Ее в дверь, она в окно

Отправляясь в путь по с трудом найденному в родительских бумагах адресу, Борис был готов увидеть и классическую избушку бабки-знахарки со свисающими с потолка пучками трав, кипящим на печке котелком с каким-нибудь варевом и сидящим на окне черным котом, и современный кабинет псевдоврача-экстрасенса с приборами, измеряющими энергетические поля и какую-нибудь негативную энергию. Но вот чего он точно не ожидал, так это того, что нужный ему человек окажется сотрудником приюта для бездомных животных!

— Здравствуйте? — заглянул молодой человек в незапертую дверь небольшого строения, которое раньше, похоже, было придорожным магазином. Во всяком случае, в первой комнате, находившейся за дверью, вдоль стены вытянулся длинный стол, напоминающий прилавок, а над ним висела пара полок. На прилавках стояло несколько пустых переносок для кошек и маленьких собак, а на одной из полок Борис увидел птичью клетку, в которой тоже никого не было.

— Здравствуйте, — послышался голос из боковой двери слева, ведущей в соседнее помещение, и навстречу удивленному посетителю вышла девушка лет двадцати пяти на вид в рваных джинсах и свитере с яркими зелеными и оранжевыми полосками. — Вы к кому?

— Я… к Екатерине Охапкиной, — пробормотал молодой человек. — Мне мама советовала к ней обратиться… в некоторых случаях…

— Это я — Екатерина Охапкина, — ответила девушка. — Как зовут вашу маму?

— Ее звали Нина Кустицына, — еще более удивленно отозвался Борис. Того, что нужный ему человек окажется не древней деревенской старушкой и не изображающей научного работника строгой дамочкой в белом халате, он тоже никак не ожидал.

— Тетя Нина… — кивнула работница приюта и улыбнулась Борису. — Ну что же, проходите!

Она поманила его за собой в боковую комнату, вдоль стен которой возвышались несколько ярусов клеток, которые, как ни странно, почти все оказались пустыми. Лишь в нескольких спали среди каких-то шерстяных тряпок кошки — Кустицын попытался рассмотреть их получше, но зверьки лежали, свернувшись клубком и прикрыв мордочки кончиками хвостов, да к тому же частично были прикрыты тряпками, так что разглядеть ему удалось немного. Не без удивления он отметил, что все кошки были черными или темно-бурыми…

— Присаживайтесь, — Екатерина указала ему на один из стульев, стоящих возле маленького столика в углу. — Может, чаю или кофе?

— Чаю, если можно, — попросил Борис, заглядывая еще в одну клетку, в которой он заметил какое-то движение.

В клетке копошилось несколько крошечных черных… не то котят, не то крольчат. Во всяком случае, уши у них были вытянутыми, больше похожими на кроличьи или заячьи, а не на кошачьи. Но и хвосты у детенышей были довольно длинными, как у кошек. Новая экзотическая кошачья порода? Но откуда взяться породистым животным в приюте?

— Рассказывайте, Борис, — отвлекла его от изучения «неведомых зверушек» девушка, включив стоящий на столе электрический чайник.

Посетитель повернулся к ней и, все еще не до конца уверенный, что он поступает правильно, заговорил:

— Понимаете, я, в общем-то, не верю ни во что такое… ну, сверхъестественное.

На лице Екатерины промелькнула чуть заметная ехидная улыбка. Видимо, ей много раз приходилось слышать такое от пришедших к ней за помощью людей. И видимо, многие из них потом признавали свою неправоту. Впрочем, смеяться над очередным скептически настроенным посетителем девушка не стала.

— Рассказывайте все, как есть, — сказала она, наливая кипяток в кружку с чайным пакетиком и придвигая Борису блюдце, на котором возвышалась горка конфет. — И угощайтесь.

— Спасибо, я только чаю выпью, — вежливо отозвался Кустицын и продолжил: — После смерти родителей я живу один. Работаю в фирме, устанавливающей окна: целый день езжу по объектам, дома, в основном, только сплю. И в моей жизни никогда ничего необычного не случалось… до недавнего времени.

— Так, — подбадривающе кивнула его собеседница.

Борис вздохнул и заговорил быстрее:

— Недавно у меня дома начали исчезать вещи. И появляться чужие вещи, которых раньше там не было. Я живу один — как я уже сказал — и ко мне в эти дни никто не заходил, и когда меня не было дома, тоже никто не мог прийти, замок на двери не был сломан, ключи есть только у меня. Но дело не только в этом — у меня пропадали не ценные вещи, а всякая ерунда. Ручка, которая всегда лежала на столе, фонарик, который висел на гвозде в прихожей, перчатка — одна из пары… Шприц…

На лице девушки появилось вопросительное и слегка испуганное выражение.

— Для инсулина, — пояснил ее гость, и она, понимающе кивнув, отодвинула блюдце с конфетами к стене. — А еще один раз пропала купюра в сто рублей — но она лежала на тумбочке вместе с двумя тысячными купюрами, и их вор не тронул! В общем, за примерно две недели из запертой квартиры исчез десяток таких вот мелочей.

