Золото дураков

Стояла страшная жара, так не свойственная раннему июню. Полуденное солнце нещадно жгло землю, а на небе не было ни облачка. Два человека, шедшие вдоль тракта, обливались потом, кирасы стесняли им грудь, дорожная пыль словно намертво приставала к мокрым лицам и лезла в глаза. Айрис утёрла лоб рукой в кожаной перчатке, остановилась. Сняла с плеча двуручный меч, воткнула его в землю клинком вниз, сама тяжело опёрлась на перекрестье.

— Я так больше не могу. Давай сделаем привал.

Её спутник ничего не ответил, продолжая маршировать вдоль дороги. Айрис это не понравилось. Нахмурившись, она окликнула его снова:

— Тициан! Ты слышишь меня? Сделаем привал, говорю!

Тициан медленно повернулся. Его большие зелёные глаза глядели на спутницу с презрительным прищуром. Парень только усмехнулся, постукивая пальцами по рукояти меча, который он, на манер оглобли, носил на плече, как и Айрис. Как и Айрис, Тициан мучился от жары, мечтал хотя бы о мгновении отдыха. Девушка об этом знала: не надо быть семи пядей во лбу, чтобы заметить, как к вискам Тициана, по которым градом льётся пот, липнут чёрные кудри. Также она знала и то, что её горе-начальник скорее свалится в изнеможении, чем согласится с ней в чём-то.

— Мы вышли из-за стен только на рассвете, одноглазая. Нам ещё топать и топать. Не хочу отчитываться потом перед минцмейстером за твоё промедление. Давай, чем быстрее дойдём, тем быстрее закончим.

— Гораздо больше промедления, — недовольно начала Айрис, — минцмейстера может не устроить невыполненная работа, ты так не считаешь?

— Или хреново выполненная работа, — с готовностью согласился Тициан, — как раз-таки из-за кое-чьей лени. Меня поставили над тобой главным, одноглазая. Я уважаю деяния фронтовых ветеранов, спасибо вам за службу и всё такое, однако приказ следует исполнить в точности. Не тебе решать, что и как будет делаться. Привал будет вечером. А теперь шагом марш!

Айрис ничего не сказала, снова взвалила меч на плечо. Кожа под повязкой страшно зудела и прела, но тянуться к той части лица рукой в грязной перчатке девушке хотелось меньше всего. Чеканя шаг вдоль тракта подбитыми железом ботинками с позвякивающей пряжкой на одном из них, Айрис думала о том, как развращает человека власть. Она не для того сражалась в первых рядах пехоты семь лет, чтобы какой-то напыщенной мальчишка приказывал ей, да ещё с таким апломбом. Если бы не задание минцмейстера и главного казначея, она бы уже давным-давно протащила Тициана вдоль тракта лицом вниз, да сохранит её Мессия от подобных прегрешений. Слишком плохо понимала она, что творится в головах у власть имущих, да и понимать как-то не хотелось. Айрис привыкла выполнять даже самые неприятные ей приказы, и это то, что удавалось ей лучше всего. Посему прекращать смысла не было.

Они продолжали идти в молчании ещё какое-то время. Иногда мимо них вдоль тракта проезжали крестьянские обозы, проходили одинокие странники в широкополых шляпах. Завидя чёрно-золотые кокарды Казначейства на кирасах Тициана и Айрис, люди торопливо склоняли голову в знак уважения перед государственными служащими, а после подгоняли лошадей или ускоряли шаг. Правильно делают, думала Айрис, перекладывая меч с одного плеча на другое. Правильно делают, ведь неизвестно, к чему может привести встреча со служителями закона в такое время.

После семилетней борьбы с войсками Континента за свою автономию, островное государство Загрос оказалось опустошённым и выпотрошенным изнурительным сопротивлением. Ресурсов, ради которых, собственно, и началась экспансия Континента, едва хватало на то, чтобы восстановить города и основные линии сообщения между ними. Лично для Айрис это мало что меняло: она никогда не жила благополучно, нечего было и начинать.

“Но вот люди изменились, — пронеслось у неё в голове, когда очередной путник поспешно зашагал в противоположном от неё и Тициана направлении, придерживая шляпу. — И я сама тоже изменилась в их глазах”.

