскоре услышал, как снаружи кто-то смеется. "Так глупо, чего же там такого?" — подумал Хват и закрыл уши подушкой.

— Хи-хи-хи, — ехидный голосок прорывался через оборону и не давал уснуть. Хват ворочался-ворочался, терпел-терпел, но уже и лапы затекли, и бока, а ни в одном глазу.

— Что ты будешь делать! — он вскочил и выглянул в окошко. Пузатая лягушка сидела напротив двери, на висячем мостике и заливалась смехом. "Интересно, как она сюда забралась?" Тесно сомкнутые стволы дубов составлявших Полоскушье не давали проникнуть в деревню никому, кто не умел лазать или летать.

— Кыш! Ты чего мешаешь спать?

— Пойдем за мной — скажу, — улыбнулась она.

— Дудки! Мне запрещено разговаривать с незнакомыми лягушками, — ответил Хват и вернулся в кровать.

"Что нужно этой бестии? Чего она хохочет? — сердился енот. Но любопытство взяло верх. — Расспрошу её, а потом вернусь. Ночь только началась, впереди полно времени". Хват посмотрел на часы: огромная куча порошка заполняла верхнюю половину, и только крошечная доля успела высыпаться.

— Если ты про какие-нибудь глупости, я тебя с-с... — начал полоскун, выходя из дома, но тут же осекся.

Лягушка вымахала ростом с енота. Её язык длинный как питон — и как только он умещался во рту — выпрыгивал из пасти, подхватывая за раз множество насекомых. Кожа гладкая и блестящая, один глаз другому не указ.

— Ты меня с-съешь? — рассмеялась она.

— Съем! И хорошо, что ты большая. Я голоден, — упорствовал Хват. Хоть и боязно, а выдавать себя нельзя. Где это видано, чтобы енот страшился лягушек?

— А так? — у нее вдруг раздулась сначала голова, потом лапы, а потом и тело; мостик под ней затрещал и порядком провис.

— Ладно, ладно! Чего тебе? — Похоже, это была лягушка-ведунья.

— Ква! Я только хотела спросить. Чего ты хочешь, енот?

— Как это? — оторопел Хват.

Ответы на самые простые вопросы порой лежат глубоко.

— Вот так. Думал когда-нибудь, чего ты хочешь?

— Стать волшебником как папа!

— Нет, чего хочешь ты сам?

— Тьфу! Какая ерунда, мне спа-ать нужно. Сегодня Сомночь, а ты тут кукуешь. Чего тебе нужно?

— Спроси у бобра, — сказала лягушка и вдруг, удивительно высоко прыгнув, скрылась в кроне деревьев. "Вот и хорошо, — решил Хват. — Может теперь удастся уснуть". Он обернулся, чтобы зайти домой, но дверь исчезла. Вместо нее и окошка остался лишь морщинистый дубовый ствол, будто ничего и не было. "Дурында! Сначала выманила меня из дома, а теперь туда не вернуться".

Полоскун осмотрелся — уютная деревня выглядела нынче как необитаемый лес: исчезли фонари и дупла, почтовые ящики, даже подвесной мостик. Стало совсем темно. "Ничего не бойся", — сказал себе енот и полез из дубовой крепости. Он вскарабкался туда, где сквозь листья пробивался свет и посмотрел на небо. Ярко-желтые совиные глаза луны прищурились и закрылись. "Привидится же такое!" — Хват вспомнил детскую страшилку. Сказывали, как филин Клевун спятил и напал на бедного кролика, прискакавшего из соседней деревни с просьбой о помощи. Кролик даже пискнуть не успел, как оказался проглочен. Еноты-мамаши загалдели: "Как оставить теперь без присмотра своих детей, если здесь шастает такое чудовище?" — и филина изгнали из деревни.

"Делать нечего — пойду к болоту, — поразмыслил Хват. — Папа всегда начинает оттуда свою охоту. Объясню ему, что я не причем, что это все лягушка". Он спустился вниз и нашел тропу. Хорошо гулять по ночному лесу, наполненному привычными звуками: шелестом листьев на ветру, стрекотом сверчков, шорохами, — но в этот раз лес сковывала тишина. Даже ветер растаял в плотном воздухе, и как бы аккуратно Хват не ступал, все равно шуршал как медведь в малиновых кустах. "Филинщина какая-то!" — ругался енот.

