Блайт

— Будешь бургеры? Газировку? Или фильм поставим? «Цыпы из мегаполиса»? «Вампир-романтик-девять»?

Худая девчонка с рыжим каре смотрит на венчающие торт цифры «1» и «6», как на отходы жизнедеятельности. Было веселее днём, исследовать с «Командой Тринадцать» заброшенный химзавод. Никакой мистики чисел, просто их квартал нумерован: один-три.

— Что ж, бука, тогда время для сюрприза! Отметим обретение тобой частичной правоспособности — подарочным аккаунтом в «MyHearth»!

— Ненавижу Майхарт! И вообще-то, дееспособности, и это было в четырнадцать!

— Как грубо и занудно, — замечает аниматор с накладными мышцами и коком на голове, ряженый в цветные лосины, — но я не обижаюсь, я же весёлый Ультра-Бой! Малышка, отныне твоя комната в Харте привязана к хабу семьи, и апартаменты доступны при вводе пароля-сердечка...

— Моей семьи здесь нет! Поеду к маме в больницу! А потом сменю фамилию, наконец-то можно!

На ворох идиотских конфетти брызгают дерзкие подростковые слёзы.

***

— Папа, давай поиграем! Почему ты не хочешь играть? Почему не хочешь, не хочешь...

Зацикленная фраза вновь и вновь исходит из ребячьего рта, но вместо самой головы — красно-розово-белое месиво.

Минуту назад вихрастый дошкольник ехал на велике и сжимал в руке ветку с кишащей опарышами птичкой. Его глаза уже тогда вытекли, а рот был порван от уха до уха.

Отточенным движением вскидывая молот, мужчина методично шагает по комнатам. Закончив службу, он не надевает домашнее. Только шлем снял, демонстрируя лысину, волевые скулы, аккуратную чёрную бородку. 

Небо в окнах краснеет, зреет кластерами нарывов, способными вызвать приступ трипофобии. На лужайке, что милей Хоббит-Шира, вместо цветов выросли пальцы с вырванными ногтями. В кухне свистит чайник, и звук режет слух, как завывание банши.

— Мииилый! Пойдём на уууужин!

Женский вопль сливается с визгом техники в единую какофонию ада.

— Уже иду... р-родная, — цедит мужчина, пробираясь сквозь лабиринт обоев, на которых лесные зверята разевают акульи рты.

В столовой, будто срисованной с американского ситкома, его ждёт жаркая блондинка в зелёном фартуке, с сапфировыми серьгами, вторым размером груди. Из навесных антресолей на пол жадно стекает нечто густое. Красно-розовая масса, будто ртуть, собирается у плинтуса в единый ком. Вонь стоит такая, что лучше забыть о дыхании.

— Не хочешь есть холодное, работяга? Оййй... Жаль. Возьми тогда свежее, слдхкхкх...

Хруст, гортанный хрип, бульканье. На хрупкой ладони с жемчужным браслетом подёргивается подгнивший человеческий язык длиною с три ладони.

— Пожалуй, откажусь.

Два, три, четыре шага. Молот опускается на голову хозяюшки. Мужчина превращает в сочащееся месиво всё её тело, пока не понимает: конец.

— Сдохни... Сдохните, твари...

Он бежит, сколько сил есть, к ручью, отравленному нечистотами, где серебристые рыбки торчат вспоротым брюхом вверх, а под водой копошится белесый червь толщиной с крокодила.

От яблоневой рощи отпадает кусок и летит в бездну. Невелика потеря. Двадцатью циклами ранее все яблоки превратились в глаза. А сейчас и ветки напоминают сплетение кишок.

Харт сужается. Становится всё теснее.

Закончив цикл раньше времени, гвард с бейджем [PETROVSKY] бросается в провал. Снова работать.

Где-то далеко живут настоящие Ника и Дэн. Красивые и живые, только немного глупые. Они не понимают, какого главу семьи потеряли. Но скоро он обеспечит им лучшую жизнь. Дом, сад, машина, курорты, драгоценности — лучше тех сапфиров! Крутейший вуз для сына... в смысле, сперва школа. Надо ещё поработать. Снова и снова. Тогда кошмар уйдёт.

— Гвард-легенда. Петровский. Он первый, кто смог работать в Харте почти бесперебойно.

Девушка фыркает из-под капюшона, бросает в рот кислотно-зелёный леденец, от которого несёт несуществующим фруктом. Пухловатый очкарик в красно-синей клетчатой рубашке рассматривает гостью, с которой только что поделился восхищением.

