Ты, деревья, облака
Ты, деревья, облака
Помню... яркий огонь. Удары в голову с разных сторон: в меня летело всё, что могло оторваться от своих креплений, разной степени надёжности. Крышкой от бардачка, что обычно напротив кресла пассажира резануло висок. Магнитола дала в лоб. Стёкла холодными иглами пронзили глаза. Помню. Но лучше такое забыть!
Лена не выжила. Я шарил, уже ослепнув, руками рядом — те встречали липкую кровь. А эту субстанцию ни с чем не спутать. Звал и Лена не отвечала. Потом выли сирены, был скрежет металла, меня выволокли из нашего разбитого навсегда Хундая… уже не Хундая и не уверен, что нашего. Особенно, когда нет отныне никаких "нас". Ибо Смерть — самая ясная форма разлуки. Я хотел бы всё исправить. Не знаю, как.
И тогда начинаешь думать: а зачем этот мир... ты, деревья, облака. Я не был виноват в ДТП, хоть и пошёл там на обгон фуры. Но находился в своей полосе, кто же знал, что через две сплошные линии трассы на меня вылетит чёрный зверь по имени Джип? Никто, кроме Бога. И, возможно, математической модели дорожных происшествий.
Я не понял, как они сделали меня деревом, обесточив нервы — даже когда из глаз вытаскивали осколки, мне было не больно, а скорей некомфортно. Пропадая из реальности, я всё же иногда пребывал умом в Сейчас и ощущал себя в неведомом Здесь. А от медицинских манипуляций вспоминалась мама, вытаскивающая мне, пацану, занозы из рук. Много лет назад она вытаскивала мне те занозы.
В вене снова игла. На этот раз медсестра стройная, приветливая, вчера вливание делала толстенькая бабёнка со стальным взглядом и холодными репликами... "Не двигайтесь", "Расслабьте мышцу", "Сейчас уколю". Только вот с чего я так думаю, если не видел ни ту, ни другую! Удивительно, но сегодняшняя медсестра помимо воли пробудила мою самцовость, которую в правилах культуры, я конечно же скрывал, отчаянно делая вид, что мне не больно, я же мужчина.
Раньше, с Ленкой, других женщин я воспринимал даже проще, чем торшер в спальне: ну есть, ну светят фигурками и формами под одеждой, типа их дело, а я пристроен, я при Ленке... нет больше которой. И так погано на душе. И будто внутренний осьминог страха и безнадёги вяжет все мышцы. Уводя разум через двери сна. Хорошее у них седативное!
— С праздником Пасхи, Христос Воскрес!
Кто это??? Лицо мужчины с возрастными морщинами, но не отец. У меня есть братья? Не помню. Только почему я знаю о его лице, если глаза уже ничего не видят. Да и зачем чего-то видеть, раз нет её... Мозг, похоже, подставляет знакомые образы сам, он не в силах принять идею слепоты. Пока буду верить в это.
— Вы... кто?
— Я главврач, вот пришёл навестить сложного пациента — уж такая обязанность.
А я его понял вдруг: он ключевое сказал. Сложного.
— Я... парализован:?
— О, это уколы, но.... было повреждение гортани, одно лёгкое в смятку, почка кровит... вытащим: на то и доктора. Просто не за один день, сами понимаете.
— Понимаю.
— Я должен анкетировать вас, раз сами не можете рукой двигать — там просто воспаление сустава снимаем, ну ещё синовиалочку потом добавлю вам — колено тоже с проблемой. И плюс, поймите — мест мало, вынужден к вам подселить пару пациентов, там производственная травма у одного. Другой тоже после аварии на дороге.
Он будто просит, но на самом деле ставит в известность. Я же ничего не могу. Будто обрубок истёсанный. И потому, вяло:
— Хорошо....
— Ну вот и ладненько, отдыхайте.
В сон вырубает на раз, только глаза прикрой.
Вокруг шорохи. Покряхтывание. Скрип кроватных пружин. И почему-то вдруг запах липового отвара. Плюс немного антисептика, щекочущего в носу и здесь константного. После, судя по шагам, медсестра вышла. Та, "толстенькая".
— Ну, привет, доходяга!
Это кто? Это он мне?
— Я? Мне:?