Вскоре показалась бобровая хатка. Зубастые хозяева дружили с енотами и позволяли им кормиться на пруду. "Спроси у бобра", — вспомнил Хват слова сумасшедшей лягушки и подошел к домику.

— Доброй ночи, Длиннохвост! — сказал енот неуверенно.

Из хатки донесся приглушенный шепот:

— Тсс. Не буди семью! Сейчас выйду.

Бултых! он спустился в воду. В ожидании бобра, Хват размышлял о том, что нужно поскорее вернуться домой: "Лягушка всё испортила со своими дурацкими вопросами. Чего я хочу? Всем ясно чего хочет каждый енот — спокойствия. Овладеть сомнией и жить, не зная горя". Наконец Длиннохвост с растерянным видом вылез и сказал:

— Знаю, зачем ты пришел.

— Да? — обнадежился полоскун.

— Ты ищешь ответа на вопрос.

— Правильно! — обрадовался енот. — Как вернуться домой?

— Другой вопрос.

— Да вы что сговорились? Несете чепуху. Нет у меня больше никаких вопросов. Хочу вернуться в свою уютную деревню, стать волшебником и жить счастливо…

Бобер вытаращился куда-то позади енота. Хват, почувствовал тошноту, обернулся, и мороз пробежал по шкуре — на него уставились желтые глаза прожорливой ночной птицы.

— Ух! Не бойся, меня сын енота! — голос у филина оказался глубоким и воспитанным.

"Не бояться? Вот псих! Улепетывать со всех лап!"

— Сегодня ночь кровавой луны, и если…

— Как-кая ночь? — переспросил полоскун, попятившись к хатке. "Он задумал мне кровь пустить, ага", — мелькнула мысль у енота.

— Псс, бобер, пусти к себе?

— Да ты что! Он нырять умеет, а у меня семья. Лучше слушай, что он говорит.

–… Нам нужно… — продолжал филин.

В этот момент енот оступился, край обрыва осыпался, и Хват кувырком полетел в реку. Поток плавно подхватил его и понес прочь.

Полоскун, как бы он не любил плавать, все же не рыба, и потому порядком испугался. Тем более что реки на этом месте не значилось, а его все несло и несло неизвестно куда, всё дальше от папы, от кроватки. Как только он не ругал лягушку, за то, что она выманила его из дома. Хитрюга! В конце концов, удивительное дело, река впадала в гриб. Да, вы не ослышались — корни исполинского гриба, выступающие над землей как пиявки, высасывали воду из русла, и гриб рос, раздувался на глазах, пока не стал крупнее любого дерева в Лесу. Хват захотел забраться на него и оглядеться. "А вдруг я увижу край Леса!" — подумал он. Но гриб, под завязку нахлебавшись воды, забулькал, задрожал и лопнул, разразившись проливным дождем.

"Повезло!", — только лишь полоскун отряхнулся и вдохнул спокойно, спрятавшись под высокой сосной, как змея, притаившаяся в кустах, воспользовалась неожиданностью и, обнажив клыки, прыгнула на енота. Стремительная и беспощадная, она бы точно прокусила ему шею, если бы подоспевший филин, не выкинул её в пропасть. На этот раз полоскун внимательнее рассмотрел его: старый и потрепанный, много перьев поседело или выпало, а когти аккуратно подточены.

— Ты спишь, Хват, — сказала птица.

— Сплю? Значит ты добрый филин из моего сна?

— И да, и нет. Сегодня кровавая луна — и как я уже пытался объяснить тебе — сбор сомнии в эту ночь, смешивает сон и реальность.

— Значит, та змея убила бы меня, если бы ты не успел…? — прервал его полоскун.

— Верно. И я тоже настоящий. Я единственный в Лесу, кто следит за звёдами, и потому только мне удалось предсказать это явление. Жаль, что так поздно — времени в обрез. Если мы ничего не предпримем, енот, то Лес превратится в кошмар, события и места станут непредсказуемыми галлюцинациями смешанного сознания. Ты и твои маленькие друзья-еноты, — все вы сейчас уничтожаете наш Мир.

— Чего?

— Посмотри вокруг. По всему лесу будут кишеть змеи и гигантские грибы. Деревня исчезнет, и еноты тоже. Ты навсегда останешься один. И это еще цветочки.

