Сладкие страхи

1

— Саш! Ну тебя долго ещё ждать?

Саша оторвала взгляд от своей медицинской карты и посмотрела на Полину. Та уже успела пройти добрую половину коридора и обернулась, с раздражением поглядывая на подругу из-под непослушной рыжей чёлки.

— Да иду уже. Куда ты опять летишь? — с лёгкой досадой возмутилась Саша.

С Полинкой всегда так. Не успеешь и глазом моргнуть, как та уже где-то далеко впереди, вечно чем-то недовольная. К тому же ещё и грубиянка, каких поискать. Ни тебе «здрасьте», ни тебе «до свидания». Только «пошли», «давай», «чего застряла», и всё в том же духе. Да и внешность Полины вполне соответствовала её манерам: чёрная кожаная юбка, высокие, видавшие виды Мартинсы, потрёпанная, вся в заклёпках, косуха и железная серьга в носу. Эдакая странная помесь гота с хиппи. Сашка порой недоумевала, как её вообще в таком виде в школу пускали. Однако, именно эта вычурная свобода, вкупе с напускным безразличием к любым авторитетам, магнитом притягивала к себе Сашу, поскольку она-то сама, как ей казалось, вынужденно чахла и хирела, словно разнесчастная принцесса, в золотой клетке сводов правил поведения прилежного ребёнка, который так тщательно блюли её родители. Ей самой как раз и не доставало духу так нагло выразить свой протест. Все Сашины рассуждения о глупости и несправедливости окружавшего её мира так и оставались глубоко внутри, кипя и булькая в ней, как шурпа под тяжеленной чугунной крышкой огромного чана, не получая выхода наружу.

Саша нагнала подругу, и девочки бодрым шагом двинулись по запутанным больничным лабиринтам в сторону отделения детской эндокринологии. Госпиталь жил своей ежедневной рутиной. Вдоль бесконечных коридоров, отталкивающих своей безапелляционной стерильностью и едким запахом лекарств, с деловитым видом шустро сновал медперсонал. Шаркающей походкой переползала от одного кабинета к другому пожизненная больничная клиентура — помятые старики, укутанные в выцветшие облезлые халаты, с кипами направлений в рыхлых трясущихся руках. Бойкие мамаши, разрывавшиеся между заботой о своих чадах и ненавистной работой, успев заранее занять очередь одновременно у всех положенных докторов, тягали за собой заплаканных малышей, словно это были тряпичные куклы.

Девочки едва не столкнулись с каким-то наглым типом, не желавшим надевать бахилы, и ругавшимся по этому поводу с молоденькой медсестрой. В добавок, он ещё и весьма грубо отозвался о завотделением, который испортил ему отпуск, поместив в стационар его сына с «всего-то повышенным сахаром».

— Ну и мудила, — тихо процедила Полина. — Представляю, что там за сынок у такого придурка.

Саша промолчала. Единственное, что она терпеть не могла в подруге, так это, когда та ругалась, и самым действенным способом пресечь это Саша считала игнорирование её матерных реплик.

— Ты опять со своим альбомом, как с писаной торбой носишься, — упрекнула её Полина, заметив, как Саша бережно прижимает к груди планшет.

Сашка улыбнулась. Она знала, что Полине нравилось, как она рисовала несмотря на то, что до сих пор она не услышала от подруги ни одного лестного отзыва о своих работах. В лучшем случае Полина ласково называла Сашины картины мазнёй или страхолюдинами, но по тому, как она довольно щурилась при этом, Саша заключила, что по шкале ценностей подруги это как раз и тянуло на похвалу. Рисовать Саша начала недавно, но всё как-то не по-людски. Уж больно замысловато выходило. Повезло, что кто-то из друзей мамы, имеющих отношение к миру прекрасного, случайно обратил на неё внимание, однозначно заключив, что девочка несомненно обладает талантом. Её отдали в художественную школу, где также благодаря счастливому случаю один из преподавателей помог ей раскрыть свой потенциал. Он даже вызвался подготовить Сашу к поступлению в художественную гимназию, поставив ей академический рисунок и композицию. В задушевной беседе с девочкой он попросил её потерпеть на вступительных экзаменах и до поры до времени запрятать свое «Я» куда подальше. А там уж, как придёт время, сможет рисовать, что ей вздумается. И только один папа безоговорочно принимал Сашины художества, все без исключения картины называя шедеврами. Однако это скорее от большой родительской любви, чем от настоящего понимания. Папа и искусство казались девочке вещами несовместимыми. Только однажды, внимательно оценивая одну из работ дочери, он как-то странно произнёс: «Да уж, Сашка. Не хотел бы я в твоей голове оказаться». Похоже, папа всё-таки допёр до чего-то.

Наконец подруги добрались до дежурной медсестры. Та бегло просмотрела направления и, с явным усилием оторвав тучное тело от мягкого стула, повела девочек в палату. Полина строила смешные рожицы Сашке, пока они следовали за женщиной, неприличными жестами указывая на её плавно колыхавшийся в такт походке желеобразный зад. Сашка не удержалась и хихикнула, чем вызвала колючий взгляд обернувшейся провожатой. Все три кровати в палате оказались пустыми. Полина с облегчением плюхнулась на одну из них прямо в ботинках и с довольным видом извлекла из рюкзака пачку печенья.

— Такого мамонта могли бы и в другое отделение перевести. Знатное пугало для диабетиков. Будешь половину? — она вопросительно глянула на подругу, уже разламывая пластинку на две равные части.

— Блин, Полинка. Так и знала. Ты, как всегда. У меня такие сахара сегодня весь день хорошие.

— Как хочешь, — равнодушно отрезала Полина.

Саша вздохнула, поднесла к плечу свой айфон и после едва слышного звука сигнала посмотрела на экран, на котором высветилась цифра 6,2.

— Ну вот. Так и знала. Вверх пошел. Ладно, на ужине съем.

Она взяла у Полины печенье и, аккуратно завернув его в салфетку, спрятала в карман.

— Да ладно тебе. Хорош париться. Мы ж на профилактике. Можно расслабиться. Пусть у докторов голова болит. Я даже сахар сама мерять не стану всю неделю. Надоело постоянно контролировать. Здесь нянек хоть отбавляй.

— А у меня гликированный за последние полгода совсем попер. Почти восьмерка, — грустно пожаловалась Саша.

В душе она была согласна с подругой. Плановые недельные профилактики дважды в год уже давно стали её любимой процедурой. Это было единственное время, когда можно было хоть немного отдохнуть от контроля за собой. В любой брошюрке про сахарный диабет написано, что эта болезнь коренным образом меняет всю вашу жизнь. Только очень расплывчато написано, как именно. Теперь Саша поняла это на собственном горьком опыте. И главная проблема заключалась как раз не в том, что ей приходилось бесконечное количество раз колоть себе пальцы, отказаться от бесконтрольного поедания любимых тортиков, тарталеток и прочих вкусностей, так заманчиво выложенных в витринах уютных кафешек, правильно выстроить распорядок дня и уйму времени тратить на походы по врачам. И даже не в том, что с каждом резким падением сахара ноги становились ватными и тряслись, как при лихорадке, а язык заплетался, и речь становилась невнятной. А стоило сахару подскочить выше нормы — накатывала ужасная головная боль и донимали постоянные позывы сходить в туалет. Ко всему этому в принципе можно было привыкнуть, да и технические новинки значительно облегчали жизнь. Жуткие воспоминания об израненных частыми уколами пальцах уже не тревожили девочку, поскольку она давно установила себе непрерывный сенсор измерения уровня сахара в крови, а многие её знакомые вообще перешли на автоматические помпы. Но вот что было делать с контролем? С этим тяжким бременем постоянно отслеживать своё состояние, норму физической нагрузки, считать хлебные единицы на каждый приём пищи, дозу инсулина. И всё записывать, записывать, записывать. Вечно таскать за собой сумку с инсулинами, глюкометром и маленькой шоколадкой на случай непредвиденной гиповки. Следить, чтобы шприц-ручки не замёрзли зимой и не перегрелись в жару. А настроение! Сейчас оно зависело только от одного фактора. Если сахар хороший, то весь мир казался девочке волшебной сказкой. Но стоило ему начать шалить, и ничего не могло вывести Сашу из состояния депрессии и тревоги. А ей просто хотелось быть, как все. Ну или хотя бы чуточку — хотя бы для начала кушать не по расписанию, а когда приходил аппетит. Да и просыпаться каждую ночь в 02.45 для контрольного замера сахара стало просто невмоготу. По утрам Саша часто даже не могла припомнить, просыпалась ли она вообще прошлой ночью, с недоумением уставившись в пустую клетку тетради, где должна была стоять цифра с ночным сахаром. Стоило только раскиснуть и чуть ослабить контроль, как последствия казались ужасными. В лучшем случае — необратимые нарушения в работе внутренних органов. В худшем — кома, или вообще … Саша никогда не произносила это слово вслух и даже в мыслях избегала его. Только с какого-то момента в ней прочно поселился именно этот страх — страх смерти.

