Моя Кри-кри Коломбана
В темноте я запустил руку в карман, нашарил там пульт от освещения и взял его пальцами, осторожно, словно живого ещё кузнечика. Подушечкой большого пальца тронул пухлую кнопку в центре, почувствовал облупившуюся краску букв: ON/OFF.
— Готовы? — донёсся мамин шёпот из-за спины. Полузадушенный, искажённый почти до неузнаваемости; так её распирало от волнения и предвкушения. Я кивнул, хотя она не могла этого увидеть. Её голос выполз откуда-то из-за софы и превратился в моём сознании в бесформенное чудовище. Неожиданно меня пробрала дрожь. Мои веки затрепыхались, взгляд метнулся туда, сюда, но лишь ткнулся в глухую тьму.
Впервые в жизни, сколько я себя помнил, животный страх сунул свои ледяные пальцы в мою нервную систему. И тут я разозлился на себя. Взрослый, блин, мужик, почти совершеннолетний. Какие монстры — в комнате, где мы втроём с родителями не нашли, где спрятаться? Хорошее воображение — это плюс, кто спорит, но давай уж совсем не отрываться от реальности, а?
Снаружи один за другим послышались два скрипа, точно короткий обмен приветствиями. Сначала негромкий, сухой вскрип входной двери — и мой взгляд приковала к себе возникшая над половицами полоска серого света. Сразу за голосом входной двери — протяжный металлический стон солнечной батареи на западной стороне дома. Опять не выдержала, повесила голову с плоским лбом, не закончив поворот. Я весь обратился в слух, уголки рта сами собой поползли вверх в напряжённой улыбке.
Шуршание истёртого ковра. Шмяк — это тяжёлый рюкзак полетел на пол, сдвоенный стук — обувь.
— Мам?
Шлёп-шлёп-шлёп — в сторону кухни. Шлёп-шлёп-шлёп — обратно. Полоска серого света разделилась на две, разрезанная посередине тенью.
— Макс?
Моё имя прозвучало уже совсем близко, и, когда дверь открылась, я был готов. Хладнокровно выждал ещё несколько секунд, пока Стас не вошёл в комнату и не потянулся на ощупь к полке, где обычно лежит пульт. Так он повернулся ко мне спиной, и я решительно, словно меч из ножен, достал заветный девайс из кармана и вдавил кнопку.
Вспыхнули лампочки в старой люстре, и я как-то представлял себе этот момент более впечатляющим, что ли. Мама с отцом выскочили из-за софы, как гномики в аркадной игре.
— С днём рождения! — мамин голос прокатился волной, от которой дрогнули занавески. Эхом, или, скорее, ядерным грибом после взрыва, отец добавил:
— С днём рождения, сын.
И хотя мне наш сюрприз казался предсказуемым и прозаичным — ни торта (Стас не ест сладкое), ни украшений (отец против всякой одноразовой мишуры, которая годами после использования захламляет дом), брат подскочил и обернулся, сгорбив плечи, — ни дать ни взять напуганный кот, выгнувший спину, шерсть дыбом. Он тут же понял, что попался, потому что незаметно, как он думал, закатил глаза и шутливо замахнулся на удобно стоящего рядом меня. Я с готовностью нырнул под его руку и перехватил Стаса поперёк тела, сделав вид, что собираюсь швырнуть его через всю комнату. Вместо этого мы, дурачась, потоптались на месте, после чего я отпустил его и сказал с нарочитой досадой:
— Вот вымахал, не могу поднять.
Стас боднул меня в предплечье.
— С днём рождения, мелочь.
— Не такая уж и мелочь! Целый неразменный. Спасибо, короче.
Четырнадцать лет — самое время строить из себя взрослого. Я воскресил в памяти себя четырнадцатилетнего; он казался чем-то выдуманным, карикатурой на человека, но всё-таки я хорошо помнил, как щурил глаза и как бы красноречиво поджимал губы, точь-в-точь, как Стас делал это теперь. Я взъерошил его волосы, потемневшие в последние годы. Стас машинально отдёрнул голову, хорош, мол, но не успел состроить недовольную мину:
— Пошли, подарок твой покажу, — сказал я, и глаза брата зажглись. Я переглянулся с мамой, она кивнула: в духовке стояла на низком старте невыпеченная лазанья, в холодильнике — готовые нарезки, в шкафчике над плитой — соки и газировка.
