Алтайский принц
Темный лес расступился, и телега медленно выехала на залитую солнцем равнину. Дед подхлестнул тощую гнедую кобылу, теперь уже можно было не бояться наскочить на кривой корень или бревно в лесном сумраке, и наклонился к сидящему рядом мальчишке лет одиннадцати:
— Ты бы очки надел, Ванюша. Пыль тут нехорошая, радиоактивная. Да и солнце жгучее.
Ванька послушно стащил с картуза большие пучеглазые очки с закопченными стеклами и натянул на глаза.
Дед глянул на своего спутника и довольно улыбнулся:
— Так-то лучше! Ты ведь в бункере рос. Глаза к яркому свету непривычные. Лучше побереги. Они тебе в науке еще пригодятся... Тьфу, ты пропасть!
Словно в подтверждение дедовых слов навстречу рванул сильный поток ветра, и телегу обдало облаком колючей пыли. Лошадь зачмыхала, а Дед, которого порыв застал с раскрытым ртом, стал неистово отплевываться.
Ванька с интересом рассматривал все кругом. Кобыла теперь тянула повозку заметно скорее, и пейзаж менялся быстро. Местность вокруг расстилалась непривычная. Чахлая равнина, поросшая бурьяном, с редкими кустами и перелесками, тянулась насколько хватало взгляда сквозь мутные стекла очков.
— Деда! А где мы? — подергал Ванька старика за край тулупа.
— Это Валдайская пустошь, Ванюша. Она вперед еще на тысячу верст тянется.
— Ого! — Ванька округлил глаза под очками. — Ажно мы так и будем всю тыщу верст прямо ехать?!
— Нет, не всю, — засмеялся Дед. — До Эпицентра только доедем, а там — на юг свернем.
Ванька с еще большим интересом стал вглядываться вдаль. То тут, то там из земли торчали старые, поросшие лишайником развалины.
— Деда, а тут когда-то тоже люди жили?
— Жили, Ванюша. До Большой войны тут множество людей жило. Миллионы. И я тут тоже жил когда-то...
Старик замолчал и задумался. Но Ванька все не унимался:
— Дед, а почему войну назвали Большой, а не Великой?
Но разговорчивый обычно Дед ответил не сразу. Он долго сидел, всматриваясь вдаль своими выцветшими, некогда голубыми глазами, а затем тихо промолвил себе под нос:
— Великими называли войны, где наши выигрывали. Или где хоть кто-то выигрывал. А в той войне проиграли все. Поэтому Великой она не заслужила называться. Но и маленькой ее тоже никак не назовешь. Вот и прозвали — Большой...
Они долго ехали молча. Ваньке быстро обрыдло разглядывать однообразную равнину вокруг. Перелесков становилось все меньше, кусты здесь были совсем чахлыми, кругом расстилалась лишь бурая трава да сухой бурьян. Это лишь на первый взгляд все здесь показалось ему таким интересным. Но теперь мальчик заскучал и снова стал донимать Деда расспросами:
— Деда, а расскажи еще про по-лу-про-вод-ни-ки! — он особо старательно, выговорил непривычное слово. — Чем они лучше ламп?..
— Эх, Ванька! Объяснял тебе, объяснял... — Дед потрепал Ваньку по голове с напускным расстройством, но было видно, что ему нравится рассказывать снова и снова. — Полупроводники — это как провод, только пропускают электричество лишь в одну сторону. С ними можно разные приборы и машинерию без ламп собирать. Не надо будет стеклодувам столько ламп выдувать. Лампы, они ж вона какие большие! А полупроводник может быть махонький совсем — с булавочную головку! Это ж можно будет целый дальносвяз в кармане уместить!
Ванька задумался. Мысль, что такой громоздкий прибор можно превратить в маленькую карманную коробочку и носить с собой, показалась ему нереальной, но все же необычайно заманчивой.
— А чего у нас больше полупроводников не делают?