— Тебе-тебе.
— А... ну и вам привет.
— Я вам не вы. Я Коля.
— Хорошо, Коля. Я Андрей.
— Вот и знакомы.
— Я слеп, Коля.
— А я стар, Дрюня.
Воцарилась грустная пауза. Он позвенел стеклом, забулькало и предложил:
— Давай со мной, коньячину. Еле пронёс через посты на этажах.
Хм, коньяк предлагают. Судя по его грубоватому голосу и практичному подходу к текущему моменту... работяга ручного труда. Я-то иной, скорее с кнопками в офисе. Неважно: за белой дверью все равны. И перед Смертью. Коньяк, вроде, с лекарствами токсический эффект по печени даёт, но сто грамм вряд ли повредят, наверное.
— В левую дай, правая не работает....
Он вручил мне холодную чашку. Я опрокинул содержимое в глотку. Дыхание перехватило. Виноградная горечь согрела. Аж взбудоражило. Передал чашку обратно.
— Хороший у тебя коньячина, Коля.
— А то... мужики предоставили. Ты ведь меня не видишь, брат — а пол-лица нет, забинтован что мумия, балка с троса сорвалась.
— У, понял. А меня джипом, как молотом....
— Да уж. Житуха-непруха.
— И жену… насовсем.
— О, жесть. Не раскисай только.
— Стараюсь. А скажи-ка мне Коля, вот эта медсестра... она толстенькая?
— Она? Ну да. Но не как бургерные особы, ну... амеробабы из телека.
— Понял, не за двести кэгэ. Но, Коля, вот знаешь: у кого нормальный обмен веществ, хоть сто гамбургеров в неделю сожри, а не растолстеешь.
Господи, да о чём это мы? Или я? Или он. Здесь сейчас вроде не о том нужно. А о чём?
Меня стала уносить в свой чёрный мир Боль. Каждый втайне не хочет быть рабом Боли. И знает о существовании целой Вселенной Боли. Стремясь избежать её Здесь и Сейчас.
Вырубило.
Проснулся.
В палате люди. Голоса и шорохи, вернее. Ну и запах картофельного пюре с рыбными котлетами. А голоса недовольные и вроде обо мне:
— Он не может сам есть, нужно помочь.
— А я на это подписывалась? Вот ты простая. И вообще, спит пока.
— Уже разбудили, вроде.
— И чего? Мне ему эту котлету запихивать, что ли?
— А тебе труп в смене нужен? Уверена?
— Да блин нет.
Ахнуло по щекам прохладой и близкий голос женщины:
— Так, вот ешь!
В губы ткнулась тёплая котлета. Я откусил и пожевал. Суховата. Проглотил, сдерживая судороги рвоты: внутри будто всё слиплось. Ложка картошки. Горячо! Катал ком между щёк, а свыше:
— Давай уже, а? У меня ещё сто палат, это вы тут прохлаждаетесь, отдыхаете.
Проглотил картоху. Снова котлета. Опять пюрешка. И звон железок, шлепки шагов. Благословенная тишина вернулась. Прерванная ехидным Колей:
— Давай ещё по сто грамм, а то с ума у них здесь сойти можно!
Через неделю я сам вставал, ходил в туалет наощупь и по подсказкам добродушной матроны. А руки, через боль при сгибании, работали вполне юзабельно, как сказал бы наш сисадмин в офисе.
Потом была ночь. И был новый день.
Тьма оставалась тьмой. А я был, как и прежде, собой.
И незаметно для себя уснул в другой мир.
Был голос — бархатный баритон.
— Вы понимаете, где вы сейчас и что находится здесь?
Я открыл глаза... я увидел! Комната в желтоватых тонах с витиеватыми закорючками на обоях. Странный прибор над головой. Гипнотизатор зовётся — но откуда я это знаю? Мужчина в пиджаке за столом. И пустой шприц у меня на прикроватной тумбочке.
— Андрей, я рад, что вы пришли в себя.
Я выдавил из горла:
— Кто вы.. И почему я вижу?
— Я — исполнитель. Вы — заказчик. Хотя, не совсем по своей воле вы решились на эту гипнотерапию под фармой.
— Не понимаю.
