Время Дня и время Ночи
Время тёмной Ночи пришло. Город спит.
Ночной ветер пролетает по его улочкам, шуршит зрелой жёсткой листвой, путается в ветвях, гонит пыль и сухой травяной мусор по брусчатке. Дёргает меня за полы плаща. Зовёт по нашему еженощному пути.
Он знает: время тёмной Ночи пришло.
Ну нет, друг, сегодня гуляй без меня. Сегодня я занят.
Нойн ночью красивее, чем днём. Местные подсвечивают фасады домов разноцветными огнями. У магов переняли. Теперь столица празднует каждую ночь, нарядная в разноцветии света. Даже почти сказочная.
Да и прохожие не блукают впотьмах, а для бургомистра экономия: не нужно улицы освещать. Хорошая традиция.
Вот только сегодня из-за неё мне приходиться чарами прикрываться, глаза отводить всем прохожим-перехожим да любопытствующим-бессонным.
Тишина. Только стукнет где в ночи дверь или ставень хлопнет под ветром. Только собаки взлаивают на дворах да в усадьбах. До третьей стражи ещё далеко.
Ветер метёт по небу тучи. Кипят, тёмные, завиваются плотно облачными буклями. Чую, будет дождь к утру. Эх, угораздило же!
Шёл я за нужным человечком до самого вот этого дома, напротив которого теперь топчусь.
Полгорода прошёл и по собственной дурости не успел войти вместе с ним в двери.
Остолбенел.
Вот, теперь стою тут, столбенею.
А столбенеть, строго говоря, есть от чего. Именно тут, не далее чем позавчера, порешили всё семейство его светлости графа Ариньён. Семеро детишек да маменька с папенькой.
В графском кабинете, как донесли, даже паркет вспух от крови.
Такое творить под моей рукой, без моего дозволения...
Положение обязывает меня принять меры.
Лично! Ибо, даже если и найдётся кто сильнее меня и выше мастерством в Нойне и его окрестностях, то ему быть магистром Нойнской Ночи, а не мне, Леру Беспалому. А раз я пока тут магистр, то и призывать к порядку преступников тоже мне. И наказывать — мне.
Чем я и займусь. Если только попаду вовнутрь. Я же должен взглянуть на тех, кто этим непотребством занимается? Я снова вздохнул.
Изо рта выплыло облачко пара. Шаги? Кто-то идёт сюда. Я помахал перчаткой, развеивая облачко. Не хватало ещё выдать себя такой мелочью!
Новый вздох я сдержал. Тяжело с непривычки. Позабыл я, каково это, выслеживать и таиться, засиделся за тиглем да свитками.
* * *
Мне повезло. Я уже подумывал, как бы воспользоваться окном или через крышу, когда застучали торопливые шаги, и кто-то в плаще почти подбежал к дверям.
Я скользнул ближе, стараясь не задеть ни чьей сущности — ни дома, ни деревьев, ни опоздавшего. Если он из Ночи — может заметить или встревожиться.
Я стою за его плечом. Я слышу его дыхание. Я чувствую его тревогу — от него несёт страхом. Конечно, где тут ему кого-то почуять! Да он… Да он и не маг вовсе…
Я чуть снова не отстал — так меня огорошило это обстоятельство.
Чего тут не-магу делать?
Опоздавшего оглядели через щель приоткрытой двери. Дверь прикрыли, чтобы распахнуть через мгновение.
И мы, шагнув в ногу, вошли внутрь.
Меня всё-таки можно обнаружить. Даже несмотря на отводящие глаз чары. Вот только для этого нужно быть равным мне в мастерстве. Или внимательно и чутко ждать чего-то вроде мага-невидимки.
Но охрана тут… какая это охрана! Так, сторожа. А равных мне, столичному магистру Ночи, тут нет.
Ну… Как нет… Среди тех, кто под моей рукой — нет. В Ночи — нет.
Я снова спешу. Через тёмный двор и дом, стараясь не потерять своего невольного провожатого в коридорах и переходах.
Осквернённый дом неприветлив. Его дух, его пенат, теперь извращён, напоен кровью и мстителен.
И я, спеша по наполненным злобой его коридорам и комнатам, начинаю понимать, чего ради собрались здесь эти.
* * *
Встал у стеночки. Чтобы под ногами не путаться.