Теперь в Загросе, некогда свободном от подозрений и предрассудков, все друг друга опасались, видели друг в друге лазутчиков с Континента. Солдаты, гвардейцы, служащие посольств и Казначейства приводили в комнаты допросов пару десятков человек в неделю. Очень многие из них так и не возвращались из казематов и тюремных камер к своим семьям. Айрис понимала, почему крестьянские детишки с ненавистью и страхом глядят на неё исподлобья. Но всё её понимание было ничем против её страшной усталости. Усталости от войн, мести и злобы.

Периодически Айрис останавливалась у дороги, одёргивала клацающие, позвякивающие ремни левого сапога, крепила их снова. Это было сложно сделать одной рукой, особенно с учётом того, что все ремни и застёжки были с её “слепой” стороны. Каждая такая остановка занимала секунд тридцать. Где-то на десятый раз Тициану это надоело, он резко развернулся на мысках, оказавшись нос к носу со своей напарницей.

— Одноглазая! В следующий раз, если он конечно будет и тебя не вышвырнут из Казначейства, приказываю тебе обновить снаряжение и выбросить эти обноски! Тебе что, жалованья не хватает на новое?

— Хватает, — жмёт плечами Айрис, отвечая спокойно, но без особой почтительности. — Всего мне на всё хватает. Я не вижу смысла менять сапоги из-за звенящих пряжек. В бою мне это не мешает, ты сам знаешь. Мы — пехота, скрытность нам вообще ни к чему.

— Предположим, что в бою не мешает, но тебе самой удобно при ходьбе вечно останавливаться?

— Меня всё устраивает, я привыкла, — Айрис хотелось, чтобы её начальник уже отцепился от неё со своими дурацкими расспросами. — Я ношу то, что мне дают.

Тициан только фыркнул и отвернулся. Айрис, заметив его недовольство, решила, что будет лучше покамест не останавливаться вовсе. Развинченная пряжка продолжала позвякивать при каждом шаге. Мысль о том, чтобы отнести обувь мастеру-броннику, как не посещала, так и не посетила её голову сейчас.

Ближе к вечеру духота наконец спала, а тракт сменился узкой тропинкой, бежавшей неровным ручейком через поля. Почва больше не дышала жаром, высокая трава хлестала голенища сапогов, скрадывая тихое позвякивание, сопровождавшее ходьбу Айрис. За всё время они так и не остановились. Также за всё время они не обменялись ни словом. Айрис это устраивало, но Тициана, судя по его сопению, тишина раздражала. В какой-то момент девушка заметила, что они сравняли шаг, шли уже не гуськом, как велел того Устав Казначейства, а рядом друг с другом. Тициан стал справа, а Айрис пришлось для этого сойти с тропинки, пробираться через пижму, васильки и периодически выпутывать ноги из кустов ракитника. Всё это она делала молча, не возражая. В целом, если подумать, ей не так было важно, где идти. О причинах нарушения Устава Тицианом девушка не размышляла.

— Ты убивала драконов до этого? — как бы невзначай поинтересовался парнишка, постукивая пальцами в перчатках по рукояти своего меча. Айрис понимала этот нетерпеливый жест: даже бывалым пехотинцам, к коим она причисляла и себя, было тяжело подолгу удерживать двуручный меч на плече. Так или иначе хотелось скинуть громоздкое оружие, ощутить облегчение, которое наступило бы после этого.

— Почему вдруг спрашиваешь? — Тициан идёт с правой стороны, но Айрис на него не смотрит, предпочитая разглядывать ярко-жёлтые соцветия пижмы под ногами.

— Ну, мы же, вроде как, должны именно это сделать, — под сапогами Тициана надсадно скрипел песок. — Я вот ни разу не отбивал у драконов украденного золота. Я даже ни разу не видел их.

— Признаться, я тоже. В армии Континента драконов не держат, насколько мне известно. Ты ведь тоже был в пехоте?

— Да, но меня сразу после обучения перевели на службу в Казначействе.

Айрис в ответ только выгнула брови. Над ветераном Континентальной войны ставят желторотого юнца без опыта — хорошенькое дело.

— В таком случае, минцмейстер переживать не должен: сначала дракон разворотил золотохранилище и смылся незамеченным, а теперь на его поимку отправляют двоих полупрофессионалов. Полу-, разумеется, потому, что профессионал только один.

