Дебют ферзевых пешек в матче Капабланка-Ейтс на турнире 1924 г.

Король был горд, грозен, горяч. На безволосом черепе шевелились глаза и зубы. В бороде звякали медные колокольчики. Мантия цвета старой клюквы, скипетр-меч, кулаки.

— Клянешься спасти империю? Дойти до Алтаря и принести себя в жертву?

— Ваше величество! — истово воскликнул я и почтительно козырнул растопыренной пятерней, прижав к несуществующему сердцу деревянную ладонь.

Я, конечно, присягал на верность королю, однако ради него умирать не собирался. Не фанатик. Разве что за королеву... Богиня. Губы, шея, колени.

— В путь, воин, под эгидой Святой Длани! — Король поморщился и вручил мне астральный жезл, который полагалось традиционно поцеловать. Два сержанта встали рядом.

…Я надвинул шлем, разбежался и перепрыгнул черно-белую пропасть, дно которой покрывали замшелые камни и скелеты тварей. Лязг мечей и стоны раненых остались позади. Каменистую лощину заполнял беспокойный туман. Сквозь пенную кутерьму донесся приближающийся топот. Белесое марево заклубилось, из него выплеснулся приземистый силуэт зверя. Костяные щиты покрывали бронированное туловище. Он размеренно бежал прямо на меня, гррумм, гррумм… в последнюю секунду тяжелое штурмовое копье на излете вонзилось чудовищу в ухо. Монстр споткнулся, замотал широкой башкой и с ревом промчался мимо, моя кольчуга отозвалась жидким звоном. Я обернулся. С обрыва мне кивнул гвардеец, вспыхнули золотые эполеты. И черный меч опустился ему на голову. Во имя короля.

…не почувствовал опасность, когда шагнул на следующую клетку. Отшатнулся. По бокам вспыхнуло. Смертельные рога, справа меч, слева топор. В грудь ударил брызжущий факел. И шипастая палица — сзади! Поставил блок, увернулся, отбил, рванулся вперед, рубанул саблей. Спину словно разорвали. Упал, перекатился, полоснул лезвием по упругому, услышал крик и тоже крикнул. Боль и ярость. Во имя короля. Атакующие пехотинцы замерли, а я зажмурился и передвинул себя в новое измерение. Вослед полетело: «…айн!»

Пляшущая тень ломала квадратный мир. Мускулистый бог снов, мохнатый, как медведь: черный кентавр встал на дыбы, вскинул к небу восьмипудовые копыта и обрушил их мне на голову. Меня оттолкнул нырнувший следом в портал сержант-бис, чудовищный удар отбросил его, искалеченного, к вязу, и дерево покачнулось. Я размахнулся… но полуконь с волшебной грацией отпрыгнул в сумрак. Какой ценой дано познать древнюю красоту свирепых движений? Вперед, солдат!

Снег шипел по-змеиному, холод сочился под ребра. Я вспомнил танцы под луной Пуэрто-Эскондидо и черный грог с пылающим бутоном. В моей реальности оживали гибкие мулатки, сворачивающие сигары на бедре, и нежные скрипачки Милана с профессионально-шоколадной мозолью на шее. А здесь, среди бесформенных призраков, я чувствовал все беды детства, лишенного оловянных солдатиков, яблочных пирогов и родителей. Зачем верить в идеалы справедливости, если путь к цели орошен кровью? Я вздрогнул: взгляд мага отталкивал, как смрад. Нащупал за пазухой жезл, ментальное давление ослабло. Передо мной расстилалась Восьмая Горизонталь.

Я подумал о королеве.

И шагнул.

…всплеск. …сияние. …вопль.

Мир взорвался и осыпался прахом. Я стоял на Алтаре. Пекло плечи, тревожила неподвижность, опьяняло бесконечное могущество в рамках единственного желания. Далеко внизу бесновались побежденные враги. Их отчаяние всплывало над перламутровой равниной и тянулось ко мне липкими языками. Я победил тропу, но дикой радости не ощущал: у меня на глазах последняя атака опрокинула божественный трон, и красавица приняла меч в грудь цвета мраморного крема. Право первородства, твой ход, шепнул некто со слабым любопытством. Я без раздумий выхватил жезл из недр кольчуги, переломил энергоключ и крикнул в счастливом самоотречении: «Слава королеве!».

Опустившись, словно шатер, Святая Длань схватила меня и вознесла к ангелам, задумчиво прижала к колючей, пахнущей сладким табаком и одеколоном щеке, а потом небрежно уронила в пространство над столом. Бац! Иллюзия отходной молитвы, смерть после смерти, равнодушное раскаяние. Мой мир сжался до пяди гладкой поверхности у лица: неясный бежевый узор, тонкая косая царапина, отпечаток пальца на тусклой полировке. Я сфокусировал взгляд и увидел обломанный, с оспинами и зазубринами, клинок. Пегие следы, кровавые, не клюквенные же! Кто курит? Нет, это стоны. Я лежал среди павших, своих и чужих, а с пригорка доносился шум боя. Отрывистые команды и воинственные крики на фоне звона, грохота и рычания. Приподнялся. Сел. Рядом пытался ожить убитый офицер. Он выгибался и лягал мокрым сапогом. Мне удалось разжать его мертвые пальцы и высвободить тяжелый меч. Я встал. Офицер, кашляя и часто моргая, поднялся, отдал честь, пытаясь выпрямиться. Мертвые фигуры вставали, тянулись, кланялись… Чем объяснить наши столкновения? Борьбой за независимость? Разобщенностью культур или стремлением к примитивному каперству? Коллективный разум муравьев олицетворяет единство созидания. У нас же — марафон испытаний во имя доказательства агрессивной модели эволюции.

Я подошел к эшафоту, словно к подиуму, мертвые наблюдали. Вдали мелькнула мантия. Я оттолкнул палача, занял его место. Вздохнул и нашел взглядом королеву. Она смотрела на знамя. Передо мной стоял чужой король. Враг в разорванной антрацитовой кольчуге. Подмигнул мне. Перед тем, как нанести удар милосердия, я с почтением отдал ему честь, прижав к несуществующему сердцу деревянную ладонь.