 

2

Это был даже не туман, а скорее облако. Саше вспомнилось, как несколько лет назад во время поездки в Германию с группой детей диабетиков, их автобус, пересекая невысокий горный массив, въехал вдруг в густой туман. Она ещё издали заметила, как плотная белая масса на большой скорости приближалась к ним. Водитель притормозил на обочине, а дети принялись удивлённо вглядываться в тяжёлую влажную мглу, окутавшую дорогу. Тогда, наверное, и развеялось детское представление Саши о сказочных облаках. Раньше ей так хотелось упасть на облако, как на мягкую перину. А что теперь? В туман этот падать, что ли? Вот и сейчас густая пелена, окружавшая девочку, больше напоминала то самое горное облако. Только откуда на болоте облакам взяться?

Сашка двинулась дальше. В тяжёлых сапогах ступать было неудобно, и звук хлюпающей воды уже действовал на нервы. Саша посмотрела под ноги. Вода была чистой, но почему-то чёрного цвета. Хорошо ещё, что дно не илистое. Изредка попадались небольшие кочки с высокой в рост человека серо-зелёной травой. На них ступать не хотелось. Жёсткие стебли казались острыми, как клинки, и Саша опасалась пораниться. Дальше трава стала встречаться уже чаще. Она вырастала прямо из воды. Приходилось делать крюк, чтобы обойти её стороной. Наконец, она и вовсе превратилась в сплошную стену, посреди которой оставалась лишь одна узкая просека. Девочка поняла, что заблудилась и направилась по ней. Она изредка останавливалась, чтобы оглянуться назад. Ей казалось, что она слышит шаги кого-то ещё за спиной. Но стоило ей замереть и обернуться, как всё стихало. Может, это было эхо. Из пелены тумана никто не выходил, но всё равно было жутко. Саша ускорилась. Ей хотелось поскорее выбраться из этого неуютного места, хотя она словила себя на мысли, что вообще не понимает, как здесь оказалась и куда бредёт. От этой догадки стало вдруг страшно, и девочка вновь прибавила шагу. Несмотря на холодное утро, она вскоре покрылась испариной. Трава вдруг закончилась, и Саша вышла на открытую воду, насколько это можно было судить из-за тумана. Здесь облако не было уже таким густым, и стало заметно, как оно перемещалось, хотя ветер не чувствовался вовсе. Сквозь прореху в мутной пелене Саша успела заметить тёмные очертания здания и направилась к нему. Туман рассеивался, но солнце почему-то не появлялось. Всё казалось каким-то серым, тусклым, невнятным.

Здание показалось вновь, когда Саша была от него уже в каких-то двух десятках шагов. Взору открылся старый двухэтажный деревянный особняк, обшитый уже успевшей прогнить доской с облупившейся краской. Уцелевшие окна дома за долгие годы покрылись таким плотным налётом из грязи, что отсюда рассмотреть что-либо за ними не представлялось возможным. Приближаться Саша остерегалась. Дом явно пустовал, но входить внутрь через полуоткрытую, болтавшуюся на одной ржавой петле дверь было боязно. Девочка так и продолжала стоять и бессмысленно рассматривать это нелепое строение, неизвестно каким образом оказавшееся здесь посреди болота без единой ведущей к нему дороги или даже тропинки.

ДЗИ-И-И-НЬ! Звон разбитого стекла отозвался даже не в ушах, а где-то глубоко в груди, заставив всё тело девочки болезненно задрожать. На миг грудные мышцы свело судорогой, которая быстро отступила, оставив после себя ощущение ледяного холода внутри, в самом сердце. Казалось, всю плоть парализовало, и только сердце продолжало истерически колотиться уже где-то в области шеи, вызвав острый спазм в горле. Лишь глаза не прекращали свободно вращаться, как хорошо смазанные детали какого-нибудь механизма. Глаза-то и увидели, или скорее уловили боковое движение. Чёрный бесформенный сгусток, похожий на растревоженный пчелиный рой, вылетел из разбитого окна и направился сторону девочки. Дыра в одном из оконных стекол дополнила картинку, и мозг, наконец, обработав всю визуальную информацию, дал немедленную команду телу — БЕГИ!

Саша в панике бросилась наутёк. Ноги заклинило, и она рухнула на колени. Затем с трудом поднялась и побежала дальше. Тело отказывалось слушаться и казалось чужим. Грудь раздирало от частого дыхания, но воздуха всё равно не хватало. Слипшиеся от пота волосы спутались и упали на лицо, мешая видеть направление бега. Саша попыталась отбросить их назад, но руки лишь беспомощно болтались вдоль туловища, нарушая баланс и координацию движения. Ааа! Боже, как больно! Саша налетела ногой на корягу, так сильно ударившись, что острая боль в ступне пронзила голову в области затылка. Она уже понимала, что падает. Попытка выставить перед собой руки оказалась безуспешной. Они теперь были сами по себе. Девочка видела, как тёмная гладь болота стремительно приближается к лицу. Она зажмурилась от отвращения, но последний импульс парализованного страхом мозга всё-таки успел дать команду лёгким задержать дыхание. Мгновение и холодная влага окатила лицо девочки.

 

Первое, что увидела Саша, было испуганное лицо Полины. Та стояла рядом с кроватью с пустым графином, из горлышка которого вытекали остатки воды.

— Ты, что, рехнулась? Водой меня обливать!

— Ты сама рехнулась! Стонала, как будто тебя режут. Я тебя никак разбудить не могла. Только вода и подействовала.

Саша беспомощно огляделась. Та же палата, ночник горит. Никакого болота. Она взяла с тумбочки полотенце и вытерла лицо. Тело продолжала бить мелкая противная дрожь. Саша на автомате поднесла телефон к сенсору на плече. Тот пикнул, и экран засветился, показывая цифру 2,9.

— Черт, гиповка.

Саша потянулась к сумочке, но Полина уже протягивала ей таблетку глюкозы.

— Дай вторую, а то совсем упал.

Саша положила глюкозу в рот и принялась быстро её рассасывать. Затем постелила полотенце на мокрую подушку и улеглась.

— Кошмар приснился?

— Ага.

— И что там было?

— Не знаю. Вода, дом…

— Ты в порядке?

— Да. Свет только не гаси.

— Ты точно в норме? — уже из кровати донёсся зевающий голос Полины.

Саша не ответила.

— Ну как знаешь. Дом…вода… Что в этом страшного? — Полина повернулась на бок и быстро уснула.

Саша ещё некоторое время продолжала лежать с открытыми глазами. Она боялась опустить веки, чтобы не вернулся кошмар. Уловив размеренное посапывание подруги, Саша села на кровать, взяла альбом и карандаши и принялась рисовать. Сначала через силу, но потом вдохновение охватило её, и под чёткими выверенными движениями кисти на белом листе начали появляться мрачные причудливые образы.

 

3

— Чего замерзла? Пошли, вон Славик один киснет.