— Вы могли случайно положить все эти вещи не в то место, куда обычно их кладете, и забыть об этом, — заметила Охапкина. — Такое часто бывает. А купюра могла слететь с тумбочки и залететь куда-нибудь под мебель — тоже бывает.

— Бывает, — согласился Борис, — и я сам так поначалу думал, но потом стал еще и находить дома чужие вещи. Тоже дешевые и как будто бы так же утащенные из у какого-то другого. Две сигареты — хотя я не курю. Губная помада — как вы понимаете, губы я тоже не крашу. Носовой платок — ну, платки у меня есть, но это явно не мой, мои все клетчатые, а этот почти целиком белый.

— А не может быть так, что у кого-то все-таки есть ключи от вашей квартиры, просто вы об этом не знаете? — уточнила Екатерина. — Может быть, кто-нибудь из коллег стащил у вас ключи, сделал копии и подложил ваши обратно и теперь использует вашу квартиру для свиданий? Вы же сами сказали, что весь день работаете, значит, квартира ваша стоит пустая — вот кто-то и воспользовался случаем. Или, может быть, ваши родители когда-то давали копии ключей соседям, на случай, если свои потеряют, и теперь соседи тайком у вас развлекаются?

Борис снова вздохнул и медленно покачал головой:

— Я думал и об этом. Возможно, такая вероятность и есть, допускаю, но чисто интуитивно — ну не могу я представить, чтобы кто-то из моих коллег или соседей так поступил. С коллегами я знаком месяцев пять, даже меньше — только весной в эту фирму устроился, и мы мало общаемся, только по работе, но они явно порядочные люди. Да и ключи я всегда ношу в кармане джинсов — чтобы их незаметно достать, а потом подложить обратно, надо очень постараться. А соседи у меня на этаже все новые, недавно поселились, те, кто знал моих родителей, либо тоже уже умерли, либо переехали. Плюс я не все еще рассказал. Вещи не только пропадают и появляются, они еще иногда ломаются и бьются. В то числе, когда я дома — вчера вечером на кухне само собой разбилось блюдце, стоявшее в середине стола, не на краю! И раньше я находил дома расколотые чашки… А пару дней назад я пришел с работы и обнаружил разорванную газету — несколько верхних страниц были оторваны наискосок.

Девушка задумчиво кивала, слушая посетителя, но ее лицо оставалось невозмутимым, и он никак не мог понять, удивлена ли она хоть немного тем, что он рассказывает.

— Скажите, пожалуйста, недалеко от вашего дома в последнее время не сносили старые дома? — спросила она внезапно. — Или, может быть, в каком-нибудь доме был сильный пожар?

— Да, у нас как раз соседний дом снесли, хрущевку совсем древнюю, — ответил Борис. — Вы думаете, были подземные толчки, и посуда у меня из-за них билась? Но дом снесли больше месяца назад, а последнее блюдце вчера разбилось. Да и газеты от землетрясений не рвутся.

— Иногда бывает, что после сильного сотрясения в почве продолжаются небольшие толчки, — возразила Екатерина, хотя ее голос, как показалось молодому человеку, звучал при этом как-то неуверенно. — Я не очень в этом разбираюсь, но вроде бы там что-то смещается, образуются пустоты, в которые потом обрушиваются верхние слои земли… как-то так. Это может вообще никак не ощущаться, но иногда в почве возникают вибрации, они передаются домам, их стенам, и в итоге какие-то предметы в домах могут падать и разбиваться. Да, вы сказали, что блюдце стояло на середине стола, но вы точно это помните?

— Вообще-то точно, — усмехнулся Кустицын. — Но ладно, допустим, с блюдцем и чашками все дело в толчках, но как вы объясните рваную газету?

— Газету, наверное, порвали те, кто каким-то образом все-таки заполучил дубликаты ваших ключей, — предположила Охапкина. — А еще какие-нибудь странности у вас были?

— Да нет, вроде я все перечислил, — покачал головой ее собеседник. — То есть, вы считаете, что ничего сверхъестественного у меня не происходит?

На мгновение Екатерина заколебалась, словно не зная, что ему ответить.

— Да, именно так, — сказала она, наконец. — У вас просто все так совпало, что одновременно случились подземные толчки, и кто-то стал тайком пользоваться вашей квартирой, пока вы на работе. Поменяйте замки, и у вас перестанут пропадать вещи — и чужие появляться тоже перестанут. А толчки скоро сами пройдут, почва утрамбуется, и они прекратятся.

— Ну вот, — разочарованно усмехнулся Борис. — Пришел, называется, к настоящему специалисту по сверхъестественным явлениям — и он мне доказывает, что ничего сверхъестественного у меня в жизни не происходит.

— Но вы же сами сказали, что не во что «такое» не верите, — искоса посмотрела на него собеседница.

— Разумеется, но раз уж я сюда пришел… Вы-то верите, что в жизни бывает… такое… — Кустицын заколебался. Он и сам не мог понять, что теперь чувствовал. Удовлетворение от того, что даже девушка, вроде как занимающаяся потусторонними явлениями, подтвердила, что на самом деле их не существует? Или все-таки разочарование?