— Такая же работа, как другие. Лучше, чем собирать мобилы у китайцев или пахать в шахте Зулустана, да?

— Что такое гвард, уточните? — заказчица устремляет на менеджера цепкий взгляд.

— Стражник, юнит с функциями модератора. «MyHearth» — псевдовселенная с полным погружением. Ей тоже нужны NPC, ведь так? Гварды следят за порядком, устраняют ошибки. Мистер Петровский работает дни и ночи, не просыпаясь.

— Так невозможно, человек без сна — покойник, — бросает девушка, не женственно хрустнув пальцами.

— Это всего лишь игра, — тут же парировал менеджер, — к тому же, гварды используют рекреацию. С версии 2.7 у нас есть хабы для отдыха. Обычно в них качают модели жён и детей, для свиданий. Или бабушек, если мужчина — как я, хе-хе.

— Критики говорят о негативных эффектах игры, — не оценив шутку-самосмейку, продолжает барышня. На вид ей нет и двадцати, но живущий с бабушкой «ботан» отмечает серьёзность, не присущую таким малявкам.

— Баги, куда без них? Остальное сказать не могу. Я же админ, подписывал неразглашение, понимаете?

— Конечно. Чужого мне не надо. Только своё, законное. Я хочу предложить вам сделку. Не обман, просто игра ума и немного юридических тонкостей.

Очкарик улыбается. В играх ума он гроссмейстер, а «HearthCreators» это не ценят.

Вскоре хрупкая рука пожимает пухлую, взмокшую от напряжения.

— Ваш хаб очищен, уважаемый правообладатель.

Петровскому благодарно машут модельки студентов, наряженных в синие, красные, зелёные скафандры. Их космостанция с клишированным «Planet» в имени пережила сейчас нашествие чужеродной саранчи. Самое неприятное, что рожи тварей были вылеплены из людских, топорно, как когда лист А4 с портретом вешают себе на лицо.

«Поганый блайт!» — мысленно бросает Петровский.

Когда-то труд гварда заключался в борьбе с флудом, спамом, флеймом. Хоть люди и постигли слияние сети с мозгом, а хулиганы тут будут всегда. Обратная интеграция — особая прелесть Новой Сети. Можно не грузить систему полигонами: достаточно в мозгу взять образы, которые ему милы. Но в любой игре есть боты. Бот не наслаждается приключениями эльфов, десантников, скаутов, горячих мачо и секс-бомб. Он совершает полезный труд. На ботов нижнего порядка идут студенты и гости из третьего мира. Быть гвардом почетнее. Работа для мужчин. Часто — таких, кто не проявил мужество иначе. Прямо как он сам.

Ника появилась в мире женатого мужчины как вихрь и вскоре стала Петровской. Бывшая супруга получила квартиру, воспитывая там дочь — далеко не грудную, чтобы его мучила совесть. У четы Петровских скоро появился Дэн. Но запросы красотки росли, особенно с учётом инфляции. Петровский пробовал быть грузчиком, кассиром, крупье... Хотел даже вступить в ЧВК, но Ника ушла раньше. Естественно, и сына он почти не видел.

Зато в домовом хабе они были как новенькие. Мальчик ловил рыбу и на трёх колесах кружил по двору, любимая приносила пирог и чай, потом звала в спальню... Вокруг были луг и сад, речка, пруд, колодец, милая часовня, мельница как из сказки.

День и ночь Петровский работал гвардом, а затем ребутал мозг встречами с семьёй. Он не знал, куда уехали прототипы,  а реала не видел — два, три года, пять? Время в Харте течёт иначе, зависит от настроек. Петровский отдал тело палате Харта, а мозгом вкалывал, зачисляя деньги на счёт жены и сына. Когда-нибудь Ника оценит. Может, от обиды их модели превращаются в монстров?

Потом Петровский вычищает ещё мир, и снова, десять, двадцать, сто. Потом его ждёт передышка. В Доме, что был родным, пока блайт не добрался и до него. Проблемы гварда админы игнорируют. Модер — не тот работник, кому вытирают сопли.

Когда очередные Дэн и Ника мертвы, мужчина с молотом осматривает дом, вернее, то, что от него осталось. На глазах целые комнаты и коридоры отрываются от семейного очага, вместе с землёй валятся в бездну. Взгляд Петровского падает на дверь в боковом крыле особняка, ныне открытую взору, ведь холла больше нет. Дверь, которую он старается не замечать, обходит всегда стороной. На ней табличка — [ALICE].