— Это вы были за рулём того джипа, что выскочил на встречную полосу и едва не лишил жизни женщину в том авто. У вас за год — под пару сотен штрафов, вы зависимы от скорости, потому и оплатили мой сеанс внушения...
— Сеанс. Но я не слеп! Значит, не слеп. А те женщины... медсёстры и сама авария.
— Примерно так и было бы. В параллельной Вселенной. Хоть и при помощи моих слов для вашего мозга, с отключением критического мышления через укол.
— Жесть.
— Жизнь.
— Но вот это сейчас и здесь — точно настоящие?
— Ну, я за это поручился бы. У вас фуга, конечно, случилась, но вы должны уже прийти в себя.
Прийти в себя можно, только если ты знаешь — кто ты на самом деле. Неужто я такой сеанс проплатил сам? Стоп, он сказал же: не совсем по своей воле! Спецслужба испытывает методы снижения дорожной аварийности, что ли? Нет, память пуста на этот счёт. А вот Лена всплывает строгим лицом красотки лет 25-ти, со словами:
— Так больше нельзя: или я, или гараж!
А чего гараж... о, там полно прекрасных тачек. Я коллекционирую японский, в основном, автопром. И сдаю в аренду многие авто. Собственно, семь лет назад и начинал бизнес, как владелец таксопарка. Он у меня до сих пор в доле ценных бумаг. Помимо пары других автокомпаний. К сожалению, я — да, зависим от скорости. Началось ещё в юности, первые деньги: от побед в стритрейсинге, заезды в ночи. Лена, собственно, оттуда. Была красоткой на флажках, куда же красивые тачки без фотомодельных блонд возле них. Хотя Леночка удивительна: красит себя под брюнетку, являясь восхитительной блонди. Из-за нелепой Мерилин Монро, которую принимала за символ всех Тупых Дур На Земле, чей аттрибут: непременно белые волосы.
Лена ведь свой протест выражает против мира. Чем, не в последнюю очередь мне и симпатична в душевном плане. Который я не мастак всегда видеть.
Вскочив на ноги, я пристегнул пуговицы рубахи на штатные места, щёлкнул застёжкой ремня на потуже дырку и нацепил солнцезащитные очки, что рука сама нашла в нагрудном кармане. Смартфон чернел тут же, на тумбочке. Пять не отвеченных вызовов. Главмех из автопарка, два банка по кредитам, таджик по замене смесителя в ванной, сосед по голосованию на общедомовом собрании. Но не она. Не Ленка.И я набрал её номер...
— Я в магазине не кассе, не могу долго говорить. Ты прошёл терапию?
О, какой же милый у неё голос. Женщина, за которую можно умереть.
— Да, конечно. Очень рад, что ты такого спеца нашла.
Как ещё польстить той, кто решила отформатировать твой мозг, жизнь и привычки.
— А, ну хорошо. Дома жду. Успею приготовить твои любимые стейки. Не гони там!
На стоянке меня ждал зверь с тремя сотнями лошадей под капотом. Этот Яги я любил больше других тачек в гараже. Ягуар нужной породы. Я не совсем искренен, называя их "тачки". Все они — мои тёлочки, девушки на выданье, красивые и бесподобно резвые. Люблю их, точней: теряю голову при их виде. А люблю, всё же, их не больше Лены. И её снежно белых мячиков выше такого приятно мягкого животика. И, ниже — ё е всегда бритой, как мне нравится... тут меня заносит, а сейчас и здесь не время для эротики!
Ягуар зарычал. Нога нажала педаль. Вот что мне нравится в мощных моторах: они рады спалить резину шин под собой. КПП и охр: секунда и шлагбаум открыт. Прямо сто метров и поворот на трассу: пропустил пару стрёмных жигулюшек. Вклинился в поток. Дома ждут стейки. Пару раз видел, где можно в "шашечки", но сдерживал гоночные порывы. После пары светофоров начался участок дороги, километра на три, где можно и железку в пол. Я погнал на всех лошадях, чувствуя себя пилотом истребителя. А справа догоняла спортивная Ауди. Потягаться хочешь? Она не смогла опередить, мой спидометр показывал уже 177, когда случилось страшное...