— Больно ты борзая стала, — Тициан вскинул голову, зло, с обидой, как ребёнок. — Я всё ещё твой начальник, не забывай.

— Всё сказанное мной находится в рамках Устава.

— Ты, я гляжу, много раз его читала.

— Когда я была в пехоте, нас заставляли учить Воинский Кодекс наизусть, а потом декламировать во время боевых учений стоя на руках. Скажем так, у меня особое отношение к правилам.

Расхристанная пряжка на сапоге зацепилась за соцветие пижмы, бурно разросшейся вдоль тропинки. Айрис выругалась и с силой дёрнула, вырывая из не слишком цепкой хватки растения ногу. Жёлтый цветок застрял между рамкой и язычком замка, девушка доставать его не стала. Тициан, заметив это, только усмехнулся. Айрис причины его смешка не уловила.

— Как ты думаешь, почему именно нас за ним отправили? — спросил парнишка.

— За драконом-то? Не знаю. Ты начальник ведь, я только выполняю приказ.

— Меня вчера вечером просто поставили перед фактом. Ты, наверное, удивишься, но я не на короткой ноге с сильными мира сего, — Тициан ещё нетерпеливее застучал пальцами по рукояти меча. — Неужели у тебя нет своего мнения?

— Я солдат. Мое мнение нужно только там, где оно предусмотрено, то есть практически никогда, — Айрис нахмурилась, потому что снова начало зудеть под повязкой. Её не беспокоил сейчас ни дракон, ни моральные дилеммы — просто хотелось сделать привал и снять эту чёртову повязку, Мор её возьми.

— Я думаю, — начал Тициан, явно не замечая или игнорируя намеренно желание собеседницы помолчать, — что на такое задание нужна как минимум одна бригада.

— Это если верить сообщениям очевидцев, что дракон маленький, — нехотя прокомментировала Айрис. Она понадеялась, что за разговором перестанет думать о доставляющем такие неудобства изувеченном глазе. — Но я немного об этом знаю: слышала только, что раньше и целая сотня не могла положить взрослую особь.

— Ведь как-то их истребили, — Тициан, погруженный в раздумья, пошёл быстрее. Девушка тоже ускорилась, море полевых цветов вокруг неё сильнее заколыхалось. Волнения своего начальника она нисколько не разделяла.

— Истребили, — согласилась Айрис. — Только вот тогда у людей было больше свободных рук: сейчас все военные заняты. Даже самый вшивый десятник не отправится на это дело потому, что сам он по уши в дерьме при гарнизоне, он и его бригада.

Тициан как-то странно посмотрел на неё, но промолчал. Айрис показалось, что она уловила какую-то новую эмоцию в его глазах: возможно, опасение, однако уверенности не было. Девушка не слишком вглядывалась в лицо юноши: она продолжала смотреть перед собой.

Когда кроваво-красное солнце уже почти опустилось за край горизонта, Тициан решил наконец сделать остановку в трактиришке недалеко от леса, у развилки. Дорога, на которую они вышли, вновь постепенно переходила в узкий ручеек. Он вёл в глухую, тёмную чащобу. Широкая же, очевидно, более безопасная и истоптанная тропа, выводила на тракт. Едва приблизившись к перепутью, Айрис заметила обломанные вершины елей и сосен.

— Видел? — она повернулась к Тициану. — Судя по всему, дракон летел в том направлении. Верхушки деревьев все разворочены.

Тициан видел. Юноша долго вглядывался в лесную тьму, затем откинул чёрные кудри со лба, облизал пересохшие губы.

— Низковато, — отметил он очевидное. — Либо дракон сам большой, либо его добыча была так тяжела, что не давала ему высоко подняться. Меня вот что смущает — как такая тварь пролетела насколько близко к трактиру, но не спугнула людей? Не вижу ни крови, ни следов бойни.

Айрис сама над этим призадумалась. Дракон пролетал здесь чуть больше суток назад: при этом в стойлах смирно стоят лошади, а в окнах горит свет и слышны разговоры немногочисленных, но вполне здоровых, не страдающих от боли людей. Отчего бы это?

— Мне это тоже не нравится, — согласилась Айрис. — Но, может быть, стоит зайти и спросить кого-нибудь об этом? Я с ног валюсь от усталости.