Это кабинет графа. Сейчас здесь плотненько "братьев". Все в длинных "мантиях" с капюшонами, будто это поможет им скрыть свою сущность от таких, как я.
Тесно. Два десятка душ, не меньше.
Комната мала для такой толпы. Наверно, поэтому мебель всю вынесли.
Только камин да настенные светильники остались. Да алтарь домашний сюда перетащили. От него ещё веет чистым и тёплым, домашним. "Очаговым". Хорошую семью погубили, гады.
Вспухший паркет скрипит под ногами и хлюпает. Стараюсь об этом не думать. Но отпечатки смертей лезут — я не могу их не видеть. Злюсь: разве Ночь гадит вот так? Там, где живёт, устраивает такое непотребство?!
Оглядываю собравшихся. Ну и сброд!
Не ковен, а недоразумение. Не отведи глаза покровитель! Пара седьмых, трое, быть может, пятый или шестой уровень. Кровососы ещё, да зверушки-перевёртыши. Нет, это не сброд — это отребье.
Перевёртыши явно не из местных. Местных мои ребятки повыбили уже. Жрут много, серых людишек пугают, социальную напряжённость создают. Нет их — и головной боли нет.
А тут — вот, новые приблудились.
Вперёди, возле камина, подсвеченная сзади огнём, замирает фигура. Предстоящий?
— Братья! Сегодня великий день обретения Силы! И все вы, собравшиеся по моему зову, обретёте сегодня могущество знания Ночи! Приветствую вас, братья мои во ковене!
Какой… знакомый голос…
Предстоящая откидывает капюшон и поднимает руки.
Марыся. Ах ты, маленькая воровка! Я уже хочу окликнуть её, но тут дверь распахивается. Вовнутрь втаскивают упирающуюся девушку.
Я всё-таки ещё раз вздыхаю.
Убивать каждого из этих "братьев" мне теперь хочется лично, долго и с пристрастием. Потому что двое, пошире меня в плечах, держат ученицу светлого магистра Дня.
* * *
Хорошенькая девочка. Молоденькая — пятнадцати вёсен, волосы белые, по спине волной, кожа нежная, ресницы тёмным вкруг голубых глаз. Светлый дух, а не земная девчонка.
Видел я её на днях — магистр её везде за собой таскает.
И как выкрали-то, ироды? А что теперь скажет магистр? А что сде-е-елает…
Так. Я закатываю рукава. Проклятый убийством хозяев дом. Осквернённый алтарь света, и… Дитя Дня, скорее всего, распятая посреди всего этого клубка сил.
Знаю я этот обряд. Знаю. И сражаться с тем, у кого эти недоумки собрались Силы просить и знания — я не хочу.
Девчонку укладывают на алтарь. Завораживающее зрелище — даже мне трудно глаза отвести. Предстоящая тоже глаз не отводит. Губки-вишенки облизывает. Ай-ай-ай, девочка!
Я громко окликаю её:
— Ма…
И тут, заглушив меня, что-то грузно бухнулось в дальних комнатах.
От этого звука дрожь прошла по стенам и полу, люстра жалобно звякнула. Надо же, тут, оказывается, есть люстра — да какая! С тонкими фарфоровыми розами. Прелесть!
Пока я смотрю вверх, на эту прелесть, дверь скрипнула, один из тех, широких в плечах, виттан вышел.
Мы — я и оставшиеся в комнате ковенные — ждём. Только шуршат одеяния, когда кто-то из серых почёсывается или шевелится. Ох, сохрани покровитель! Сколько же на них, должно быть, вшей!
Я бы отступил подальше, если б мог, но дальше была стена, и я не мог. В волосах сразу подозрительно зачесалось.
И я уже изыскивал способы поскрестись, когда вернулся широкоплечий. Он пожал плечами и качнул головой.
Вместе с ним в комнату плеснуло свежестью. Оказывается, это было действительно необходимо.
Запахло… Я принюхался. О! Какой знакомый запах…
Знакомый, но не вспомнить никак. Словно за тонкой занавесью — вот он, ответ, рядом!
Такой… Свежий. Ммм! Не нанюхаться, никак!
Жасмин. Точно — жасмин!
А в купе с явственно посвежевшим воздухом и мелькнувшим на самой грани сознания образом голубого неба…
Мне стало нехорошо. Какого?..