Саша двинулась следом за спешащей к свободному столику подругой, стараясь не расплескать на разносе чай. Полина уже по-хозяйски расположилась за столиком, где в одиночестве завтракал Слава, сосредоточенно изучавший что-то в телефоне. Они познакомились вчера вечером. Полина как обычно обошла всех новичков и потянула Сашку в гости. Славке было всего 12. Так себе кавалер для 14-летних подруг. Ещё и занудой оказался. Но, как выразилась Полина, он был бесплатным приложением к своему соседу по палате — Игорю, или Гарику. Гарик был конечно очень симпатичным, только их визит не задался. Как выяснилось, мальчик только вчера днём поступил в отделение эндокринологии, где ему поставили неутешительный диагноз — сахарный диабет I типа. Весь вечер он пролежал на кровати с совершенно отрешённым видом, не отрывая взгляда от окна и не обращая никакого внимания на болтовню Полины. Девочки просидели у них в палате до самого отбоя, так и не разговорив Гарика. Уже после, перед сном, они ещё долго обсуждали его состояние, смахивавшее на агонию рыбины, вытянутой из воды и оглоушенной колотушкой. На правах ветеранов диабета подруги искренне пожалели его и пришли к обоюдному согласию, что ему потребуется время, чтобы прийти в себя и осознать и принять свою болезнь, научиться жить с ней, как с новым соседом по комнате, который заявился против воли. Что поделаешь? Придётся потесниться и привыкать. К любому диабетику постепенно приходило осознание того, что он отличается от своих сверстников. Психологи, которые начинали работать с детьми вскоре после постановки диагноза, как раз и делали упор в своей работе на то, чтобы сгладить этот контраст и как можно скорее интегрировать больных назад в социум, в их привычный круг общения. Засыпая, Сашка даже с некоторой иронией вспомнила, как мама поначалу каждый раз инструктировала её подружек перед тем, как отпустить Сашу на прогулку. Непонятно ещё, у кого тогда сильнее поджилки тряслись — у Саши, деловито семенящей вдоль тротуара, или у её подруг, ежеминутно справлявшихся про Сашино самочувствие, и требующих вновь и вновь померять сахар. Но потом все привыкли и перестали обращать внимание на её диабет. До такой степени, что даже при поступлении в гимназию мама не посчитала нужным поставить в известность учителей о болезни дочери. Как она тогда выразилась: «Будет повод, сами узнают».

 

— Ну чего вылупился? — Полина уже успела поприветствовать Славика в своей обычной манере. — Ждёшь, что я спрошу разрешения присесть к тебе за стол? Не дождёшься.

— Было бы неплохо, — пробормотал Слава и вновь уставился на экран.

— Привет, Слава. Можно к тебе?

Мальчик утвердительно кивнул, а Полина только фыркнула, закатив глаза вверх.

— Я у вас в палате вчера полоски оставила. Может принесёшь?

— Полин, а сама не можешь сходить? — возмутилась Саша.

— Не надо. Я принесу после завтрака, — спокойно ответил Слава.

— Да уж, — протянула Полина через несколько минут молчания, — собеседник из тебя тот ещё. Прямо распинаешься в красноречии, Цицерон хренов. Так и будешь мариновать нас до конца завтрака, или выдавишь словечко-другое? Друг-то твой где? Может с него сегодня толк будет? Или он и тебя молчанкой заразил?

— Если ты про Гарика, то он мне не друг. Я с ним сам только вчера познакомился. Не важно. Я думал, вы знаете.

— Знаем что? — передразнила его Полина.

— Он ночью в кому впал. В реанимации сейчас.

 

Чай допивали совсем в мерзком настроении. Слава удалился, пообещав вскоре принести полоски. Девочки молча отнесли разносы и направились в палату.

— Что-то совсем на уроки идти не хочется, — первой заговорила Полина, когда они вошли в комнату. Через минуту появился Слава.

— Куда положить?

Полина неопределённо махнула рукой в сторону тумбочки. Она взяла в руки картину, которую Саша нарисовала ночью. Славик тоже подошёл и с любопытством уставился на рисунок.

— Ну и хрень, — фыркнула Полина. — Это твой вчерашний кошмар? Полный отстой.

— И я того же мнения.

Дети разом обернулись на чужой голос. В кресле, вальяжно развалившись, сидел незнакомец. На вид ему было слегка за сорок. Одет он был с иголочки в чёрный с отливом пиджак и брюки с широкими подворотами и неестественно идеальными стрелками. В глазах рябило от его ярко-фиолетового галстука, модным узлом окаймлявшего чопорный раскосый воротник небесно-голубой сорочки. Причёска, настолько безупречная, что казалось, он минуту назад вышел от парикмахера, довершала картину. В руках чужак ловко вертел длинную тонкую трость, нахально постукивая ею по высоким остроносым ботинкам. Несмотря на демонстративную элегантность, весь вид его вызывал у Саши тревогу вперемешку с отвращением. У неё сразу мелькнула мысль, что этот непонятно как здесь объявившийся гость даже и не пытался вызвать симпатию, а нарочно намеревался их напугать.

— Это ещё что за хрен с горы? — возмутилась Полина. — Ты как вошёл?

— Дверь была открыта, — ухмыльнулся незнакомец. — Я стучал. Я друг.

— Ещё один друг, — кисло пробурчал Слава. — Я вас впервые вижу.

— Я вообще-то к Саше пришёл.

— Я вас не знаю, — удивилась Саша.

— Знаешь, — протянул незнакомец. — Не далее, как вчера ночью виделись. Припоминаешь?

Сашу заколотило от страха. Её посетила смутная догадка, но она не успела ничего сообразить, так как Полина схватила с тумбочки пустой кувшин и запустила им в пижона. Кувшин пролетел сквозь того и разбился вдребезги о стену за его спиной. Славик даже ойкнул от удивления, настолько невероятным казалось произошедшее.

— Какая невоспитанная девочка, — с фальшивым негодованием посетовал незнакомец, изящным жестом смахивая с плеча невидимые осколки.

— Ты кто? — взвизгнула поражённая Полина.

— Это страх, — угрюмо нарушил молчание Слава.

— Спасибо, Эйнштейн, — Страх признательно кивнул в сторону мальчика.

— Саш, не бойся его, — Слава попытался успокоить девочку, которая уже почти билась в истерике. — Его на самом деле не существует. Это твоё воображение создало его.

— Да ладно, — Страх затрясся от хохота. — Не существует? Ха-ха-ха. Как тебе такое, умник?

Фигура незнакомца начала быстро растворяться, превращаясь в темный сгусток в виде облака. Облако сформировалось в голову монстра с пустыми глубокими глазницами. Голова распахнула жуткую беззубую пасть и издала утробный звериный рык, резко подавшись вперед и источая отвратительный смрад.

 

4

Саша неслась по коридору, не помня себя от страха. Кто-то больно ухватил её за руку и одёрнул назад.

— Ты куда свалила? — Полина тяжело дышала.

— Уйди! Это он! Понимаешь?

— Кто?

— Чудовище из моего сна!

— Ты чего?

— Да ты что не видела?

— Чего не видела? — искренне удивилась Полина. — Подумаешь, призрак.

— Я видел.

Девочки обернулись. В коридоре стоял Слава и невозмутимо наблюдал за ними.

— Да что видел-то?

— Он в монстра превратился.

— Да ладно! Страшного?

Слава хмыкнул.

— И чего же ты тогда в штаны не наложил, как Санька? — Полина кивнула на трясущуюся подругу.

— Да это не мой страх, а её. Поэтому на меня так не действует.

— И что будем делать?

— Я пойду и расскажу всё доктору, — вырвалось у Саши.

— Я бы этого не делал, — ещё спокойней продолжил Слава.

— Почему? — хором спросили девочки.

— Вряд ли вам поверят. А если поверят, то в психушку запрут. А это не самое приятное место, уж поверьте.

Полина удивлённо раскрыла глаза и медленно подошла к Славе. Впервые этот пай-мальчик вызвал у неё такой искренний интерес.

— Ну и что ещё ты о себе утаил, что нам следовало бы знать, умник? Давай-ка колись!

— Я не псих, если ты про это.

Договорить им не дали. В коридоре появилась Оксана Юрьевна — врач-эндокринолог, ведущая занятия в школе диабета. Дети её недолюбливали, а малыши даже слегка побаивались. Классы её были всегда нудными, а домашки прилетало выше крыши. Её часто передразнивали за резкий противный голос и смешную привычку иногда добавлять в конце вопроса дурацкую фразу «Я понятно излагаю?»

— Ну и как это понимать? Занятия уже начались, а вы здесь. Следуйте-ка за мной.

Не ожидая ничего кроме повиновения, она уверенно двинулась в сторону класса, не оборачиваясь.

— Ладно, — процедила сквозь зубы Полина. — После договорим. Дуй в класс.

Слава направился за Оксаной Юрьевной. Секунду спустя следом двинулись и девочки.

— Ты не чувствуешь чем-то воняет? — спросила Полина Сашу.