— А если бы я сказала, что у вас дома орудуют какие-нибудь… не совсем обычные существа, вы бы поверили? — с нескрываемым сомнением в голосе уточнила Екатерина.

Борис помедлил с ответом. Сидящая перед ним девушка не была похожа ни на мошенницу, ни на «человека со странностями», искренне верящего во всякую чушь. Она казалась вполне трезвой и здравомыслящей личностью. Пожалуй, если кто и мог убедить его в том, что мир на самом деле не такой, как он привык думать, то это была именно Екатерина… Но все-таки даже ей пришлось бы для этого очень постараться — а она и не пыталась ничего сделать.

— Боюсь, что нет, — улыбнулся молодой человек.

Девушка тоже улыбнулась:

— Чем же вы тогда недовольны? На самом деле, в большинстве случаев, когда к нам приходят люди, считающие, что столкнулись с чем-то нереальным, этому удается найти логичное объяснение. Что мы и делаем. Но изредка бывает, что мы не можем объяснить необычные вещи, и тогда пытаемся помочь… необычными же способами. Если вам интересно, я могу рассказать.

Первым порывом Бориса было согласиться — сказать, что он и правда хотел бы услышать о таких случаях, но что сейчас ему надо ехать за новыми замками, так что он лучше зайдет в кошачий приют еще раз. Он действительно почувствовал интерес к тому, что говорила Охапкина, а кроме того, это был бы отличный предлог увидеться с ней еще раз… Эта мысль показалась ему даже более привлекательной, чем разговор о потусторонних явлениях — и именно поэтому Кустицын, уже готовый продолжить разговор о сверхъестественном, внезапно резко мотнул головой и встал из-за стола.

— Может, как-нибудь в другой раз, — сказал он тем тоном, каким люди вежливо дают понять, что на самом деле им вовсе не интересна тема беседы. — Спасибо большое за чай. И за то, что успокоили меня насчет моего «барабашки». Поеду за новыми замками!

— Что ж, удачи вам! — Охапкина тоже встала и направилась вместе с гостем к выходу из комнаты. — Надеюсь, вас больше ничего не будет беспокоить.

Вид у нее, как показалось Борису, был теперь довольно грустный, хотя она и старалась не показать этого.

— Сам на это надеюсь… — протянул молодой человек без особой, впрочем, уверенности в голосе.

Они вместе прошли мимо клеток с кошками, вышли в помещение бывшего торгового зала, и Екатерина распахнула перед Кустицыным входную дверь. В тот же миг у них из-под ног выскользнул на улицу маленький черный котенок — точнее, какой-то зверек, похожий на котенка, но не пропорционально вытянутый и со слишком длинным для кошки хвостом. Борис не успел как следует рассмотреть его, но ему показалось, что больше всего этот звереныш был похож на черного хорька или ласку.

— Стой, куда! — ахнула Охапкина и, тоже выскочив на улицу, погналась за маленьким беглецом. — До свидания, Борис! — крикнула она гостю, не оборачиваясь, и метнулась в растущие вдоль дороги кусты, в которых скрылась стремительная черная тень.

Можно было побежать за ней, помочь ей поймать странную кошку — или кто это там был? — а потом все-таки напроситься на еще один визит, но Кустицын заставил себя повернуться в сторону автобусной остановки.

— Счастливо! И спасибо еще раз! — крикнул он вслед девушке и, не оборачиваясь, зашагал прочь от приюта и его пушистых обитателей.

Возвращаясь на автобусе в город, выбирая новые замки и договариваясь по телефону с мастером, который мог бы врезать их в дверь, Борис упорно отгонял лезущие ему в голову мысли о разговоре с Охапкиной. Встреча с этой девушкой должна была стать одним из многих ничего не значащих эпизодов в его жизни. Он пришел к ней, можно сказать, за консультацией, она ответила на его вопросы — вот и все. Вряд ли они теперь когда-нибудь встретятся, и уж точно этого не произойдет в ближайшее время, уверял себя молодой человек. Она наверняка правильно догадалась, что все дело в «мини-землетрясениях» и в том, что какой-то гад все-таки умудрился скопировать ключи Бориса. Но теперь он это исправит, и больше у него не будет поводов обращаться к Екатерине и ее коллегам. Его жизнь снова пойдет своим обычным путем, без всяких «необъяснимых странностей».

Кустицын так хорошо убедил себя в этом, что когда, проходя мимо горы строительного мусора, оставшейся от снесенного пару недель назад дома, который вроде как оказался «виновником» некоторых «странностей» в квартире молодого человека, увидел рядом с ними уже знакомый яркий свитер с зелено-оранжевыми полосками, в первый момент вздрогнул от неожиданности. Это не могла быть Екатерина, это, наверное, просто был кто-то в похожей одежде…

Тем не менее, это была именно она. Девушка медленно шла мимо горы битого кирпича, внимательно разглядывая ее и делая руками какие-то странные жесты. Борис тоже посмотрел на остатки дома — в них как будто бы не было ничего необычного, и молодой человек заставил себя отвернуться. Он не должен был снова подходить к Охапкиной. Ему надо было идти домой, не соприкасаясь больше с потусторонней жизнью.