Кто-то из светлого Дня пробрался сюда. И, кажется, я даже знаю, кто.
И меня бесит эта её наивная самоуверенность! Я даже о вшах и запахах думать забыл.
Но где она? Тоже, небось, спряталась под "отведением глаз". Хотя у них, у дневных, свои способы.
Будь я тут один, я бы раскинул сеточку и по искривлениям нитей вычислил бы эту дуру наивную… Но алтарь, пенат, смерти — всё это искривит сетку и сделает её бесполезной. И я опять ничего не увижу.
Где же?
Тесно стоят виттане. Капюшон к капюшону, касаясь друг друга плечами и бёдрами. Я содрогнулся.
Где она тут может быть? не среди этих же…
Если только…
Я смотрю на Марысю.
Вокруг неё, Предстоящей богине, свободное пространство.
В этом круге она сама, алтарь с поставленной на колени жертвой и свечи.
Свечи стоят в вершинах "пентакля". Ха! Я только сейчас заметил линии. Хорош пентакль, если в нём не течёт Сила!
Марыся стоит между камином и алтарём. На алтаре, нижними округлостями кверху, растянута девчонка. Марыся заносит над ней кривой нож.
Да чтоб тебя! Мой нож! Мой любимый жертвенный нож!!
Нет, мало того, Книгу у меня… так ещё и нож прихватила!
Грабёж! Натурально — грабёж! Маленькая зараза!
И за спиной Марыси мелькнуло мне опять солнечным полдневным небом. Я зажмурился, а когда проморгался…
То и дышать забыл.
Выдохнул уже сам не свой от злости. Вот всегда так. Всегда! Увидеть её — как удар под дых.
Виттане на неё не обращают внимания, как на пустое место. Значит, вижу её только я.
Эх…
Худенькая фигурка в тёмном простом платье. Умеет магистр предписанную бедность превратить в элегантность.
Тёмные волосы уложены в причёску — чтобы не мешали, пальцы сплетают чары, губы шепчут заклятие.
Худенькая, тонкие руки, тонкие плечи. Изящная головка на стройной шейке. Глаза-угли под острыми линиями бровей. Губы в ниточку сжаты, чёрные волосы в причёску уложены — чтоб не мешали. Плетёт заклятие — как всегда! Заранее ничего не делает. Или делает, но не то, что может пригодиться.
Вот что теперь? Виттан она не сможет тронуть — они серые. Они люди, а она — День.
А смелая, сама пришла за ученицей. Дура наивная, о чём думает?
Подняла вдруг на меня глаза, будто ожгла тёмными. Бровки острые сдвинула и…
Исчезла с глаз. Где? Куда делась? Закрылась от меня, это понятно, но…
Покровитель! Найти её!
Протискиваюсь среди виттан поближе к Предстоящей.
И тут снова замечаю что-то… Снова… Такое… словно кусочек полдневного неба синего мелькнул. И запах.
Толпа гудит и напирает, и я иду дальше. Сделать успел три шага и на четвёртом замер, так и не поставив ногу.
Жасмин. Я развернулся.
Жасмином пахнет.
Незаметно в рукаве балахона потянул и намотал нить запаха. Выбирая её двумя пальцами, стал возвращаться.
Вот оно. Я встал за спиной жасминового виттана.
Не выше плеча, а под плащом — тёмное платье. Тонкие ухоженные пальчики выглядывают из рукавов только кончиками, но даже так — знакомы до мелочей. На указательном ноготок круглый, а на безымянном — вытянутый, вроде ягоды винограда.
Наклоняюсь. Шепчу в ухо:
— Ну, здравствуй, солнышко!
Дрогнула, шагнула было в сторону, да я удержал. Положил ладонь на плечо — даже сквозь плащ и платье вновь поразился хрупкой щуплости.
Она попыталась обернуться, взглянуть на меня. Виттане подняли обе руки вверх, повторяя за Предстоящей:
— Мы призываем и приветствуем тебя…
Это нестройный хор давал возможность поговорить.
— Не оглядывайся, они меня не видят.
— Лер… Ты зачем здесь?
— А ты? Ночь на дворе, негоже бродить беззащитной женщине по столичным улицам. Одной.
Я надеюсь, она скажет, что не одна. Молчит. И я молчу. Наблюдаю, как Предстоящая срезает одежду с плачущей девчонки. Фигуры в капюшонах идут вокруг них, в затылок друг другу. Бубнят и воют свои литании. Остальные тоже воют, качаются единой волной.