Она обернулась назад и увидела Страха, безмятежно дефилировавшего за ними.

— Иди к черту, упырь! — гневно крикнула на него Полина.

— Ну, я уже большой мальчик и живу отдельно от папы, — осклабился Страх.

— Да что тебе вообще надо?

— Ну, наконец-то! А я уж было испугался, что вы про меня запамятовали, — при этом рожа его расплылась в такой противной ухмылке, что, судя по тому, как заходили желваки на скулах Полины, та едва сдержалась, чтобы не плюнуть ему в физиономию. — Перейдём к делу.

Страх поравнялся с детьми.

— Я хочу, чтобы ты оставила свою мазню, — он презрительно уставился на Сашку.

— С хрена ли? — возмутилась за подругу Полина.

— Ну, скажем, она вступает в противоречие с моим художественным вкусом.

— А штыряк твой никак не катит с твоим вкусом? — съязвила Полина. — Скунс грёбаный.

Страх искренне рассмеялся.

— Ничего не могу с этим поделать. Природа. А ты, Полина, за языком-то следи. Не ровен час, укорочу.

— Да пошёл ты! — не унималась девочка.

Дети остановились перед дверью в класс.

— Я тебе не верю, — вдруг выпалила Саша и после того, как все вошли внутрь, захлопнула дверь перед его носом.

Страха это не задержало. Он как ни в чём не бывало просочился в помещение сквозь стену, с наглым видом уселся на подоконник и беззаботно, словно в издёвке, свесил ноги. Очевидно, что кроме Саши, Полины и Славы его никто не видел. Оксана Юрьевна с негодованием посмотрела на вошедшую троицу, прервавшую её на полуслове.

— Давайте быстро вспомним основные понятия, — продолжила она. — Как называется скорость воздействия углеводов в пище на рост уровня сахара?

Дети со скучающим видом поглядывали по сторонам. Класс оказался довольно разномастным. Попадались как совсем маленькие, так и уже взрослые ребята, с которыми Саша уже не раз пересекалась на подобных занятиях. Оксана Юрьевна выдержала вопросительную паузу. Наконец, Слава не стерпел и ответил:

— Гликемический индекс.

— Прекрасно. А кто даст определение хлебного фактора?

Класс опять затих.

— Индивидуальное соотношение дозы инсулина к хлебным единицам.

Полина презрительно хмыкнула. Оксана Юрьевна подошла к ней.

— Спасибо, Слава. Теперь спросим у Полины. Какие продукты быстрее всего поднимают сахар в крови? Я понятно излагаю?

— Бокал пива, — быстро выпалила Полина.

Дети засмеялись. Оксана Юрьевна скривилась, как от зубной боли.

— Почему-то я и не ожидала от тебя другого ответа, Полина. И тем не менее, дети, она права. Пиво обладает одним из самых высоких гликемических индексов. Давайте сейчас коснёмся несколько другой темы. Поговорим о ваших страхах.

— Оксана Юрьевна, мне выйти на минуточку надо, — прервала её Полина.

Учительница молча кивнула, не желая вступать в полемику с этим досадным недоразумением, каковым она считала Полину. Сашке показалось, что её подруга как-то очень загадочно посмотрела на томящегося от безделья Страха, который демонстративно позёвывал и вяло разглядывал портреты, развешанные на стенах класса. Тем не менее, Страх заметил перемену в настроении Полины, но в ответ лишь вяло махнул рукой, давая той понять, что его не особо парит, что бы она там ни замыслила. Кишка у неё тонка с ним тягаться.

— Итак. Чего вы больше всего боитесь? Я понятно излагаю?

При этих словах Страх встрепенулся, спрыгнул с подоконника и с выражением неподдельной заинтересованности на лице встал рядом с учительницей.

— Мне тоже любопытно, — процедил он. — Мне кажется, дорогая Оксана Юрьевна, я смогу вам оказать неоценимую помощь в этом весьма непростом вопросе. Жаль только, что вы меня не слышите.

— Миша, — обратилась учительница к подростку за первой партой, — что тебя пугает больше всего?

— Ну, что сахар полетит вниз слишком быстро, — нехотя выдавил из себя тот. — А я не буду готов. Или глюкозы под руками не окажется, или людей рядом. Ну и в кому от гиповки свалюсь.

— А мне страшно, что инсулин не подействует. Я иногда уколюсь, а сахар только вверх ползёт. Непонятно. Может инсулин испортился, а может уколол плохо. Так голова при этом гудит, что даже думать толком не могу, с чего бы это, — добавил его сосед.

— Я часто не помню, укололся я перед едой, или нет. И кушать страшно, а повторно подкалываться ещё страшней, — уже сам высказался Миша.

Страх скалил зубы и довольно кивал каждый раз, когда кто-то из детей говорил.

— Отлично, — остановила обсуждение Оксана Юрьевна. — Давайте пока на этом и остановимся. Я хочу сейчас, чтобы вы все осознали одну вещь. Все ваши страхи существуют только в вашей голове. Их нельзя увидеть, пощупать. Они растворяются, как только вы перестаёте думать о них. Я понятно излагаю?

— Да ладно, — Страх искренне от души расхохотался. — Ах, Оксана Юрьевна, Оксана Юрьевна. А как же насчет того злобного мишутки, который жил под вашей кроваткой, когда вам было семь годиков. Ведь он просто-таки жаждал разорвать вас на кусочки. А кровь при этом так мило капала с его жуткой зубастой пасти. Кап-кап, кап-кап.

Страх посмотрел на Сашу. Для неё сейчас всё происходящее в классе отошло на задний план. Голоса Оксаны Юрьевны и детей походили на невнятное бормотание, зато Страха она слышала очень ясно и отчетливо.

— Ах эти детские страхи! — начал он, не отрывая взгляда от девочки. — Они такие питательные. Это вам не страхи взрослых, которые и страхами-то назвать язык не поворачивается. Трясутся от всякой чепухи. Просрочить взнос по ипотеке. Нашли чего бояться. Устал я от них. Какой-то подножный корм, фастфуд. Аромата в них нет — цимуса. А вот детские! Это страхи жизни и смерти. Быть или не быть! — Страх довольно хохотнул. — Это десерт, чистый эфир. Особенно, — Страх уже не сдерживал себя и зловещим голосом зычно чеканил каждое слово, — особенно, когда он приправлены ПОВЫШЕННЫМ САХАРОМ В КРОВИ! — и он зашёлся в истерическом смехе.

— ХВАТИТ! — не выдержала Саша.

— Что хватит? — на неё удивлённо смотрела Оксана Юрьевна. Остальные дети также поглядывали с недоумением.

Сашка стушевалась. Она беспомощно огляделась по сторонам и заметила вошедшую в класс Полину с её картиной в руках.

— Я не вам, Оксана Юрьевна. Извините. Я Полинке. Она так громко топает, что вас не слышно.

Полина только закатила глаза, но виду не подала и уселась рядом с Сашей.

— Саша, ты в порядке? — переспросила учительница.

— Да, только пить хочу.

— Я принесу воды. Мальчики, откройте кто-нибудь окно. Здесь такой странный запах.

Полина дождалась, пока Оксана Юрьевна выйдет, и повернулась к Саше.

— Есть одна идейка. Надо проверить. Смотри, — и она кивком указала на Страха.

Тот внимательно наблюдал за разговором девочек. Полина развернула рисунок и вытянула его в сторону Страха. У того лицо позеленело от злости. Страх встал и направился в сторону девочек.

— Бесполезно. Эти патрон уже отстрелян. Но ты меня достала, Полина. Вечно суёшь свой нос куда не следует. Прямо-таки заноза в заднице. Чего ты боишься? Какой твой самый большой страх? Я понятно излагаю? — передразнил он Оксану Юрьевну.

При этом он продолжил медленно подступать к девочкам. Полина закрыла глаза, но всё ещё держала рисунок на вытянутых руках, закрываясь им от Страха, как щитом. Сашу начала бить крупная дрожь. Она непроизвольно подвинула к себе тетрадку и принялась ручкой выводить в ней какие-то каракули. Страх подбирался всё ближе, и Сашина рука лишь быстрее водила по бумаге.