Там никогда не бывает порчи, но разве это важно?

***

— Программа МайХер... кхм-кхм, МайХарт, пережившая более пятидесяти редакций, занимает, мои дарлинги, первое место среди медиапродуктов Web 3.0, в течение четырёх... четырёх с половиной лет!

Давид Амарашвами как всегда сияет. На нём серебристый пиджак, синяя рубашка, красный галстук: колористы подгоняли тона, кажется, под микроскопом. Чёрные волосы набриолинены, живот втянут, второй подбородок скорее придаёт солидности, бронзовая кожа чиста, как утренний бархан. Господин Амарашвами, один из ведущих менеджеров «HearthCreators», снова поражает зал, полный разношёрстной публики.

— Что ж, настало время вопросов!

Вот толстая докторша пытается связать действие Харта с депрессиями и выгоранием. Сразу видно деревенщину, и Давид легко отбивает её аргументы заученной справкой от ВОЗ.

— Вы присвоили себе привилегии Творца! — пытается взять реванш тщедушный лысеющий пастор.

— А что, у вымышленного существа есть какие-то привилегии? — с насмешкой отвечает вопросом на вопрос Амарашвами, — наши криэйторы таких создают по пятьсот на дню, всех сортов: космос, фэнтези, боевик, романтика… вот кто истинные творцы!

— Вы не просто богохульник, вы слуга сатаны! Ваша псевдовселенная — лживая насмешка над творением Господа, в которой вы развращаете людей, разжигаете в них страсти, лелеете их пороки, ведёте их в ад! Многие из ваших игроков становятся одержимыми!

Обскурант не унимается, но зал поднимает его на смех.

— Я видел среди ветеранов вашей игры людей с явными признаками посттравматического расстройства, — чеканит басом мужчина в военной форме, со шрамом на правой щеке.

Амарашвами неестественно дёргает плечом. Это информация, не подлежащая разглашению, почему она звучит здесь?

— Кто пустил сюда умалишённых? Прочь в свой каменный век, уведите их! — раздражённо командует Давид. Специально обученные люди вежливо ведут под руки пастора, сыплющего угрозами адских котлов. Военный уходит сам, хищно зыркая на охранников, которых мог раскидать, как медведь из сказки — красных собак.

Наконец Давид с лоснящейся улыбкой объявляет, что снова готов.

— Господин Амарашвами, что такое блайт?

— Эм-м? Простите?

Обладатель голоса — ярко-рыжая девчонка, возраста «старший пубертат». Одета в розовый топ и серые джинсы: возмутительно просто для конференц-зала.

Давид не помнит её в списке гостей.

— Блайт, или порча. Это ошибка вашей игры, с которой борются модераторы.

— Возможно, не все системные неполадки устранены... это исправят в патчах, уважаемая.

Последнее слово со всей очевидностью значит «грёбаная дерзкая сука».

— Миры Харта — интегрированы с сознанием. Они становятся ловушкой. Люди уходят от боли в иллюзию, но боль возвращается! Это и есть блайт, его не устранить технически!

— Что вы предлагаете, маленькая скандалистка? — кривит губы господин Амарашвами, — вывести из миров всех жертв побочных эффектов? Быть может, и ядерную энергию нельзя было изучать, или стоило запретить автомобили в девятнадцатом веке? Да вы, малоумная леди, видимо, луддит... У нас прекрасно работает модерация!

— Но кто защитит самих стражей?

— Не понимаю вас, назойливое создание.

— Я была в личном мире одного гварда. Он усердно трудится, но постоянно видит кошмары. Он вынужден убивать любимых!

— Не убивать, а чистить кэш! — кричит лощёный оратор, — что это за шутки, вообще? Уберите тролльский бот! Перезапустите хаб тренинга риторики!

— Это не ваш хаб, старший менеджер. Мой.

Амарашвами вновь делает странное движение плечом, на этот раз — левым. Его лицо краснеет, а заплывшие жиром глазки наливаются кровью.

— Кто? Кто дал неверную маршрутизацию?! В какой я локации?!

Девочка лет шестнадцати встаёт с места, и стены сверкающего зала трескаются. Из-за них льётся болезненно красный свет.

Давид морщится, когда с потолка начинает капать кровь вперемешку с кусками внутренностей.

— Пришлось понажимать копи-паст, это не сложно. Как кубики: пирамидку разобрал, пирамидку построил. Меня так ими доставали, когда мамы не было. Может теперь вы поймёте, что такое блайт.