Хват вспомнил всё, что с ним сегодня произошло и представил, как его будет преследовать орава змей вперемежку с грибами и белками. Или обидевшаяся лягушка примет его за насекомое. Тихий ужас!

— И что же делать?

— Для начала ты должен проснуться. Сон, навеянный дремотным порошком не так-то просто остановить. Это можно сделать только изнутри, с помощью отвара мути. Филин вынул из маленькой сумочки через плечо пузырек с зеленой жидкостью.

— Выпей.

Хват взял пузырек и открыл. Пахло неприятно. А вдруг яд? "Всю жизнь я делаю, только то, что мне говорят. Надо бы расспросить его", — рассудил полоскун.

— А зачем ты съел кролика?

— Это был и не кролик вовсе. Змея хотела пробраться в вашу деревню и обернулась им. Я рассказал об этом старейшине, но никто не стал меня слушать. А филин — гордая птица, — старик говорил от самого сердца, так ведет себя несправедливо осужденный, но смирившийся со своей судьбой.

— А как ты узнал, что это на самом деле змея? И почему остальные не поняли?

— Это всё моя природная подозрительность. Еноты слишком добрые, чтобы не доверять. А филин — мудрая птица...

Енот приготовился уже выпить, но вспомнил.

— Клевун, а ты можешь показать мне край Леса?

— Могу. Только учти, у нас мало времени.

Клевун взмахнул крыльями и подхватил енота. В груди у Хвата стало щекотно, перед глазами все замелькало, закружилось; звери поднялись до вершин деревьев, а потом ещё выше над лесом, к самым звёздам, таким близким, как весенние белые цветочки — еще чуть-чуть и коснешься рукой.

— Там.

Енот посмотрел, куда кивнул филин и увидел Безлесье. Редкие кусты тонули в высокой желтеющей траве. "И туда пришла осень", — решил полоскун. Величественная ушастая мышь с длинным носом-трубочкой пила воду из реки, а потом поливала себя маленьким дождем. Рядом купались мыши поменьше, а вдалеке лошадь со змеиной шеей жевала листья. Там же в лесочке лазили — еноты! Хват заметил полоски на их хвостах и вытянутые мордочки. Ещё дальше, в тени одинокого бутылочного дерева отдыхала большая рыжая кошка. Она высунула язык и тяжело дышала, как дышат звери в сильную жару. В небе кружилось трое воронов с голыми шеями и кривыми клювами…

— Я устал, — сказал филин и опустился к земле.

— Я бы хотел побывать там.

Когда они приземлились, полоскун залпом выпил содержимое бутылочки. Перед глазами все размылось и потонуло в темноте, и Хват очнулся у себя дома. Склянка уже наполовину наполнилась радужными разводами пушистых облаков — сомнией. Рядом, прислонившись к стене, сидел филин. Чары, защищавшие вход в деревню, истощили его, он шумно дышал.

— Луна, — прохрипел старик.

Полоскун выглянул в окно и увидел — слава Лесу, что деревня на месте — как красная тень луны обволакивает все вокруг. Кровавый оттенок, густой и томный пропитал воздух, рядом с дуплом зияла брешь, и из нее вытекало что-то черное и мерзкое.

— Там дыра, прямо на пустом месте!

— Мир снов уже здесь, — тяжело начал филин, так что еноту пришлось подойти к нему, чтобы расслышать. — Ты должен…

Клевун вдруг уронил голову на пол и захрапел.

— Что? Что должен? Проснись Клевун!

Но филин безнадежно спал.

Хват выскочил из дома. Лес преобразился: деревья прямо на глазах превращались в гладкие стволы без листьев, но сплошь в иголках; у пролетавшей мимо белки вместо хвоста висело паучье брюшко. Даже воздух стал густым как пар.

Хват стремглав выбрался из деревни и помчался к Высокому Тополю. Он уже не замечал ничего вокруг, он бежал и думал о диковинных животных из своего сна, а существуют ли они на самом деле?

— Чернуууух!

— Это вы там были? — перебила ученица ворона.

— Конечно! Ну, так вот. Я как раз отбивался от гусениц в костяных панцирях, облепивших все вокруг.

— Чернух! Клевун сказал, что сегодня кровавая луна! Сны смешиваются с реальностью! — закричал полоскун.

— Кошмар! Так вот в чем дело! Эх, похоже придется бросить это дерево. А сам филин где? — спросил ворон.