— Может, ты боишься остаться одна? Ведь ты такая одинокая, а, Полинка? — Страх состроил кислую гримасу. — А твои родители? Они бросили тебя. А ты всем рассказываешь, что они погибли в аварии, — Страх злорадно захихикал. Или может …

Но Саша не дала ему закончить. Она вырвала из тетрадки разрисованную страницу и ткнула ею Страху прямо в лицо, зажмурив глаза. Тот резко дёрнулся, по телу его пробежали судороги. Какое-то время туловище его продолжало трястись и рассыпаться на глазах. И вот, наконец, он с диким рёвом превратился в облако и исчез, оставив после себя только очередную волну удушливого смрада.

— Вы что, издеваетесь? — истошный визг Оксаны Юрьевны вырвал девочек из оцепенения.

Саша открыла глаза. Оксана Юрьевна стояла напротив со стаканом воды и гневно смотрела на их обоих с выставленными перед собой рисунками. Полина исподлобья оглядывала класс, не обращая внимания на учительницу. Страх исчез. В какой-то момент глаза их встретились и подруги расхохотались. Терпение Оксаны Юрьевны лопнуло, и она выпроводила их за дверь.

 

5

Время до ужина пролетело быстро. Прекрасное настроение не покидало подруг. Заглянувший к ним в палату Слава только поднял его, показывая, как Страх, состроив страшную гримасу, испарился и улетел.

— Я один не вижу причин для столь бурной радости? — слегка охладил их пыл мальчик.

— Да ладно, не будь занудой, — отбрила его Полина.

— А что не так? — осторожно уточнила Саша.

— Он вернётся, — спокойно заявил мальчик.

— Почему?

— Так вы даже не дали ему договорить и объяснить толком, зачем он вообще заявился.

— Как это не дали? — возразила Полина. — Он же сказал, что ему не нравится Сашкина мазня.

— Почему? — не унимался Слава.

— Из-за его художественного … — Полина скривилась, — фигня какая-то.

— То-то же. А если Сашка откажется? — Слава посмотрел на Сашу.

— А может, я просто не буду рисовать? — неуверенно пролепетала девочка. — И он не вернётся.

— Хрена там, подруга. На этот раз всезнайка прав. Этот хлыщ ещё объявится. И вообще, с какого перепуга твои рисунки так на него действуют?

— Откуда я знаю?

— Я знаю, — произнёс Слава.

— Ну и? Давай валяй, просвети нас, сенсей хренов.

— Сашка — художник. А у художников дар видеть мир по-другому, чем обыкновенные люди. И ещё они могут это изобразить. Саша способна видеть страхи других людей. Глядя на её рисунки, мы сталкиваемся со страхами лицом к лицу. И они пропадают.

— Слушай, кончай с этой художественной хренью. Попроще как-то. Чего он припёрся? — оборвала его Полина.

— Я думаю, что страхи — это форма энергии, — упрямо продолжал мальчик. — А любому энергетическому телу нужна подпитка. А наш монстр ещё и интеллектом обладает. Вот он и питается нашими страхами. Да больница для него — это просто клондайк, настоящая кормушка.

— Ну и как давно он тут ошивается?

— Думаю, с начала времён.

— Типа Исуса Христа? — недоверчиво уточнила Полина.

— Задолго до него.

— А почему его никто, кроме нас троих, не видит? — спросила Саша.

— Не знаю. Что-то нас объединяет. Подозреваю, какой-то источник энергии, который открылся недавно.

— И что делать? — обескураженно произнесла Саша.

— Ждать.

— Второго пришествия? — съязвила Полина.

— Слушай, Славка, — неожиданно догадалась Саша. — Ты ведь не можешь столько о нём знать. Ты с ним раньше встречался?

Слава потупил глаза.

— А ну давай колись, пророк хренов! — насела Полина.

— Слав? — мягко произнесла Саша.

— Всё что знал, рассказал, — сконфуженно отмахнулся мальчик.

— Слава?

— Я с ним не встречался. Слышал от одного мальчика в психушке. Только не поверил. Ему никто не верил.

— И что с ним потом … стало?

— Не знаю, меня перевели.

— Слава?

— Говорили, что он рехнулся.

В комнате повисла гнетущая тишина.

— Невелика потеря, — не выдержала Полина, поспешно потупив глаза под колючим взглядом Славы.

— Полина! — шикнула на неё Сашка.

— Ладно, я не хотела.

Дверь в палату отворилась, и в неё заглянула дежурная сестра.

— Полина, доктор тебя просил зайти. И ты, Саша, после неё.

— Наклепала уже, — чертыхнулась Полина, как только дверь за сестрой захлопнулась. — Пойду схожу.

— Я отдохну перед ужином, — зевнула Саша.

Все разошлись, и Саша прилегла на кровать. Она чувствовала себя утомлённой, и сон быстро сморил её.

 

6

Сашка мчалась по болоту, спиной ощущая дикий ужас, который преследовал её. Облако злобно рычало, подгоняя загнанную девочку. Внезапно земля под ногами провалилась, и Саша полетела в воду. Сознание помутилось от холодного шока, и она стала беспомощно тонуть. Вода оказалась на удивление прозрачной, и тусклые отблески света всё удалялись по мере того, как она медленно погружалась на глубину. Все звуки растворились. Воздуха не хватало, и лёгкие вот-вот готовы были вырваться из груди. Вдруг послышался глухой всплеск. Кто-то прыгнул в воду прямо над Сашей. Смутный человеческий силуэт быстро приближался, становясь всё отчётливее. Наконец, Саша ясно увидела протянутую к ней руку, а потом лицо. Это был … Гарик.

 

Полина ворвалась в палату и кинулась к Саше, которая в этот момент резким движением присела на кровати и закричала:

— Это Гарик!

— А ты как догадалась? — опешила Полина.

— В смысле догадалась? Я его только что во сне видела.

— Сашка! Это Гарик! Гарик — источник. Страх из-за него здесь.

— А ты откуда знаешь?

— Да я у доктора была. Ему при мне медсестра сказала, что в реанимации вонь стоит ужасная. Ты понимаешь? Это Страхом воняет.

 

Славик хлопнул себя ладонью по лбу.

— Точно! Как я сразу не догадался? Игорь. Его страхи зашкаливают. Ему только-только диагноз поставили. Он нас и объединяет. Мы же с ним в палате все вместе были перед тем, как он в кому впал.

— Так он до сих пор в коме? — поразилась Саша.

— Да, — ответила Полина. — Я слышала, как доктора переговаривались.

— А при чём здесь Страх?

— Я думаю, что Гарик где-то в своих сладких снах находится, где ему уютно, и где он ничего не боится. Как только он хочет проснуться, Страх пичкает его кошмарами и погружает назад в кому, — произнёс Слава.

— Он может как-то влиять на уровень сахара, — добавила Полина. — Доктор говорил, что у Гарика ниже 30-ти не опускается. Они ему лошадиную дозу инсулина вкатили и ничего. Без толку.

— И что с ним будет? Он же так долго не протянет, — испуганно воскликнула Саша.

— Пару дней и умрёт, — потупил глаза Славик.

— Все мы умрём … Рано или поздно.

Дели обернулись. Страх бесцеремонно расселся за их столиком и цинично ухмылялся.

— Вот тварь! — Полина аж подскочила от неожиданности. — Не смей так больше появляться. Ну и воняет же от тебя!

— Ничего не могу с этим поделать, — Страх довольно развел руками.

— Это правда? — обратилась к нему Саша. — Это всё из-за Гарика?

— А я недооценил вашу троицу. Да! Это ваш приятель. Его страх просто феноменальный. Лет сто такого не встречал. С тех пор, как этот канадский фермер открыл инсулин. Да уж, раньше посытнее было. Хватало, где разгуляться, — Страх мечтательно закатил глаза. — Я уже давно на голодном пайке. И тут такой подарочек. Это тебе и жирная индейка, и сочный стейк, и крем-брюле. Давно я крем-брюле не пробовал. А марципаны…, да я могу битый час вам мой список зачитывать. Только что вам, ущербным? Вы и десятой части в своей жизни не пробовали. И уже не попробуете. А я такой гурман. — Страх резко выпрямился. — Он мой, — Страх заговорил жёстко, глаза его сузились. — А ты, Саша, решай. Или ты, или он? Кто-то из вас умрёт. Разве это не самый большой твой страх — умереть?

