Запах солнца

 

Я бегу. Изо всех сил бегу. Сердце раздутое бухает в груди, колотится. Я задыхаюсь. Я хочу бежать быстрее, быстрее, но быстрее не получается.

Я бегу изо всех сил, но медленно. Слишком медленно. Будто под водой. Будто сам воздух вцепляется в мои ноги, или я сам влип в воздух, как в сироп. В густой и тяжёлый сироп.

Я бегу, бегу изо всех сил. Но я тяжёлый, я медленный, а коридор огромный, бесконечный. Я даже не вижу, где он кончается. И двери, двери, двери по сторонам. И из каждой может выскочить… что?

Страх.

Страшное, чёрное, зубастое.

— Ма-а-а-а-ма-а-а!!

Я плачу. Я кричу, но кричу неслышно. Мама где-то недалеко, где-то совсем рядом, мне бы крикнуть погромче, мне бы бежать побыстрее.

— Ма-а-а-ма-а... — тихий, тихий сип. И я уже слышу топот позади. Когти царапают пол, тяжёлое хриплое дыхание рвётся из пасти Остроухого.

 

Я останавливаюсь. Я разворачиваюсь. В моих руках здоровенная палка, и я бью Остроухого по вытянутой чёрной морде. С оттягом так бью.

Он рычит и скалит на меня зубы. Белые, острые, полная пасть. И я с удовольствием бью ещё раз.

И ещё. И ещё.

За всех, за каждого, к кому эта тварь является во снах.

Точнее — в Кошмарах.

Жаль, что ему не больно. Но моего удовольствия от ударов по этой кошмарной морде не отменяет.

 

Я слышу, как где-то позади девичий тонкий голосок наконец прорезается сквозь стиснувшую горло лапу ужаса:

— Мааа-ааа-маааа!!

— Я здесь, я здесь, зайка! Что случилось?

Девочка всхлипывает:

— Мама! Я потерялась…

— Ну-ну, моя хорошая!

Я слышу, как дверь закрывается, как щёлкает замок. Демонстративно взвешиваю на руке свою дубинку и ухмыляюсь прямо в морду Кошмару. Громадина презрительно чихает и разворачивается, уходит.

Я проваливаюсь сквозь пол коридора.

Сон без хозяйки распадается. Она ушла в другой. И я тоже могу уйти.

 

Я открываю глаза. Пару минут привыкаю к настоящести кровати. Шорох простыней, их чистый запах. Прислушиваюсь к ночи за окном. Там шелестит лёгкий ветерок, там пахнет тополем и прибитой лёгким дождём пылью. Там проезжает машина, рыча низко и умиротворяюще-привычно.

Я вдыхаю запахи, позволяю реальности войти в меня. В мои мысли, в моё сознание.

Потягиваюсь и сажусь на постели. В тёмной комнате, кроме меня — никого.

 

Взлохмачиваю волосы, пытаюсь вспомнить, где я был сегодня?

 

А, да. Девочка и её Остроухий Зубастый Ужас. Да, точно. Встаю и иду на кухню. В темноте наливаю воды.

В детских снах легко. Там все Кошмары — снаружи. Я не психолог, мне не ведомы источники и причины детского ужаса. Я борюсь с последствиями. Так сказать, убираю симптомы.

Я дример.

Повторяю это охрипшим горлом вслух и выпиваю воду. Боги, какая вкусная вода!! С жадностью выпиваю ещё чашку. Вода пахнет водой. Влагой и свежестью, и чуть-чуть железом из-за чайника.

Капли попадают мне на кожу, я стираю их и хочу ещё этого живого холода.

В душ хочу.

 

* * *

 

Я дример. Понимайте в любом смысле — в любом смысле вы будете недалеки от истины. Но всегда лишь недалеки и никогда в цель.

 

Меня однажды позвали. Во сне. Хотя нет, началось всё с того, что я однажды развернулся к своему Кошмару и убил его.

Да. Я убил свой Кошмар. Я не стал убегать от него. Я не стал кричать или прятаться. Я развернулся и убил. Кулаками.