— Он спит. Я пытался его растормошить, но бесполезно.

— Вспомни дословно, что он говорил тебе.

— Да почти ничего. Кровавая луна, смешение миров, непонятные слова, которых я не запомнил, что-то про сознание, свет, — тараторил Хват.

— Свет! Должно быть, свет луны портит магию, как гнильца опавшие яблоки! — И он (то есть я) тут же понял, что нужно делать. — Ты успел поспать хоть немного и набрать сомнию в склянку?

— Да.

Чернух аккуратно подхватил енота и полетел в деревню. Кусты, трава и земля прямо под ним, смешались в мчащееся, словно расчёсанное маминым гребнем пятно, но Хват уже не боялся. "А отсюда не увидишь леса", — вспомнил полоскун свой сон.

Когда звери прилетели, дом Хвата уже превратился в колючее зеленоствольное дерево. Внутри было влажно и резко пахло. Клевун храпел.

— Увеличь меня, чтобы я смог заслонить деревню от лунного света.

— Но я не умею!

— Это легко, главное четко представь, чего ты хочешь. Я закрою окно. Быстрей!

— Хорошо.

Хват раскрутил скляницу, прикоснулся к сомнии и стал мять радужный вихрь красок, впитывая его в лапу. Хватило только на одну, и ладошка енота немножко разукрасилась. "Эх, а утром хватило бы на обе", — смутился Хват.

— Пойдем! — поторопил енота ворон.

Чернух взял Хвата за плечи и взлетел. "Надо же! Никогда раньше не летал, а сегодня уже в третий раз", — полоскун уже привык к приятной щекотке в груди.

— А у меня одного хватит сил? — забеспокоился он, когда звери вылетели из Полоскушья.

— Да. Сомния — самый сильный вид магии. Скорее!

Енот зажмурился что есть сил и представил, как ворон раздувается, будто гриб или лягушка из сна: когти — корни дерева, клюв — камень, а крылья — само небо.

— Получается! — ворон сотрясал громовым голосом небо. Хват никогда не видел гор, но знал, что нет ничего больше; и вот Чернух, необъятный как скала, расправил крылья, а затем сложил их шатром, укрыв внутри деревню.

Стемнело. Обычно, даже когда нет луны, светят звезды. Миллионы крошечных огоньков вместе уже что-то. А сейчас — кромешная тьма. И вдруг! — вспыхнул фонарь. Веревочная улочка Полоскушья появилась на старом месте, такая милая и привычная. Бывший дуб заморщинился и очерствел, Хват подбежал к нему и обнял лапами...

С тех пор прошло много зим. Еноты чтут ворона, спасшего их деревню. У Клевуна попросили прощения и пригласили жить в Полоскушье. А Хват так и не стал волшебником.

— Почему?

— Да кто же его знает. Говорят, он ушел искать Безлесье. Эх, — вздохнул ворон, — что-то помутилось у него в голове.

Чернух замолчал.

— И всё-таки, одна его ладошка осталась разноцветной. Кто знает...

Чернух помолчал еще немного.

— Только я вам скажу совершенно серьезно! Был я силен как медведь, глазаст как орел, летал далеко-далеко, но никакого Безлесья не видел!

Черный ворон не заметил, как на ветку позади него села странная птица. Она будто искупалась в сомнии, так много цветных перьев у нее было: белые, желтые, красные, синие — всякие! Еноты хлопали глазами, а Чернух радовался, что сумел произвести на учеников такое впечатление: "Своей смекалкой, не иначе", — воображал он.

— Прривет! Ты, наверрное, Черрнух! А я Жак. Ррад зна-комству!

— Ты кто? — ворон чуть не поседел от удивления.

— Привет, Чернух!

Еще молодой енот забрался на дерево. Он улыбался так заразительно, что все звери улыбнулись ему в ответ. Что-то необъяснимое в нём вызывало трепет и внушало веру в его одаренность. Будто бы сам Лес наделил этого енота неведомой силой, с которой даже сомния не смогла бы сравниться; и скажи он сейчас малышам, что он Создатель Леса, они бы тут же ему поверили!

— Хват!?

¹ способен преодолеть расстояние от Швеции до пустыни Сахара за два дня, не делая перерывов на отдых (около 6750 километров со средней скоростью 97 километров в час).