И он сам не понял, почему вдруг все-таки свернул с дороги и быстро двинулся к Екатерине. Девушка в этот момент как раз подошла к другой куче мусора, из которой торчали обломки деревянных балок, и издала какой-то странный звук, нечто среднее между «кис-кис-кис» и «цып-цып-цып», а потом еще и прищелкнула языком, словно подзывала собаку. Кустицына она при этом не видела, явно слишком глубоко погруженная в свое занятие, и даже не слышала его шагов, хотя он был уже довольно близко.

— Что это вы тут..? — начал было Борис, но Охапкина вздрогнула, резко обернулась к нему и так же резко прижала указательный палец к губам:

— Тс-с-с!

Ее взгляд снова переметнулся на развалины, и она вытянула вперед руку, шевеля пальцами, словно сыпала что-то на землю — это вновь было похоже на попытку подозвать к себе какое-то животное, кошу или собаку. Кустицын тоже посмотрел в ту сторону, и в первый момент по-прежнему ничего не увидел, но потом вдруг за куском деревянной балки мелькнула уже знакомая ему по визиту в приют быстрая черная тень. Тень, похожая одновременно на маленькую кошку, ласку и хорька.

— Кс-кс-кс, пст-пст! — зашептала, странно причмокивая, Екатерина, теперь вытянув вперед обе руки, и пушистое черное существо зазмеилось по обломкам кирпичей в ее сторону. — Умоляю, молчите! И не двигайтесь! — прошипела Охапкина в сторону Бориса, не сводя глаз с бегущего к ней зверька.

Выполнить ее просьбу молодому человеку было не трудно — он и так стоял столбом, словно парализованный, и не смог бы ни пошевелиться, ни сказать что-нибудь, даже если бы захотел. Он не мог оторвать взгляд от черного существа, которое было уже совсем близко, так что его можно было более-менее рассмотреть. И хотя оно по-прежнему двигалось слишком быстро, теперь Борис уже не мог убедить себя, что это просто котенок с короткими лапами, или непонятно откуда взявшийся в городе хорек. Это точно был не кот, и не хорек, и не какое-то другое известное ему животное. И не только ему — таких существ нельзя было увидеть в учебниках по биологии или в передачах о животном мире. Их не существовало в природе.

Черная шерсть зверька блестела на солнце, длинный хвост струился за ним по кускам кирпича и щебня, длинные уши были прижаты к голове с остроносой мордочкой, короткие лапки семенили по обломкам так быстро, что казалось, будто бы оно не бежит, а плывет над мусором в воздухе, летит над самой землей. А еще его очертания были словно бы не совсем четкими, они слегка расплывались, как если бы оно было лишь частично материальным, а частично состоящим из сгустившейся темноты.

Что, впрочем, не помешало этому комку тьмы добежать до Охапкиной, оттолкнуться от асфальта и запрыгнуть к ней на руки, как это могла бы сделать кошка или еще какая-нибудь ручная зверушка. Кустицын, в первый момент отшатнувшийся от Екатерины — слишком уж неожиданно странное существо прыгнуло на нее — тут же шагнул обратно, чтобы получше его разглядеть, но девушка не дала ему этого сделать. Обхватив зверька одной рукой, она ловко открыла другой висевшую у нее на плече довольно большую кожаную сумку и аккуратно засунула его туда. Борис успел лишь увидеть мельком длинный пушистый хвост, который Охапкина тоже поспешно затолкала в сумку. После этого она подняла голову и посмотрела на молодого человека совершенно спокойным взглядом — словно они не были только что свидетелями необычного явления.

— Все, теперь у вас дома прекратятся все странности, — сказала девушка с улыбкой. — Она вас больше не побеспокоит.

— Она? — только и смог переспросить Борис, с изумлением глядя на сумку Екатерины, из которой на мгновение снова показался кончик черного хвоста.

— Да… — Охапкина все же немного смутилась и поправила сумку. — По всей видимости, это самка…

— И кто же это? Что это за животное? — спросил Кустицын с тайной надеждой, что сотрудница приюта сейчас расскажет ему что-нибудь в меру убедительное про редкую разновидность хорьков или ласок, которых иногда держат дома богатые любители экзотики и которая может сбежать от хозяев и прятаться в чужих квартирах, пробираясь туда через самые узкие щели.

— Понимаете, они очень редко встречаются, — стала объяснять девушка, словно прочитав его мысли. — Обычно они живут в старых домах, и если дом разрушается, находят себе другой. Но эта… — Екатерина кивнула на сумку. — Она молодая еще совсем, осталась одна и растерялась… Скорее всего, стала тыкаться во все квартиры в ближайших домах, где подолгу никого нет, в том числе и в вашу, но так и не смогла нигде прижиться… Таких… как она, нужно приманивать особым образом, что я сейчас и сделала. А потом я найду ей новый, подходящий дом…

— Катя, — прищурился Борис, — вы мне сказки про домовых, что ли рассказываете? Это они тайно живут в домах, а когда дом рушится, или умирают, или прежние хозяева забирают их с собой — я таких историй в детстве от родителей наслушался!