Он мучил меня годами. Я боялся засыпать из-за того, что знал — он придёт, он опять придёт. И от этого ужаса даже днём замирало сердце и потели ладони. Ноги слабели и хотелось сесть. Или умереть. Так я боялся.

 

Самое сложное, как оказалось, научиться управлять собой внутри сна. Взять свой сон в свои руки. Нет, это не грубое "управляемое сновидение". Мы не разрушаем ткань сна, не ведём её вслед своим желаниям. Мы действуем внутри неё. По её правилам. Бережно.

Научившись такому внутри своих снов, мы пытаемся повторить это в снах тех, кому мы необходимы.

 

Наша цель — спасение. Мы спасаем людей от их Кошмаров.

С детьми легче — их Кошмары обычно приходят извне. Со взрослыми сложнее. Они растят свои Кошмары сами. Они цепляются за них, как жалобщик за свои болячки. Они их напитывают силой и с радостью подчиняются им. Они убеждают себя в их непобедимости.

И часто, по правилам их сна, их Кошмары действительно непобедимы, а мы должны им помочь. Должны победить непобедимое. Должны! Потому что…

 

Смерть начинается из сна. Когда человек ещё живёт, но уже не знает — для чего. Самая страшная смерть — вот эта, смерть Духа.

 

Потому что человек, терзаемый Кошмаром, почти мёртв. Кошмары по частям гасят в человеке всё, ради чего стоит и хочется жить. Их цель — Мечта.

Они ищут и жаждут её. Мечта — это их избавление от вечного Голода.

 

Мы защищаем ваши Мечты. Не позволяем Кошмарам сожрать их живое и теплое сияние.

 

Потому что Мечта — основа счастья и основа жизни.

 

Но я ещё ни разу не видел Мечты. Даже маленькой, даже Мечты-желания — не видел.

 

Светает. Я собираюсь на пробежку — всё равно мне сегодня уже не заснуть.

 

Я — дример. Я хожу в ваших снах. Я тоже ищу Мечту. Почти как Кошмар.

 

* * *

 

Я падаю. Пытаюсь перехватить управление — бестолку.

Мы же падаем!! Паника требует действий, но я словно связан.

 

Нет, это прыжок. Я прыгнул сам.

 

Мимо скальной стены вниз, вниз, вниз — к волнам. Море бьётся о подножие каменной высоты.

Мир ярок. Чистый синий и бирюзово-зелёный моря. Ясный голубой небес. Белое кружево пены словно отражение кружевных облаков.

Всё пропитано золотым светом и перемешано с солнечными прямыми лучами. Слепящие блики, солнечный жёлтый. Таков мир этого сна.

 

Стремительное падение — каменная тяжесть тела и свист воздуха в ушах — переходит в плавное скольжение, в полёт, и я переворачиваюсь. Смотрю на верхушку скалы.

Там — белые, пузатые башни. Медная зелень куполов и зелень садов. Стекло витражных окон, многограневых оранжерей. Над всем, уколом в небо, золотые скаты Старшей башни.

Я вижу, как бегают и суетятся чёрные точки на той галерее, с которой я прыгнула.

Я хохочу. Идиоты!

Раскинув руки, снова переворачиваюсь. Внизу — волны залива, словно чешуя. Сияет, колышется, вздымается, словно грудь спящего.

Дышать не могу от восторга. Как прекрасен мир!

Как прекрасна свобода лететь над ним вот так! Наверное, это почти счастье… А может, это и есть — счастье.

 

Тонкая многослойная ткань платья обнимает тело под ветром, липнет к рукам, вьётся вокруг запястий.

Моя цель — остров. Я его вижу.

Желтое, зелёное в обрамлении белого прибоя и синей воды. Каменная беседка над пристанью и маленький кораблик моего мужа у пирса, на волнах.

Платье трепещет и летит по ветру. Многослойная легчайшая ткань пластается по воздуху за мной. Пахнет морем — солью и морской травой, и солнцем. Разве солнце может пахнуть?

