Кровные узы
В пятницу погода выдалась на редкость мерзопакостной. С утра беспрерывно накрапывал надоедливый дождь, тучи грязно-мышиного цвета нависали прямо над мокрыми зданиями. Хотелось укутаться в плед и валяться на диване, а ещё лучше — вздремнуть. Но доктор Блох не мог позволить себе такой роскоши. Частная психиатрическая практика вынуждала быть пунктуальным и ответственным с пациентами, коих в этот раз на прием записалось тринадцать. Десятерых страждущих, раздираемых душевными муками, он обслужил до обеда. В гостиной помощи дожидались ещё несколько человек. Зигмунд Иванович посмотрел на настенные часы с боем, оставленные ему в наследство от предыдущего арендатора медкабинета, и тяжело вздохнул. До конца рабочего дня оставалось ещё полчаса, а стрелки двигались предательски медленно.
— Доктор, к вам тут просится незаписанный, да ещё и без очереди. Принимать будете или пусть подождет на общих основаниях? — спросила по селектору секретарша. Она заметно волновалась.
— Код один два ноль. — понизив голос, пояснила Натали.
Это означало, что пациент возбуждён или опасен. Блох нахмурился. Обычно он никому не отказывал. Деньги счет любят, а каждый час стоит денег. Но платёжеспособен ли человек, самостоятельно рвущийся на приём к психиатру?
— Приглашайте, Натали, а остальных отвлеките или займите чем-нибудь. — после некоторого раздумья ответил Зигмунд Иванович, и выключил кондиционер.
Через пару секунд в кабинет, как-то боком, просочился невысокий мужчина лет тридцати пяти. Поминутно оглядываясь по сторонам, посетитель на некоторое время задержал взгляд на докторском кресле.
— Я присесть могу? Вы же доктор Блох? Мне вас рекомендовали, — выпалил пациент всю информацию разом. И сразу обмяк, словно выдохся.
— Конечно же, присаживайтесь, — дежурной, но далеко не наигранной улыбкой ответил врач. Зигмунд любил, или скорее уважал своих больных. Вечерком частенько засиживался в кабинете, анализируя полиморфизм психических девиаций у пациентов. Он обожал выставлять диагнозы, а потом терпеливо дожидаться их подтверждения. И каждый раз ликовал, если попадал в точку.
— Меня зовут Дафний и, доктор, я жду вашей поддержки. — с нажимом сказал визитер.
— В чем, мой дорогой? Какой именно помощи вы от меня хотите? — лукаво прищурился психиатр.
— Поймите же, я не болен. Но мне никто не верит
— А какова причина недоверия окружающих к вашим проблемам?
— Понимаете. Тут такое дело. Я… я летаю во сне. — неожиданно всхлипнул пациент.
Зигмунд наклонился к больному и внимательно присмотрелся.
— Все летают. Это не отклонение от физиологической нормы. Скажем так, полёты во сне — всего лишь игры подсознания, таким образом мозг сигнализирует сознанию о необходимости завершения важных дел… — Блох оседлал своего любимого конька и, найдя благодарного слушателя попытался ускакать на заезженной лошадке в недра полемики.
— Вы меня не так поняли, — утирая платком нос, нетерпеливо пробубнил Дафний.
–То есть? — не без любопытства уточнил Зигмунд.
— В прямом смысле. Я летаю в воздушном пространстве, используя восходящие аэродинамические потоки и маховую силу рук, когда погружаюсь в пучины сна.
— Откуда же вы это знаете, милейший? — ласково переспросил доктор. А про себя отметил.
"Широкомасштабный Онейроидный бред. Это же просто чудо, как хорошо! Даже шикарно! Какая симптоматика — есть где разгуляться, есть что анализировать…".
Пациент расположился в кресле напротив.