— Так ведь технология после войны потерялась! Ученых людей убило, заводы разрушило, книжки сгорели. Никто у нас уже не помнит, как их делать. А самое главное — с другими странами, где это знают, мы так и не помирились.
— А чего с ними мириться?! Они ж — басурмане! Они войну начали!
— Ой, Ванька! Меньше б ты няньку слушал, она языком и не такое намелет! — рассердился Дед.
Ваньке невольно вспомнилась его няня, Арина Всеволодовна, пожилая женщина, с добрыми, по-детски наивными глазами. Она сызмала рассказывала ему на ночь сказки и страшилки: про Бабу Ягу, про далекие басурманские земли, где мужики на мужиках женятся, про людей с песьими головами, про китайского царя, про птицу Сирин и птицу Алконост. Ванька любил эти истории, хотя и сам не мог понять, где там кончается вымысел и начинается правда.
Чтоб загладить неприятный момент, Ванька попытался сменить тему:
— Деда, а что для полупроводников какая-то редкостная руда нужна? А у нас ее нету?
— Да нет, Ванька. Как раз все наоборот! Полупроводники из кремния делают, а он же на каждом шагу валяется. Вон песок, например, или стекло — это тот же самый тебе кремний! Только ж его оттуда еще добыть надобно, очистить, в мелкие детальки смастерить. Надо ж знать, как оно все правильно делается. Это ж морока целая! Технология...
Дед озадачено почесал затылок.
— Первое время, мы что-то в Китае в обмен на нефть покупали, — вел он неспешно дальше свой рассказ. — Но после того, как они у нас Хабаровский край за долги отжали, с ними отношения тоже испортились. Да и артель стеклодувов за эти годы сильно окрепла. Они-то нашего Батюшку-Царя и надоумили совсем от полупроводников отказаться. Мол, самообеспечением надо жить, местного промышленника поддерживать!.. Ну, мертвая!..
И Дед сердито хлестнул поводьями старую кобылу, которая еле перебирала ногами на солнцепеке.
* * *
На третий день пути вид пустоши заметно изменился. Кусты исчезли совсем, да и травы почти не осталось. Земля стала выжженной, каменистой, лишь местами ее покрывали разноцветные пятна мха. Руины, торчащие из мрачной равнины, стали совсем приземистые, не выше человеческого роста. Казалось, какая-то нечеловеческая сила вдавила их в землю, не желая оставить здесь камня на камне. Поверхность уцелевших обломков все чаще была оплавленной и блестела на солнце, точно стекло. Порой такие развалины напоминали окаменевшие фигуры людей.
— Прямо вылитые тебе соляные столпы! — невольно вырвалось у старика. — Ну что, Ванюша, вы уже проходили на уроках Закона Божьего Содом и Гоморру?
— Да, — Ванька принял серьезный вид и процитировал наизусть, словно на занятии: — И пролил Господь на Содом и Гоморру серу и огонь с неба, и ниспроверг города сии, и всю окрестность сию, и всех жителей городов сих, и все произрастания земли. Жена же Лотова оглянулась, и стала соляным столпом...
Мальчик поглядел вокруг и невольно поежился. Ему стало не по себе от мысли, что какой-то из этих столпов, когда-то мог быть живой женщиной.
— Вот и я здесь тоже свою невесту потерял когда-то... — Дед задумчиво смотрел вдаль, словно пытался рассмотреть что-то, то ли сквозь полуденную дымку, то ли через полувековой отрезок времени. — Мы ведь с Надюшей уже на осень свадьбу планировали. Я тогда только-только «бауманку» закончил. И с друзьями махнул на все лето на заработки — космодром на востоке строить. Тогда все спешили его поскорее закончить, какая-то новая военно-космическая программа готовилась, и платили на стройке очень пристойно. Я ж для того и поехал, чтобы деньжат к свадьбе быстрей подзаработать. Вот, пока мы там строили — тут все и началось...