Аромат. Нагретого, тёплого, чуть медового. Так пахнет полевая дорога летом. Так пахнет песчаный пляж из детства и мостки на пруду в летний полдень тоже пахнут так.

Солнцем.

И чуть-чуть свободой.

 

Остров пока далёк. Сила… нет — всесилие переполняет меня.

Ах, какое это удовольствие! Вот так лететь над плоскостью моря, длящегося во все стороны.

Вода подо мною близко-близко, и я вижу своё отражение в ней. Голубое на сине-зелёном. Бирюза осталась у берега, а здесь волны — словно лазурь. Глубокий синий.

Свобода! И власть над миром, над собственным телом. Крик рвется из горла — крик торжества. Я хохочу от восторга полёта, свободы, власти.

Огибаю кораблик с людьми. Я почти задеваю крутой его борт и, смеясь от счастья, под поражёнными взглядами взмываю вверх. Вверх, вверх!! Ещё выше!

 

Я вижу беседку. Хотя, скорее, это терраса с небольшой беседочкой. Серое с розовыми вкраплениями. Гранитные вазоны и широченный парапет.

Бородатый человек смотрит на меня. Китель морского офицера сидит на нём идеально.

 

С разлёта касаюсь туфлями гранитной гладкости. Пробегаю пару шагов, скольжу, смеюсь и почти падаю в руки мужу.

Поцелуй сладок.

Отстраняюсь:

— Где дети?

— Уже на корабле.

— Уплывайте!

— А ты?

— Они попробуют поймать меня. И у вас будет шанс уйти.

— Ты уверена? — его взгляд тревожен. Хмурит брови.

Я касаюсь складки меж его бровей, тихо смеюсь, качаю головой:

— Нет, они меня не догонят! Силёнки не те! Прощай!

И я взбегаю на парапет, толкаюсь и взлетаю.

 

Мне нужен лес. Над морем оглядываюсь: парусник мужа идёт к выходу из бухты.

Смотрю в другую сторону.

Белые стены университета словно запятнаны тёмными точками — погоня!

Меня снова разбирает смех. Крутой вираж над морем и я лечу к прибрежному лесу.

 

Мимо веток и сквозь листву залив ещё красивее, ещё ярче и сказочнее.

 

Я снова пытаюсь взять сон в свои руки. Пытаюсь понять его структуру и плетение. Лезу в этот сон, в этот мир. Но он упругий и цельный, как кирпичик прозрачной резины. А такая бывает? Гель, плотный, плотнее агара. Он выталкивает меня. Не позволяет мне не то что управлять, он мне выйти из неё, из хозяйки, не даёт.

 

* * *

 

Мы бежим. Петляя по лесу, иногда лесными тропинками, но чаще так — по чистому, почти без подлеска редколесью бежится хорошо. Подныриваю — подныриваем — под низкую ветку, отбиваемся от слишком резвого Зубастого.

Но она уже устала, она уже ранена, она уже не может взлететь. Она смотрит с тоской в небо. Я чувствую её боль и сожаление: "Подвела. Они будут ждать, а я не приду"

Мгновение для вздоха и снова бег.

 

Они догоняют нас на прелестной полянке. Тут такое множество цветов, что жаль их ломать своим телом. Однако у нас нет выбора.

 

Мы падаем. И сейчас же Зубастые впиваются в тело летуньи.

Страшно! И страх выбрасывает меня прочь из чужого тела.

Я вырвался! Я снаружи! Но я не могу двинуться. Руки вязнут в реальности чужого сна. Я словно муха в янтаре.

 

Я не до конца разделён с хозяйкой. Я чувствую её боль. И парализующий ужас.

Её пожирают заживо. Клыкастые твари выдирают куски плоти из живого тела. Куски покрыты голубыми, воздушно-прозрачными клоками бывшего платья.

 

Она не кричит. Она, сцепив зубы, отпихивает головы и пасти. Руки скользят, они в крови. В её крови.

Я вижу её лицо и чувствую вместе с ней клыки, впивающиеся в щёку.