Иногда, на тысячу раз знакомой дороге ставят новые знаки, светофоры и "зебры" для прохода пешеходов. Тогда и можно попасть в переплёт. Я увидел красный свет, где не ожидаешь и призрачные, на ходу, фигурки пешеходов.... инстинктивно вжал педаль тормоза в пол, а Ауди неслась без всяких тормозов! Я посигналил, пытаясь его предупредить.
Он снарядом попал в девушку: её ноги английской буквой V сверкнули над его тачкой, что неслась и неслась вперёд... Ягу повело через полосы на экстренном торможении, он скользил на мыле горелой резины шин. Слава Богу, никто не ударил в двери и багаж: иные тачки слишком далеко для этого.
Да, скорость — это вроде наркотика... превосходство твоего мотора, тебя самого, над иными. Неудачниками? Подсознание считает именно так, похоже. Иначе зачем вырываются такие мысли из мозга? Девушка была наполовину жива. Ей помяло бёдра, но перелом был закрытый, я так понял. Голова в крови. Губы шепчут: "Мама, больно... мама, мне очень больно..."
Скорая уже звенела откуда-то сбоку. Люди отрицательно мотали головами, смотря на меня. Будто я её сбил. Нет, не я, но... я не смог сдержать слёз. Припал к ней и заговорил уродски басовито:
— Мама здесь, доктора здесь, ты только держись! Тебе нельзя умирать такой молодой. Прекрасно цветущей. Только не сегодня! Не здесь! Не сейчас!
Она вдруг осознанно посмотрела на меня и пролепетала:
— Если ты меня сбил... прощаю. Новый светофор тут у нас.
— Не я, но... Господи, ты только живи!
А её глаза туманило забытьё. И у меня не было пистолета, чтобы приставить его к виску.
Скорая подлетела на всех парах, женщина-медик сразу сделала ей искусственное дыхание, быстро наложила электроды на грудь.... сверкнуло, тело приподнялось и мы услышали свистящие вдохи-выдохи девушки. Её подняли на носилки и увезли, а ДПС уже во всю сверкали красно-синими проблесковыми.
Со всех взяли версии произошедшего. Был мужик, что ткнул меня в грудь острым пальцем:
— Это ты на своей, до оборзения, крутой тачке устроил!
И ещё была женщина, убеждающая сотрудников, что именно я сбил девушку. Те таращились на отсутствие вмятин на бампере Ягуара и врубали то, что моя тачка вообще стоит в другой полос, до пешеходного перехода. О чём и написал в протоколе, чего они поснимали на смартфоны.
Один из людей в форме сообщил вдруг:
— У вас куча нарушений.
Я пожал плечами:
— Знаю. Но гоняю по ночам, когда нет пешеходов.
— Так это был нелегальный заезд рейсеров? Тогда ты едешь с нами сейчас!
— Нет! Я впервые эту Ауди видел, а водилу не знаю!
Опять ожидание. Они там совещаются, кнопки нажимают. Суровый лик служители закона:
— Следком пишет, вы связаны с ним!
— Ч-чего? Я его не...
— Пять лет назад вы оба участвовали в заезде стритрейсеров на МКАД!
— О, я тупо без понятия.
— Жди, прослушка от трёх букв сейчас будет!
Три заветные. На "эф" или "эм"... но не на "г " же, им-то чего до этого. Как и СВР, например.
Потом мне строго:
— Можете ехать, преступного сговора не выявили, но... вы в спектре наблюдений!
Когда отъезжал, мне плюнула вслед некая матрона. Я ехал тихо, будто аккум на издыхании. Соблюдая мало-мальские правила города. Пропуская всех кошечек и собачек.
Припарковался у дома, прокатившись под шлагбаумом, мою кнопку на пультике знающем. В лифте пахло антисептиком.
В прихожей же стоял запах холодных стейков.
Она уже была в постели. В которую я плюхнулся, помыв руки и лицо. Разбудил её своим приходом:
— Ты....
— Я.
— Там аварию казали в новостях... Ты?
— Не я.
— А, ну хорошо. Можешь меня обнять.