Охапкина снова смущенно отвела глаза, но потом вдруг с решительным видом вскинула голову:

— Вы ведь сами уже все поняли? Да, домовые существуют. И не только они. Верите вы в это или нет — им от этого не жарко, не холодно. Но это, — девушка снова покосилась на свою сумку, из которой теперь высунулся блестящий черный нос-бусинка, — не сам домовой, это его… скажем так, домашний питомец. Их называют коргорушами.

— Вот про такое мне мама не рассказывала… — протянул Кустицын, прищуриваясь, чтобы получше разглядеть торчащий из сумки крошечный нос и длинные, похожие на кошачьи, усы.

— Ваша мама о них знала, — улыбнулась Екатерина. — Они вместе с моей и открыли приют для коргоруш, оставшихся без хозяина. Без домового в смысле.

— И что же, они есть у всех домовых?

— Как раз нет, далеко не у всех. Люди ведь тоже не все любят домашних животных.

— Логично, — Борис вдруг понял, что его охватило давно забытое детское любопытство — когда читаешь или слушаешь что-то интересное о мире, о животных, или о дальних странах, или о каких-нибудь изобретениях, и хочешь задать тысячу вопросов, и боишься, что книжка закончится, а рассказчик замолчит и вопросы останутся без ответов.

К счастью, Екатерина как будто бы перестала скрывать от него сведения о своих сказочных подопечных — ее можно было продолжить о них расспрашивать.

— Получается, что в этом снесенном доме, — Кустицын махнул рукой на развалины, — жил домовой со своей любимой зверушкой, и когда дом разрушили, он умер, а зверушка испугалась и стала ныкаться по пустым квартирам?

Охапкина кивнула:

— Скорее всего. И, видимо, ни в одном из ближайших домов, в том числе и в вашем, нет домовых — иначе один из них приютил бы ее и оставил себе. Что и неудивительно, — она огляделась по сторонам, — тут все дома новые, им не больше двадцати лет, в таких домовые редко встречаются.

— А вещи она, значит, у меня таскала в другие квартиры, а оттуда — ко мне?

— Ну да, они, как сороки, любят разные яркие и блестящие штуки, поэтому она и шприц у вас стащила, иголка ведь тоже блестит… — охотно продолжила объяснять Екатерина, но лицо Бориса внезапно помрачнело, и она с удивлением замолчала.

— Ясно, — сказал Кустицын холодным тоном, в котором больше не было никакой заинтересованности. — Ну что же, спасибо вам большое за помощь. Очень рад, что все разрешилось и что вы смогли поймать эту… коргорушу.

— Если хотите — приезжайте к нам в приют еще раз, я вам ее и остальных покажу, — предложила девушка, но ее собеседник покачал головой:

— Да нет, не стоит, не буду у вас время отнимать. Счастливо!

— До свидания… — растерянно пробормотала Охапкина, силясь понять, почему в ее новом знакомом вдруг произошла такая резкая перемена.

Борис же развернулся и зашагал к своему дому.

Он и сам толком не понимал, с чего вдруг на него накатило такое мрачное настроение. Точнее, понимал, но мысль об этом была слишком неприятна, так что он отогнал ее подальше и заставил себя переключиться на текущие дела. Дома у него теперь все было как будто бы в порядке — во всяком случае, все вещи лежали на своих местах, и незнакомых, чужих вещей он тоже нигде не видел. И так и должно было быть — ведь виновница беспорядка находилась теперь в приюте у Екатерины Охапкиной. Если, конечно, Екатерина не ошиблась и в квартире Бориса не безобразничала какая-то другая мифическая нечисть…

Ни в тот день, ни на следующий дома у Кустицына ничего странного не происходило. На третий день он не сразу нашел ключи от квартиры, когда собирался на работу, и уже испугался, что зверушка-коргорушка вернулась, но потом вспомнил, что накануне вытирал в прихожей пыль и сам переложил связку ключей с тумбочки на полку для шапок. Ключи оказались именно там, и молодой человек снова успокоился — хотя в то же время и ощутил что-то вроде разочарования.

Следующие дни тоже не принесли ему ничего странного и связанного с волшебным миром. На работе хватало дел — то установить новые стеклопакеты, то исправить плохо установленные другой фирмой, так что думать о потусторонних вещах было некогда, а когда Кустицын приходил домой, все вещи так и лежали именно там, где он их оставил. В его жизни ничего не менялось, и он очень надеялся, что так оно и будет еще много лет, до конца его жизни. Иногда он вспоминал Екатерину, начинал думать о том, как она справляется со своими мистическими питомцами, пытался представить, что она делает в свободное время, но, поймав себя на таких мыслях, спешил отогнать их и переключиться на какие-нибудь дела. «Нечего тебе о ней думать, нечего! — ворчал он про себя. — Вы с ней из слишком разных миров. В ее мире есть чудеса, в твоем — нет. Она — волонтер, помогающий слабым, ты — тот, кому требуется помощь». Это напоминание обычно помогало не думать об Охапкиной несколько дней или даже неделю.

