Как ты мог, Адам!

Низкое солнце едва тронуло острые вершин скал. В косых оранжевых лучах одинокая фигура путника оставляла длинную уродливую тень на высохшей траве. Издали казалось, что он брёл неспешно, что ещё больше злило Адама, поскольку он уже полдня как преследовал незнакомца и всё никак не мог того нагнать. Вытирая лицо от пота, смешанного с пылью, Адам выглянул из-за невысокого холма, где присел перевести дыхание, и с удовлетворением отметил, что странник также остановился для отдыха. Адам заметил чужака ещё в полдень, когда ковырялся в земле, пытаясь расчистить от обломков скал бесплодный участок под посев. С возвышенности весь левый берег был виден, как на ладони, и сердце Адама ёкнуло, когда маленькая белая фигурка мелькнула среди низкого кустарника, где паслись козы.

Тревога мгновенно овладела парнем. Он не забыл день, когда им с Евой впервые повстречался человек, появление которого так перевернуло их жизни. Вернее сказать, всё поменялось после его ухода. Несчастья полились на них, как гнилая вода из прохудившегося бурдюка. Всё, к чему они так привыкли, исчезло. То, что казалось таким незыблемым и таким постоянным, испарилось, как дым, не оставив и следа. Цветущая долина реки за считанные дни пожухла и превратилась в пустыню. Сочные плоды опали с деревьев и почернели, источая незнакомый отвратительный запах. Стада быков, ранее столь обильно покрывавшие зелёные луга на сколько хватало взгляда, тоже пропали. Лишь дикие козы остались на месте, находя пропитание в жёстком колючем кустарнике. Только благодаря козам Адаму и Еве и удалось выжить.

Тогда Адам впервые убил живое существо. Юноша невольно содрогнулся, вспоминая с каким отвращением он потрошил ещё тёплую тушу доверчивой твари, и как долго потом не мог отмыться от запёкшейся на руках крови. Ему ничего другого не оставалось. Адам поражался, с какой сноровкой и безразличием это делал тот — первый, который провёл с ними много дней. Незнакомец каждый вечер угощал их жаренным на огне козьим мясом. Как же тогда нахваливала это новое угощение Ева, как благодарила гостя за такую диковинку. Знала бы она, что потом только мясом и придется питаться, до болезненных спазмов в желудке.

Какое-то время Адам и Ева безучастно наблюдали за осиротевшей долиной, пока не приняли решение уйти. В тщетных поисках утраченного благополучия они долго следовали вдоль течения реки, пока та не разделилась на два рукава. Идти дальше не было смысла. Всюду наблюдалась одинаково унылая картина. Мало того, с каждым днем становилось всё холоднее, а по ночам у обоих зуб на зуб не попадал от пронизывающего ветра. Пришлось соорудить укрытие из палок и веток и поддерживать костер у входа в жилище, благо незнакомец показал им, как его добывать. Он многому тогда успел их научить, как будто знал наперёд, что их ожидало.

Резкий порыв ветра заставил юношу поплотнее укутаться в шкуру. «Совсем погода испортилась, — подумал Адам. — Всю ночь придется у костра сидеть, не сомкнув глаз». Он задремал, невольно вспоминая во сне, как несладко им пришлось в первое время. Они с Евой были тогда на грани отчаяния и практически опустили руки, по молчаливому согласию прекратив бороться и отдав себя на волю природы. Но та сыграла с ними очередную злую шутку. Когда надежда совсем покинула их, долина вдруг вновь покрылась яркими красками и зацвела. Адам и Ева, словно очумелые, радовались возвращению к привычной жизни. Они с наслаждением вгрызались в спелые сладкие плоды, в изобилии покрывавшие ветки деревьев. Адам напрочь забросил охоту и беззаботно нежился в теплых лучах солнца. По ночам легкий прохладный ветерок разносил по долине терпкие ароматы цветущего разнотравья, под которые так приятно спалось. Пшеничное поле, где Ева безуспешно пыталась вырастить первые всходы, само заколосилось густой ярко-зеленой щетиной. Даже хищники их больше не беспокоили. Их сытый довольный рык раздавался иногда в ночи со стороны разлившейся реки, куда тянулись с дневных пастбищ на водопой жирные быки с лоснящимися от сытости боками.