Её ужас парализует и меня. Высасывает силы. Я будто кусок мокрой ваты — я ничего не могу сделать.

 

Даже помочь ей проснуться я не могу.

Я рвусь. Я ищу плоть и нити этого сна. Увидеть его слои и научиться им управлять. Или хотя бы позволить себе движение.

 

Её боль мешает. Топит разум. Зубастые с чавканьем рвут живое мясо с костей. Но она ещё жива.

 

Боль. Я пытаюсь вымыслить дубинку, представляю её ухватистые рукояти и… но её здесь не случается. Впервые. Я растерянно наблюдаю, как рушится вокруг меня сон.

 

Уже не лес вокруг, а обшарпанная комната с серыми стенами и панцирной кроватью.

Хозяйка лежит на ней. Сетка скрипит и пружинит от движений Зубастых. Они жрут молча, без единого звука. Только плоть рвётся с влажным чавканьем.

Сон — сон ли? — окончательно становится Кошмаром. И теперь тут власть хозяйки не так сильна, теперь я тут тоже кое-что могу.

 

Быстрее! Смерть хозяйки замкнёт сон, и мне из него не выбраться.

Все Кошмары устроены похоже. Слои и перетекающий друг в друга смыслы. В основе всего — страх. Но страх вплетён в Кошмар так прочно, что его не выдрать. Выдрать можно образ, ставший источником страха.

Но за образом нужно сунуться глубже Кошмара, в самую её личность.

 

Я подхожу к Зубастым — они не видят меня. Я этого не хочу.

 

Смотрю на хозяйку и вижу нежный голубоватый свет, пробивающийся чуть ниже ключиц. Ух ты…

 

Но это не то, что мне сейчас нужно. Смотрю дальше. Плывущее туманными чёрно-белесыми прядями — вот он, источник. Мне не важно, что это.

 

Я протягиваю сложенные ладони, погружаю их туда, в средоточие энергий тела — в солнечное сплетение. Сквозь раны вижу сизые, местами порванные, внутренности. Ощущение, что я сую руки в живую рану так сильно, что чувствую себя палачом.

 

Ощущение сильное. Настолько, что я даже замешкался.

Нет, всё — чушь! Это сделать необходимо! Кошусь на голубой свет — теперь тем более необходимо.

 

Вынимаю исходящий туманной гадостью бесформенный страх.

Он лежит в ладонях, опутанный связями, мыслями, домыслами. Как комок тяжёлой грязи. Я осторожно освобождаю его из сплетения нитей и связей.

Чёрное, вязкое, липкое, плывущее туманом. Средоточие и источник многих её Кошмаров.

 

Я сжимаю его в руках, и в моих ладонях тяжёлое, бесформенное являет свою суть.

Слова.

 

Буквы большие и тяжёлые, обтянуты человечьей кожей. Чёрточки и перекладины — чудовищные руки, слепленные не в тело, — в букву. Держать их неловко. Они чуть скользят в руках и теплы на ощупь.

Они хорошо формуются в дубинку. Я взвешиваю её на руке, улыбаюсь и бью наотмашь первую тварь.

 

Зубастый отлетает к стене, я подхожу к нему. Он смотрит на меня. Глаза испуганные, тёмные. Он хочет жить. В его вытянутой морде почти мольба. Я приканчиваю его, с вязким хрустом проламывая череп.

 

Я бью ещё и ещё, размётываю чёрные тени, уничтожаю их.

 

Уничтожаю Кошмар, обратив страхи против него. Когда не остаётся ни одного Зубастого, я устало опускаю своё оружие.

 

Смотрю в глаза хозяйке. Она дышит. Сквозь прокусы видны лицевые кости.

 

Я оглядываюсь. Серо вокруг. Ощупываю стены, пол, вещи. Внутри Кошмара я ищу Мечту.

 

Она должна… Я оглядываю серость вокруг. Она должна быть… Я смотрю на хозяйку сна… Она должна быть голубого цвета.