Чужой мир чудес напомнил о себе в конце ноября после первых заморозков: придя домой, Борис увидел лежащие посреди прихожей розово-красные вязаные варежки, слишком маленькие для его руки и, разумеется, ему не принадлежащие. Они так ярко выделялись на потемневшем от времени паркете, что увидев их, молодой человек в первый момент даже вздрогнул.

— Вот же паршивка! — пробормотал он, поднимая рукавички и машинально пытаясь надеть одну из них на руку. — Подросла, похоже, поумнела, стала чуть больше соображать, что мне могло бы быть нужно…

Все еще вертя варежки в руках, он прошел в комнату, встал у двери и, помедлив пару мгновений, заговорил громким и грозным голосом:

— Выходи, не прячься! Я знаю, что ты существуешь, и знаю, что ты здесь!

С полминуты ничего не происходило, и Кустицын уже решил было, что коргоруша, после того, как принесла ему варежки, снова куда-то убежала, но потом по полу перед ним внезапно промелькнула быстрая тень, которая затем как будто бы свернулась в клубок, сгустилась — и превратилась в маленького пушистого зверька, похожего на черного хорька или ласку с длинными ушами. В густой дымчато-черной шерсти блеснули крошечные, но яркие глаза-бусинки.

— Так, — сказал Борис все тем же суровым голосом. — Я понимаю, что ты хотела сделать мне приятное, но мне не нужны эти рукавицы. И вообще ничего не нужно. Ничего не нужно от тебя, поняла? Ты сама мне не нужна. Прости, но это так, мне никто не нужен. Уходи из моего дома в приют или найди себе другой дом, ясно тебе? Уходи прочь. И больше не возвращайся, больше ничего сюда не приноси!

Коргоруша сжалась в комок и прижала уши к голове, как нашкодившая кошка или собака. Ее блестящие глаза неотрывно смотрели на Бориса, словно она надеялась переждать его нотацию и дождаться, когда он передумает ее прогонять. У Кустицына тоже все сжалось внутри, и ему пришлось сделать над собой огромное усилие, чтобы не дать слабину и не позволить этому существу остаться.

— Брысь! — крикнул он еще громче и сделал вид, что замахивается на коргорушу — и она мгновенно превратилась в полупрозрачную тень, которая метнулась в угол и исчезла. — Уходи, — добавил молодой человек уже тише, заглядывая в тот угол и убеждаясь, что там никого нет. — Мне никто не нужен, потому что я сам никому не нужен в этой жизни.

Варежки он на следующее утро положил на стенд с почтовыми ящиками в подъезде, и уже вечером их там не было — коргоруша наверняка стащила их у кого-то из соседей Бориса. И снова потянулись однообразные дни, все более темные, все более холодные. Наступила зима, выпал снег, в витринах магазинов начали появляться мигающие лампочки, а на прилавках — елочные игрушки, на работе у Кустицына начали обсуждать приближающиеся праздники…

— Народ, давайте опять устроим корпоратив за городом, как в прошлый раз! — предложил как-то в конце дня, когда все мастера вернулись с объектов, один из его коллег, и все остальные сидящие в кабинете одобрительно загалдели.

— Можно в том же месте опять домик снять. И лучше взять меньше выпивки и больше фейерверков, — добавила секретарша Ольга и, повернувшись к Борису, пояснила: — Мы в прошлом году перед Новым годом арендовали коттедж под Зеленогорском, на турбазе. Там очень классно было, и мы уже тогда решили через год повторить. Ты, надеюсь, с нами?

Кустицын замялся. Он привык общаться с коллегами только по делу, и первым его порывом было вежливо отказаться, но внезапно он вспомнил, что встречать Новый год тоже будет в одиночестве, а потом так же одиноко скучать во время десятидневных каникул, и мысль о том, чтобы и правда провести время в шумной компании на турбазе, показалась ему не такой уж плохой. Но ответить Ольге он не успел.

— Борис не с нами! — громко заявил из дальнего угла еще один из сотрудников. — Он на своей прошлой работе кинул весь коллектив, нечего ему с нами праздновать!

— Ты о чем это? — с непонимающим видом повернулась к нему секретарша.

— Он раньше в «Окнах для всех» работал, и когда там шеф-самодур решил всем зарплату в два раза урезать, отказался против этого протестовать! — подал голос напарник Кустицына. — Если бы они там все против выступили, шеф бы сдал назад, а так он увидел, что хотя бы один сотрудник с ним согласен — и все, остальным сказал, чтобы увольнялись, и быстренько новых набрал. Только Борьку потом тоже уволил, сказал, что предатели ему не нужны и что тот, кто предал своих коллег, может и его предать. Так ведь, Борь? Чего молчишь, думаешь, никто из нас с конкурентами не общается и не знает, что у них происходит?