Прижал её к себе. Поцеловал в лоб. Она вдруг пустила ручки гладить мою спину. Я знаю свою женщину достаточно хорошо, чтобы понимать эти жесты. Хочет близости, да и не удивляет, учитывая, что у нас месяц не было. Она подставила губы под поцелуй. Приподняла футболку, принимая мои поцелуи на своей коже. Раскрыла бёдра и промурлыкала непонятное. Через десять минут я в полной кондиции вдавливал её в мякоть кровати. Потом задёргало изнутри, с губ сорвалось матерное, я резко обмяк на её груди, щекой чувствуя приятное тепло. Она тоже получила удовольствие, сдержав стоны, но вдруг изогнувшись в оргазмическом порыве под конец. Через минуту погладила меня по волосам и отвернулась, поворошив матрац, к стене лицом. Значило: "я буду спать".
А я точно не буду. Ещё часа три точно. Почему всё так нелепо? Тому, на Ауди явно не сладко. Точно ли и в юкакой мере я виновен в уродстве той девушки на переходе? Захотелось зарыться в цинизм, обороняясь отморальных догм. Но это было бы проще, не видь я тогда её! Молодую и без надежд. Те на удивление спокойные глаза. Ну случилось, ну авария. Нужно знать, мне просто нужно знать: выжила ли она!
И в ночи вдруг шипящий вопрос от Леночки:
— Ты ведь страдаешь. Хочешь что-то сказать мне? Я давно подозревала...
О чём она?
— А о чём именно ты это?
— У тебя есть любовница, которая тащит тебя замуж.
Вот так просто, мирно, во втором часу ночи?
— Вздор несусветный! Похоже, киношки тебе навеяли. Я изменил тебе за эти годы только два раза и очень давно.
— Что? Какие два раза?
Её головка вскинулась над одеялом.
— Ну, когда мы ещё даже не поженились сначала...
Ох, зря тему затеял.
— И кто она? И где было?
Всё, пропал, не отвязаться. Когда женщиной любопытство кошачье рулит — пиши пропала конспирация.
— Ну это в том мохнатом году, когда ещё президентом Обама был.
Блин, с чего это я, когда Барак был главой Америки, мы ещё не встречались.
— Ты с Обамой трахался или уже правду мне скажешь?!
Я точно никогда не трахался с Бараком Обамой!
Господи, что же делать. Прессинг по полной.
— Хорошо, тише, соседи же... была особа. Из фитнес-клуба, я тогда следил за фигурой. Ну, там завязалось по теме спорта. Потом я её слегка отымел — она сама просила.
— Сколько раз? Я твоя жена и хочу знать все детали, уж извини.
— Раз... сколько. Ну два за одну ночь и ещё приятное губами разок.
— Нет, больше, уверена! И это когда мы встречались уже? Ты ходил к этой потаскухе, прикрываясь фитнесом? То-то я помню, тебя фитнес прям привлекал! Точнее, грязные фитоняшки. Да? Ну скажи, что так и было.
Она со мной ссорится. На голову будто камни падают. Хуже, что она права: с фитоняшкой мы устраивали секс-вечеринки на её квартире раз двадцать. Пока не случилась первая близость с Леной и я не понял: кроме неё мне другое не нужно, по барабану вообще. Но фитнесом продолжал заниматься. Что теперь и в укор, вроде как ставят.
— Я не вру. Не было ничего с ней, после тебя.
Она помолчала минуту. Верит, кажись.
— Да, но с ней как было покажи... лучше, чем у нас с тобой?
Лена уже прыгала на ягодицах, рядом со мной в позе наездницы. Я догадался, что её просто заводят мои рассказы о бывших. Ох, знала бы она о ещё пяти проститутках, за эти годы принявших меня и не всегда для соития, чаще на эромассаж. Ляпнул про пару раз. Хорошо, хоть про пару.
— Конечно, нет. Самая лучшая — ты. И только.
Она повинтила между пальцев обманчиво брюнетистые локоны и спросила:
— А зачем рассказал — уж не развестись ли со мной хочешь?
— Нет.
— Вот и докажи!
Она привлекла мои ладони к своим грудям. Пришлось доказать, что она мне не только кухарка и консультант по разным вопросам бытия. Благо, был в кондиции. Но хотел, чтобы она дошла до истинной истомы любимой женщины, а не просто приняла моё в себя. Потому, мудрил, изворачивался сам и её всяко крутил в позах, сто лет не виданных. А ей, вроде, даже понравилось. Ибо сонно потом произнесла:
— Вот фантазёр ты иногда, не ожидала.