Марыся срезает белую ткань кусочками, не спеша — хорошо ведёт обряд, накаляет. Девчонка при каждом её движении тихо скулит и дёргается. Волосы скользят по голой уже спине, по лопаткам сыплются прядями.
— Я не могу её бросить. Кто кроме меня?
— У вас что, не осталось крепких мужчин?
— Я не могу отправить кого-то…
— На смерть. А сама пойти — можешь? Оглянись! Солнца в небе нет! Чем ты ей помогать станешь? Что ты станешь делать?
Подталкиваю в худенькую спину:
— Ну, иди! Помогай!
— У неё твоя Книга. И твой нож.
Ах, вот оно как.
— Солярные не гнушаются шантажа?
Она всё-таки оглядывается. Прожигает меня чёрными своими глазищами.
Тяжело.
— Ты же тоже… пришёл, чтобы помешать.
— Да. Но я не вовсе не собирался спасать твою ученицу. Мне проще их Теням скормить…
Я замолкаю. Действительно ведь — проще.
— Может, так и сделать? Тем более что после такого она… теперь…
Габриэль снова прожигает меня взглядом. Оглядывается. Девчонка голышом лежит на алтаре. Только белые волосы по белой коже. Сейчас хлестать начнут. Точно — Марыся берёт плётку.
— Очищение возможно. Помоги, Лер! Ты-то… твоё время!
Она снова поворачивается ко мне. Смотрю. И она смотрит. Глаза в глаза.
Беру её за подбородок:
— Хорошо. Если поцелуешь.
Губы в ниточку сжала, лицо… С таким Габриэль убивает моих Детей Ночи, но соглашается.
— Как скажешь, Лер.
— Как скажешь…
Я не могу сдержать губы — они улыбаются. Обхожу Габриэль, кричу:
— Марыся!
Круг сбился с шага, капюшоны заоглядывались. Предстоящая, надо отдать должное, даже не вздрогнула от моего окрика. Нож опустила, нехотя от жертвы глаза подняла:
— О! Тёмные влас… — ухмыляется, зараза — Властитель Ночи! Чего тебе, сладкий?
Кошусь на Габриэль — вот уж кому не стоит это слышать.
— Марыся, тебе, седьмой, не удержать Рогатого! Он вас прикончит, а мне потом порядок после вас наводи! Добром прошу, разгони этот сброд…
Я помялся, дальше:
— И Книгу верни!
Марыся хохочет:
— Мм… Утомился в тот раз, всё проспал, бедняжка…
Как здесь душно! Или это мне жарко и воздуха мало? От стыда, что ли? На Габриэль мне и смотреть не хочется.
Давненько я такого не испытывал. Обещанные новые ощущения. Убью заразу.
— Марыся!
Предстоящая подняла руки — огонь позади выгодно подсветил её силуэт.
— Братья! Этот колдун хочет помешать нашему обряду! Он боится и не хочет делить с нами власть и Силу Ночи!
Я оторопел. Колдун? Это я-то колдун? Всё равно что монарха дворянчиком обозвать.
— Марыся, Книга дороже твоих услуг.
Кажется, я зря это сказал. Я дал ей повод попытаться меня убить.
Чужими руками, естественно. Куда ей, еле-еле освоившей мастерство седьмого уровня, восставать на самого магистра?
Меня пихнули в спину и тут же захлебнулись воплем — не трогай первым магистра Ночи! Мало ли чем он себя защитил? Щит огня срабатывает один раз. Долго теперь сгорать смельчаку.
А в лицо уже летит увесистый кулачище, и сталь где-то рядом шёпотом прощается с ножнами. Зачем она позволила притащить сюда железо?
В толпе задвигались, расползлись. Кто ближе — бить гада — меня, то есть, кто дальше — не попасться под гадовские чары.
А кто и вовсе — бежать.
А какие у меня чары? А разные. Но я шёл убивать, а не чары наводить. Я клинок выплеснул из флакончика, и пошёл развлекаться.
Первым перевёртыши сунулись — мохнатая башка с плеч. Второй лапу потянул — без лапы остался, дурачок. А потом кровопийцы — они ж у нас неуязвимые. Чего бы не быть бесстрашным, если бояться нечего?