— А тебе бы только лениться, одноглазая, — фыркнул Тициан, тщетно пытаясь скрыть собственное утомление. Он подошёл к двери и распахнул её, снял двуручный меч с натруженного плеча. Айрис заметила деревянное колесо, символ Мессии, над входом. Она обрадовалась отсутствию идолов Четырёх Обожествлённых, следов прошлого жестокого и мрачного, тоже сняла с плеча оружие, склонила голову и трижды прочитала молитву, прежде чем войти вслед за своим начальником.

В приземистом, неказистом трактиришке у леса, как того и следовало ожидать, людей было совсем немного. Низкий, закопчёный потолок нависал над посетителями, создавая неприятный полумрак, который не могли разогнать свечи, расставленные по всему помещению. Не считая трактирщика и его супруги, которая сновала между столами туда-сюда, время от времени забегая в маленькую, отделённую от основного помещения дверью кухоньку, в трактире было всего человек восемь. Айрис отметила, что большинство из них были рабочими, скорее всего, дровосеками с лесопилки. Если недалеко отсюда вдоль тракта находится хозяйство какого-нибудь феодала, они вполне могли быть пастухами или тружениками с мельницы. Вдалеке же, в тёмном углу, примостилась маленькая компания путешественников в пыльных одеждах и широкополых шляпах. Едва Тициан и Айрис показались на пороге, как негромкие разговоры присутствующих разом стихли. Все уставились словно по команде на вошедших. Айрис почувствовала, как каждая пара глаз будто просверливает её насквозь, препарирует и изучает. Больше всего внимание, естественно, привлекала её чёрно-золотая кокарда и меч, который она держала теперь, прижав к поясу.

— Вечер добрый! — Тициан, ничуть не смутившись недружелюбной атмосферы, прошагал к стойке, за которой стоял трактирщик. Его жена, невысокая и сухопарая женщина лет сорока пяти, пугливо отшатнулась.

— Ну добрый, не добрый — это кому что Мессия пошлёт, — неприязненно ответствовал трактирщик, протирая глиняный кувшин тряпицей. — Чего надо, служивые?

— Выполняем приказ Казначейства, — Тициан уселся на скамью напротив стойки, положив меч рядом с собой так, чтобы в случае чего его можно было одним резким движением достать из ножен. Сей демонстративный жест был воспринят сидевшими в трактире верно, роптание превратилось в едва слышный недовольный шёпот, а вскоре прекратилось совсем. Трактирщик, однако, не впечатлился: маленькие глазки, умостившиеся кучкой на тёмном от копоти и пыли бородатом лице, наоборот, горели гневом.

— Вы приходили сюда меньше месяца назад, — зарокотал он: огромная лапища с заскорузлыми пальцами медленно, но верно превращалась в кулак, — собрали вы уже с нас, господа, подати, как липку ободрали! Какого рожна вам здесь ещё надо?! Рубаху последнюю отберёте, трупоеды окаянные?!

Тициан, судя по его лицу, намеревался ответить что-то колкое и злобное, однако Айрис опередила его, торопливо присев на скамью рядом с юношей:

— Мы не за этим здесь, добрый человек, — начала она. — Никто вас обдирать не будет. Мы хотели только переночевать здесь и расспросить кое о чём.

Для пущей убедительности Айрис положила меч на скамью, но рукоятью от себя. При необходимости у неё не хватит всего времени мира, чтобы обнажить его одним быстрым движением. Да и желания никакого устраивать резню у девушки в любом случае не было: она устала от бесконечного насилия. Лицо трактирщика немного смягчилось при взгляде на Айрис.

— Будь по-твоему, ужин и лишняя комната у нас найдутся. Чего вам здесь надо?

— Мы не допрашиваем на пустой желудок, — деловито заявил Тициан, вновь вклиниваясь в разговор. — Сначала харчи, хозяин, а после разговоры.

Трактирщик только презрительно усмехнулся, однако молча направился в кухоньку. Несколько минут спустя он вернулся оттуда с двумя мисками дымящейся похлёбки со шкварками и двумя ломтями хлеба. Тициан тут же бросился на еду, торопливо вылавливая шкварки ложкой. Айрис поблагодарила трактирщика, сняла перчатки, разломала пальцами хлеб, чтобы было удобнее макать в бульон, и только после этого принялась за еду. Трактирщик смотрел на неё внимательно, подперев рукой щёку.