— Как закончите, мойте руки, и давайте на кухню.
Отец помедлил, положив руки на спинку софы, посмотрел на меня, на Стаса и добавил вслед за матерью, словно так было заведено:
— У нас для тебя тоже кое-что есть.
Мы двинулись сквозь дом, корабли, расходящиеся в порту. Я — баржа, Стас — катерок, он бессознательно приподнял руки, точно готовясь взять у меня из рук обещанный подарок. Я проигнорировал это, на ходу бросил пульт на софу и повёл брата тёмным коридором мимо спальни родителей, кладовки и крохотной ванной на задний двор.
Солнце застыло в багряной вспышке. Летом здесь сушились всевозможные домашние покрытия после генеральной уборки, но большую часть года двор делили мы со Стасом, в справедливой пропорции шесть к четырём. Мне, как старшему, полагалась большая часть, с выходом к калитке, но теперь я был готов её уступить. Пару старых стульев я оттащил к стене, разобрал небольшую свалку мусора, собиравшуюся каждую зиму. И вот: я обвёл двор широким жестом. На вытоптанной земле был размечен участок четыре на три метра, внутри разметочных линий высились башни коробок.
Стас подскочил к коробкам: это ещё что? Наклонив голову и шевеля губами, пробежал взглядом по нескольким случайным надписям. Это оказались описания конкретных деталей, так что брат ничего не понял, и я ещё несколько мгновений молчал, наблюдая за ним. Потом желание порадовать мелкого победило.
— Купил тебе модельку. Сразу скажу, летать не будет. Скорее всего.
Стас обернулся ко мне.
— Модельку чего, блин? "Бурана"? — но я видел, что он начинает понимать. Думал, что ляпнет нечто из ряда вон, но оказался недалеко от правды.
— Почти. Кри-Кри Коломбана в натуральную величину.
Стас крутанулся на месте, сжал руки в кулаки и два раза ударил себя по бёдрам. Потом вскинул кулаки в воздух и уставился на меня. Его улыбка сияла ярче солнечной батареи, отражавшей апрельский закат. Он опять подскочил к ближайшей башне коробок и осторожно обвил её руками в приступе придурошной любви ко всему сущему. Я развёл руки: а я? Стас воспользовался тем, что нас никто не видел, и прыгнул на меня, сжал в объятиях. Сдавленно проговорил в плечо:
— А летать точно не будет?
— Не должна. Но можно что-нибудь придумать. А если всё равно не получится, — я оторвал брата от себя, чтобы видеть его лицо, когда я вручу ему вторую часть подарка. — Пойдём покатаемся на настоящей.
— Правда?!
Интересно, что подумают соседи, когда увидят у нас во дворе припаркованный двухместный кукурузник?
На кухню мы вошли, улыбаясь, я — ковырясь в ухе, будто оглохший. По дому уже расползся жирный запах мяса, сыра и промасленного теста, но стол пока выглядел бедновато, главное блюдо ещё не поспело. Отец наливал апельсиновый сок в блестящий, только что вымытый праздничный стакан. Мама выглядела так, будто проверяла духовку силой мысли. Знала, что не готово, но не могла сдержать трогательного нетерпения. Когда появились мы со Стасом, она встрепенулась и выдвинула единственный стул со спинкой для именинника. Тот уселся чинно, готовясь через пять минут влезть на стул с ногами.
— Ну, как тебе подарок Макса? — спросила мать и присела на табурет рядом со Стасом. Я сел напротив, рядом с отцом. Стас покачал головой, подыскивая цензурные выражения.
— Зашибись. Просто дичь. Как вы её протащили на двор незаметно?
— Сегодня утром, когда ты ушёл, привезли, — я принял из рук у отца стакан с соком.
— И вы были не против? Такая бандура, полдвора занимает.
— У нас были сомнения, — улыбнулась мама с неожиданной неуверенностью. — Но Макс может быть таким упёртым.
