Увидимся завтра
Лучи рассветного солнца робко коснулись остатков каменных стен разрушенного святилища. Хотя, если быть точным, оно и целым-то никогда не было — руинами это место было изначально, с того самого мига, как создатель этого мира решил воплотить его в жизнь. В отличие от остальных локаций, эту демиург создавал исключительно своей фантазией и силами, без участия полезных алгоритмов и нейросетей. Кир (такое имя — на греческий манер — решил взять себе в этом мире Творец) питал к этому холму, полному поросших растениями камней, особенную любовь: в свое время это было всё, что представлял из себя созданный им мирок; своеобразная точка отсчета всего того великолепного многообразия, в которое он развился за столь, казалось бы, непродолжительное время.
В мире, в котором живет и работает Кир, и в котором он является обладателем куда более заурядного имени, со знакового момента сотворения руин на холме прошло от силы пара месяцев, но для местных жителей каждые сутки из этих месяцев длились чуть ли не больше, чем двадцать лет! За это время здесь многое поменялось... Конечно, многие процессы Кир искусственно ускорил, избавив себя от рутины наблюдения за образованием и эволюцией совсем уж первобытных обществ и исторически-длительной ерундой развития примитивного мышления. И все же, ему каждый раз было интересно, что поменялось в жизни обитателей его маленького царства со вчера... или, точнее, за эти долгие двадцать лет.
Кир, как и всегда, «спускаясь» в мир, прописал своему аватару самую простую и невзрачную местную одежду, какую смог придумать — некое подобие халата серо-грязного цвета без пояса, но с капюшоном. Спрятав в капюшоне лицо, он селя на одном из больших плоских камней и принялся ждать. София должна была прийти с минуты на минуту; за два месяца их ежедневных встреч она не опоздала ни разу. Она была вторым созданным им чудом — сразу после той «точки отсчета» — и первым разумным существом, населившим созданный им мирок. Всем жителям Эйона — как обозначил папку с миром на своем компьютере Кир — был отведен очень долгий срок, исчисляемый столетиями. И все же, София была для творца особенной, и обладала несколько подкрученными в настройках симуляции «характеристиками», в том числе и небывалой даже по меркам Эйонцев продолжительностью жизни: она застала рождение этого мира, и ходила по его земле до сих пор. Со временем ее сообразительности хватило на то, чтобы понять, что своим долголетием и неестественно долго задержавшейся молодостью она обязана тем, что у Кира — Бога — в любимчиках, в честь чего устроила ему тогда настоящий скандал. На лице молодого «бога» при этих воспоминаниях проскользнула грустная улыбка. Отказать своему «первенцу» он был не в силах, и с тех пор она медленно, но все-таки неумолимо угасала. Еще в прошлую их встречу она была уже совсем ослабевшей и седой... В голове промелькнула страшная мысль: а вдруг в этот раз она может и вовсе не прийти?
В тот же миг, словно бы в ответ на его тревогу, Кир заметил знакомую фигуру, поднимающуюся к нему на холм — в их неизменное место, где София встречает его каждый раз, когда он посещает ее мир. Для своего почтенного возраста она двигалась на удивление быстро и свободно; причиной тому был причудливый легкий экзоскелет, а точнее — его местный аналог из непонятного метала темно-бронзового цвета, изящный настолько, что был практически незаметен под складками одежды. Как и многие другие изобретения этого мира, этот аппарат не поддавалось логическому пониманию устройства его работы. Это были изобретения не Кира, а жителей Эйона, которые сами были сгенерированны программой, и чьи создания были во многом схожи с работой нейросетей: на первый взгляд, они были вполне органично вплетены в ткань окружающего мира... но под более пристальным взглядом становилось понятно, что работают они по совершенно чуждым разумению человека законам. Ровно как и добрая половина открытий или творений этого мира, поддерживающий дряблые мышцы аппарат был изобретением главной ученой Эйона — Софии.
Кир не стал ждать пока София к нему приблизится, и сам, резво вскочив с места, понесся ей навстречу. Та едва успела улыбнуться и вскинуть руку в приветственном жесте, как тотчас же была поймана в крепкие объятия своего «отца», выглядевшего во много раз моложе ее самой. Несколько секунд они стояли не выпуская друг друга из объятий, пока София ласково, но уверенно не отстранилась. В ее облике или поведении не было ни намека на холод, но почему-то Кир испытывал обиду: ранее моменты их встречи чувствовались куда более нежными, теплыми и долгими. Сейчас же перед ним была уже не беззаветно обожающая его девочка или девушка, а умудренная опытом многих лет пожилая женщина. От взгляда на ее седые волосы и лицо, полное морщин, Кир почувствовал горечь и непонятную злость.