Кобыла медленно взошла на небольшой холм, и перед путешественниками раскинулась фантастическая картина. Широкая долина на километры была покрыта толстым одеялом оплавленного стекла. Когда-то давно ужасающий жар растопил верхний слой земли, песок и бетонные строения. Все это перемешалось и растеклось по земле, словно стеклянное море, а затем затвердело, оставив гладкую, как блюдце, долину сверкать в лучах солнца. Подковы громко зацокали по стеклянной поверхности, лошадь поскользнулась, словно на льду, испугалась и встала.
Дед слез с телеги и не спеша побрел вперед. Ванька последовал за ним. На гладком вулканическом стекле не росла ни трава, ни мох. Лишь ветер перекатывал пыль и мелкие песчинки. Далеко впереди по долине сверкающей змеей вилась речка.
Дед спустился с холма и сел прямо на блестящее стекло. Из припасенной котомки он достал толстую граненую рюмку, плеснул в нее прозрачную жидкость из фляги и поставил перед собой на гладкую поверхность. Затем отрезал краюху хлеба и накрыл ею рюмку. Себе налил в другую и, не чокаясь, осушил одним махом.
Ванька заворожено наблюдал за этим действом:
— Деда, чего это ты? Прямо как на кладбище... — наконец несмело спросил он.
Старик скривился, шумно выдохнул и обвел рукой остекленевшую долину:
— Так ведь Эпицентр — это и есть кладбище, Ваня… Знаешь, сколько людей под этим стеклом заживо похоронено?! Родители мои, родственники, друзья... Не то, что могил, даже пепла не осталось — только это радиоактивное стекло… Может оно и грешно, но мне порой кажется, что их души не вознеслись на Небеса, а растворились и до сих пор плавают где-то в этой обожженной стеклянной глубине...
Словно пытаясь дополнить печальную картину, где-то вдалеке раздался заунывный вой.
— Как там сказано в Откровении? И кто не был записан в книге жизни, был брошен в море стеклянное, смешанное с огнем...
Дед тихо опустился на колени и провел по гладкой поверхности оплавленного стекла, словно гладил по спине любимую девушку:
— Знаешь, Ваня. А ведь я так и не смог ее забыть. Помню, как мы гуляли с ней здесь по Садовому кольцу…
— Садовому кольцу? — удивился Ванька.
— Да... Был тут такой проспект когда-то. Шел кольцом вокруг Центра. Вон там... — Дед неопределенно махнул рукой в сторону реки. Ваня не понял значения слова «проспект», но решил лишний раз не тревожить Деда расспросами.
— А сколько их было потом... И все за меня хотели замуж при моей-то должности, даже когда я совсем уже стариком стал. А я все отказывался. Не мог. Смеялись надо мной. Даже в содомии подозревали... Но никто мне больше не был нужен. Тут я оставил навсегда свою Надежду!..
Дед стукнул кулаком по твердому стеклу и часто заморгал сухими, давно отвыкшими плакать глазами:
— Прости, Ванюшка, что затащил тебя сюда. Знал, что мимо проезжать будем. Не мог не завернуть, с Надюшкой попрощаться. Мои-то годы уже какие?! Чай в последний раз сюда приезжаю...
Дед наклонился и поцеловал холодную стеклянную поверхность, затем тяжело встал и побрел назад к телеге. Ванька засеменил следом.
Они уже порядком отъехали от Эпицентра, когда Дед угрюмо промолвил:
— Знаешь, а может оно и к лучшему. Завел бы жену, детей, так теперь, после моего бегства, им бы несдобровать... Всех отправили бы в подземный острог. Опричники им сейчас уже, наверное, кишки бы на рогатину наматывали... Спаси и сохрани!..
Дед истово перекрестился и сплюнул. За холмами снова послышался волчий вой, на этот раз ближе. Старик нахмурился и погнал кобылу быстрее:
— Пошевеливайся, старая! Не иначе, как мутоволки нас учуяли. Не хватало еще ужином для них сделаться.