Я поднял брови, занятый своим соком. Нечасто приходилось про себя такое слышать. Повисла короткая пауза. Стас вилкой утянул сразу три куска сервелата с тарелки, а я смотрел, как родители переглядываются.
— Ну что, — решилась мама, — пока ждём лазанью, может, и мы тебя оподарим?
На выбор слов мы со Стасом состроили одинаковые лица, но брат сдержал смех и важно кивнул.
— Пожалуйста, оподаривайте.
Отец поднялся с характерным вздохом, который услышал, должно быть, только я. Услышал, но не придал значения. Он открыл тот же шкафчик, где хранились купленные для праздника соки, и достал оттуда пухлый квадратный конверт из белого картона. Протянул его через стол Стасу, а потом сел обратно на место.
Я узнал конверт моментально и первым делом ужасно удивился.
Стас потребовалось полминуты, чтобы вскрыть конверт, прежде чем он тоже понял. И тоже не нашёлся сразу, что сказать.
— Ух ты, — только и выдал он. — Обновление?
Вообще, мне не стоило так уж сильно удивляться. Сам я обновился только два месяца назад, когда мне исполнилось семнадцать, и до того делал это практически каждый год. Родители тоже, но реже, может, каждые три-четыре года. Мама особенно верила в пользу частых обновлений в подростковом возрасте: мол, мозг и так находится в режиме перестройки, резкие изменения происходят и естественным путём, обновление же помогает их направить и оформить... Хочется попробовать новую личность — лучше всего делать это именно таким образом и именно в этом возрасте, когда вероятность неприятных побочных эффектов близка к нулю, а все последствия довольно легко обратимы.
Мои размышления прервал Стас, заговоривший в никуда, словно обращаясь к самому себе:
— Я уже сто лет не... ну, не обновлялся, короче. Когда ж это было? Кажется, мне тогда было девять.
Да, и, пожалуй, поэтому так странно было думать, что пришёл его черёд. Из-за хронического воспаления внутреннего уха врачи рекомендовали воздержаться от обновлений — не запретили даже, просто обрисовали возможные осложнения. Если подумать, разве не иронично, что пойти и настроить собственную личность в так называемом "сервисном центре" выходит намного дешевле, чем избавиться от хронического заболевания? В общем, последние пять лет Стас развивался плавно, а не скачкообразно, но константой его всё равно было не назвать.
— Толком не помню, чё было, — продолжал он. Я понимал его внезапную задумчивость: после обновления между новым и старым тобой встаёт некий барьер. Ты помнишь всё, что с тобой происходило, помнишь собственный ход мыслей, просто местами его становится сложно воспринимать как свой. Странное ощущение, я слышал, для некоторых крайне неприятное, но большинство со временем привыкает. И по-настоящему это нервирует только в первый раз.
— Тебе теперь четырнадцать, — поспешно сказала мама. Она видела, что Стас не особо радовался подарку, но её это не обескуражило. В конце концов, его сомнения были понятны. (Мне, в свою очередь, стали понятны её сомнения насчёт Кри-кри Коломбана. Какого чёрта они с отцом не сказали мне, что собираются купить Стасу обновление?) — Ты достаточно взрослый, чтобы решать, что тебе может понадобиться в будущем, или чтобы примерить на себя роль человека, которым ты хочешь стать. Мы посоветовались с доктором, и он разрешил. Мне нужно будет пойти с тобой в центр, чтобы подтвердить программу — ну, как обычно... но обещаю подтвердить всё, что ты выберешь. Но ты не обязан, конечно. Можешь думать, решать, сколько потребуется. Спроси Макса, он тебе всё расскажет, как там что.
Я был к этому не готов, но, поймав вопросительный и какой-то беззащитный, что ли, взгляд Стаса, быстро нашёлся.