Вскоре девка меня уже держала, а старший клыками к шее тянулся — полчаса сосать станет, гнида зубастая! Опять в голове зачесалось… Клыки всё ближе, слюна с них капает, а клыки грязные. Налёт на них и кусочки какие-то… И вот этой грязной пастью он в мою шею вцепиться? Видимо, вампиры не умирают от заражения крови только потому, что бессмертны.
С клыков капнуло мне на кожу. Гадость. Я сморщился и зажмурился.
Коже стало тепло. Я, по счастью, не успел глаза раскрыть — почувствовал сквозь веки свет. Яркий до слёз.
Резкая боль, будто раскалённым маслом брызнуло — капля вампирьей слюны выгорела. И запах. Почему-то после света я ждал жасмин — а получил вонь горелых волос и мясной вкусный дух.
Открывать глаза не хотелось. Я двинул плечами, стряхивая остатки девки-вампира, но, чтобы не встать в старшего кровососа, надо посмотреть под ноги.
Я посмотрел и тут же зажмурился.
Ну и гадость, сохрани покровитель!
Потряс головой. Где магистр-то? Её рук дело, не иначе. Мои ухватки на этих кровососов не подействовали. Значит, из великих были, если их только солнечным светом и проняло.
Виттан рядом со мной уже не осталось. Свечи попадали и погасли, свет только от камина. Возле него толпятся остатки самых смелых сектантов. Или самых верных?
Где магистр? Где эта спасительница, не отведи глаз покровитель!
Магистр, откинув капюшон, отвязывает девчонку от алтаря. Одной рукой. Второй удерживает виттан от нападения. Марыся лежит там же. Судя по всему, она стала первой, кто попытался что-то против магистра Дня сделать. Виттане ни к ней подойти не могут, ни отбить жертву.
Теснятся бестолково вокруг. По временам кто-нибудь из них делает шаг к ним и отскакивает, как только Дитя Дня наставляет на него то, что держит в руке.
Флакончик из-под жидкого меча хрустнул под ногой. Что ж, выронил — остался без оружия. Зато с собой носить удобно было.
Я достал последнее, что у меня осталось — Свиток.
У меня ещё, конечно, был кинжал, но это уж совсем смешно: магистр с кинжалом.
Марыся слабо шевелится — жива. Я поднял Книгу, сунул её поглубже в сумку. Туда же отправился мой любимый жертвенный нож.
Марыся вдруг схватила меня за руку:
— Лер! Не снимайте!..
Она переводит взгляд на алтарь и отползает, не выпуская моей руки.
Чего там? Ох, покровитель… Из белого камня встаёт, будто вырастает, под самый потолок рогами тот самый, кого звали.
Да нет! Боги! Кто… Да это же пенат! Но не светлый покровитель очага, а извращённая кровью и чуждой Силой тварь. Как? Как его? Убрать-то его как?
Прямо перед ним — две чуть светящиеся фигурки. Он наклоняется — мускулы и мощь — тянет когтистую руку к…
— Габриэль!!
Всё её внимание на ученицу, она одевает её плащом, смотрит на меня. Потом — боги, как же медленно!! — поднимает голову. Отшатывается. Срывает с шеи медальон.
Солярная же! И я успел зажмуриться. Глаза обожгло даже сквозь закрытые веки.
Вой Рогатого буравит уши и смешивается с визгом Марыси. Она, видимо, зажмуриться не успела.
* * *
Проклятый дом догорает. Хорошо вспыхнул.
Серый рассвет в мелких каплях. Дождь пошёл, как только мы выскочили из горящего дома.
Обе наши раненные сидят рядышком, укрытые плащами серых.
Слепая обожженная Марыся и истерзанная девчонка Дня.
Габриэль оглядывается, словно ищет кого-то.
Из причёски выбилась прядка, Платье намокло. Но даже сейчас она пахнет жасмином. Чуть терпкий, свежий и сладкий аромат.
— Габриэль!
— Да?
— Посмотри на меня!
Она поднимает взгляд, чуть склонив на бок голову. Сердце пропускает удар.
Боги! Покровитель! За что нам это?!
— Габриэль…
Хотелось её прижать. Стиснуть и больше не выпускать. Никогда. Назвать своей.
Касаться её губ. Мягких, послушных. Так сладко пахнущих.
— Габриэль.
