Майский сон

Трикстер — архетип в мифологии,

божество, которое любит пошутить,

нарушая при этом правила приличия

и законы природы

Зимой в Окраинске холодно, как в Сибири, а летом — жара адская, как в Африке, однако, бывают и у нас хорошие денечки.

На короткое время — в начале мая, погода налаживается.

Солнце греет, а не жжет, дожди не убивают, а питают землю, и тогда, разбитый, замусоренный город преображается.

Деревья в заброшенных скверах одеваются в зеленый шелк молодой листвы, почерневшие от сырости каменные заборы облагораживаются бархатными мхами, а давно некопаные газоны зарастают изумрудным буйнотравьем — лопухами, коноплей и чистотелом.

В такие благословенные дни нашу провинцию посещает сам Гермес Трисмегист, который так любит зеленый цвет, что вместо флешки у него кристалл изумруда.

Тем, кто ничего не слышал о Гермесе Трижды Величайшем, рекомендую "погуглить", а всем, кто о нем знал, да забыл, напоминаю… да, это тот самый трикстер, который придумал слоган: "Что внутри — то и снаружи".

Невидимый для людского ока Гермес, сидел на старой лавочке в парке, кормил птиц, слетевшихся в город из окрестных вырубленных лесов, и наблюдал за немногочисленными утренними прохожими, среди которых был пенсионер Виктор Иванович Лымарь.

Виктор Иванович шел через парк домой с рынка, где он приобрел корзинку розовых пластмассовых лилий китайского производства.

Заметив идущего мимо него Лымаря, Гермес Трисмегист просто не мог не заметить и его некоторой… "двойственности".

"Виктор Лымарь, в прошлом — пионер и комсомолец и… коммунист со стажем, а ныне истово верующий православный христианин". Хм…

Другой бы трикстер оставил мировоззрение пенсионера без должного внимания, но только не Гермес Трисмегист.

Дело в том, что Трисмегист был первым из языческих пророков, возвестившим человечеству о приближении эры христианства, а еще, как и многие бессмертные, он очень любил потешаться над простыми обывателями.

Поэтому, забавы ради, Гермес легонько "подтолкнул" Виктора Ивановича в сторону ближайшего параллельного мира…

***

Итак, по воле Гермеса, перепуганный Виктор Иванович оказался на песчаном белом берегу островка посреди бескрайнего океана, однако, пробыл он там недолго.

Как только Лымарь вдохнул соленый воздух и осознал, что он "не дома", то по закону параллельных миров был тут же "выброшен" в следующий параллельный мир! И…

…попал на опушку соснового бора, где моросил холодный дождик, а по узкой тропинке ехал на велосипеде человек в плаще цвета хаки, похожий на дачника или грибника.

— Стойте! — крикнул ему Виктор Иванович. — Остановитесь, пожалуйста!

Человек нехотя остановился и с подозрением покосился на легко одетого Лымаря и на его нелепую корзинку с розовыми цветами.

— До города далеко? — срывающимся голосом спросил Виктор Иванович.

— До какого? Северореченска, Кременска или Лисьих Горок?

С удивлением выслушал незнакомые названия, Лымарь выпалил:

— До Окраинска!

— Нет здесь такого города, — буркнул в ответ дачник-грибник и не оглядываясь, поехал прочь.

"Я — не дома!" — вспыхнуло в сознании у Виктора Ивановича, и эта вспышка увлекла его в другой мир.

…Терриконы, заводы с осыпающимися трубами, мусорные свалки, заурядные поселки городского типа, иногда, блок-посты — вот основной перечень тех мест, куда попадал наш герой в своих путешествиях.

Он быстро понял "принцип", и, оказываясь в очередном параллельном мире, просто говорил себе — "я не дома", и неведомая сила несла его дальше по лабиринту мироздания.

Через сотню, либо две переходов — Виктору Ивановичу наконец-то повезло.

***

"Я дома!" — хотелось закричать Лымарю, когда он увидел перед собой маленький скверик возле школы №6 в городе Окраинске.

Как он обрадовался! Как же хотел воскликнуть: "Все! Приехали! Это — мой мир!", как вдруг… обратил внимание на то, что у памятника Вождю Пролетариата, который издавна стоял посреди сквера, отбита одна рука.