От этих воспоминаний сердце Адама защемило от тоски, потому что счастье их оказалось скоротечным. Вскоре природа опять зачахла, заставив обоих рыдать от безысходности. С тех пор так и повелось — короткая радость надолго сменялось голодными временами. Желая хоть как-то разобраться в капризах природы, Адам начал вести учёт происходящему, выкладывая неподалёку от дома чёрными камнями непогожие дни, а белыми — дни, когда наступало изобилие. Выходило, что благодать длилась всего лишь столько дней, сколько пальцев было на обеих руках Адама. А вот чёрных камней оказалось намного больше. Адаму пришлось дважды сосчитать все пальцы на руках и ногах своих и Евы, чтобы определить количество чёрных камней. Этот нехитрый календарь как нельзя лучше отражал реальность, в которой оказались Адам и Ева. Даже период изобилия вскоре перестал радовать их, поскольку они с содроганием наблюдали, как быстро заканчивались белые камни, и сколь бесконечно долго тянулась череда чёрных.

Как-то в приступе ярости Ева расшвыряла все камни, выкрикивая громкие проклятия в пустоту долины. После она упала на землю и долго рыдала от горя. Адам пришёл за женой только к вечеру и отвёл ту в дом. Он утешал её всю ночь, нежно обнимая и нашептывая ласковые слова. К утру отрешённость во взгляде девушки пропала. Она встала и, как ни в чём не бывало, принялась подбрасывать сухие ветки в потухший за ночь костёр. И только опухшее лицо и заплаканные глаза выдавали её внутреннее состояние. Адаму было ничуть не легче. Все дни чёрных камней им вновь приходилось охотиться, прятаться в жилище от непогоды и шакалов, которые в отсутствие другой добычи нередко пытались нападать на них. Они ещё с большим упорством продолжили возделывать землю и выращивать пшеницу, чтобы хоть как-то разнообразить свой стол. Благо, хранилось зерно долго, не портясь до наступления дней белых камней. Это был тяжёлый труд. Особенно поначалу. После оба привыкли. Кожа на их руках и ногах огрубела, да и кое-какие нехитрые инструменты Адам приспособил им в помощь. Ничего не поделаешь. Не умирать же с голоду.

Адам открыл глаза и посмотрел в сторону незнакомца. Плавно покачиваясь, тень от его фигуры вновь начала удаляться от юноши. Адам вскочил на ноги и бегом припустил с холма, уже не боясь быть замеченным. Странник приближался к лесу, и Адам переживал, что среди деревьев, да еще и в сумерках, он того потеряет. Так и вышло. Темнота быстро опустилась на землю, и юноша осознал, что заблудился. Теперь он даже не понимал куда идти, чтобы добраться до дома. Несколько раз споткнувшись в темноте о корни деревьев и сбив ступни ног в кровь, он устало уселся на землю посреди леса. Обиднее всего было упустить странника, появление которого, как надеялся Адам, могло пролить свет на те загадки, которые мучали его уже столько времени. «Как странно, — вдруг подумалось Адаму. — Ведь до прихода того — первого, у меня и вопросов-то не возникало. Всё было просто и ясно. И всегда было хорошо. А сейчас жизнь — сплошная мука. И чего ради?»

Невдалеке послышался треск веток. Адам пошарил по земле рукой и нащупал обломок сухой палки. Так себе защита от шакала, но лучше, чем ничего. Юноша пристально вглядывался в темноту, откуда исходили звуки. Вскоре там замерцал огонёк. Адам поднялся и двинулся в сторону огня. Чем ближе он подходил, тем ярче становился свет от костра. Он уже мог видеть в отблесках пламени худую прямую спину незнакомца, покрытую накидкой из странного материала — точно не козьей шкуры. Длинные серые волосы сидящего у костра были собраны в тугую косу. Чужак на миг повернул голову, и Адам заметил, что борода его была такого же пепельно-серого цвета. Щеки и лоб странника, покрытые глубокими морщинами, походили на высохшее яблоко.

— Брось палку, Адам. И присаживайся к костру. Скоро станет совсем холодно. Раздели со мной ужин.

От неожиданности юноша выронил сук. Как ни хотелось ему выходить на поляну с голыми руками, однако он переборол свой страх.