Он ловким движением выудил из трости клинок и одним взмахом рассёк надвое лежавшее на столе яблоко. Одна половинка плюхнулась Славе в тарелку с кашей, заляпав тому очки. Страх расхохотался и стал медленно растворяться в воздухе, превращаясь в чёрное облако. Полина в бешенстве схватила вторую половинку и швырнула в пасть чудовища.

— Подавись, тварь! — крикнула она, наблюдая, как яблоко пролетело сквозь облако и исчезло за ним.

Раздался звон бьющейся посуды.

— Что за …! — послышался знакомый негодующий окрик.

К столу медленно приближалась вся пунцовая от возмущения Оксана Юрьевна, держа в руках яблоко и вытирая с блузки мокрое пятно. Позади неё Саша успела заметить валявшийся на полу перевёрнутый разнос и разбитую тарелку с ужином.

— Полина! Ты что совсем с ума сошла?

— Ой! Оксана Юрьевна! Простите! Я не в вас хотела.

Оксана Юрьевна остановила взгляд на заляпанном кашей Славике и половинке яблока у того в тарелке.

— Мне кажется, девочки, что всю вашу честную компанию надо бы отправить домой. Завтра я поговорю об этом с заведующим.

Только Саша её уже не слышала. Она сбежала прочь и забилась в угол в дальней душевой. Полина с трудом нашла её и принялась успокаивать, но это не возымело никакого эффекта. Теперь Саше было по-настоящему страшно. Она сунула альбом в руки Полины, сказав, что та сама может рисовать что захочет и когда захочет.

— Да ладно тебе, Сашка. Он же не настоящий. Ты его придумала. Я и не знала, что ты так умереть боишься. Глупо же.

— Глупо, да? А ты, Полинка! Ты чего боишься? Что тебя никто не полюбит? Может, потому что ты такая стерва? Может, и родители тебя поэтому бросили? Сама рисуй!

Полина не удержалась и заревела. Сначала из глаз потекли тоненькие ручейки, а после она затряслась в рыданиях.

— Ты ничего обо мне не знаешь! — отчаянно крикнула она полным обиды голосом вслед удалявшейся Саше. — Они бросили меня сразу после рождения. Может я потому и заболела, что одна осталась.

Сзади подошёл Слава. Он взял всхлипывающую Полину за руку и терпеливо ожидал, пока та успокоится. Девочка не отстранила его руку и против обыкновения молчала. Наконец, она пришла в себя и вытерла слезы.

— Надо вытягивать её. Теперь это не только её проблема, — задумчиво пробормотал Слава.

— Ты о чём? — не поняла Полина.

— Его сила растёт.

— С чего бы это?

— Вонь просто невыносимая. Да и не такой уж он и прозрачный уже. Видала, как яблоко жахнул?

— Славик. Ты ещё такой шкет. Неужели тебе не страшно?

— До чёртиков страшно. Но если он до конца высосет Гарика, тогда всем несдобровать. Тогда никому мало не покажется. А пока ещё можно успеть. Не даром он так Сашку обхаживает. Видно, она ему своими рисунками как кость поперек горла. Но это лишь до поры до времени.

— И что делать?

— Надо к Гарику в реанимацию идти. Там пробовать рисунки расклеивать — первое, что в голову приходит.

 

7

— Хреновый у него видок, — Полина стянула со спины рюкзак и вывалила на пол пачку рисунков, альбом и кучу карандашей с мелками. — Если бы пульс на мониторе не пикал, я бы его в жмуры записала.

Вся троица подошла ближе к кровати Игоря. Бледное лицо мальчика периодически подрагивало, и пересохшие губы, казалось, что-то пытались выговорить.

— Как думаешь, — после короткой паузы заговорила Полина, — этот упырь сейчас в Гарике?

— Думаю, да, — ответил Слава.

— Чего ж тогда не воняет?

— Воняет, когда Страх наружу вылазит. Саш, куда клеить?

Сашка огляделась. Она ещё до сих пор не верила, что сама решилась идти в реанимацию. Очередной ночной кошмар настолько потряс её, что она, не задумываясь, взялась за альбом и карандаши. Саша старалась не думать о том, что Страх исполнит свою угрозу. В тот момент она не могла не рисовать, так как чувствовала, что находится на грани помешательства. Далеко за полночь была исписана почти половина альбома, и воспоминания о ночном кошмаре рассеялись. Появилась даже шальная мысль, что им удастся без особого труда справиться со Страхом. Что касается переживаний за жизнь Гарика, то она так и не смогла себе честно ответить на вопрос, идёт она на это ради себя, или ради Гарика. Скорее всё-таки ради себя. Логика упрямо твердила, что лучше рискнуть сейчас, иначе потом может быть поздно. Вопреки обычной манере прятать голову в песок, в тот момент Саша, вероятно в первый раз в жизни, приняла решение вступить в открытое противостояние. Растолкав сладко сопевшую Полину, Саша быстро показала ей свою работу и прошептала: «Иди за Славкой». Полину повторно упрашивать не пришлось. Удивлённо пролепетав «Ну ты, мать, даёшь!», она уже через несколько минут втолкала в палату ничего не соображавшего мальчика с осоловевшими глазами, на ходу пресекая все его попытки бунтовать. Поняв, что от него хотят, Славик только обречённо кивнул, сетуя, что Полина могла бы позволить ему переодеться. А теперь придётся в пижаме на дело идти. Не серьёзно как-то. «Славичек, если всё выгорит, я тебе свою косуху отдам», — подзадорила его Полина. И видя, как загорелись глаза мальчика, добавила: «Только она идёт в комплекте с серьгой в носу».

 

— Да всё равно. Давай на стены, — ответила Саша.

Слава быстро принялся расклеивать рисунки по палате. Закончив, он подошёл к девочкам.

— Долго ждать-то, мистер Бонд? — Полина не удержалась и поддела мальчика в своей манере.

Ей казалось, что эта дурацкая шутка прогонит напряжение и тревогу, которая стала медленно, но верно закрадываться в душу.

— Не знаю, — озадаченно отозвался мальчик. — Должно было сходу подействовать. Что-то не так. Не работает.

— Может у меня дар пропал? — предположила Саша.

— Ну, это вряд ли, — возразила Полина, кивнув головой на стены. — Без дара такую хрень за полночи не состряпаешь. Не хотела бы я к тебе в черепушку заглянуть.

— Думаю, что монстр уже не тот. Намного сильней. Теперь его этим не выкуришь. Надо особый страх рисовать — Гарика.

— Да откуда же я Гарика страхи знаю? Он мне и полслова не сказал. — смутилась Саша.

— Ну, попробуй ближе к нему подойди, за руку возьми. Может почувствуешь.

Саша послушала подругу и придвинулась к краю кровати. Она осторожно прикоснулась к сухой ладони Игоря. Закрыла глаза и попыталась сосредоточиться. Ничего не происходило. Тонкими пальцами она ощущала еле заметный пульс мальчика, но и только. Послышался звук открываемой двери.

— Вы что здесь забыли? — на пороге стояла Оксана Юрьевна. — Саша, ты что задумала?

Саша открыла глаза и обернулась. Оксана Юрьевна рассерженно осматривала всю их троицу.

— Это переходит уже все границы. А ну-ка марш по палатам!

Полина и Слава, словно застигнутые на месте преступления, выглядели жалко. Тут Оксана Юрьевна ещё и рисунки заметила.

— Ну знаете ли! Опять вы со своими чудачествами! — она судорожно принялась срывать со стены размалёванные листки. — Эту красоту с собой заберите! Я понятно излагаю?

Полина выхватила рисунки из её рук и с горечью бросила их на кровать Игоря.

— Полина! С тобой у нас будет отдельный …

Она не закончила фразу. Низкий глухой рык, вырвавшийся откуда-то из груди Гарика, прервал её на полуслове. Оксана Юрьевна вздрогнула и посмотрела в направлении звука. Из тела Гарика медленно, как бы нехотя, выползало густое чёрное облако. Силуэт его напоминал заспанного медведя, недовольного, что его раньше срока потревожили в тёплой берлоге. Облако сформировалось в чудовищную голову и зарычало повторно. Послышался сдавленный хрип Оксаны Юрьевны. Она заткнула рот руками. Облако продолжило струиться из Гарика. Оно поднималось всё выше и уже начало расползаться по потолку, занимая всю комнату. Дети стояли в полной тишине, задрав вверх головы, и внимательно наблюдали за происходящим. Пока ещё в их душах теплилась надежда, что это рисунки возымели должное действие, и монстр вот-вот удалится.