Я уткнулся в её плечо.
— Габриэль, ну зачем? Зачем ты — День?
Почувствовал её пальцы на своём плече. Тихий, как шелест лепестков, голос:
— Зачем ты — Ночь?
Вечная её печаль! Вечный её упрёк!
Я стиснул её тонкие плечи и заорал:
— Да!! Да! Да! Я — Ночь!
И шёпотом повторил:
— Ночь…
Тряхнул и выпустил. Отступил, глядя на неё. Вцепился в волосы. Это невыносимо! Яд встречи так сладок, но всегда остаётся ядом.
Стоит передо мной. Тонкая, чистая. Сама свет. И светом своим мучает меня. Зачем она — свет?!
Я медленно опускаю руки, медленно нащупываю Свиток Теней. Вынимаю его. Старая бумага шелестит по-особому хрупко.
Габриэль видит Свиток. А я вижу понимание и страх в её глазах, в её лице.
С жестокой отстранённостью я понял, что мне приятен её испуг. Я вижу, как шепчут её губы:
— Нет! Лер…
Закончить я ей времени не даю. Срываю печать.
Тени рвутся прочь с основ, со всех плоскостей и тёмных углов. Тени густеют, обступают меня, как давеча серые виттане. От них серебристое утро темнеет. Я вижу только лицо Габриэль. Солярная, она будто напитана светом, легко, почти неуловимо сияет сквозь тьму Теней.
Я смотрю на неё и произношу последнее, заветное, пускающее Тени по следу.
Она отворачивается.
Как укол в самое бьющееся, в самое живое. Вот только уже ничего не изменить.
Сегодня в Нойне станет больше Теней и меньше серых. Тени пожрут тела виттан, и останутся от них только новые Тени.
Я смотрю на Габриэль. Одними губами шепчу:
— Да, светлая, да. Я — Ночь.
* * *
По брусчатке в предутренней серебряной мгле звонко цокают подковы. Колёса стучат на булыжных боках.
Вот чего она ждала — коляска. Предусмотрительна магистр Дня. Не оставляет своих Детей заботой.
Дождь усиливается. Габриэль стоит на подножке, придерживаясь рукой за дверцу.
Магистр смотрит на меня, Властителя Ночи. Ладонью касается моей щеки, я успеваю перехватить её ладошку, касаюсь губами.
— Лер…
В её голосе — слёзы. И по щеке тоже катится капелька. Дождь? Я ловлю её пальцем, пробую на вкус. Нет. Дождь не бывает солёным.
Я прячу её пальцы в ловушку своих. Ладошка как раз помещается в мою. Такие чёрные глаза сейчас вровень с моими. Так близко, что мне не сдержаться.
И я, торопясь, касаюсь её губ. Нежных, мягких. Она отвечает мне лаской. Я бы длил это мгновение, длил бы его сколько смог. Но Габриэль отстраняется, хлопает дверцей.
Коляска катится по узенькой улочке к проспекту.
А я остаюсь стоять под дождём.
Мы могли бы быть вместе. Но тогда бы мы были уже не мы.
Отказаться от магии. Спрятаться от мира и от самих себя.
Может быть, это совсем неплохо? Я иногда даже думаю, что это было бы правильно. И так желанно.
Но…
Как отказаться от всего, от целого мира? Как обрести его друг в друге? Каково это?
День и Ночь прокляты расстоянием. Мы обречены быть на полюсах добра и зла. Мы обречены забывать о том, что мы тоже почти люди.
И только сумерки позволяют коснуться любимого. Время дня и время ночи позволяют нам только мечты.
Опасные, почти преступные, почти предательские мечты. Дня о Ночи и Ночи о Дне.
Серое против такого единения. Поэтому наши мечты — смертельны.
Нас разлучает наше предназначение.
Но мы всё ещё можем мечтать.
Я храню твои мечты от чужих взглядов. Как ты хранишь мои.
Бережно, чтобы не навредить любимому. Нежно, словно его сны.
* * *
Сколько теперь я её не увижу? Недели две. До первого совета у бургомистра Нойна. Где меня и Ночь в целом станут обвинять в почти сгоревшей до тла столице, никак не меньше.
Я подхватываю на руки Марысю и отправляюсь по улицам Нойна домой. Выводить вшей и лечить Марысины глаза.
Ночь кончилась. Наступает время ясного Дня.