Ванька робко оглянулся назад, где уже тихо сгущались вечерние сумерки.
— Дед, а правда, что мутоволки — это люди с песьими головами?
— Да какие люди?! Снова эти бабушкины сказки! — огрызнулся Дед. — Обычные волчары! Шибануло их радиацией после Большой войны. Вот и стали расти с теленка величиной. Бродят теперь вечно голодные и злые.
Но Ванька уже не слышал в словах Деда былого спокойствия и уверенности. Он и сам понимал, что кобыла у них старая, а телега тяжелая. Напади стая волков, убежать будет совсем непросто. Старик же молча вытащил из-под мешков топор и положил рядом с собой, чтоб легко было дотянуться. Потом недобро улыбнулся и сказал ободряюще:
— Знаешь, Ванька, настоящие люди с песьими головами — это нашего Батюшки-Царя опричники из Приказа тайных дел! Но они-то нас, надеюсь, уже не догонят.
* * *
Еще неделя пути по Грязным землям прошла неспокойно. Стая мутоволков, что приметила их у Эпицентра, день за днем шла следом, то приближаясь, то отдаляясь. Ванька несколько раз видел издалека этих здоровенных тварей, даже рассмотрел в дальногляд, что у некоторых из них было по две головы. Но рядом с Дедом ему было не так страшно. Старик разводил по ночам большое кострище, и звери не решались подходить близко. Они грустно выли где-то поблизости, но с каждым днем все дальше и, наконец, отстали.
— Теперь, Ваня, нам главное до Новоиерусалимской переправы добраться, — разъяснял Дед под мерный стук копыт. — А там за Великой рекой уже и Уния начинается. Надо лишь последнюю заставу зеленых казаков пройти.
— Ты же говорил, что у тебя Государева грамота есть! А казаки, они ведь тоже нашего Батюшки-Царя подданные. Значит, нам нечего бояться?
— Так-то оно так, — озабоченно причмокнул Дед. — Да только земли здесь от столицы далекие. Тут уже не пойми, кто кому подданный. Зеленые казаки, конечно, Алтайскому Царю присягу на верность давали, да только почему-то не они Ему, а Он им каждый год богатую дань платит. Так что на заставе ты лучше сиди тихо возле меня да помалкивай. А я накануне еще послушаю, что там молва столичная говорит...
Не доехав до заставы добрый десяток верст, Дед остановил телегу и решительно взялся за топор. Доски днища поддались не сразу, но в итоге старику таки удалось подцепить крепко заколоченные гвозди. Из потайной ниши он извлек громоздкое устройство с чемодан величиной. Ванька не сразу распознал в приборе дальносвяз, точнее его уменьшенную походную версию для геологов и военных. Дед вытащил кислотную батарею и встряхнул, озабоченно глядя на стрелку уровня зарядки. В воздухе отчетливо повеяло уксусом.
— Еще поживет чуток... — не слишком уверенно сказал старик, поднял антенну и стал быстро крутить ручки настройки.
На панели дальносвяза засветился «кошачий глаз» индикатора, а из динамиков донесся хрип. Прибор завывал, шипел и посвистывал, пока Дед пытался настроить его на нужную волну. Наконец, зрачок «кошачьего глаза» сузился и из динамиков стали вылетать обрывки речи.
Это определенно были «Державные вести». Из эфира вперемешку с помехами неслись куски новостей:
«...Продолжаются поиски царевича Иоанна... Глашатай опричников заявил, что следы заговора тянутся к персоне князя Бориса Дмитриевича Веснина... Царский советник и учитель цесаревича неоднократно проявлял расположение к басурманским наукам и образу жизни... Народный фронт имени Архангела Михаила мобилизует своих сторонников в регионах для поисков пропавшего цесаревича...»