Дальнейший ход событий заставил всех содрогнуться. Добравшись по потолку до стен, облако стало медленно стекать вниз густой чёрной жижей, похожей на смолу. При этом жуткая вонь только усилилась. Жижа накрыла один из оставшихся на стене Сашкиных рисунков, который не успела сорвать Оксана Юрьевна.

— Теперь нам хана, — обречённо прошептал Слава.

Из тёмных клубов, висящих под потолком, сформировалась голова монстра и рассмеялась голосом Страха.

— Ну что, Саша! Твоя магия больше не действует? А я ведь тебя предупреждал. Теперь заполучу обоих.

— Какая ещё магия? — вдруг пискнула Оксана Юрьевна. — Что здесь вообще творится?

Ей никто не ответил. Взгляды детей были устремлены на пол. Покрыв стены, чёрная жижа, накатывая, как прибой, устремилась к ним.

— Сашка, рисуй круг, — заорал Славик.

Саша вышла из оцепенения и, упав на колени, принялась мелом чертить большой круг на полу. Не помогло. На секунду замерев у линии, жижа поползла дальше. Саша испуганно отступила в угол палаты, не отрывая взгляда от подбиравшейся к ней смолы. Полина начала истошно креститься, а Оксана Юрьевна по-настоящему завыла. Слава, не то от безысходности, не то что-то сообразив, поднял с пола мелок и быстро обвёл вокруг них жирную черту. Оказалось, как раз вовремя. Жижа начала огибать их стороной и с удвоенной силой потекла дальше к Саше.

— Как ты ...? Пикассо, твою мать! — только и смогла выдавить из себя ошарашенная Полина. Мальчик никак не отреагировал и прокричал Саше:

— Саша! Ты должна не бояться, иначе ничего не выйдет!

Однако эта догадка пришла к Славе слишком поздно. Саша уже не могла просто так отбросить свои страхи. Как раз наоборот. Безумные глаза девочки вызывали подозрение, что она не в себе, и уже совсем ничего не слышит и не воспринимает. Животный страх пробрался к ней в самое сердце, сковав все мысли и эмоции. Смола дотекла до её ног и потянулась вверх. Вот она добралась до колен, затем до пояса. Саше казалось, что её погружают в ледяную воду. Вот уже чернота дошла до самой груди. Дыхание парализовало. И только последнего вдоха, который девочка успела сделать, хватило на то, чтобы заорать от дикого ужаса, за миг до того, когда смола полностью её поглотила.

 

8

Темно. Слышны чьи-то шаги. Она почувствовала, как кто-то присел рядом и взял её за руку. Незнакомая рука была слегка прохладной и приятной на ощупь. От неё веяло какой-то жизненной силой и умиротворением.

— Лиза. Очнись, Лиза, — голос говорившего был слегка хриплым и почему-то очень знакомым.

Она с трудом подняла веки. Напротив сидел рыжеволосый доктор в белом халате и смешных очках в круглой оправе. Он улыбался.

— Всё отлично. Укол подействовал. Ты будешь жить.

Ей тоже захотелось улыбнуться, но это было так больно. Губам больно. Тяжесть, которая так долго сдавливала её грудь, вдруг пропала. Так легко ей давно не дышалось. Она закрыла глаза и провалилась в сладкий сон, не успев возразить, что она не Лиза, а Саша.

 

Темно.

— Сааашааа! Очнись!

«Это Полинка кричит», — подумала Саша и открыла глаза. Она находилась в палате реанимации на том же месте, только смолы на ней не было. Рядом стоял тот самый незнакомый доктор, которого она видела только что во сне. Он держал её за плечи и смотрел в упор. Лицо его было таким безмятежным, что у Сашки сразу отлегло от сердца.

— Не бойся, Саша. Это всего лишь страх. Те не умрёшь, а проживёшь долгую и счастливую жизнь. Я знаю. Смотри, что я тебе принёс.

Саша заметила в его руках письмо. Почему-то оно показалось ей знакомым, но она никак не могла вспомнить, где она видела это письмо раньше. Она взяла конверт в руки. Старая потертая бумага, печатные буквы, выведенные карандашом на чужом языке. Саша закрыла глаза и прижала письмо к груди.

 

Солнечные лучики ровными яркими полосками лежали на пыльном рабочем столе. Она в кабинете отца. Толстая дубовая столешница, вся в царапинах. Она тщательно выводит слова на листке бумаги. Ей ещё трудно держать карандаш. Пальцы не слушаются, но она старательно пишет букву за буквой. Она слышит маму, та зовет её. Вот мама резко входит в кабинет.

— Лиза! Дорогая! Я повсюду ищу тебя. Чем ты занята?

— Пишу письмо доктору.

— Позволишь мне взглянуть?

Она протягивает неоконченное письмо маме. Та начинает читать его вслух:

— Дорогой доктор. Мне уже намного лучше. Я много ем. Вчера я ела картошку с индейкой…

В маминых глазах собираются слезы. Она уже не говорит, а просто шепчет текст одними губами. Вдруг мама не может сдержаться, и её начинают сотрясать глухие рыдания. Она закрывает рот ладонями, но всё равно не в силах остановиться. Мама кладёт письмо на стол и тянет к ней руки. Она крепко обнимает маму и тоже начинает плакать.

 

Саша открывает глаза. Она плачет. Незнакомый доктор обнимает её, и он ей кажется сейчас самым лучшим другом. Сердце бьётся очень часто. Грудь начинает распирать от невыносимой боли. Из груди Саши вырывается тяжёлый хрип. Боль нарастает. Ей трудно стоять, и она сгибается, пытаясь обхватить руками колени. Но боль не позволяет согнуться. Как будто что-то внутри мешает. Что-то начинает расти внутри Саши. Резко и быстро. Неведомая сила выгибает тонкое тело девочки дугой, и вдруг что-то зловещее, тёмное вырывается наружу. Саша видит, как жуткое чёрное облако вылетает из её груди. Боль ушла.

— Скажи «прощай» своему страху, — улыбается доктор.

Только сейчас Саша замечает, что творится вокруг. Вся комната покрыта чёрной жижей, которая переливается и бликует воронёными фиолетовыми всполохами. Смола на полу яростно бурлит, как штормовое море лунной ночью. Слышны отдаленные глухие раскаты грома. И гул. Гул нарастает, как будто подступает буря. С каждой секундой гул усиливается, становится надрывнее и страшнее. Гром уже звучит где-то совсем рядом. Оксана Юрьевна с детьми сбились в кучку и пытаются удержаться вместе, уцепившись в кровать Игоря. Ветер прорывается к ним через слабую защиту мелового круга и уже треплет их волосы и одежду.

— Ты должна завершить начатое, — слышит Саша крик доктора.

— Что мне делать?

— Нарисуй страх своего друга.

— Но я его не знаю!

— Полина должна подсказать тебе. У них одинаковые страхи. Поторопись. Времени совсем мало. Он набрал достаточно силы. Ещё немного, и его не остановить.

Саша повернулась к друзьям. Как же к ним пробраться? Всё вокруг уже вращается в разрушительном смерче. Вот сорвался один из медицинских мониторов и с громким треском разбился о стену. До них всего несколько шагов. Надо обождать, пока ничего не будет на пути. Сейчас! Саша прыгнула. Ааа! Как же больно! Это пролетавший стул ударил её по плечу. Саша не долетела. Вихрь подхватил её и сильно приложил к стене. От удара зашлось дыхание. Вдруг чья-то рука уцепилась за её одежду и начала тянуть. Саша обернулась. Это Оксана Юрьевна. Лицо учительницы покраснело от натуги, но она упорно продолжала тащить. Вот уже ноги девочки оказались внутри защитного круга, затем и вся она. Здесь немного спокойнее. Долетают порывы ветра и шум урагана, но не так громко.

— Саш, ты как? — склонилась над ней встревоженная Полина.

— Полинка! Скажи мне страх Гарика! Доктор сказал, ты должна знать. Это и твой страх тоже.

— Я не знаю! — закричала Полина в ответ.

— Полина, скажи ей! — послышался голос Славы.

— Да не знаю я, чёрт вас дери!

Полина внезапно вся скукожилась. Она задрожала и закрыла лицо руками. Из глаз её градом покатились слезы.