— Уж поверьте на слово, знаю. Друзья на камеру слежения засняли, да и видели меня соседи, как я высоту набирал над продуктовым магазином, — монотонно продолжал повествование Дафний. — Главное, доктор, что интересно — взлетаю почти без разбега и эшелон полёта получается идеально и ровно, а вот с посадкой как-то корявенько вырисовывается. Но это дело наживное, тут практика главное. Мне так один знакомый лётчик в оставке пояснил.
Зигмунд помолчал, затем резко развернулся в кресле и потянулся к стопке книг. Конечно же, он мог зайти на любой медицинский сайт и просмотреть соответствующую литературу в интернете. Но предпочитал старую добрую бумажную энциклопедию и дневник личных наблюдений.
— Скажите, Дафний, а какими инфекционными болезнями вы страдали в детстве? — пытливо обратился к пациенту, одновременно что-то записывая на полях блокнота.
— Да какая разница, доктор? Может, я всю жизнь страдаю по разным причинам. И что с того? Вон, у вас под кабинетом сидят трое шизиков и смотрят не включённый телевизор. При этом ещё и программу обсуждают! Вы у них сбегайте поинтересуйтесь про ветряную оспу или корь.
Зигмунд примирительно кивнул. Он тщательно подбирал слова, чтобы не травмировать возбужденного клиента.
— В чем же вы видите смысл визита к психиатру, если вы здоровы? Хотите медикаментозной поддержки или сеанса регрессивной психотерапии? Что-либо иное?
Дафний немного поразмыслил.
— Я желаю только доказать правдивость своих слов. Умоляю вас, Зигмунд Иванович, оставьте на ночь открытым окно! Дайте мне шанс! Вы на каком этаже проживаете?
— На третьем, — машинально ответил тот. Дафний поднялся, прижимая руки к груди.
— Это очень хорошо, а то на последние этажи мне пока тяжело подлетать. Никак траекторию правильно рассчитать не могу.
— О, я вас прекрасно понимаю. — улыбнулся Блох. –Так и договоримся. Если вы предъявите мне доказательства своих ночных перемещений, я лично выступлю в вашу защиту — где угодно. А пока оставим вопрос открытым и назначим в приемной дату нового визита. И посещение сегодняшнее не забываем оплатить у секретарши… Дафний откланялся.
— Следующий. — твердо произнес доктор, едва за пациентом закрылась дверь.
***
Зигмунд находился в том замечательном состоянии, когда поверхностные раздражители постепенно уходят на задний план, оставляя дремлющее подсознание наедине с дневными тревогами. Почему -то мозговое вещество доктора отчаянно цеплялось за уходящий день и не отпускало его в мир сновидений. Неожиданный удар и треск битого стекла, и вовсе выкинул психиатра из водоворота зарождающегося небытия. Он вскочил и уселся в кровати. Возле оконной занавеси в лунном свете отчетливо просматривался человеческий силуэт.
— Ну вот, Зигмунд Иванович, экий я неловкий, опять приземлиться толком не сумел. — виновато прошептал ночной гость, в котором без труда угадывался Дафний. Блох пощупал у себя пульс на периферической лучевой артерии. Самообладание быстро вернулось к врачу, разбуженному в быстрой фазе сна.
— Ничего страшного, вы всего лишь разбили напольную вазу династии Мин. — отрешённо отметил практичный доктор. — Но компенсировать потерю необязательно. Он поднялся и стал расхаживать по спальне в свете ночной лампы.
— Значит, вы на самом деле летаете? — он прищурился. — Это в корне меняет всю клиническую картину заболевания. В таком случае, диагноз не ясен. Нужно сделать МРТ головного мозга с контрастным веществом и вам, и возможно мне… В особенности необходимо проверить ретикулярную формацию и турецкое седло не помешает посмотреть…
В эту же секунду в дверь постучали. Дафний и Зигмунд переглянулись. Часы пробили два раза.
— Входите, — пытаясь казаться спокойным, прошептал побледневший доктор.
— А мы уже вошли, — бойко сказал молодой бородатый мужчина с длинными до плеч волосами. Рядом с ним стояла миниатюрная девушка в широких брюках и с цветком лотоса в руках.