— Ну, ничего страшного в самом процессе нет. Камера, похожая на приёмную врача, только меньше. Закрытая, но довольно уютная. Сначала говоришь с работником центра, это тоже вроде обычного похода в поликлинику, супербыстрый осмотр, стандартные вопросы. Потом чел уходит, и ты сам на экране выбираешь настройки обновления. Немного похоже на создание персонажа. Проходишь опрос в формате "перед тобой лежат двенадцать предметов, какой выберешь", потом вводишь основные черты, их не будут трогать в любом случае... Хотя тебе скажут, что они могут усилиться, типа побочка... Потом — какой результат хочешь получить, типа какие черты в себе хочешь развить или приобрести, интересы там, всякие такие мелочи. Как правило, всё, о чём ты сам не говоришь, они оставляют в покое, но иногда проявляется влияние твоих выборов. Например, напишешь ты, что хочешь больше рисковать, а вместе с этим появится интерес к экстремальным видам спорта. Ну, это пример, я не знаю, так это в точности работает, или нет, лучше будет там спросить. Так, где я остановился?.. Вот, короче, когда закончишь "создание персонажа", это просматривают работник и представитель — то есть, мама. Она ставит подпись, тебя подключают к машине и укладывают баиньки в той же камере на восемь часов. Утром встаёшь и уходишь. Всё.
— Это я помню, — кивнул Стас. — Машина такая, с присосками. Просто рядом стоит, урчит.
— Да. Спать не мешает, можно двигаться во сне спокойно. Если не сможешь сам заснуть, тебе таблетку дадут.
Стас выглядел успокоенным. Вряд ли дело было в моих объяснениях, подумал я, он просто вспомнил собственный опыт. После своего последнего обновления он увлёкся моделированием самолётов и разбежался с компанией друзей — но тут непонятно, то ли обновление винить, то ли переход в среднюю школу. А, и сладкое перестал есть. Это, пожалуй, было единственным радикальным и шокирующим изменением.
Брат снова помял в руках конверт, потом поднял взгляд на родителей. Я только теперь заметил, как внешне безучастно, но терпеливо ждал его решения отец. Стас широко улыбнулся.
— Окей. Я немного подумаю, а потом пойдём, ладно? Через пару недель где-то. Спасибо! — добавил он и встал, чтобы обнять маму. Она укутала его собой и несколько раз повторила: конечно, конечно. Выпутавшись из её рук, брат обернулся ко мне. — Макс, ты с нами сходишь?
Я кивнул.
— Схожу. Ну, раз решили, — я сцапал Стаса за ухо, и он заверещал от неожиданности и от облегчения, что больше не нужно париться об обновлении, — Пора тягать. Раз...
Отец по сигналу матери полез в духовку за лазаньей.
К моему удивлению, пара недель не растянулись на пару месяцев, как бывало со мной. Наоборот, Стас решился за неделю. Думаю, он не мог избавиться от сомнений совсем, поэтому захотел разделаться с обновлением поскорее, чтобы больше не мучиться. Но сначала он упорядочил коробки, по которым пряталась Кри-кри Коломбана, и канцелярским ножом повскрывал те, где хранился остов.
В "сервисный центр" мы отправились в пятницу вечером, после раннего и лёгкого ужина — таковы были рекомендации для тех, кто собирался обновляться, а у меня за компанию пропал аппетит. Хотели идти всей семьёй, но Стасу стало неловко, что всё это превращается в какое-то мероприятие. Он размахался руками, и папа вызвался остаться дома, за что мы оба были ему благодарны. Мама не могла не пойти, но и она проявила такт и позволила нам с братом приотстать, чтобы Стас мог задать мне волнующие его вопросы. Он в основном спрашивал о том, как я формулировал, что хочу в себе изменить, а я старался отвечать как можно расплывчатее, чтобы не повлиять на его собственное обновление. Стас быстро понял, что я увиливаю, и некоторое время наседал, но столкнулся с моей безмятежной непреклонностью. Тогда он сдался, а затем, помолчав, сказал:
— Макс... Можно я у тебя кое-что спрошу, только можешь ответить серьёзно?
Я глянул на него искоса.
— Валяй.
— Что, если, ну, — он не смотрел на меня. — Что если мне перестанут нравиться самолёты и я не смогу достроить Кри-кри Коломбана? Я бы очень хотел, но вдруг... Ты сильно обидишься?
Я вообще-то и сам об этом думал. И уже решил, что обижусь, но не на Стаса, а на родителей, которые меня не предупредили. Но брату я, конечно, сказать этого не мог. Я покачал головой, пожал плечами.