Я судорожно вздыхаю и опускаю дубинку.

 

Платье, голубое платье. И померещившийся свет…

Мотаю головой и ударяю дубинкой о стены Кошмара.

 

Дубинка рассыпается на буквы. Буквы складываются в слова.

 

Показываю хозяйке сна эти лёгкие, словно из прозрачно-ярких воздушных шариков, пузатые буквы.

 

Она улыбается мне остатками губ.

Счастье можно выразить и недоеденным лицом.

 

Она улыбается, кивает. Отталкивается руками от кровати и, проламывая потолок, крышу и небо Кошмара, взлетает ввысь.

 

Я будто поднимаюсь вместе с ней в ясность небес.

Кошмар остаётся там, на дне.

 

Я снова показываю ей слова. Она кивает. И я бросаю их в Кошмар.

Слова расплёскиваются золотой жидкостью по руинам. Будто внутри каждой буквы налит до верху свет. Мы смотрим, как стены Кошмара тают, растворяются в золотом. Увлекательно, как тонущий в чае кубик рафинада.

 

Теперь это — увитые зеленью развалины. Живописные, светло-печальные остатки на память.

 

Я смотрю на них и думаю о Мечте. У меня ещё есть возможность…

 

Я оглядываюсь на хозяйку сна. Её раны залиты той же, золотой и прозрачной, густой, как сироп, жидкостью. И раны зарастают. Я вижу, как новая плоть оплетает и скрывает остов человека.

 

Она улыбается, вдруг обнимает меня, смеётся. Целует в щёку. Я чувствую её запах. Наверно, так пахнет солнце её мира. Шепчет мне:

— Родная… — и смеётся. Снова целует и устремляется к облакам и свету. Её смех переливами льётся из-под слепяще-голубого неба. Она уносится всё выше и выше над морем. Огибает белые стены университета и летит дальше. Догоняет кораблик своей семьи.

Я вспоминаю о голубом…

Сон выталкивает меня в явь.

 

* * *

 

Я открываю глаза.

 

Мне необходимо убедиться в реальности мира. Явь ли это? Мир должен убедить меня в своей реальности. Так просто я ему не поверю.

 

Принюхиваюсь. Пахнет дождём.

И я вспоминаю сон, в котором я был. Тот сон тоже пах. Придётся придумывать другую проверку.

 

Запах солнца.

 

Остро полоснуло по сознанию: упустил её!

Я потерял возможность спасения для многих, многих людей.

Утыкаюсь в ладони.

Вот что я видел. Вот почему сон не слушался меня. Вот почему он был таким, цельным, живым и ярким.

 

Я дример, но Мечту я видела тогда впервые.

 

* * *

 

Она сама была своей Мечтой. Поэтому Зубастые, порождения Кошмара — жрали её. Они пожирали Мечту.

Мечта… Цель и путь. Мечта… Сияющий, желанный плод, к которому можно только тянуться. Достать его получится только тогда, когда он перестаёт сиять.

Когда он уже не обжигает. И не горит.

И почти не манит.

Настоящая Мечта — всегда где-то впереди. Истинное счастье играть с ней, догонять её, ловить, и понимать, поймав, что она снова — дальше. И снова есть к чему бежать. И есть к чему стремиться.

 

Я — дример. И я нашёл Мечту. И упустил.

 

Мечта могла стать спасением для всех. Она освободила бы дримеров от вечного нашего дозора в ваших снах. Она освободила бы вас от ваших Кошмаров, от страхов яви, их порождающих. Люди научились бы не бояться того, что не опасно.

 

Это было бы, если б хоть один из нас, увидев Мечту, сумел бы её вырвать из человека.

 

Стоит ли счастье многих смерти одного?

Конечно стоит!!

Если этот "один" — не вы. И не ваш самый близкий и единственный.

 

Пока не смог никто. И я не смог.

 

* * *

 

Иногда, когда я вижу свои сны, Мечта приходит ко мне смехом с ясно-голубого неба.

Она шепчет мне: "Родная…"

 

Она пахнет солнцем.