— А ведь раньше ты ничего не боялся, — спокойно продолжил незнакомец. — Страх был чужд тебе и твоей жене. Как, впрочем, и всё остальное, с чем ты столкнулся.

— Это ты! — воскликнул Адам, присмотревшись с собеседнику и узнав в нем того — первого. — А ты изменился. Кожа сморщилась, волосы побелели. Да и немощный ты какой-то.

Адам не знал, как поступить. Гнев душил его. Ему хотелось ударить чужака, накричать на того, но юноша сдержался. Звериные инстинкты, развившиеся у Адама за последнее время, призывали его к осторожности, поскольку от незнакомца исходила какая-то сила, неведомая парню.

Старик громко рассмеялся.

— Ты станешь таким же. Дай только время. Вечная жизнь и вечная молодость, ожидавшие тебя поначалу, оказались преждевременным даром. Его ещё надо заслужить. Однако ты быстро прогрессируешь. Я слышу в твоём голосе злобу и ненависть. Это хорошо. Так и должно было случиться.

Адам опустился на землю на некотором удалении от старика. Какое-то время оба просидели в тишине. Юноша наслаждался отдыхом и теплом от костра. В животе его заурчало, и он достал из сумы грубую пшеничную лепешку и головку заплесневелого сыра, которую Ева заботливо завернула в сычуг. Немного подумал и, отломив половину лепёшки и часть сыра, предложил их старику. Тот принял угощение с кивком благодарности, и оба принялись неспешно ужинать.

— Вижу, ты научился выпекать хлеб и приручил диких коз. Пока так себе успехи, но со временем ты достигнешь в этом совершенства. — Чужак вытянул из-за пазухи спелое яблоко и протянул Адаму.

Тот с опаской взял фрукт в руки и недоверчиво понюхал его.

— Откуда оно у тебя в это время? До дней белых камней ещё далеко.

Старик снова рассмеялся.

— Похоже, вы с женой не сильно ладите, раз ты даже такой подарок не можешь принять без опаски.

— Так за это тебя надо благодарить, — Адам откусил большой сочный кусок и принялся с наслаждением жевать. — До твоего прихода мы жили душа в душу.

— Так и было. И всё-таки, с чего же пошёл разлад?

— Ей не понравилась шкура, что я выделал для неё, чтобы прикрыть наготу, — после некоторой паузы ответил юноша. — А я столько дней на неё потратил. Все ногти обломал, пока жилы обдирал. Потом началось: мало тружусь, сижу без дела, кровлю никак не поправлю, мясо пригорело и всё в таком духе. Даже и не припомню всех её упрёков. Пожалуй, их даже больше, чем дней чёрных камней. Иногда, правда, её отпускает, но ненадолго. Стала винить меня во всех бедах, что с нами случились. А при чём тут я? До тебя мы были одним целым. А после оказалось, мы совсем разные. Только всё равно вдвоём сподручнее. По одиночке, наверное, оба бы уже сгинули. Так вот и ладим через силу.

— Да уж, несладко тебе приходится. Только и дальше легче не будет.

— Откуда тебе всё известно. Кто ты?

— У тебя короткая память, Адам. А я ведь о многом тебе тогда успел рассказать. Ещё двадцать лет назад, когда мы впервые повстречались. Только ты не умеешь слушать.

— Двадцать лет?

— Двадцать — столько пальцев у тебя на руках и ногах. А за год дни белых камней, или урожай, повторяются два раза по два, или четырежды.

— Да, уйма времени минуло, — задумчиво протянул Адам, с трудом пытаясь произвести подсчет в голове, переводя всё на камни. Получалось как-то чересчур много. — Я даже имя твоё позабыл.

— АВАЯ.

— Зачем ты пришел, АВАЯ? Опять принёс нам беды? Пока ты не заявился в первый раз, мы жили счастливо, — в голосе юноши слышалась угроза.

— Адам. А хорошо ли ты помнишь, как это было тогда раньше, до нашей первой встречи? — проигнорировал старик вопрос юноши.

— Ещё бы. Я был не одинок, — тут же ответил Адам. — Со мной всегда находился Он. Хотя, я и не знаю, кто Он такой. Какая-то сила, которая обо мне заботилась. С ней было хорошо и спокойно. Я был всё время в радости и безмятежности. А сейчас Он меня оставил. Я чувствую себя брошенным.