— Вообще-то никто из вас именно что ничего не знает, — процедил сквозь зубы Кустицын, вставая из-за стола.

— А что там..? — начала было Ольга, но замолчала, так и не закончив вопрос — Борис молча прошел мимо нее к двери и вышел из кабинета.

Уже захлопывая дверь, он услышал, что оставшиеся за его спиной люди снова заговорили, начали что-то рассказывать о нем, но задерживаться у кабинета не стал. До конца рабочего дня оставалось меньше часа, так что он снял с вешалки в коридоре пуховик с шапкой и поспешно вышел на улицу.

В воздухе кружились снежинки, по краям тротуаров возвышались сугробы, погода стояла самая что ни на есть новогодняя, но Кустицын не обращал на это внимания. Мысли его вертелись вокруг работы, он думал о том, что теперь ему придется увольняться и из этой фирмы, устраиваться куда-то еще, где рано или поздно о нем тоже все узнают, да к тому же, перед самым Новым годом начальство его по-хорошему не отпустит, и надо будет доработать до января, и все это время сидеть в кабинете, слушая перешептывания коллег, и ездить на установку окон с напарником, который будет теперь бросать на него косые взгляды…

А потом на место мыслей о будущем пришли воспоминания о недавнем прошлом на предыдущей работе. Объявление о снижении зарплат, всеобщее возмущение, крики, ругань, слезы…

— Если мы утремся и проглотим это, дальше будет еще хуже! Надо что-то делать! — призывала тогда, полгода назад, всех писклявая бухгалтер Алевтина.

— А что тут сделаешь?! — огрызались на нее другие сотрудники.

— В Трудовую инспекцию надо написать, пусть они приедут, проверят тут все, — предложил Кустицын.

— И что они сделают? — тут же накинулись на него несколько человек. — Нас же не увольняют незаконно! Димыч скажет, что у него нет денег на прежние зарплаты, что доходы упали — он имеет право устанавливать оплату…

— Ну так инспекция другие нарушения накопает! — возразил Борис. — И для начала надо Димычу только пригрозить ею — может, он сразу на попятный пойдет.

— Ага, и закроет всю фирму к чертовой матери! Или шеф нас после этого уволит за то, что на него настучали.

— Не уволит, где он еще столько дураков найдет — за такие копейки работать!

— Ну, нас же нашел!..

— Нет, ребята, нет! — с трудом перекричала всех Алевтина. — Трудинспекция нам не поможет, надо по-другому действовать! Как в лицее на Ивановской, помните, осенью во всех новостях было? Там половину старых учителей хотели уволить и на их место молодых набрать, так они всем коллективом заперлись в спортзале и объявили голодовку! Два дня там просидели — и директору самому пришлось увольняться, а учителя все сохранили свои места!

— Точно! Это идея! — снова закричали все разом. — Запремся прямо здесь и поголодаем — это даже полезно будет!

— Мне — однозначно на пользу пойдет! — расхохотался тучный напарник Кустицына Вадим.

— Да я и сама давно хотела пару кило скинуть, — хихикнула пухленькая бухгалтерша.

— Кхм! — попытался привлечь к себе внимание Борис. — Я как бы пас, с вашего позволения. Да и вам не советую — это даже здоровому человеку может быть опасно. Надо искать другой выход.

В кабинете мгновенно наступила тишина, и все взгляды обратились к нему. Кустицын, в тот момент еще не до конца понимавший, к чему все идет, невозмутимо развел руками:

— Вы ж в курсе, какой у меня диагноз. Меня и полдня голодовки на тот свет отправят.

Сотрудники переглянулись, и в их взглядах промелькнуло сомнение — Борис не скрывал свою болезнь, все давно привыкли к тому, что он приносит обед с собой и отказывается, когда клиенты угощают его сладостями, но никому, похоже, до этого не приходило в голову, насколько его проблема серьезна.

— Ну, если тебе… — начал было Вадим, но внезапно его перебила снова вспыхнувшая и еще сильнее раскрасневшаяся Алевтина:

— Если нам уполовинят зарплату, мы все на тот свет отправимся! Потому что голодать придется намного больше! — взвизгнула она. — А если в голодовке будут участвовать не все, Димыч не сдастся — он просто уволит тех, кто голодал, а тебя оставит. И всем скажет, что раз тебя все устроило, значит, остальные просто зажрались!

— И чем это ты лучше других? Тебе больше всех надо?! — накинулись на Кустицына со всех сторон другие сотрудники.

— Ребята, ребята! — попытался он перекричать всеобщий галдеж. — Вы не поняли — мне в прямом смысле нельзя долго ничего не есть, сахар падает до нуля, это не шутки.

— А может, хватит тянуть на себя одеяло?! — подскочила к нему бухгалтерша. — Мы все в полной заднице, нам всем скоро нечего будет есть и нечем кормить семью — может, ты не только о себе будешь думать? У нас есть право на забастовку, и мы можем добиться, чтобы нам и дальше нормально платили — но только если будем действовать все вместе!