— Я не знаю, — уже завыла она.

В защитный круг проник резкий порыв ветра, едва не утянув Полину наружу. Вместе с ним ворвался и грохот раската грома, который раздался прямо над их головами.

Полина! Мать твою! — вдруг донёсся крик Оксаны Юрьевны. — Скажи ей, или мы все сдохнем! Уже скоро! Я понятно, мать твою, излагаю?

Полинку продолжало колотить. Она ревела так, как никогда в жизни до этого. Как будто ей требовалось выплакать всё, что она так упорно копила и скрывала в себе за внешней личиной сорвиголовы. Она даже не слышала, что происходило вокруг. Саше вдруг стало её жаль, и она потянулась к подруге, чтобы обнять её. Тело Полины походило на каменный истукан, таким жёстким оно было. Саша прижала её к себе изо всех сил. Внезапно Полина дернулась и отстранилась от Саши. Глаза её загорелись бешеным огнём. Полина заорала:

— Это он, Сашка! Тот мудак с телефоном! Помнишь, в первый день! Это его отец. Гарик заболел специально, чтобы ему отомстить. Боже! Это так глупо! Я такая дура!

Полина вдруг резко выгнулась, и чёрное облако вырвалось из неё с громким хлопком. Защита круга рухнула, и всех расшвыряло в разные стороны. Как мухи в паутину, попались они в густую смолу. Сашка с трудом повернулась и стала на колени, пытаясь оторвать ноги и руки от тягучей мерзкой слизи. Мелькнула странная мысль, что если бы не слизь, которая удерживала её, то ураганный ветер, вероятно, разбил бы её в лепёшку о стены палаты. В кулаке она зажала последний уцелевший мелок. Она принялась рисовать прямо на полу. Сначала еле-еле вышла одна линия, затем другая. Руке становилось всё легче. Вот уже и силуэт просматривается. Жижа растекалась в стороны от мелка Саши, дрожа и вибрируя. Ураган тоже отступал, обходя стороной места, где Сашин мелок оставил свои следы. Саша рисовала неистово. Никогда в жизни она не ощущала такого прилива сил, такой жажды рисовать. Она мельком глянула кругом, и сердце её сжалось. Её друзей, распластавшихся на полу, почти целиком покрывала жижа. Помочь им сейчас невозможно. Надо продолжать рисовать. И Саша рисовала. Вот она уже доползла до края палаты и плавно перешла на стену. Она уже стоит во весь рост, и амплитуда взмахов её руки уже напоминает мощные движения крыла большой птицы. Пол и стены ходят ходуном, но девочка не обращает на это внимание. Она рисует. Уже половина комнаты свободна от черноты. Жижа начинает дрожать. Саша чувствует, что это предсмертная агония. Жижа визжит, извивается. Саша скорее почувствовала, чем увидела за спиной какое-то движение. Она обернулась. Слизь, сотрясаемая мелкой дрожью, начала сползаться к Гарику. Она облепила его, не желая отпускать. Гарик, весь покрытый ею с ног до головы, начал корчиться от боли. Внезапно он распрямился, и огромная голова чудовища выбралась из его тела, увлекая за собой остатки чёрной массы. Голова распахнула пасть и огрызнулась.

— На! Получи, сука! — Оксана Юрьевна, высвободив одну руку, схватила какую-то увесистую железяку и что есть сил запустила в голову монстра. Железка пролетела сквозь чудовище и со звоном разбила окно в палате. И тут чёрное облако засосало в дыру в окне, как пылесосом. Оконная рама не выдержала, и всё окно с грохотом вынесло из проёма. Раздался хлопок, и всё разом стихло.

 

9

Темно. Слышно, как потрескивает лампа. Саша открыла глаза. Лампа никак не загорится и только беспомощно моргает. Саша протягивает руку к выключателю и нажимает кнопку. Как ни странно, вспыхнул свет. Комната полностью разгромлена. Окна нет. Из проема в стене видно ночное осеннее небо с яркой россыпью звезд. Полина, тяжко охая, садится на колени. Она пытается привстать, но безуспешно. Сил хватает только чтобы подползти к Славе и Оксане Юрьевне. Те прислонились к стене и устало оглядываются. Все взоры устремлены на Гарика. Мальчик сидит на полу с очумелым видом и осматривает палату. На лице его играет румянец.

— Где я? — недоуменно спрашивает он, переводя взгляд с детей на стены, покрытые причудливыми узорами.

Первой расхохоталась Оксана Юрьевна. Она закинула назад голову и зашлась в безудержном смехе. Следом не удержался Славик, затем Саша. Полина засмеялась последней, не отрывая глаз от продолжавшего оставаться в неведении Игоря.

— Пора выбираться, — опомнилась наконец Оксана Юрьевна. — Мы здесь всего полчаса провели, а так набедокурили. Мне ещё надо для главврача какую-нибудь историю придумать. Как кстати у нас недавно полтерритории перекопали. Вдруг какою-нибудь не ту трубу зацепили? — они подмигнула детям. — Сможете сами до своих комнат добраться?

— А с Гариком что делать? — уточнил Слава.

— Пускай с тобой идёт. Через час подъём.

 

— Не пойму, как ты смогла из этой грязи выбраться, когда она тебя целиком накрыла? — спросила Полина, когда девочки улеглись в кровати.

— Так там же доктор был, он мне помог.

— Не видела я никакого доктора. Опять тебе всякое мерещится.

— Как не видела?

— Так. Ты с минуту вся чёрная простояла. А потом грязь в стороны разлетелась.

— Не знаю тогда, — озадаченно пролепетала Саша. — Может показалось.

 

Остаток профилактики пролетел, как один день. Как ни странно, детей никто ни о чём не спрашивал. Видимо, Оксана Юрьевна состряпала какую-то достойную легенду. А вот её словно подменили. Куда делся суровый преподаватель? Женщина просто расцвела. Её занятия из скучной обязаловки превратились в настоящий праздник для детей, поражая медперсонал отделения 100-процентной посещаемостью. Сашка время от времени пересекалась с ней взглядом и замечала весёлых бесенят в её глазах, особенно когда та уже теперь с легкой иронией протягивала своё неизменное «Я понятно излагаю?». С Полинкой они вообще чуть не лучшими подругами стали, и Саша время от времени замечала их о чём-то скрытно беседующих в уютных закутках больницы. На вопрос Саши, что они так загадочно обсуждают с Оксаной Юрьевной, Полина лишь отмахивалась и говорила: «Просвещаю её по поводу сильного пола». Гарик так до конца и не поверил в историю, которую рассказали ему новые друзья. Он периодически пытался подловить их на перекрёстных вопросах, однако ничего не выходило. Несмотря на то, что договорились встретиться сразу же в ближайшую субботу, расставание вышло слегка грустным. Гарик уехал первым, за ним последовал Слава.

 

— Мама уже подъехала, на парковке ждёт, — Сашка посмотрела на Полину.

— Пошли провожу тебя что ли? — грустно вздохнула Полинка.

Девочки вышли из палаты и двинулись вдоль больничных коридоров. Они обе тягостно молчали. Вдруг Саша заметила на стене стенд со знакомой фотографией. На фото был изображен тот самый неизвестный доктор, который помог ей той ночью. Только он был не в халате, а в военной форме. Сашка подошла ближе, Полина последовала за ней.

— Полинка! Это он! Это он тогда был со мной в реанимации.

— Хрена се! Ты чего подруга? Он уже умер давно. Это ж доктор Бантинг, открыватель инсулина.

— Да вижу сама уже. Нам про него раньше давно рассказывали, но фото я никогда не видела.

— Ну ты даешь. Неделю назад как раз Всемирный день диабета был. 14 ноября в честь его дня рождения. Сто лет в этом году, как он первого пациента вылечил. Ребенка кстати. Вроде как Лизой её звали.

Саша не дослушала. Она что-то считала в уме, загибая пальцы рук.

— Полин! Так мы же в палате Гарика как раз 14 ноября и были.

Полина ошарашенно глянула на подругу и присвистнула.

— Ладно, Саш! Я тебе верю. Только думаю, что не надо про это никому распространяться. А то ведь наш Эйнштейн прав. Получается ты с призраками якшаешься. Не за хрен ещё в психушку отправят.

Девочки весело рассмеялись и, взявшись за руки, двинулись дальше в направлении выхода.