— Вот сколько я вашего брата видел, а такого как ты солдата встречаю впервые, — сказал он в ответ на вопрошающий взгляд Айрис. — Добрая ты, госпожа. Налить тебе может чего?

— Она не пьёт, ей Мессия запрещает, — встрял Тициан прежде, чем Айрис смогла ответить, тыча в неё деревянной ложкой.

— А тебе Моровая Дама разрешает себя вести, как незнамо кто? — в тон парнишке ответила девушка, заменив поспешно ругательство, коим собиралась наградить начальника, на нечто более нейтральное.

— Тебе бы, шкет, манерам поучиться, — нахмурился трактирщик, сложив могучие лапищи на груди. — Тем более, что язычников в этих краях мы не жалуем.

— А я бы не сказал, что верю в кого-то, — Тициан откинулся назад, опёршись руками о край скамьи. — Но, действительно, родом я из мест, где продолжают помнить о Четырёх Обожествлённых, в частности, о леди Айзенвальд, или, как вы её зовёте, Моровой Даме, да будут кости её нетленны и все дела. Короче говоря, я бы вот от выпивки не отказался, есть у тебя чего хорошего, хозяин?

— Найдётся, — трактирщик скрылся за стойкой, роясь среди бутылок. Наконец, обнаружив искомое, он показался вновь, налил в кружку вина, пододвинул к Тициану. Тот схватил её, сделал несколько глубоких глотков, затем, утерев рот, отставил в сторону.

— Неплохо! Даром, что разбавлено, — парнишка слегка приободрился, в то время как Айрис неодобрительно на него глядела, жалея, что не может ничего сказать. — С едой покончено, теперь хочу я спросить у тебя кой-чего, хозяин.

— Ну? — трактирщик тяжело опёрся о стойку.

— Недалеко отсюда, у кромки леса, недавно пролетал дракон, — начал Тициан, понизив голос. — Не слишком крупный, но летел низко, обломал сучья. Видал такого?

На мгновение трактирщик показался Айрис удивлённым, но только на мгновение. Затем он совершенно будничным тоном сказал:

— Ну да, солдатик, видали мы такого.

Примерно этот ответ Тициан и Айрис и ожидали услышать, но многого эти сведения им дать не могли. Парнишка продолжил:

— Я вот чего понять не могу: как это целый дракон пролетал здесь, а ни соломинки на крыше не подпалил? Может, ты ещё мне скажешь, что он даже не прибил никого?

— Скажу, — трактирщик взял пустые тарелки и кружку Тициана. — Было всё так, как ты описал, солдатик.

Парнишка выгнул брови, лицо его приняло страшно удивлённое, прямо-таки до одурения, выражение. Айрис, наверное, так же плохо в тот момент совладала со своими эмоциями, потому как трактирщик понимающе усмехнулся при взгляде на них.

— Да, случись со мной такое, я бы, наверное, сам себе бы не поверил, но это правда. Дракон пролетал так низко, что я мог разглядеть каждую чешуйку на его тёмно-красном брюхе, даром, что он размером лишь со взрослую кобылу. Летел, правда он, как-то странно, не по прямой. Если не верите, жена моя подтвердит.

— В этом нет нужды. Он никого не тронул? — Айрис подалась вперёд.

— Никого, госпожа. Я, признаться, не думал, что в этих краях вообще драконы водятся.

— Ну, будь оно так, вы бы не стали здесь селиться, — Айрис откинулась назад, прикрыла единственный целый глаз в раздумьях. Было что-то в словах этого мужика не то, но она не знала, о чём ещё лучше спросить.

— Похоже, мы узнали всё, что нужно, — наконец решил Тициан, и поднялся с места. — Благодарствуем за помощь, хозяин. Нам пора на боковую.

— Комната ваша на втором этаже, слева по коридору, — траткирщик махнул рукой в сторону полуразвалившейся деревянной лестницы, ведущей в полумрак. — А на кой чёрт вам сдался этот дракон?

Айрис и Тициана этот вопрос застал уже на лестнице. Они повернулись, уставились на трактирщика. Тициан сжал в руках меч.

— Убить нам его приказано, хозяин.

***

В комнате, слава Мессии, оказалась не одна, а две кровати с провисающими матрацами, стоявшие в разных углах и разделённые деревянной ширмой с облупившейся краской. Матрацы были набиты соломой, которая лезла из многочисленных протёртостей на ткани. Айрис поморщилась при мысли о том, что, скорее всего, соломинки будут больно впиваться в кожу через дырявые простыни, а значит о спокойном сне придётся забыть.