— Вы кто такие? — без особого энтузиазма поинтересовался доктор. Происходящее этим днем все менее и менее нравилось ему.
— Мы это…— парень повернулся к спутнице и что-то прошептал ей на ухо. Та застенчиво кивнула.
— Мы твои родители биологические. Машенька и Иванушка. Не ожидал? — неестественно захохотал бородач, щупая спутницу за выпуклые ягодицы.
Зигмунд Иванович до боли стиснул ладони.
— Нет у меня никаких родителей. — твердо сказал доктор.
Луна вышла из-за занавески и осветила комнату.
— То есть, как это нет? От кровных родителев отстраняется? –завыла девушка. –Я же тебя в муках рожала, ночей недосыпала, грудным молоком потчевала…
Зигмунд присел на край табурета.
— Меня воспитывала бабушка, которая о вас ничего хорошего не сообщила. Но она, к вашему сведению, проживает в доме престарелых "Золотой век". — растерянно сказал психиатр.
— Да нам ваще по барабану, кто где проживает. Мы и её там наведаем, будь спок! — Иванушка без церемоний откупорил стоящую на трюмо бутылку виски. –Ты это, щенок…тьфу ты, сынок, вроде на доктора выучился?
— И что с того? — насторожился Блох.
–Да ты расслабься, пацан, я с тебя алиментов не требую. Ты нам с маманей рецептик на опиаты выпиши, и мы слиняем. Печать же у тебя личная имеется? — с ехидцей спросил Иванушка. Зигмунд внезапно вспомнил, что мать отца рассказывала о родителях-хиппи, подцепивших новомодную идею свободной любви, и регулярно употреблявших наркотическое зелье. По словам бабушки, они сгинули в неизвестном направлении сразу же после его рождения.
-— Иванушка, — сглотнул вязкий ком Зигмунд. — А сколько вам лет?
— А ты как думаешь? — насупился новоявленный папаша. — Считать умеешь? Двадцать один точно есть, раз тебе тридцать семь. Давай малявку пиши в больничку, а то у нас с мамашей ломка начинается, раскумариться бы не мешало…
Стоящий возле окна Дафний неожиданно подал голос.
— А меня в долю возьмёте? Оглянувшийся на звук Иванушка, казалось, искренне изумился.
— Братан? Так вот ты к кому в гости зачастил? К племяшу единоутробному?
Папаша Блох осклабился, обнажив гнилые зубы.
— Вот, малой, это мой родной брат Дафний, а тебе он дядей доводится. Родная кровь, она лучше цемента получается! Замес крепкий! — и престарелый хиппи бросился обнимать ночного летуна.
Доктор Блох с отстранением наблюдал картину единения семьи.
— Плохо, это очень плохо, даже хуже, чем представлялось в начале, — самодиагностика совсем расстроила Зигмунда. — Нужно коллегам позвонить. Хоть бы доктору Шпицу, специалисту в области множественного расщепления личности. Ещё энцефалограмму бы надо…
— Кончай дурака валять, Зиги! Всё болячки у себя ищешь, весь в маманю пошел! Лучше вискаря тяпни, а то никогда мужиком не станешь! — громко рявкнул Иванушка. А Машенька неожиданно затянула заутреннюю буддистскую молитву, в такт песнопению покачивая над головой цветочком. Дафний всплеснул руками и обеспокоено произнес.
— Как? Как можно иметь дело с таким контингентом, племянник? Такие приземлённые людишки не летают, у них цепи вместо крыльев, а на ногах — кандалы.
Зигмунд зажмурился.
— Исчезните все немедленно! — и начал обратный отсчёт. –Десять, девять, восемь…
— Размечтался, недоношенный…Смотри, как бы сам не исчез. Гляди, отец, кого я под сердцем носила! Понарожали на свою голову тварей неблагодарных! — дурным голосом заорала Машенька. — Никакого почтения к старикам — родителям! Тем временем, Иванушка выволок из прихожей упирающегося коренастого мужика в тельняшке, и вытащил у неизвестного изо-рта кляп.