Я гордо ответил:
— А вот оно так, дорогая.
Она, уже будто в дрёме, спросила:
— Давай ребёнка сделаем, как люди будем...
И будто ждала моего ответа.
— Можно. Семьёй настоящей станем. А ты готова меня терпеть до конца своих дней. Или у тебя только здесь и сейчас подобные мысли?
Она либо уснула, либо не слышала.Так и остался смотреть в фиолетовую ночь, полную тишины.
Пока она меня в четыре утра не разбудила шаловливыми руками на чувствительных к прикосновениям мышцам и органам.
— Да, дурачок, я готова быть с тобой вечность. Повтори, что согласен на мою беременность.
Ох, как сложно иногда ответить на простой вопрос. Новая жизнь... это же катастрофа: синяки во дворе, занозы, документы, ответственность. Но, с другой стороны — статус, помощь свыше, ну и сама эта жизнь ведь не слабая однозначно, там своя голова, личность, психология. Будет с кем раскинуть партейку в шахматы или картишки в покер... Но тогда уж сын чтобы!
— Сына роди. А если дочь — на меня во многом не рассчитывай, я мало чего смогу.
И вдруг поцелуи, объятия, лобик по-кошачьи трётся на моей коже.
— Боялась, что откажешь мне грубо. А можно признаюсь? У меня уже третий месяц беременности и по сканированию — да, у нас мальчик будет!
Ну и сюрпризы. Готовила заранее своими закидончиками. Ну что ж... сын это не страшно. В целом, дети — ну не дьяволы же? Зависимые от тебя, до поры, существа с намёком на свою судьбу. Ну и ладно, переживём и это. Я сказал:
— Мы выдержим. Если вместе будем. Несмотря ни на что.
— Вот и хорошо! Завтра пелёночки присмотрю в сети. И колясочку закажем.
Дать жизнь... а вот он пойдёт по переходу, и какой-нибудь лихач его собьёт? Как от этого защитить его?
— Должен сказать тебе кое-что, раз у нас ночь откровений, о том сюжете в новостях про сбитую девушку... мне кажется, отчасти спровоцировал аварию я.
— А мне уже всё-равно: если ты жив и к тебе ни у кого нет претензий, это уже много значит. Но к ней мы съездим, раз так. И готовься потратить не одну сотню тысяч. Считай — отдаёшь Богу, что он с тебя не взял иначе!
Иногда в ней будто мудрость веков просыпается. Сама опять заснула. И я тоже вскоре.
Солнце лизало мир безоблачно жёлтым своим языком, когда я открыл глаза и увидел буйство света в комнате. На кухне звенели тарелки, ложки, всё как в лучшие дни. На миг показалось: это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Может, я до сих пор слепец в больничной палате, которому лишь видится подобное здесь? И сейчас. Но всё было слишком похоже на правду. Такое замечаешь: следы вчерашнего соития на простынях, слегка порезанную её ноготками, в приступе страсти, спину...
— Вставай уже, — крикнула она из коридора.
Что ещё нужно для счастья. Разве что заткнуть свой, иногда очень уж откровенный, рот. Он же хлебало.
Я начал вымуровываться из простыней. И почапал в ванную.
Завтрак был просто чудесным, я доволен как слон. Хотя, она просто разжарила вчерашние стейки и плеснула на них аджику. И тут колкий вопрос, при чём она села напротив со сверлящим меня взглядом в придачу:
— Ты ведь обещал меня любить и не разводится до последнего? Ну, ещё про измену рассказывал...
Я с гримасой зубной боли кивнул.
— Да.
— Вот и хорошо. Проверим твоё слово! Что готов ли ты быть со мной до конца дней... Я тоже тебе изменяла!
Хлёстко, а глаза блестят. Руки напряжены. Скулы сжаты. О, эти любимые мною черты.
— Когда? С кем?
Она вдруг потупилась и я понял, что всё оно — розыгрыш выдумщицы.
— Это неважно. Ну, было... Да, точно, было!
Она будто сама себя убеждала. Было у неё. С Брэдом Питом в мечтах юности. Конечно.
— Я очень расстроен, — просто хотел сказать: мы квиты, не качай больше тему.