— Нет, чел, это же подарок. Ну, обидно будет, но в смысле, что выбрасывать много всего, а если не выбрасывать, то оно место занимает. Но ничего страшного, это же твоя Кри-кри, делай с ней, что хочешь. Даже если ничего не хочешь с ней делать.
Я был уверен, что это его успокоит, но Стас как будто помрачнел. На секунду сжал губы, уставившись вперёд, потом кивнул. Я опять пожал плечами, но уже для себя: а что ещё я мог сказать?
В центре, пока мама на ресепшне занималась оформлением, я отвёл Стаса в сторонку и сказал, что приду за ним утром. Для начала процедуры я всё равно был не нужен; проводив Стаса до двери в кабинет, я собирался домой. Брат заметно нервничал, но казался бодрым, и была в нём какая-то решимость, смутно понятная мне: так бывает, когда знаешь, что хочешь в себе изменить. Мы пожали друг другу руки.
— Когда ты увидишь меня снова, — с пафосом провозгласил Стас, — я буду новым человеком.
— Нет, не будешь, — обломал его я с самым будничным лицом, какое смог изобразить.
Это, наконец, его успокоило, и в кабинет он вошёл, посмеиваясь. Не обернулся на прощание, хотя хотел, я знал это. Мама уже отправилась ждать в рекреацию, а я ещё несколько секунд смотрел на закрывшуюся за Стасом дверь.
В этот момент я тоже кое-что решил.
Как и обещал, в шесть тридцать я снова был в центре. Я помнил, что послепроцедурные тесты занимают некоторое время, но припёрся ровно к моменту, когда Стас должен был проснуться, как будто пытался себе что-то доказать. В результате меня сморило на лавке в холле, и разбудил меня сам Стас, уже попрощавшийся с работниками. Он потряс меня за плечо и, как только я открыл глаза и ощутил боль в шее, чуть не откусил мне лицо своим:
— Я соберу Кри-кри.
— Ага, — прокряхтел я и поднялся.
— Доброе утро.
— Доброе утро.
Мы улыбнулись друг другу. Я положил руку ему на плечо, и мы вышли из центра. Было светло, но ещё прохладно; я взглянул на Стаса пытливо, неосознанно пытаясь разглядеть, что в нём поменялось за ночь. Брат выглядел выспавшимся и готовым к новому дню и его свершениям; но он всегда был чёртовым жаворонком.
— Есть хочешь? Го в магаз, — предложил я, и мы взяли курс на супермаркет. Мне было любопытно, но сперва я держал вопросы при себе. К счастью, Стас и сам жаждал поделиться.
— Я специально вписал, что мои самолёты и моё моделирование — это очень важно и нужно. Вообще, было, как ты и говорил, норм. Не страшно.
— Что изменил, если не секрет? — не сдержал любопытства я. Стас сморщился и почесал затылок в смущении.
— Типа... уметь ответить, если лезут. Сразу ответить, а не вечером тебе пересказывать разговоры, в которых я клёво всем ответил, хотя на самом деле нет. Уметь сказать "нет", если что-то не нравится. Быстрее решать, нравится мне что-то или нет, а не возить сопли. Такие штуки всякие. Я и чувствую себя... не другим, нет, таким же — но сильнее, что ли. Я сначала переживал чутка, а что, если я слишком сильно изменюсь? Типа, останусь ли я собой, знаешь? Но потом я подумал — ты же каждый год обновляешься, но "новый" Макс мне нравится.
Я напряг каждую частичку своего не до конца известного мне существа, чтобы ничем не выдать, что меня тронули его слова. Но улыбнулся всё равно, усмехнулся даже, и сказал:
— Хочешь, секрет расскажу? Во-первых, мне тоже. Во-вторых — я решил это вчера — если бы тебе стало неинтересно строить Кри-кри, я бы тебя заставил. Или построил бы сам.
И мне стоило сказать это вчера, потому что Стас просиял ярче, чем апрельский рассвет в громадных окнах супермаркета. Я решил, глядя на закрытую дверь кабинета, что построю Кри-кри.
И ещё — что не вернусь в центр на будущий год.