— Не поддавайся супостатам и иродам, внучек! Сопротивляйся захватчикам и растлителям душ христианских, а также неземному засилью! Свистать всех наверх!
— Слышь, лекаришка? Этот гад — твой дед Вальтер. Из морей никогда не возвращался, в борделях Сингапура навечно прописался. Вздернулся на грот-мачте, когда боцману почку в карты продул. Мы с братаном без него росли! — Иванушка врезал папаше под дых.
— Не трожь отца, гнида сухопутная! Отдать швартовые концы! — завопил дедуля.
— Пасть закрой, Крузенштерн хренов!Ты уже давно ласты склеил. — сплюнул Ваня и засунул скомканный кусок парусины обратно в рот морскому волку.
Дафний положил руку на плечо остолбеневшего Зигмунда и дружелюбно сказал.
–Ты это самое, племяш, не обращай на них внимания! Всегда придурками были. Не слушай их. Я, между прочим, танкистом служил и заснул под гусеницами военной машины по пьяному делу…А меня к этим ушлёпкам приписали. Обидно даже. Да ладно, чего уже вспоминать! Он грустно улыбнулся чему-то своему.
— Ну их всех к чертовой матери — и больных, и здоровых! Полетели со мной, я тебя подстрахую по-родственному. Давай сейчас. Как раз ветер попутный и турбулентность, подходящая! К тому же, я наконец, траекторию рассчитал. По параболе нужно летать. Тогда верняк — приземлишься мягко и сразу на две ноги.
Зигмунд без колебаний поднялся и подошел к распахнутому окну, наступая на осколки вазы босыми ногами.
— Знаешь, Дафний, а я не против групповых вылетов, это своеобразная психокоррекция или социальная терапия. — и решительно шагнул с подоконника в ночное небо.
***
Ага. Значит так. Диазепам, Клоназепам, Алопразолам, Галоперидол, Оксиконтин в таблетках и Фентанил внутривенно. Кубиков десять на физрастворе, очевидно. — размеренно перечислял судмедэксперт на диктофон. –Хороший коктейль себе доктор забацал. Немудрено, что после такой смеси крышу напрочь снесло, и он в окно сиганул.
Секретарша Натали рыдала, размазывая тушь по щекам.
— Жалко его, такой хороший человек и врач был чудесный, вежливый, добрый…
— Ах, да, тут ещё до комплекта полбутылки виски прибавить нужно, — безразлично отметил специалист, копаясь на рабочем столе Блоха. — Он что, жрал колеса, кололся, пил и никто не замечал: ни пациенты, ни коллеги?
Молчавший до этой минуты доктор Шпиц, приглашенный как понятой, с горечью произнес.
— Нет, что вы. Это на него что-то нашло. Может, одиночество. Он недавно с супругой расстался. Или дурная наследственность повлияла. Его ближайшие родственники страдали алкоголизмом, психическими отклонениями и полинаркоманией. Суицид в фамильном анамнезе — серьёзное осложнение. Все Блохи покончили жизнь самоубийством. Включая бабушку. Сегодня утром, сразу после известия о скоропостижной гибели внука, она повесилась на скакалке в игровой комнате в доме престарелых. Правда, он об этом уже никогда не узнает.
— Ну и прекрасно. Детишек же у Блоха не было? Теперь вся семейка в сборе, — брезгливо обронил судмедэксперт и с подозрением глянул на психиатра.
Всё время нахождения в кабинете усопшего, чем-то напуганный доктор Шпиц вёл себя странно и старался не смотреть по сторонам. Хотя сразу заметил, как покойный Зигмунд Блох уютно расположился в рабочем кресле, перелистывая любимый блокнот и приветливо улыбался.
— Ну что, друг, полетаем? Ты только окно на ночь не закрывай! — вкрадчиво обратился он к коллеге и исчез без следа...