Она вскинулась всем телом над столом:
— Ах, он расстроен! Его жену имеют кобели беспородные, а он вот расстроен...
Ох, дорогая. Если бы я в те годы не пользовался услугами одного службиста, чтобы за тобой и партнёрами по бизнесу наблюдать, может и поверил бы. Но ты была верна. А сейчас ждёшь от меня ответной истерики?
— Милая, у нас сейчас и здесь, здесь и сейчас — всё ведь нормально?
— Угу.
— Я с тобой уже не разведусь, даже если тебя вся золотая орда... ты ребёнка моего под сердцем носишь.
— А кто сказал, что он твой?
Это с бесшабашным вызовом. Я отложил ложку в сторону и воззрился. Она смутилась. Она присела, задрожала, ресницы затрепетали:
— Господи, ну я дура! Хочешь, экспертизу сделаем? Он — твой.
— Не хочу, — буркнул я. И правда, перегнула малость. Когда даёшь такой особе то, что она хочет в плане телесного, раз за разом оставляя в ней своё, ожидать ублюдка не стоит. Она не ахти какая стерва и вамп, чтобы помимо меня кем-то увлечься. Семья для неё важней увлечений, иначе не женился бы. Но вот в словесных баталиях — убьёт и Платона с его бочкообразным Сократом. Женщина же.
— Я прошу прощения за испорченный завтрак. Я просто хотела тебя задеть после вчерашнего. Я знаю, что этот ребёнок — наш. У меня никого не было, кроме тебя. И потому, я...
И потому, она ощущает себя не нужной? Что мужики на неё не бросаются? Что не выходит без меня из дома. Вот ведь психология!
— Ты та, кто ты есть. Лучшая из всех. Но — с провокаторской жилкой. И ещё, ты — мать моего будущего ребёнка. Потому тебе дозволено всё. А завтрак не особо испортила. Хорошие стейки, вообще-то.
Она вдруг упала на колени возле стола:
— Спасибо, что не ударил. Ну, дура — сказать, что сын не его. Господи, какая же я иногда дура.
— И не говори. Но готовишь отменно.
Она зарделась, поднялась с колен и дежурно чмокнула меня в лоб. Прощена, типа. Злиться на таких особ... не моя тема.
— Может возьмём пару охранников из парка — мало ли, на тебя родоки девушки кидаться будут?
Её тревога не казалась мне обоснованной, я отказался, но газовый балончик всё же бросил в карман. Как и пачку пятисоток.
В лифте она прошептала:
— Ты милый, иногда такой милый.
Ага, всё же чувство вины у неё ещё играет. Я деловито буркнул:
— Когда захочу.
Она игриво рассмеялась:
— Ну захочешь, я тебя знаю.
На улице было чудесно. Утро, Солнце, зелень, пустые кормушки для птиц. Вчерашний Ягуар брать не хотелось. Во дворе поодаль стояла моя давняя подруга: Хонда Цивик в хэтч исполнении. К ней и направились. Туговато завелась, аккум подсел. Там сульфатация клемм, я в курсе. Но на драйвовые качества не влияло: когда генератор даёт нужный ампераж, проблема уходит. Погнали по улицам.
— Прошу, тише, ты опять гонишь как чёрт!
Разве? Всего-то чуть педальку нажал. Ну руль крутанул разок резковато, в стиле рейсеров. Но её головка чуть не ударилась в стекло окна. Господи, я могу нормальным быть за рулём? Она ведь не с бухты-барахты упрекает. Просит.
— Я постараюсь дедушкой беззубым ехать.
Ну и ползли по-стариковски, даже температурник движка опустился до плинтуса. Ох, но зато как же счастлива была моя бестия... Рассматривая город, как в первый раз.
У больницы парковка — дерьмо, даже асфальт по уровню не сделали, представляю какие у них лужи после дождей, вся подвеска в ржавчину.
На контроле спросили:
— Вы куда? Вы зачем?
Я ответил:
— К жертве вчерашнего дэтэпэ. Девушка, перелом ноги.
— Паспорт можно? Вы родственники?
Вот же подстава: я паспорт не взял! Вмешалась милая и подала документ, промурлыкав:
— Мы не родня ей, но были на месте аварии. Просто интересуемся здоровьем.