— Так и есть, Адам. Он прогнал тебя.

— Почему? За что Он так со мной?

— Поверь, Адам, все что бы Он ни делал, Он делает только тебе во благо.

— Не верю. Скорее не понимаю, — раздражённо отмахнулся юноша. — Какой ему прок от того, что я сейчас мучаюсь изо дня в день? Чем я провинился? Я же всегда следовал его воле.

— Это непросто понять, а у нас не так много времени, Адам. Так что послушай внимательно.

— Прошлый раз ты гостил у нас много дней, а сейчас уже хочешь сбежать, так толком и не объяснившись, — возмущённо воскликнул Адам. Он в бешенстве вскочил на ноги и поднял с земли толстую палку. Долго сжимал её в трясущихся от негодования руках и, ничего лучшего не придумав, с силой бросил палку в огонь. Ворох искр взметнулся вверх, заставив старика отпрянуть от костра и с недовольством прикрыть глаза рукой.

— Успокойся, Адам. И присядь, — вздохнул АВАЯ. — Я же попросил не перебивать. Но, изволь, отвечу и на этот упрёк. Первый раз я пришёл, чтобы подготовить вас к изгнанию и обучить простейшим навыкам выживания: как зерно выращивать, коз доить, хоть раз вам жаркое приготовить, чтобы вы потом не умерли с голода. Согласись, что вам это пригодилось. Остальному обучитесь сами. Главное, наблюдайте за природой, она всё подскажет. А сейчас я здесь, чтобы указать вам обратный путь, оставить надежду на возвращение к нему.

— Надежду? И только-то? Ты ведь можешь всё вернуть как было. Я чувствую это. Но ты уйдёшь, лишь оставив нам какую-то надежду? Надежду на что? Что мы не умрем с голода, или нас не загрызут шакалы? А зачем мне это? Какой в этом смысл? Только продлевать свои мучения? Ты снова пришёл нас обмануть, как и в первый раз! Это Он тебя прислал?

— Выглядит это так. Но на деле все иначе. Послушай меня, Адам, и больше не перебивай, иначе мне придётся уйти, оставив тебя ни с чем. Сейчас для тебя Я и есть Он. И ты лучшее из всего, что Я сотворил. Потому что Я создавал тебя по своему подобию. Не внешне, нет. По сути. — АВАЯ усмехнулся, заметив, как пристально Адам вновь принялся разглядывать его облик. — Так неужели ты думаешь, что Я отвёл тебе лишь роль глупого детеныша козы, который только сосёт вымя, и этим довольствуется, находясь в тепле и безопасности под защитой матери.

— Тебе видней, — Адам осекся и замолчал под колючим взглядом странника.

— Я свет, который наполняет всё кругом, — продолжал АВАЯ, поднимаясь в полный рост. — И до некоторого времени ты лишь наполнялся моим светом, или, как ты выразился, силой. Только ты не мог испытывать того безграничного наслаждения от существования, которое доступно мне — отдающему и наполняющему. В твоей памяти даже то время, когда ты был частицей меня, сохранилось лишь как защищенность, безопасность и, возможно, радость. Это жалкое подобие того, что испытываю Я, просто существуя. Чтобы ощутить всю радость бытия, ты должен вернуться ко мне осознанно, через трудный путь собственного исправления. Потому мне пришлось прогнать тебя на время, показав тебе, как это — жить в одиночестве, когда Я тебя оставил. Тебе придется научиться стать таким же, как Я — отдающим. Жить не ради одного себя, но и ради своей жены. Отдавать ей всё тепло своего сердца и научить её поступать так же. Ты должен увидеть проявление моей любви в каждом живом существе на земле, в каждом явлении природы, даже в так ненавистных вам днях чёрных камней. Найди счастье в ежедневном тяжёлом труде и в честно выполненной работе. Полюби этот мир таким, какой он есть, и на исходе жизни ты сможешь прийти ко мне, чётко осознавая, что есть добро, а что есть зло, и научившись отдавать себя другому без остатка так же, как это делаю Я. Моя любовь к тебе безгранична, но ты не можешь пока ощутить всей силы этой любви.