Хотя, с другой стороны, грех было жаловаться. Айрис не помнила, когда в последний раз спала хоть на какой-нибудь кровати, своей собственной, а не на койке в казарме или, что ещё хуже, прямо на голой земле в военном лагере, завернувшись в плащ. Сном, правда, это едва ли можно было назвать — Айрис просто лежала с закрытыми глазами, в ожидании треска вражеских катапульт или свиста стрел, выпущенных из арбалетов. Все звуки войны девушка знала наизусть, хоть и никогда этого не желала.

— Наконец отдых! — Тициан прервал её мысли радостным восклицанием. — Чур кровать у окна — моя!

Айрис не стала ему ничего отвечать — она думала о катапультах и арбалетах. Молча прошла за ширму, прислонила меч рядом с кроватью, начала расстёгивать кирасу, пыльную и грязную. Сняв её и пропитавшийся потом стёганый дублет, Айрис почувствовала облегчение.

— Тебе не показались странными слова этого мужика? — донёсся с другой стороны комнаты голос Тициана, который, судя по шороху и возне, тоже разоблачался.

— Какая разница, что я думаю? — вопросом на вопрос устало ответила Айрис. Она пыталась стащить с ноги сапог, а болтовня горе-начальника ей крайне мешала.

— Я главный и хочу знать твоё мнение, — голос Тициана впервые за всё время их похода показался Айрис посерьезневшим, словно он действительно желает узнать мнение девушки и планирует его учесть.

— Да, показались, — сдалась Айрис. Пропотевшие насквозь сапоги наконец удалось стянуть, следом за ними девушка избавилась и от портянок, оставшись босой. — Если тебе и вправду интересно, я не понимаю, зачем нас послали убить мелкого, истекающего кровью дракона.

На мгновение шуршание за ширмой прекратилось.

— Почему ты…

— Я ни разу не видела ящеров, но я слышала, что они бывают только зелёного цвета, а трактирщик сказал, что брюхо у него было тёмно-красное. Мне кажется, что у него оно было всё в запёкшейся крови, а летел он странно из-за раны, — Айрис разоблачилась уже полностью, оставшись в льняных шортах и рубашке. — У него нет гнезда в этих краях, кто-то ранил его, вот он и оказался здесь. Он умрёт сам, без нашей помощи.

— Ты проницательная, — искренне сказал Тициан. — Понятно, почему тебя отправили служить в Казначейство.

— Ну, “отправили служить” это очень мягко сказано, — Айрис взяла кувшин с водой и таз, стоявшие у кровати. — Меня, скорее, “списали в утиль”.

— Это из-за..?

— Да.

Судя по всему, Тициан ждал продолжения, какой-нибудь трагичной истории, но Айрис не планировала доставлять ему такого удовольствия, с учётом комментариев в сторону её увечья. Девушка сняла с лица повязку, которая, как и всё остальное снаряжение, была пыльной, смердевшей потом. Кожа под ней пахла не лучше. С выпуклого дна таза на Айрис смотрело нечто смутно знакомое, только изуродованное и перекошенное, с плохо зажившим шрамом, бежавшим через левое веко и бровь. Девушка налила в таз воды, зачерпнула пригоршню, умылась. Зачерпнула ещё пригоршню, промыла пустую глазницу, сморгнула холодные капли. Она почувствовала себя гораздо лучше, будто сняла липкую пелену с левой стороны лица. Тем временем за ширмой вновь послышалось сопение, предвосхищавшее расспросы Тициана.

— Тебе правда нравится это всё? Даже после того, как тебя “списали”?

— Что именно?

— Служба.

— А я другого не умею, — Айрис расстелила покрывало, забралась в жёсткую постель с колкими соломинками матраца. — Что ещё делать, как не мириться?

— Тебя этому научил Мессия, — уверенно заявил парнишка. — Он учит смирению, оттого ты так и думаешь.

— А ты меня так хорошо знаешь? — холодно поинтересовалась Айрис из-за ширмы. — Ты оборонял со мной столицу в первых рядах? Если нет, то тебе не понять, откуда во мне такое ненавистное тебе смирение.