— Не родные? Пропуск выпишу, но ждите в холле. Доктор сам решит, пускать вас к ней или нет!
Строго, чётко, внятно.
Ждали минут семь. Доктор был в синей псевдопижаме. И с лицом усталого телеведущего.
— Мне передали, что вы к Алексе?
О, имечко. А как вот мне назвать сына — может вычурно эдак, ну там Акселем... бред. Но в голову лезет. Мой ангел изрёк из-за плеча:
— Если это та, которая вчера — да. Авария на пешеходке.
— Но вы не родня. У неё сейчас отец как раз, я спрошу через сестру на этаже, если они согласяться — пройдёте.
— Я благодарна.
Она взяла на себя вопрос посещения, понимая, что мне решать его трудно. Вот что значит семья: когда ты слаб, тебе помогают.
Нас пустили на второй этаж, а бахил мы не взяли — и медсетра на посту категорично остановила нас поэтому. Но обещала, что к нам выйдут. Отец девушки был низок и стар, похоже у него тоже со здоровьем проблемы, ходит хромая. Колено или простата.
— Вы тот самый ангел?
И это он мне. И это в упор.
— Я...
— Вы были с ней в ту минуту... и она решила, что вы — ангел, встретивший её после смерти.
Вмешалась моя жена:
— Мы просто хотим помочь, если вам нужно.
Он пожал плечами:
— Да тут вроде всё, что нужно делают.
Я спросил:
— Нога... плохо?
— О, ножка моей дочки... перелом в двух местах, но жить будет. Пройдите...
На этот раз медсестра не задержала. Палата 23 была по правую руку.
Полумрак. Кровать. Девушка. Пакет с лекарством и шнурики к вене. Нога подвешена, бинты на голове. Монитор над головой отмечает сокращения сердца.
И её нежданно осознанный взгляд. И вдруг улыбка.
Я хотел было что-то сказать, но дыхание перехватило. Сказала жена:
— Мы готовы помочь вам. Не в корыстных целях. Мой муж не сбивал вас, но мы можем помочь, если нужно. Мы очень сочувствуем вам! Меня зовут Лена.
Девушка продолжала улыбаться. Затем и слабым голосом отозвалась:
— Этот переход... новый у нас в районе, вот все и гоняют... вчера ещё одного человека сбили там. Я просто жертва статистики. Уж простите, учусь на математика. Но вы — тот самый ангел, что... и спасибо большое, даже если гнали тоже, как бешенный.
Мы вышли. Её отец тоже. Я дал написал ему свой номер телефона на листочке от медсеструхи. Не погибла, будет жить, уже хорошо. Он проворчал:
— Всякое бывает,а вам счастья, ребёнка удачно родить.
Он заметил беременность Ленки? А я почему не замечал?
По дороге домой, молчаливо печальной, я сказал:
— Вот и съездили.
— Но мы должны были! Чтобы людьми остаться.
Её непреклонность порою неоспорима.
Я завалился спать без ужина, после пары часов просмотра того корейского фильма, где Ма Дон Сок мочит мафиози с обеих рук.
Часа два даже нормально поспал, пока в уши не влился ядовитый вопросик:
— Но ты сказал — измен было две. Пару раз, типа. А историю я только про ту тёлку из фитнеса слышала.
— Не сейчас. Я сплю.
— Спи... а завести меня на горячее не хочешь?
И тогда я начал фантазировать про женщину из леса, оборотня в лису, которая соблазнила меня своим телом. Чего порол точно не помню, но жена и правда завелась, да и у меня отвердело. Она мягко оседлала меня, наклонившись и вмяв свои груди в мои щёки. Кончилось всё минут через семь, но тут уж она сама темп задавала. И, отстонав своё, веско прошептала:
— Ты меня любишь и это прекрасно. Но если пригласишь нашего будущего сына за руль одной из своих тачек без моего ведома... и лет до семнадцати: я вырву твои яички и намотаю их на вон тот вентилятор, понятно рейсер?
Ох, понятно. И когда она так, а она редко именно так... всё очень и очень серьёзно. Доходчиво. А потом я потерял время, разум и мир: спал долго и безо всяких дурных приключений во сне.