Убийца в желтом
Иван Иванович Петров был человеком чистейшей души и добрейшего сердца. По крайней мере, он сам именно так и считал, и крайне обижался, если кто-нибудь пытался его в этом переубедить. Например, Иван Иванович каждый день, в обязательном порядке, звонил в дверь пятой квартиры на втором этаже. Тихо и ненавязчиво он просил Катерину, девицу двадцати пяти лет, стонать немножечко потише, дабы не посадить горло, и предохраняться во избежание заболеваний органов малого таза. И каждый раз, как в первый, Петров очень удивлялся и обижался, когда Катерина пыталась его побить или облить ледяной водой.
Когда Петров стоял в очереди в кассу магазина или почты, то он всякий раз очень терпеливо объяснял молодежи, почему и каким образом они должны уважать его, человека крайне пенсионного возраста. Обычно, после слов «наркомания вас все таки погубит», Ивану Ивановичу приходилось срочно ретироваться с поля нравственного разложения в весьма расстроенном настроении.
Однажды, когда Петров очень доходчиво объяснил Танечке, социальному работнику, почему она должна наблюдать за его обнаженными па в его же собственной квартире, та, святая простота, решила вдруг что он какой-то там извращенец. Нет же, Танечка, нет... просто полезно иногда освобождать плененное одеждами тело хотя бы на часок-другой. Вот он, этот час и настал. Ну кто же виноват, что вы, Танечка, пришли именно в этот момент?!
В общем, когда утром в подворотне Ивана Ивановича нашли мертвым, никто особенно не удивился. И уж тем более никому и в голову не пришло горевать по старику. Весь район, а точнее, его верующая часть, лишь перекрестился, остальные выдохнули и зажили дальше. И, надо сказать, неплохо так зажили. Катерина теперь с чистой душой и спокойным сердцем могла предаваться любовным утехам дни и ночи напролет. Молодежь до утра распивала пиво на лавочке аккурат под окнами жилища Петрова. Танечку определили к новому старому мужчине, который расхаживал по дому в растянутых тренировочных штанах и фуфайке. Жизнь понемногу налаживалась.
Во всем районе казалось был лишь один человек, которого волновало, почему все таки погиб Петров. Следствие по делу прекратилось за отсутствием состава преступления, это если про протокольному. А на самом деле и копаться никто не стал. Ну шел старик, подскользнулся, упал. Сломал себе восьмидесятилетний череп и умер. Кому надо-то разбираться?! На районе вон пять угонов за последнюю неделю, три кражи, два разбоя и один пойманный эксгибиционист, который уже сознался в кражах, а в угоне еще нет. А убийствами только статистику красивую портить. Оно кому надо-то?!
Василий Редькин был одним из немногих, кто общался с почившим Петровым. По долгу ли службы, или по велению сердца, теперь уже было вообще не принципиально. Главное, что Петрова он знал не по наслышке, и был почти уверен, что деда убили. Из доказательств у Василия не было ничего, только чутье и дедукция. Но, как говорят в остросюжетных сериал, их к делу не пришьешь. Оставалось одно — самому найти убийцу. Каким образом это осуществить Василию пока было не то чтобы не понятно, а скорее совсем не ясно. Район большой, всякой шпаны еще больше, и все они почти терпеть не могли Петрова. Он уже и со шпаной поговорил, и попугал кого надо и кого не надо тоже. И на месте преступления побывал, да только там, кроме шкурки от банана, на самом выходе, и одного полудохлого кота ничего интересного не было.
Спустя полтора дня с момента убийства, придя домой с работы, Василий первым делом поужинал. Вторым позанимался с внучкой Машенькой математикой. Третьим решил сходить в ванную, но уже выходя из комнаты Машеньки, правый глаз его вдруг заметил на комоде рисунок. Надо сказать, внучка неплохо рисовала, не зря же она уже третий год ходила на занятия в изостудию. Дед очень гордился Машенькой, и на каждом шагу расхваливал ее художественные способности.
— Маша, что это? — указал Василий на комод.
— Ой ну деда-а… ты что, сам что ли не видишь? Рисунок, что еще-то, — прогнусавила десятилетняя Машенька.
— Я вижу, что это рисунок! Я не пойму откуда это у тебя?
— Ну мимо я шла, когда дедушку нашли. Ты знаешь, там так тень хорошо ложилась, и вообще интересный момент…
— …, — выругался Василий.
Вообще, он обычно никогда не позволял себе ругаться матом при ребенке. Но здесь, немного прибитый внучкиным вдохновением, никак не смог сдержаться. Интересно вот, как объяснить юной художнице, что место убийства — не лучший натюрморт?!
— Почему тебя никто хоть не прогнал-то? — вздохнул Василий.
— Да я не видно там, спряталась. Говорю же, тень такая офигенная.
Дед снова вздохнул, взял рисунок с комода и вышел из комнаты. К Василию пришло озарение, которое требовалось срочно проверить.