— Рада тебя видеть, Кир, — ее прекрасный голос был все также нежнее шелка и слаще меда. Каким он его и создал.
— Взаимно, София! — откликнулся он, удивившись тому, что его голос слегка дрожал и неуверенно. Каким он себя и чувствовал.
Даже когда София начала стареть, в его глазах она все также оставалась маленькой девочкой — его первым творением и гордостью; прямым доказательством того, что он способен своим умом и руками создать нечто разумное и прекрасное. Киру никогда не хотелось себе в этом признаваться, но весь остальной Эйон был создан скорее как точка приложения ее творческого потенциала и энергии: ему нравилось смотреть на то, как София сначала постигала, а затем преображала окружающий ее мир. Долгое время Кир относился к ее достижениям с умилением и по-отечески снисходительно, но сейчас, глядя на столь повзрослевшую Софию, он невольно задумался о том, что ученый из нее, возможно, не хуже его самого. И пускай весь ее мир — лишь песчинка, всего-лишь данные на каком-то носителе информации...
— Как ты? Чем похвастаешься мне на этот раз? — Кир вновь не сумел сдержать легкой улыбки. Он уже давно приметил парочку незнакомых ему огромных механических сооружений того же цвета, что и экзоскелет Софии, гордо возвышающихся над городом, на который открывался превосходный вид с избранного ими для встречи холма. Сомнений не было: к их созданию тоже приложила руку его подопечная.
— В этот раз у меня действительно есть, чем тебя удивить, отец, — в уставших глазах Софии на мгновение промелькнул игривый блеск загадки и томительной тайны ребенка, которой тот одновременно неимоверно дорожит и в то же время жаждет поделиться.
София взяла Кира за руку и ласково потянула за собой, обратно, ко спуску с холма, откуда она пришла. Кир подчинился и последовал за ней, стараясь поспевать за не по возрасту бодрой женщиной. Он помнил, как они и раньше вместе гуляли по городу за руку, но то было иначе — словно бы наставник с ученицей или даже отец с дочерью; сейчас же София от чего-то ощущалась как минимум равной, если не более того. Кир так глубоко задумался о причине и природе таких перемен, что совершенно пропустил тот момент, когда они, спустившись с холма и миновав поле невысокой жухлой травы, оказались в черте единственного, но поистине внушительного города этого мира.
Для всех жителей Эйона город звался просто... Городом. В силу отсутствия каких-либо других полисов (а именно с греческим полисом ассоциировался у Кира Город), причин для выдумывания какого-либо конкретного названия у горожан попросту не было. Визуально очертания его улиц и строений напоминали причудливую смесь греческой и византийской архитектуры, а среди красок доминировали приглушенные оттенки, преимущественно — коричневого, серого и желтого.
Жители Города сновали туда-сюда по улочкам, спеша по каким-то одним лишь им известным делам, совершенно не обращая внимания на парочку идущих, взявшись за руки, прохожих, принимая этих двоих, вероятно, за пожилую мать, прогуливающуюся со своим сыном. Среди встречных было много красивых юношей и девушек: еще на ранней стадии программирования Кир внес значимое отличие этой реальности от своей, а именно — долголетие и гармоничность ее жителей. Следствием этого стало то, что даже искусственно ускорив развитие общества, Кир не смог добиться чтобы они «перешагнули» через свою своеобразную Античность; не подгоняемые яростно вечным memento mori люди стали развивать свою культуру иначе, чем в высокотехнологичном мире своего создателя, избрав путь искусства и духовных практик. Единственным исключением из правила была София, которая, как подозревал Кир, всегда мечтала следовать по его стопам: исследовать и творить, и стала первым — и по сей день самым блистательным — ученым Эйона.
Они свернули на просторную светлую площадь, над которой возвышалось монументальное здание, полукруглую крышу которого пробивала огромная устремленная в небеса труба. Её Кир тотчас же опознал как аналог телескопа. «Это дело рук Софии? Не рановато ли для таких технологий? А он действительно работает? Что можно рассмотреть через него на звездном небе, которое Бог забыл детально прописать?». Множество мыслей вертелось у него на языке, но прежде чем он сумел выбрать ту, с которой начать вопросы, они уже пронеслись быстрым шагом по площади, и пошли по соседней улице. Тут он уже не выдержал:
— Серьезно? Мы все это время шли не сюда? Да ты же построила для них настоящий телескоп! Нет, это даже целая обсерватория!