Остальные горе-спорщики исчезли. Оратор один-на-один с дерзкой девчонкой. Та успела измениться — черты лица приобрели завершённость, рыжее каре сменилось ухоженным пепельным блондом до лопаток. Молодёжный аутфит стал чёрным трикотажным платьем ниже колен, а на голове вредительницы возник угольного цвета берет с серебряной молнией-кокардой. Нарочитая помпезность, впрочем, никак не состарила гостью.

— Забыла переодеаться. Та моделька была очень старая.

— Какой прелестный пример бунта на коленях, — Амарашвами расплывается в добродушной улыбке, — ты ведь из «Тринадцатых»? Фи, маргиналы. Научились спамить в гостях у серьёзных дядь? Раньше вы гадили издалека, а теперь что сменилось?

Менеджер в третий раз нервно двигает плечом.

— Ну-ка заканчивай фарс, малявка!

— Не дёргайся. Я правильно понимаю: господин Амарашвами всегда требует не беспокоить его до конца сеанса? А сколько будет длиться сеанс в моём доме, решаю я, — нарочито медленно и внятно протягивает девчонка.

— Допустим в твоём! И что ты сделаешь в твоём доме? Заставишь меня Приключения Морской Свинки проходить? Или слайды с политикой включишь, как недотраханные веганши? Ха! Дура!

— Это не только мой дом.

Очередной прыжок через цифровой барьер. Петровский готовится к новой встрече с изнанкой повреждённого мозга.

Похоже, он понял. Ему всё ещё больно убивать проекции жены и сына. Вот когда чувства притупятся, он уйдёт. А пока — работать. Ради живой Ники. Живого Дэна. Сколько им? Нужен ли он им?

Всё рушится в миллиардный раз, кроме одной комнаты. На этот раз он не хочет лететь вниз и цепляется за ручку.

Петровский взбирается в проём за нетронутой дверью. Стража ослепляют софиты, перед ним богатый конференц-зал с рядами бархатистых стульев. Он замирает, ошеломлённый новыми впечатлениями. Бродит глазами по локации. Выцепляет что-то необычное. Знакомое. Родное.

— Алиса...

Да, это она. Повзрослевшая, серьёзная, со светлыми волосами — копия своей матери, такой, какую Петровский полюбил много лет назад. Не столь ослепительна, как Ника, болезненна, зато верная и добрая. В отличие от него.

— Пап, я... смотрела на это всё, давно. Ходила в именную комнату. Просто не смогла больше терпеть.

— Всё-таки заглянула. Это же подарок был. На пятнадцать лет, так? У меня тут время сжалось, не знаю, сколько снаружи.

— Не наш это дом. Вот я его и переделала, пока ты на задания шлялся. Типа терраформинг. Мы и в детстве с друзьями любили конструкторы.

— Модератор, вернитесь к исполнению прямых обязанностей! — истошно вопит какой-то пухлый зализанный хлыщ.

— В семейных хабах общие права менеджера ограничены. Лицензионное соглашения Харта, раздел семь, глава четыре, — с улыбкой и сталью в голосе говорит Алиса, — зато мы можем изменить скорость времени. Хочешь провести тут века, пока на улице идёт минута? Или выкрутить тебе чувствительность на пятьсот процентов?

— Нет... Постой... По какому праву?

Петровский сходит с места, не торопясь пересекает сцену. Заносит орудие очищения. Молот превращает голову с обоими подбородками в кровавый фарш пикселей.

Где-то в офисе, надёжно защищённом табличкой «НЕ ВХОДИТЬ», корчится от боли в обратно-интегрированной связи Давид Амарашвами.

— Сейчас мы уйдём. Без заработанных денег. А ты забудешь о семье Петровских. И админе, что настроил твой сеанс. В противном случае начальство и миллионы юзеров увидят твой провал. В нашем семейном альбоме.

Алиса подходит к поверженному телу, наклоняется. Кидает на пол книжку, на страницах которой мини-экранчики демонстрируют казнь.

Амарашвами невольно восхищается: как же хороша в этой псевдовселенной прорисовка! Серебряная молния элегантно отблёскивает на черноте берета, а глаза девчонки… сколько ненависти в кусках живого янтаря! Кажется, даже реалворлд хуже передаёт оттенки. Она это тоже знает и смакует каждый момент пафосной сцены, тешит юношескую гордыню.