Дед тяжко вздохнул и выключил прибор:
— Вот он, голос Родины, тудыть-растудыть! — угрюмо выругался он. — Не думал я, что про бегство цесаревича на весь мир заявят. Раньше подобные дела шито-крыто решались — через Приказ тайных дел. Видать, борьба бояр в царском бункере обострилась... Думаю, Союз торгашей и заводчиков да уральские оружейники и рады бы замять дело. Они ведь и сами понимают, что без полупроводников их танки только на мишени годятся. Но, похоже, стеклодувы сейчас всем заправляют... Переманили иркутских и норильских на свою сторону. Да «архангельцев» еще подпрягли... Плохо дело. Теперь опричники будут пуще прежнего суетиться. И проверки на заставах усилят...
Ваньку всегда тяготили разговоры о политике. Она казалась ему скучной и опасной игрой угрюмых серьезных дядек. То ли дело — читать мудреные книжки с картинками или рассматривать заморские побрякушки на полупроводниках, которые тайком приносил ему Дед. Но сейчас старик, похоже, здорово завелся выговориться о наболевшем:
— Стеклодувы все стращают, мол, а вдруг снова война?! Полупроводники, мол, погорят, а лампы выдюжат! А людям что ж, так и жить в темноте от войны до войны?! Нешто они в прошлый раз не навоевались!..
Дед еще долго бубнил себе под нос проклятия, заталкивая прибор обратно в тайник, а Ванька погрузился в воспоминания. Перед ним снова ожили полутемные туннели столицы Алтайского Царства, где он рос. Эти улицы подземного города освещались лишь тусклыми, часто мигающими от перебоев электричества, лампами. Туннели заполоняли снующие туда-сюда толпы тяглового люда, который то и дело жался к стенам, чтобы пропустить вагонетку какого-нибудь боярина или опричника. Большинство жителей столицы, а особенно местные вельможи, никогда не покидали подземный город, высеченный глубоко под горами Алтая. Они уже несколько десятилетий жили там в постоянном страхе, опасаясь новых ядерных ударов с боку стран враждебного окружения. Что творится во внешнем мире, можно было узнать лишь по слухам, да еще из громоздких, словно тумбы, домовых дальносвязов, по которым «Державные вести» можно было не только услышать, но и увидеть на тусклом черно-зеленом экране.
На подъезде к заставе Дед поправил шапку, отряхнул тулуп и приосанился. Ванька же, напротив, надел очки и вжался в сидение поближе к Деду. Дорогу им перегородили несколько бетонных блоков, выкрашенных черными и белыми полосками. На обочине рядом с караулкой притаился защитного цвета пикап с крупнокалиберным пулеметом на кузове. Несколько бородачей в зеленой пятнистой одежде лениво курили в тенечке. Над караулкой гордо развевалось большое знамя с кривой саблей и двуглавым мутоволком на зеленом фоне. Сразу было видно, что казаки любят все зеленое.
Один из них, с рыжей бородой и автоматом на шее, вразвалочку подошел к телеге.
— Салям алейкум! — сказал он, разглядывая Ваньку маслянисто поблескивающими глазами. — Куда путь дэржите?
— Купцы мы. Едем в Унию икрой, пушниной торговать, — ответил Дед бодро-учтивым голосом. — Товар весь описан, вот опись с царским ярлыком. Тут все сказано! — Дед развернул грамоту и незаметно сунул золотой алтын в руку бородачу.
— Тэкс, што тут у нас?.. — повеселевший казак стал разглядывать печать на грамоте, почесывая затылок под ярко-зеленой феской. — Што-та ты тэмнишь, старик! Ну, скажэм, палавину описи я уже увидэл. А гдэ другая палавина?..
Дед страдальчески вздохнул и полез в карман за вторым алтыном.
— Оружие есть?
— Да, вот — топор! Дров для костра нарубить… — Дед весело хлопнул по торчащему из телеги топорищу.
Казак лениво потыкал дулом автомата в мешки со шкурками, стукнул прикладом в бочку с икрой, и, наконец, выдохнул:
— Ладно, проезжайтэ...