— Теле... что? — София на мгновение остановилась и с недоумением посмотрела на Кира, после чего ответила, — Нет, нам точно не сюда. Но мы уже почти пришли...
Кир вскоре начал встречать узнаваемые места: вот рынок; здесь — замечательные купальни; а если завернуть чуть дальше по улице, то можно будет увидеть конюшенную для грациозных механических лошадей — гордость Софии, которой она хвасталась ему в прошлый раз. Вскоре они свернули во дворы, выйдя к широкому прямоугольному зданию, служившему Софии одновременно и домом, и мастерской. На входе их встретил поджарый человек средних лет с коротким мечом на поясе; Кир опознал его как стражника. Не было ничего удивительного в том, что столь важная для Города фигура, как София, могла позволить себе иметь личную охрану, но раньше он никогда не видел с ней никого подобного, и потому немного удивился. Мужчина коротко и уважительно кивнул хозяйке дома, окинул быстрым оценивающим взглядом Кира и жестом пригласил их войти.
Внутреннее и внешнее убранство дома не соответствовало друг другу: на контрасте с грубыми каменными стенами блеклого фасада, внутри все пестрило множеством разнообразных причудливых механизмов самых непостижимых форм и предназначений. Недоделанная птица с одним крылом и открытой грудиной, внутри которой виднелись десятки, если не сотни мелких шестеренок; огромный светильник под потолком, парящий в воздухе и выглядящий как планета с несколькими неспешно вращающимися по оси кольцами; множество разбросанных тут и там странных приспособлений, которые вполне могли быть попросту деталями чего-то большего и сложного...
Зачаровано Кир осматривал эти свидетельства блеска инженерного ума, с порога приковывающие к себе внимание любого, кого впустит за порог настороженный вооруженный страж. Помимо них с Софией в доме присутствовало еще несколько человек. Кир был с ними знаком — то были ассистенты и протеже Софии, вечно копошащиеся в части дома, отведенной под мастерскую. Вне всяких сомнений, все они грезили о том, чтобы когда-нибудь сместить своего Учителя с ее пьедестала, но сейчас их хватало максимум на то, чтобы исполнять указания мастера и тщетно пытаться угнаться за полетом ее мысли.
София отметила свое присутствие одним сухим «Привет» и не разуваясь направилась в дальнюю, жилую часть дома, с удивительной ловкостью переступая через детали незавершенных устройств, разбросанных по полу. Кир последовал ее примеру, бросив никому конкретному свое безразличное приветствие, отказавшись разуваться и пытаясь в точности повторить маршрут Софии, дабы по дороге ничего ненароком не сломать и не задеть. Разумеется, тщетно.
Интересно — а скольких из этих людей София посвятила в их с нею тайну, за эти все эти годы? Знает ли кто-нибудь помимо нее, что раз в двадцать лет она приходит на один и тот же холм, чтобы побеседовать с Богом? Узнают ли его спустя столько лет, или принимают за какого-нибудь очередного подмастерья, или, еще чего — молодого любовника? Почему-то Киру казалось, что Софии все еще нравится быть особенной и хранить свою тайну — тайну всего этого мира, поведанную им лишь ей одной. В голове пронеслась странная мысль: «Когда она умрет, во всем мире не останется никого, кто знал бы, что живет в компьютерной симуляции... И тогда, наконец, в этом мире все станет настоящим».
Бог, спохватившись, догнал Софию и они вошли в просторную комнату, дверь в которую хозяйка дома тщательно затворила. Кир уже был в этом помещении раньше, и потому сразу заметил перемену: сейчас там, где раньше стоял внушительных размеров стол, располагалось нечто иное, какой-то механический куб с длинною граней около метра. София сразу же направилась прямо к нему, минуя привычные предложения чая, вина или удобного места для сидения. Куб, вне всяких сомнений, был именно тем, зачем она его сюда позвала и чем хотела поделиться. София замерла рядом с ним и уставилась Киру прямо в глаза — пылающим от нетерпения и гордости взором; она была недвижима, но создавалось ощущение, будто бы из нее сейчас пойдет пар, она вскипит и взорвется, подобно какому-нибудь своему раннему неудачному эксперименту. Он задержал на ней свой взгляд: помимо очевидной важности момента, его также не покидало чувство, словно бы он наблюдал последний яркий всполох огня в ее глазах перед тем, как тот навсегда затухнет и обратится в тлеющий уголь. Спустя мгновение он повернулся к кубу и приблизился на шаг. У него перехватило дыхание.