Повисло молчание, отягчённое неловкостью. Айрис, однако, как ни в чём не бывало, легла, завернувшись в холщовое одеяло.

— Почему бы не отдать приказ об отбое? — вопросила она.

— Хорошая идея, — Тициан, судя по шороху, тоже улёгся. — Тогда отбой. Выйдем на рассвете.

Только Айрис прикрыла глаз, как уснула мгновенно. Её сон был глух, тяжёл, и, как это было уже с десятилетнего возраста, без сновидений.

***

Тициан слегка слукавил — они покинули трактир ещё до того, как розоватый отблеск восходящего солнца тронул горизонт. Айрис не протестовала, маршировала следом за начальником. Тот шёл на удивление бодро, не оборачиваясь на спутницу — слышал звон её развинченной пряжки, знал, что девушка неотступно следует за ним.

“Словно собака на привязи”, — подумалось Айрис. Снова зазвучали треск катапульт и свист болтов, будто совсем рядом, аккурат у левого виска, с незрячей стороны. Девушка вздрогнула, судорожно начала думать о предутренней изморози и как холодок пробирает аж до самых кишок, несмотря на всё обмундирование.

Путь предстоял довольно сложный: необходимо было выследить дракона, найти его в лесной чаще. Сделать это было непросто, с учётом того, что ящер побывал тут уже более двух дней назад.

— Какие из нас следопыты, ну скажите на милость? — пыхтел Тициан, перешагивая через поваленный ствол дерева. Благо, светало быстро, а потому можно было не опасаться глухой тьмы. Айрис, тем не менее, всё равно было как-то неспокойно. С самого пробуждения её шрам зудел, пульсировал, гудел и будто оттягивал её левую половину лица книзу. Будто снова вражеский клинок рассёк ей до кости глазницу, и она напрасно пытается удержать вытекшую склеру, мешавшуюся с хлещущей кровью. Будто снова она выполняет чей-то приказ только затем, чтобы угодить в западню.

— Что-то я уже устала, — Айрис не заметила, как озвучила свою мысль. Тициан, не оглянувшись, только хмыкнул.

— Так мы всего час идём.

— Да не от ходьбы я устала, — вполголоса ответила ему девушка, не понимая до конца, зачем она вообще даёт какие-либо пояснения. — Нам будет тяжеловато искать, с учётом того, что надо постоянно идти, задрав голову, чтобы не сбиться с маршрута.

— Я это уже понял, — Тициан остановился, снял с плеча меч, осмотрелся. — Пока мы идём правильно. Но не знаю, куда именно.

“Возможно, когда мы это поймём, будет слишком поздно,” — подумала Айрис, с какой-то грустью отметив, как легко она допустила подобную мысль. Как будто это уже случилось и уже стало правдой.

Они продолжали идти, перелезая через овраги, обходя заболоченные полянки. Айрис побывала во многих лесах и могла сказать, что зашли они глубоко, а возвращаться будет трудно.

— Слушай, мне кажется… — растерянно начал Тициан, медленно поворачиваясь к спутнице. Фразу свою парнишка докончить не успел, потому как в ту секунду случилось одновременно несколько вещей.

Шрам Айрис взорвался тупой болью и она согнулась вдвое, не выдержав. В ту же секунду с одного из деревьев на солдат спикировало нечто стремительное, тёмное и злое, понеслось прямо на Тициана, который слишком медленно замахнулся для удара. Айрис смогла заметить, заставив себя подняться, только как когти существа процарапали глубокие полосы на всю правую сторону лица мальчишки. Он свалился как подкошенный с болезненным, жалобным криком. От лба до подбородка — всё было в крови.

— Убей его! — плакал Тициан, тщетно прижимая руку к лицу в надежде удержать повреждённый глаз в глазнице. Айрис не думала об ироничности судеб человеческих — Айрис доставала из ножен клинок.

Существо двигалось достаточно ловко среди стволов деревьев. Девушка же понимала: драться в полную силу в ограниченном пространстве она не сможет. Айрис сразу узнала это прыткое крылатое чудовище с запёкшейся кровью на брюхе: дракон, атаковав Тициана, забрался на одну из сосен снова, будто выжидая. Видимо, кто бы ни нанёс ему удар, он был не смертельным, хоть и серьёзным.