Когда они уже тронулись с места, в караулке обнаружилось какое-то шевеление. Потом оттуда опрометью выскочил еще один казак и подбежал к командиру в каракулевой папахе, перетянутой зеленой лентой с арабской вязью. Казаки громко залопотали что-то на своем языке.
— Эй, дэд, постой! — крикнул вдогонку командир, поправляя на плече ремень от автомата. — Тут радист говорит, сигнал был на коротких волнах от уездного опричника. Ищут какого-то малчишку-цесарэвича!..
Дед сильной не по возрасту рукой хватанул Ваньку за шкирки, вздернул в воздух и содрал очки:
— Кто цесаревич?! Он что ли?!
Вид у Ваньки был жалкий и бестолковый. Вокруг глаз, на чумазом, потемневшем от солнца лице виднелись чистые белые круги от очков. Рыжебородые казаки дружно заржали. Командир махнул Деду, что тот может продолжать путь, и снова скрылся в тени.
Когда застава исчезла из виду, Дед, наконец, шумно выдохнул и сказал:
— Хорошо, что зеленые казаки не такие дотошные. От опричников я бы шиш так легко отмазался! Не зря ж мы через Валдайскую пустошь такого крюка дали. Там люди не живут — я знал, что проверок почти не будет.
Дед достал из тайника пару ярких пластиковых браслетов и вручил один Ваньке:
— Держи, это наши с тобой пропуска в Европейскую Унию. Хорошо иметь старого друга в Посольском приказе. Подсобил...
Он на мгновение бросил поводья и потянулся, широко расправляя плечи, словно сбросил с себя тяжелый груз:
— Раньше ведь всех царевичей посылали в Унию учиться. Но на батюшке твоем эта история и закончилась… «Архангельцы» и стеклодувы говорят: негоже будущего Государя басурманскими прелестями портить и заморскими еретическими науками смущать!.. Да только наши няньки и дьяки чему научат? Домострою?!
Дед нажал что-то на ванькином браслете, и экран засиял разными цветами. Ванька, затаив дыхание, разглядывал диковинную вещицу. Экран был совсем мал, но сиял намного ярче, чем «кошачий глаз» дальносвяза. А главное, он был не стеклянный, а гнулся под пальцами, точно резина.
Дед глянул на свой экран и бодро заметил:
— О! Сеть уже ловит. Стало быть, до кордона с Унией рукой подать...
Потом поймал завороженный взгляд Ваньки, разглядывающего браслет, и весело подмигнул:
— Да-да! И эти штуковины тоже на полупроводниках сделаны!
Тут на экране ванькиного браслета появилась его фотография и надпись латиницей «IOANN VASILYEV». Ванька живо догадался, что браслет в Унии выполняет ту же роль, что и Царская именная грамота.
— А мне вас там как называть? — спросил он у Деда. — Борис Дмитриевич или князь?
— Да как захотите, ваше высочество. А лучше всего и дальше — дедом. Я уж и привык так. В Европе, да после бегства из-под опалы, — какой из меня князь?!
— Ну, тогда и вы меня дальше Ванькой зовите!..
Ванька натянул браслет на левую руку, а потом тихо промолвил, кривя рот:
— Только боязно мне чего-то. А вдруг это печать Антихриста...
— Эх, Ванька, простая душа! — рассмеялся старик, дергая его за козырек картуза. — Печать же Антихриста на лоб ставится и на правую руку. А браслет — на левой! Так что не бойся!
Дед весело потрепал Ваньку по пшеничным кудрям и водрузил картуз на прежнее место.
Вдалеке показалась широкая река, а разбитая дорога перед ними змеилась прямо к переправе. На том берегу, посреди руин какого-то старинного города в лучах восходящего солнца сияли золотые купола недавно восстановленного монастыря.
— Ну, с Богом, Ванюша! Если кобылка не подкачает, к вечеру будем в Железном Рогу. А дальше уж проезда ходят. Пора нам, дружок, наново рубить окно в Европу!..