В «Пятачке», местном продуктовом магазине, было, как всегда, немноголюдно. Вернее сказать, народ здесь бывал постоянно, но в малом количестве и как-то по очереди. Это вам не супер и не гипер какой-нибудь. Простой, но полезный пиво-сигаретно-водочно-закусочный магазин. Дождавшись, когда двое школят ретировались, пряча за пазухой что-то очень похожее на пиво, Василий нахмурил брови. Маринка, беспробудная шатенка лет сорока пяти, охнула, ойкнула, выругалась и затихла, затравленно пряча глаза в полу. Ну красна-девица. Кстати говоря, Маринка и впрямь была красна, то ли от того, что сосуды на ее лице слишком близко подходили к коже, то ли от каждодневных, но легких возлияний. А может все вместе было тому причиной, только сегодня Василия это волновало очень мало. За пиво, проданное пацанам, Маринка еще ответит ему, но сейчас нужно другое. Совсем другое.
— Не губи, Василич! Родаки их послали, вот те крест. Я их знаю, они похмеляются после вчерашнего. Мы вместе пили, зуб даю.
— Я тебе не Василич! А Василий Викторович. Об этом мы с тобой потом поговорим. Бананы вам когда завезли?
— Так...я что ли работала? Или кто? А, да… точно я. Петров окочурился же еще в тот день. Вот где горе. А мы тут с вами про пенсии. Точно. Тогда и завезли.
— Кто покупал? Можешь вспомнить? Ну?
— Погоди-погоди… Таак… один на закусь Ленька взял, точно помню. Он еще денег за него не отдал, гад. Все вроде…
— Не дури. Вспоминай давай. Неужто за день никто не купил больше? Накладные проверь, сколько приняла, сколько осталось.
— Да ну ты чо,Василич?! Позавчера же было.
— Жду, — грозно ответил участковый.
Маринка задумчиво почесала бровь, помолчала, поправила передник, и хлопнула себя оп лбу:
— Точно, вспомнила! Катерина из пятого покупала. Ну та, что во втором подъезде женихается. Сказала, про какую-то банановую диету вычитала, дура. Разве ж на бананах схуднешь?!
— Не схуднешь, — подтвердил Василич.
Он-то про диеты эти знал не по наслышке. Васильева жена, Лида, всю жизнь стан держит. И бананы у нее под строгим запретом.
— Ну вот и я ей. А эта коза меня послала, прикинь, Василич?!
— Я тебе не Василич! А Василий Викторович, — привычно пробормотал участковый.
— Ну да. Еще Татьяна, из второго дома прибегала. Это которая у стариков хату отжать мечтает. Корчит из себя помощницу, знаем мы , видели таких… Вся такая всклокоченная, глаза как блюдца. Прибежала и орет «бананов дай». Ну я ей говорю, орешь чего?! А она меня так обложила, даром что интеллигентка.
— Сколько Катерина и Татьяна бананов взяли?
— Так… Щас. У меня тут все ж записано. Вот я дура.
Маринка резво побежала в подсобку, вернулась с тетрадкой.
— Ага. Значит один банан Ленька. Пять штук Катерина. Три штуки Татьяна. Итого девять.
Василий кивнул и, не прощаясь, направился к выходу.
— А что хоть с бананами-то? Траванулся что ли кто? — донеслось до него уже на улице. Но Василию было не до расспросов. Нужно было торопиться.
В морге свет не горел. Участковый пять раз ударил в дверь, прежде чем Вовка, отворил.
— О, Василий! Какими судьбами?
— К тебе вчера утром труп привозили? Старик. Голова проломлена.
— Ну был один. Тебе зачем? Да ты не стой на пороге, проходи. Располагайся. Будь как дома.
— Нет уж, спасибо, я тут спрошу.
Участковый не то чтобы боялся мертвецов, чего уж греха таить, навидался он их за столько-то лет. Но все-таки такая близость конца никак не радовала душу.
— Документы при нем были?
— Сейчас, — Вовка метнулся внутрь и вернулся с кучей вещей.
Василий мельком глянул в паспорт.
— Ботинки дашь?
— Свои? — удивился Вовка.
— Да не. Покойного. Проверить надо кое-что.
— Блин, — Вовка почесал лысую голову, — не положено так-то…
— Да мне только ботинки. И я это, вообще-то представитель закона. Да мне бы только проверить кое-что.
Вовка раздумывал недолго. В конце-концов, это же не кошелек, и не документы. А ботинки… ну нужны участковому ботинки, что ж теперь. Поди зарплата маленькая, обуви нет. Что ему, жалко что ли?
— На, держи. Только если что…
— Да не бойся. Никто не узнает.
— Светлана Дмитриевна, это Редькин. Да. Да. Конечно. Да. Привезу. И баклажаны тоже. И малина есть. Сейчас подъехать можно? Замечательно. И клубнику захвачу. Еду.