Стоп! Стоп…

"Я хожу возле этого сквера уже не одно десятилетие — сказал сам себе Виктор Иванович. — Почти каждый день. И с утра сегодня там был, и четко помню — рука была на месте! А еще на нашем памятнике 7 плит внизу разбито… На этом — пять… десять… пятнадцать… Так… — попытался сосредоточиться Лымарь. — Если стоять в нашем мире лицом к Ильичу, то, чуть дальше, слева, будет — магазин "сэконд хэнд", а справа — банк.

А здесь… слева — тоже "сэконд", справа — тоже банк, только… Ой-еее!"

Банк горел, а группа подростков снимала пожар на мобильники и делала на его фоне селфи.

***

И еще один мир…

Памятник повален и раскурочен.

Несколько репортеров, явно не из местных, ошиваются рядом. Какие-то парни с черными балаклавами на лицах и с молотками в руках дают им интервью.

Банк выгорел дотла. На "сэконде" — запертая на длинную щеколду железная дверь.

"Не может быть ЭТО — моим миром! — застонал Виктор Иванович. — С утра в городе было тихо и спокойно. Пасхальная неделя, все-таки!"

***

…Еще один мир.

От памятника остались одни ноги, крепко стоящие на постаменте.

Банк цел, но у банкомата валяется несколько трупов в засохших лужах крови. Над городом висят клубы черного дыма, да такого густого, что солнца не видать.

И еще один мир… и еще… и еще…

"Я никогда не вернусь домой!" — смирился с, казалось бы, неизбежным Лымарь, и решил "признать" своим любой из миров, который будет выглядеть "побезопаснее"

Как будто бы в ответ на "мысленный заказ", Виктор Иванович перенесся в мир, где вместо Ленина, была композиция из пяти козлов, иероглифические надписи на магазине, банке и школе, а весь сквер засажен желтыми хризантемами. Он даже почувствовал их запах — аромат осени, когда она прекрасна, как весна.

"Нет… нет! Не настолько "радикально" безопасно, — взмолился, сам не зная кому, Лымарь. — Что-нибудь, попривычнее… плииииз…"

…Чистый уютный город. Поливальные машины медленно едут вдоль газонов с яркими цветами. Веселые стайки дошколят, в сопровождении воспитателей, переходят дорогу. Виктор Иванович уже и забыл, что в Окраинске было когда-то так много детей. Куда же их ведут?

Ага… Детское кафе "Холодок", которое стояло на том месте, где теперь банк.

А что же было когда-то на месте "сэконда"? Кажется, детская библиотека.

"Это не мой мир, — с грустью подумал Лымарь. — Уже не мой…"

***

Так…

Памятник — цел.

Семь плит внизу — отбиты.

"Сэконд-хэнд", банк — все на месте, ничего не горит.

Светит ласковое майское солнышко. Люди идут с пластмассовыми венками и корзинками. Посредине сквера, возле памятника, стоит Виктор Иванович и растеряно оглядывается по сторонам.

"Все очень, похоже… — думает он. — А я уже так устал. Рискнем! Будем считать, что это — мой мир!"

Маленькая зеленоглазая девочка ткнула в Лымаря пальчиком и сказала, идущей рядом матери: "Смотри! Смотри! Дядя из воздуха вышел!" Мать одернула ее, велела не молоть ерунду, а Виктору Ивановичу указала: "Мужчина! Корзинка с цветами валяется! Не ваша?"

Лымарь глянул себе под ноги. Рядом с ним лежала корзинка с розовыми лилиями. Он поднял ее, отряхнул от песка, немного подумал и оставил цветы у подножия памятника. И заторопился домой…

По дороге в свой микрорайон Виктор Иванович часто оглядывался — проверял на месте ли Ленин. От пережитого и увиденного у него подкашивались ноги, кровь стучала в висках, и хотелось заплакать, но коммунисты не плачут, даже бывшие.

"Это был сон… всего лишь сон. Я такой старый, что сплю на ходу. Мне все показалось…", — повторял себе Лымарь и… все время крестился.