— Алька, черт возьми — у вас есть право на забастовку, а у меня есть право на жизнь! — вспылил Борис, и это вызвало новую волну возмущения у его загоревшихся идеей голодовки коллег.

— Ну конечно! — хмыкнул Вадим. — У нас же сейчас «свободное» и «толерантное» общество, когда каждый только о своих правах и думает, а на других ему плевать, и на свои обязанности тоже плевать!

— Именно! — подхватила Алевтина, чуть ли не срывая голос. — Права одного человека не могут быть важнее прав многих!!!

— Борька, да, может, ничего с тобой и не случится, — обратился к нему более спокойным тоном еще один из мастеров. — Может, нам вообще недолго голодать придется, может, Димыч сразу испугается и все отыграет. Давай не дури!

— Нет уж, спасибо, проверять это на себе я точно не буду! — громко сказал Кустицын и стал проталкиваться к выходу.

Никто не стал тогда его удерживать. Так же, как теперь не стали удерживать и сотрудники на новой работе. И так же, как теперь, он сразу понял, что ему придется увольняться, потому что дальше каждый день находиться среди людей, считающих его предателем, будет невозможно.

С этой мыслью Борис дошел до своего дома, с нею же он сбросил в прихожей пуховик, прошел в комнату, щелкнул выключателем… и внезапно понял, что в глазах у него темнеет и они сами закрываются, словно он не спал пару суток и отключается прямо на ходу. «Что за..? — успел он подумать, прежде чем пол внезапно закачался у него под ногами. — Черт, а когда я в последний раз ел?!»

Обычно Кустицын брал с собой на работу не только обед, но и маленький контейнер с творогом, который съедал в конце дня, чтобы спокойно дотянуть до ужина. Вот только сегодня он ушел с работы раньше и был в таком раздрае, что про оставшийся в холодильнике перекус даже не вспомнил. Да еще домой пришел не сразу, сперва немного покружил по улицам, чтобы хоть немного остыть и подуспокоиться…

Столько лет ни разу не нарушать диету и следить за уровнем сахара в крови — и теперь так глупо проколоться!..

В кармане его пуховика лежал завернутый в салфетку кусочек шоколадки, Борис всегда носил его с собой на крайний случай и очень редко использовал. И на кухне, в холодильнике, тоже лежала половина шоколадной плитки, от которой он отламывал кусочки для НЗ… Но теперь он был уже не в состоянии добраться ни до кухни, ни до прихожей. Да ему и не хотелось уже ничего делать, не хотелось трепыхаться даже ради собственного спасения, хотелось закрыть глаза и спать, спать…

Свет в комнате окончательно померк, вокруг Бориса сгустились тени. На какой-то краткий миг ему показалось, что одна из теней движется, и он даже как будто бы услышал тихий шорох и ощутил лицом легкую волну воздуха, словно что-то — или кто-то — пробежал мимо него по полу. Но еще через мгновение он совсем перестал что-либо чувствовать и начал уплывать в мягкую, обволакивающую тьму…

А потом в его ладонь ткнулось что-то теплое и пушистое. И еще что-то маленькое и твердое, гладкое на ощупь… Молодому человеку страшно не хотелось возвращаться в реальность, у него не было для этого сил, но он все-таки попытался приоткрыть глаза, и сам удивился, что ему каким-то чудом это удалось.

Рядом с ним сидело что-то черное и мохнатое. Маленькие блестящие глазки, не мигая, смотрели на него, а в его открытой ладони лежал какой-то мелкий предмет. Руку Бориса скрутило судорогой, пальцы непроизвольно сжали этот предмет, и молодой человек понял, что в руках у него что-то липкое. Он скосил глаза, пытаясь рассмотреть, что это — и догадался обо всем еще до того, как смог рассмотреть эту вещицу. Это был квадратик шоколада из его кармана, и он вложил все оставшиеся силы, всю слабеющую с каждым мгновением волю, чтобы поднять скрюченную и пульсирующую болью руку и сунуть этот кусочек в рот.

…Сознание возвращалось постепенно — в комнате делалось все светлее, пушистая черная зверушка, похожая на хорька с длинными ушами, становилась видна все отчетливее.

— Упрямая… — прошептал Борис, потягивая к ее мордочке дрожащую руку и осторожно проводя пальцами по мягкой шерсти. — Вернулась все-таки… Прости, что прогнал…

Прошло полчаса, прежде чем он смог приподняться, доползти до дивана и забраться на него. Коргоруша тоже запрыгнула на диван и улеглась рядом с ним, свернувшись клубком. Кустицын полежал еще немного, поглаживая ее, а потом заставил себя встать и, пошатываясь, заковылял на кухню.

— Ладно уж, оставайся, — сказал он побежавшей за ним зверушке. — Только вот что: можешь завтра сбегать еще раз в ваш приют, к Екатерине? Я ей цветок куплю и открытку новогоднюю — отнесешь?

Коргоруша радостно забегала по кухне кругами, снова сделавшись похожей на полуматериальную черную тень.