“Он боится”, — поняла вдруг Айрис. — “Он хочет, чтобы мне тоже стало страшно”.

Девушка не знала, чего ждать, поэтому вывела эфес меча вперёд над головой, закрылась в позиции “быка”. У неё была смутная надежда на то, что Тициан всё же поднимется и придёт ей на помощь, но тот продолжал лежать на земле, спрятавшись за Айрис. Винить его она не хотела, да и времени на то не было. Она продолжала смотреть в горящие золотом глаза дракона, пытаясь предугадать его следующее движение.

“Как же мне всё это надоело, Мор его дери”.

Дракон весь напрягся, подобрался. Краем глаза девушка заметила, как вздымались его худые бока с торчащими рёбрами. Мгновение спустя чудовище вспорхнуло, прыгнуло и понеслось прямо на Айрис. Девушка порадовалась, что закрыла голову: когти только клацнули по её клинку. Воспользовавшись моментом, Айрис нанесла удар, подняв меч кверху, словно надавливая на рычаг. Девушка почувствовала, как самый кончик клинка пронзает плоть ящера, пропарывая и так уже израненное брюхо. Пусть и смертельно раненый, ящер смог достать Айрис: когти, кривые и длинные, вцепились девушке в левое плечо, разодрав дублет. Айрис приготовилась к худшему и резким движением вывернулась из крепкой хватки чудища, ощутив, как рвутся её мышцы вместе с суставом. Она свалилась на землю рядом с Тицианом, который, судя по всему, потерял сознание от полученных ран. Упав, Айрис тут же вскочила, её левая рука безвольно повисла вдоль туловища. Взгляд затуманился, а дракон был всего лишь в паре шагов, снова готовясь напасть. Девушка, дыша сквозь стиснутые зубы, потянулась к стилету, спрятанному в голенище сапога. Она не смогла бы поднять свой меч одной рукой и тем более им орудовать.

— Только попробуй подойти, — зашипела Айрис, по привычке держа клинок на вытянутой руке, будто стремясь закрыться “железной дверью”. Кисть била мелкая дрожь, стилет ходил ходуном в её некрепкой хватке.

Дракон, тем временем, не спешил нападать. Он тяжело дышал, из его пасти хлестала кровь. Если он ещё в состоянии что-либо сделать, то это будет только один удар. Только один удар могла сделать и Айрис, которая чувствовала, что скоро упадёт без сознания после полученного увечья. Никого из них не спас бы и побег: не хватило бы ни сил, ни крови. Только один рывок и только одна резкая атака точно в голову, а там будь что будет.

Ящер глядел прямо на Айрис, не обращая внимания на стилет в её руке. От этого взгляда у девушки по спине побежали мурашки и она совсем забыла о боли в истерзанном плече. Он не станет ждать долго. Решать надо было быстро.

— Не крал ты ничего ведь, — тихо сказала она. — Ты с голоду полез к людям. Я вижу, вижу каждую кость под твоей кожей. Ты ведь случайно оказался у казны, а минцмейстер решил тебя прибить и разделать. Решил, что калека с фронта и какой-то сопливый паршивец, прости Мессия, как нельзя лучше подойдут для этой задачи. Не жалко, если сдохнут. И нападаешь ты только потому, что видишь мои доспехи, видишь мою чёрно-золотую кокарду, которая была и у ранившего тебя.

Ноздри дракона раздувались всё больше, выражая его нетерпение. Чудовище забило хвостом.

— За гремучую доблесть, за дело великой государственной важности! — Айрис сплюнула. Шрам снова начал нестерпимо гореть тупой болью. — За сапоги из драконьей кожи меня снова списали в утиль! Да здравствует Загрос!

Она уже не понимала, что говорит, да и не хотела понимать. И так всё было ясно. Семь лет слушала она треск катапульт и свист арбалетных болтов, чтоб потом слышать их и дальше в своих снах. Отдала часть себя ради того, чтоб её предали. Что же ей останется, отдавать всю себя по частям, пока вконец не ослепнет и вся кожа с неё не слезет?

Дракон подобрался, готовился прыгнуть. Время вышло. Айрис крепко сжала в руке стилет. Сейчас или никогда.

— Как же я от вас всех устала. О, Мессия, прими меня в свои объятия…

Айрис улыбалась. Клинок её врезался в сырую почву в ту же секунду, как когти дракона раскроили ей череп.