Светлана Дмитриевна Друзь, в прошлом опытный эксперт-криминалист, вот уже десять лет как почивала на лаврах пенсии. Но просто так даме дома не сиделось, а шить и вязать она никогда не любила. Пришлось оборудовать в спальне домашнюю лабораторию, в которой она постоянно что-то проверяла и инспектировала. Бывшие сослуживцы нередко обращались по личным и рабочим вопросам, а та и рада была помочь. Взамен все тащили какие-то крайне полезные штуки в хозяйстве, продукты, торты и колбасу, до которой Светлана Дмитриевна была страсть какая охочая. Василий обычно благодарил почетную старушку фруктами-овощами с огорода, домашним вареньем и соленьями. Вот и сейчас он быстро забежал домой, под молчаливым укором жены собрал съестное и бросился к Друзь.
— Ну что я тебе могу сказать… однозначно на ботинках следы от банана. Будешь в комитет сообщать о своих измышлениях?
— Да погожу пока. Спасибо вам, вы прям бесценный человек, — улыбнулся Василий.
Друзь застенчиво наклонила маленькую седую головку и подставила ручку для поцелуя. Ритуал…
Время наступило позднее, но следствие есть следствие.
— Ждала? — козырнул Василий, когда Катерина из пятой квартиры в неглиже открыла дверь.
— Эмм… нуу… это так неожиданно…
Катерина посторонилась, пропуская гостя в коридор однокомнатной старой квартирки. Она явно ждала гостей. На кухонном столе два бокала под вино. Фрукты-ягоды. Все чин чинарем. Но главное — бананы. На столе лежало всего три спелых желтых фрукта.
— Бананы где?
— О… в холодильнике, — пролепетала Катерина.
Василий, не церемонясь, открыл холодильник. На нижней полке сиротливо лежал одинокий банан.
— Пятый где?!
— С..с..съела, — заикаясь прошептала девушка.
Василий заглянул под раковину. Действительно, в мусорном ведре лежала потемневшая шкурка.
— До свидания. Хорошего отдыха. Не шумите, — Василий вынырнул из квартиры распутницы, не замечая ее растерянного вида.
Итак… она звалась Татьяной.
— Я все знаю, — с порога заявил Василий, надеясь застать женщину врасплох, — где ваши бананы?!
Та вдруг обмякла и стала оседать прямо на пороге квартиры.
Не ожидавший такого эффекта участковый, подхватил полуобморочную даму под локотки и занес ее внутрь.
Через полчаса женщина, обливаясь горючими слезами, рассказала, что вчера утром вышла в магазин, на пороге которого столкнулась со старым хамом и извращенцем Петровым, ныне благополучно покойным. Петров предложил ей сделать ему массаж, ссылаясь, что это ее работа тоже, на что Татьяна сильно вспылила и наговорила деду гадостей. В ответ Петров схватил несчастную за место, находящееся ниже поясницы, и дама влепила ему хорошего леща.
— А он возьми и умри… — сокрушалась социальный работник.
— Мда… — участковый почесал макушку и задумался.
Возможно ведь, что женщина слишком сильно ударила старика и он, пройдя несколько метров, скончался? Возможно. И что теперь с ней делать? Жалко дуру, сил нет. Но ведь закон, все по закону надобно…
— Банан значит не ты бросила?
— Я? Банан? Какой банан? А-а-а...банан. Нет, мои все в холодильнике вон лежат. Я бананы не бросала, — снова заплакала Татьяна.
И все-таки, поразмыслив немного, Василий пришел к выводу, что Петров не скончался на месте от оплеухи Татьяны. А скончался чуть позже, поскользнувшись на шкурке. А значит Татьяна тут ни при чем? Ни при чем! Остается только один человек.
Ленька сидел на своем обычном месте и грустно напевал что-то из М.Круга.
— Лень… у тебя банана нет случайно?
— Так я его когда съел?
— Когда?
— Вчера еще утром съел, гражданин начальник. Голодный вот теперь. А мамка домой не пускает.
— А шкурку куда кинул?
— Так в подворотне. Где жрал, там и кинул. Вроде, — махнул рукой идиот.
Василий не чувствовал никакой радости от раскрытого преступления. Вдруг выяснилось, что Петров был тем еще дедулей. И что Татьяна подняла руку на старого маразматика, вместо того, чтобы доложить куда следует. Да ну вот хотя бы ему, Василию сказала бы. Он бы старца вразумил в два счета. И что Ленька абсолютный идиот безответственный, по вине которого погиб человек. И понятно, что парень далек был от умышленного убийства, но ведь косвенно-то он виновен. И внучка еще, художница фигова. Не нарисуй она место преступления, где под ногой погибшего лежала та самая шкурка от банана, спал бы себе спокойно, товарищ Редькин. И сажать никого не посадишь, да и не больно хочется. И банан к ответственности не привлечь…
Эх! Больше никогда Василий не купит бананы. Ну их, к чертям собачьим! И внучку на пение отведет, она давно просилась. Глядишь, и бросит эти свои художества.