— Ты вполз к нам в дом, как змея, скрывая подлые намерения под маской благого дела, — не вытерпел Адам. — А сейчас ты хочешь, чтобы я поверил тебе и ступил на неизвестный путь, не будучи уверенным, что всё сложится так, как ты обещаешь. Ты говорил, что откроешь нам глаза на мир. Зачем ты сделал это? Ты ведь не спросил, хотим ли мы этого. Нам было так хорошо в нашем неведении. Мы жили в своём мире и другого не знали. А сейчас мы каждый день видим этот другой мир. Он совсем не такой, каким ты описывал его. Ты принёс нам знание. Но что проку от него? Чем больше я узнаю, тем меньше радости во мне остаётся. А сейчас ты еще и говоришь, что мне придётся горбатиться до конца моих дней и при этом все результаты моего труда — вот так просто отдавать Еве, надеясь, что она примет их безо всякой корысти и ответит мне тем же. И зачем только моя глупая жена пригласила тебя пожить с нами? Ты знал, что повстречайся я тогда с тобой раньше её, я бы прогнал тебя палкой. Ты изначально сотворил её слабой и падкой на соблазны, хоть это и не проявлялось, пока мы жили в благодати.

— Что ж, может и так. Только мне решать, что и как делать, а не тебе. По крайней мере до той поры, пока ты не завершишь исправление. Ты можешь не верить мне, Адам. Но ты вскоре сам убедишься в моей правоте. Если ты будешь действовать вопреки моей и твоей природе, жизнь будет постоянно наказывать тебя и в конце концов станет просто невыносимой. Вот когда ты по достоинству оценишь мой дар знаний. Без них тебе не разобраться, как поступать. Но стоит тебе лишь раз поступить правильно, как ты ощутишь, что все силы творения поддерживают тебя. Я не пришёл, чтобы спорить с тобой. Я пришёл, чтобы сказать тебе, как будет.

Над собеседниками нависла гнетущая пауза. Адам не знал, что делать дальше. В душе он понимал, что незнакомец не лжёт. Только его обман в первую их встречу не позволял Адаму целиком и полностью довериться ему.

— У тебя нет выхода, Адам, — произнес АВАЯ, легко читая сомнения юноши. — Прими это, или погибнешь.

— Не очень-то это похоже на проявление любви. Сколько же нам с Евой еще мучиться? У нас и силы все на исходе, а скоро мы с ней станем такими же немощными, как ты сейчас. Ты ведь ещё грозишься и вовсе жизнь забрать.

— Ну и упрямец же ты, Адам, — в голосе старика слышалось явное раздражение. — Жаль, что я решил в этот раз поговорить с тобой, а не с твоей женой. В ней намного больше благоразумия. Хоть она и слабее тебя физически, но дух её не уступает твоему, а может даже и превосходит. Скорее всего, она оказала бы мне совсем иной приём. Может поначалу и обругала бы, а то и с палкой за мной погналась бы. Всё-таки она женщина. Только ей хватило бы понимания, чтобы образумиться и с благодарностью принять мою волю.

— Как же! Хотел бы я посмотреть на её истерику при твоем повторном появлении.

— Довольно! — резко прервал беседу АВАЯ. — Я сделаю всё по-другому. Твоё упрямство несколько изменило мой изначальный план. Я хотел наполнить жизнь твою и Евы простыми радостями, а дух питать надежной на воссоединение со мной. Вы могли пройти этот путь вдвоём. Однако, только что ты сильно усложнил вашу участь и судьбу ваших потомков, которые будут тебя проклинать за это. Я уже говорил, что ты должен научиться любить жену, как самого себя. Я усложню задачу: не только жену, а всё человечество. Людей станет много. Очень много. Настолько, что проявление любви всех к каждому покажется невыполнимым бременем. Но вы справитесь. Ведь вы же подобны мне.

— Опомнись, АВАЯ! Я знаю только боль и горе, хотя сейчас нас с Евой только двое. Так какую же меру несчастий ты хочешь взвалить на людей, если их станет много. Ведь каждому из них придётся тянуть на себе ещё и лямку за всех остальных. Такое никому не под силу вынести. Горе захлестнёт мой род, как река, выходящая из берегов в дни белых камней. Сколько же поколений моих потомков ты обрекаешь на вечные страдания?