— Обманешь, найду снова, — шепчет менеджеру Алиса, — мы найдём.

Острая шпилька вонзается, хлюпая, в виртуальный глаз менеджера. Реальный при этом чувствует боль, умноженную на два порядка.

— Малая, ты чего, заканчивай. Он всё понял.

— Надо быть уверенными!

— А то без мороженого останешься. Официальное гвард-предупреждение.

***

— Полтора года как улетели в Бельгию. И стоило надрываться?

— А наша мама?

За столиком бургерной повисает молчание. Небритый мужчина лет сорока вздыхает, прячет бледные руки с дырками от капельниц, как у наркомана, в тёплый свитер. Светловолосая девушка в чёрном берете хлопает его по плечу — не брутальному, как у модели стража, зато родному.

— Я думал, вы обе ненавидите Харт.

— Я не его ненавижу. Я просто тебя... ну... я скучала, пап.

— Было бы по кому. Лузер был и остался. Мало того, что время, психику убил... ещё и прибыль просрана. Тебе бы пригодились деньги, дочь.

— Не мне. Одному хорошему парню. Хватит ему с бабушкой жить, пусть красотку найдёт на курорте.

— Лучше кого-нибудь вроде тебя. Красоткам я бы не доверял.

— Эй, в смысле? Я не страшная!

— Только когда угрожаешь менеджерам, белокурая бестия.

— Да ты сам себе жён по цвету волос подбирал, что тебе не нравится?

Отец и дочь Петровские первый раз за много лет смеются вместе.

А Давид Амарашвами, откисая в ванне с жасмином и лавандой, не просто смеётся, хохочет до колик. Это он победил. Он разрушил пресловутую защиту «тринадцатых» и проронил семя гордыни в душонку самой Феникс. В душонку непримиримой ригористки и моралистки Алисы Феникс, отцеспасительницы с карающими каблуками.

Но в голове зудит ещё один невыполненный квест.

***

— Блин! Блин-н...

Салат, майонез и кетчуп валятся на красно-синюю ткань. Пухлая ручка почти без волос судорожно трёт рубаху.

— Бабушка тебе разрешала говорить «блин»? А пачкать одежду шаурмой?

Полноватый очкарик вскидывает голову.

— Ты ещё и одежду не сменил. Вот шалопай.

В соседнем кресле зала ожидания будто из воздуха проявился новый сосед. Он худощав, но крепок, с резким заветренным лицом, на голове рыжеватый «ёжик», меж сухими губами блестит серебряный зуб. На незнакомце серый плащ, чёрный шарф, старомодные очки.

— Хочешь, чтобы с бабушкой всё было хорошо? — слегка «рыкая», как русские в старом кино, чеканит субъект, — тогда приткнись. Большой куш ты срубил, Ник, для админа среднего звена. А метод пакостить Харту нашёл — ещё круче. Респект.

— В-вы, ч-что, бандит?! Угрожаете мне?!

— Не тому, кто взял деньги фирмы, меня корить. Впрочем, и фирма у вас не ангелы. Магистр Амарашвами не отпустит тебя так.

— Кто? Старший менедж... — понимая, что «спалился», бывший админ обильно потеет, — какой магистр? Чё за бред?

— Ну, каждый имеет право на хобби. Кто-то в двадцать шесть собирает солдатиков, другие считают себя гуру оккультных искусств. Речь не о том, лучше протри очки. У стойки выпивают двое. Точнее, хлещут подкрашенную воду. Толстый япошка в плаще и лысеющий амбал со свёрнутым носом. Когда ты пойдёшь пописать лимонадиком, они тебя...

Жилистый палец чертит линию поперёк шеи. Ник замечает тату почти у затылка незнакомца: полувыцветший меч, похожий на знак христианства, под ним буквы: R, U, T, H...

— Пока мы здесь, ты переведёшь... скажем, семьдесят процентов на фейковое мыло, которое я покажу на бумажке. Потом сломаешь и выкинешь смартфон. В таком случае добрый дядя, то есть я, поможет тебе добраться живым до взлётно-посадочной. Дальше лети хоть в Мадрид, хоть в Антарктику, хоть на Луну. Если очень жалко денег, утешу: наша организация благотворительная.

— Надеюсь, вы... работник приюта... для детей или животных! — осмелевшим голосом восклицает очкарик.

Субъект в сером будто пережёвывает версию, потом холодно улыбается.

— Скорее кто-то вроде гварда. В реальной жизни тоже есть блайт.