По-началу куб казался созданным из местного странного металла, но при повторном взгляде Кир заметил, что сам куб был полностью стеклянным и прозрачным, а металлические конструкции и механизмы были внутри. Их было бесчисленное количество: ни одно творение Софии не могло похвастаться таким сложным устройством. Тысячи маленьких деталей двигались, переливались, замещали друг-друга или возникали словно бы из ниоткуда. Представшая перед его глазами конструкция поражала своим устройством, но ее предназначение все еще оставалось для Кира совершенной загадкой. Он уже открыл рот, чтобы задать Софии вопрос, как вдруг все сам увидел.
Детали и механизмы внутри стеклянной коробки не служили какой-то конкретной цели или функцией, не были подобны четкому устройству часового механизма, они БЫЛИ ЖИВЫЕ. Внутри стенок куба, обозначивших границу нового мира, существовала собственная реальность, с принадлежавшими только ей законами и правилами, формами и устройствами, природой и смыслами. Взгляд цеплялся за более-менее понятные образы: внутри куба сейчас явно проходил процесс формирования подобия ландшафта, а за некоторыми отдельно взятыми подвижными крохотными конструктами было наблюдать интереснее всего — они явно ассоциировались с зарождающейся жизнью.
Зрелище было совершенно ирреальное и завораживающее. Кир силой заставил себя отвернуться от гипнотизирующего куба механической жизни, и изумленно посмотрел на Софию. Она была счастлива.
— У меня получилось... Отец, получилось! — слезы, проступившие у краев глаз, стекали по её морщинистым щекам, — Ну разве не чудо?
— Чудо! — ни секунды не сомневаясь ответил он. Увиденное им было настолько поразительным, что он еще не успевал его до конца осмыслить.
— Я так долго экспериментировала, пробовала совмещать самые разные элементы, иногда даже не совсем отдавая себе отчет в том, что я делала... да я даже коллегам не позволяла приближаться ни на шаг, чтобы они ничего не испортили неосторожностью и неверием! А еще... — София была возбуждена, как маленький ребенок, — еще... я ни с кем не хотела этим делиться. Это устройство, нет, весь этот маленький мир — мой, целиком мой, без остатка... Сейчас я думаю над тем, как мне аккуратнее контролировать происходящий процесс... хочется тоже, как и тебе, инициировать мысль в своих любимых созданиях и наблюдать за их расцветом! Этот мир оказался таким динамичным, что я за ним с трудом поспеваю... Думаю, что за следующие двадцать лет, что тебя здесь не будет, этот мир сумеет пройти всю свою жизнь, умещающуюся в ладони одного твоего дня!
Голос Софии, чуть старчески надтреснутый, был как никогда ранее бодр и весел. Она с воодушевлением продолжала говорить о своем проекте и детище, а Кир старался внимательно слушать, но лишь по-началу. Его внимание стало рассеиваться и он вновь принялся смотреть лишь на Софию, практически позабыв про стеклянный куб чудес, новый крошечный искусственный мир внутри другого... «Впервые за все время, что мы знакомы, я чувствую то, что она выросла» — пронеслось у него в голове. Его названная дочь теперь была влюблена не в него, а в свое собственное детище, и все странности и недоговоренности, ощущаемые им ранее, улеглись, и всё встало на свои места. Остаток дня он провел с Софией у ее драгоценного куба, слушая ее рассказы и любуясь своей стремительно угасающей, но впервые столь ярко пылающей малышкой.
Когда на Эйон опустилась ночь, Кир, простившись с Софией в последний раз, отправился обратно к холму — первой точке отсчета всего ее прекрасного мира. Кир знал, что больше сюда никогда не вернется — даже если бы София и пережила еще двадцать долгих лет, он хотел запомнить свою дочь такой — пылающей жаждой исследования и устремленной в будущее. Но, скорее всего, вернувшись, он ее уже не застанет. Добравшись до места, Кир оглядел Город в последний раз и произнес кодовое слово, вернувшее его из симуляции обратно в реальность.
Сняв шлем и отключив себя от всех датчиков, Кир выдохнул и откинулся в кресле. Поверить до конца в то, свидетелем чего он только что стал, все еще не представлялось возможным. Как и то, что они с Софией больше никогда не увидятся.
Теперь поддерживать симуляцию активной не было никакого смысла — он посещал её лишь по одной-единственной причине, от которой завтра останется только одно имя. Его прочие проекты, по мнению работодателей, имели куда более весомый научный вес; а моделирование крошечных виртуальных мирков уже давно стали считать простым развлечением.
Кир открыл консоль на компьютере с намерением стереть игрушку под названием Эйон и погрузить тот мир в небытие. В последний момент, он вспомнил кое-что из слов Софии, и передумал.
— Ладно... подожду хотя бы до завтра.