— То, что ты называешь вечностью, для меня всего лишь миг. Я и так несколько поторопился с этим миром, поэтому впредь буду более осмотрительным. Согласись, семь дней — это совсем немного для такого творения. Тебе и твоему роду придётся научиться терпеть и ждать. Скоро ты поймешь, насколько сильными могут быть эти простые добродетели. Тебе не удастся при своей жизни возвратиться ко мне, Адам. Я сделаю так, чтобы тебе одному это было не под силу. Это будет работой для всего человечества. Ты начнешь её, а завершат твои потомки через много лет. Я буду навещать их, чтобы они не теряли веру, и помогать им на их пути. Иногда при помощи палки, которой тебе так хотелось отходить меня при встрече. Со временем, когда люди погрязнут в грехах, самые достойные из них получат от меня законы, по которым следует жить, и донесут эти законы до остальных. С тебя же спрос невелик. Достаточно произвести потомство, крепко осесть на этой земле, развить ремесла, прочие умения и навыки, чтобы твои дети и внуки могли заселить её. Раз тебе так недоставало развлечений, и тяжёлый труд изо дня в день так обременителен для тебя, люди получат их от меня с лихвой. Вы погрязнете в удовольствиях. Я позволю твоим потомкам раздуть их животные желания до непомерных размеров и дам им больше времени, чтобы насытиться ими сполна, тем самым лишь удлиняя путь исправления. Только учти: эти соблазны не смогут утолить вашей жажды, и люди вынуждены будут придумывать себе все новые и более изощренные развлечения, чтобы прокормить свой эгоизм, пока природа уже не в силах будет более потакать их жадности. Придет день, и сама земля отвергнет твой род, отказавшись дарить вам новую жизнь и поддерживать уже созданную. Ты сам продлил срок своего заточения в этом мире. Для тех же, кто в силах будет обуздать свои животные страсти, и удовольствуется трудом праведным и верой в меня, Я, пожалуй, сделаю исключение. Они смогут прийти ко мне на исходе своей жизни, не дожидаясь, пока это сделает всё человечество. Хватит. А то я ещё чего-нибудь подкину в запале. Сейчас иди к своей жене. Она, наверное, заждалась и беспокоится, куда ты запропастился на ночь глядя. Сегодня ты откроешь счёт желаниям и познаешь Еву как женщину. После расскажешь ей про нашу встречу.

— Но почему ты не поговоришь с ней сам? — испугался Адам, понимая, что на этот раз набедокурил по-настоящему. — Она может мне не поверить! Скорее всего, точно не поверит. Она столько раз проклинала тебя в своих причитаниях.

— Мне достаточно одного собеседника. Это часть твоей работы — донести мою волю до остальных — пока лишь до собственной жены, а в последствии и для всех людей. Прощай, Адам. С тобой мы больше не увидимся.

Старик поднялся и начал удаляться в лес. Уже из темноты он добавил:

— Я не удивлюсь, Адам, если ты утаишь от Евы то, как ты сегодня лишил её скорой надежды на воссоединение с Творцом, и как обрёк ваших будущих потомков на долгие годы страданий. Хотя при этом ты будешь на протяжении всей жизни из поколения в поколение попрекать её тем, что она впустила меня к себе тогда первый раз и обвинять её во всех ваших бедах. Как ты меня назвал? Змеем? Бедная Ева! Пожалуй, придется добавить силы и терпения женщинам, чтобы они смогли выносить мужчин на протяжении всего пути исправления, терпеть ваше мужское упрямство и твердолобость, и при этом продолжать любить вас и не сойти с ума. Однако, я дам тебе последний шанс, Адам. Если ты найдешь в себе силы признаться ей в том, что сегодня натворил, возможно, я всё-таки передумаю и сильно сокращу для вас срок исправления. Время покажет, как ты поступишь.

Адам даже не обернулся. Он подвинулся ближе к огню, чтобы в тепле провести остаток ночи перед тем, как пойти домой. Но стоило ему подумать о Еве, как внизу живота у него стало разгораться желание, полностью подавившее всё раздражение и злость от недавнего разговора. С трудом дождавшись первых лучей солнца и уже не в силах совладать с этим доселе неведомым чувством, Адам вскочил на ноги и направился домой, не обращая внимания на изрядно досаждавшие ему удары веток по лицу. Желание насладиться Евой гнало его вперёд, а боль и страх отступали, преклоняя голову перед новой эрой в эволюции человека — эволюцией желания.