Сон гипсовых статуй

— Ну, привет…

Джеральд похлопал по плечу гипсовую статую, застывшую в холле старого поместья. Глаза истукана смотрели в пустоту длинного коридора, тускло озарявшегося несколькими настенными бра. Фигура симпатичного, лет тридцати мужчины в строгом деловом костюме держала в руках книгу и будто пыталась перелистнуть очередную страницу.

— Давно я сюда не захаживал, дружище. Прости, мне очень жаль.

Статуя не издала ни слова, да и Джеральду не обязательно было что-то слышать. Ни одна речь, даже наполненная поддержкой и сочувствием, не смогла бы избавить его от ощущения сожаления и раскаяния.

— Так, а где хозяйка? — пробормотал себе под нос мужчина. — Неужто застыла вне дома?

Джеральд прошел по темному коридору и распахнул двери гостиной. Она выглядела потрепанной и неопрятной: на мебели лежал огромный слой пыли, ковер вытерся, а зеркало в деревянной оправе покосилось. Пахло сыростью, плесенью и копотью от давно нечищенного камина.

Мужчина прошел в столовую, оформленную в викторианском стиле, но не нашел в ней ничего, кроме мрака и запустения. "А ведь раньше здесь проводились прекрасные вечера, — подумал он. — Как же, черт возьми, давно это было. Кажется, лет двадцать назад, а то и больше".

Джеральд проверил ванную комнату и поморщился от ее вида, а затем вышел на веранду. Прохладный осенний воздух колол щеки, а сквозняк то и дело пытался заползти под воротник и неприятно пощекотать шею. Оглядевшись, мужчина увидел хозяйку дома, которую искал. Она тоже превратилась в гипсовую статую и застыла у бельевой веревки с полотенцем в руках.

— Бедная моя Беатрисс, — прошептал Джеральд, — я оставил тебя в таком месте, да еще и за домашними делами. Ужасный удел для женщины — застыть в вечности с не развешенным бельем в руках. Прости меня.

Мужчина вернулся в дом, достал сигарету из портсигара и закурил. Клубы дыма окутывали столовую и переливались серебром в тусклом свете лампы под потолком, чудом уцелевшей, но уставшей и тусклой.

— Как же мне вернуть вас к жизни? — размышлял вслух Джеральд. — Я ведь даже не знаю, что в этом мире мне подвластно. Как жаль, как же мне жаль…

Докурив, он достал из сумки ворох бумаг, наспех скрепленных цветными скрепками. Он пролистал их от начала до конца, освежая память, а затем потянулся в карман куртки, чтобы достать шариковую ручку. Мужчина написал несколько строк и поднял взгляд в надежде, что обстановка дома заиграет новыми красками, но, к сожалению, ничего не изменилось. На всякий случай он выглянул в коридор, но увидел то же, что и при входе в дом: полумрак и очертания статуи с книгой.

— Так, этот план провалился. Похоже, чтобы оживить героев, автору мало продолжить писать роман, который был заброшен почти четверть века назад.

Джеральд расстроился и почувствовал, что глаза наполнились слезами. Он быстро собрался и взял себя в руки, но все же смахнул одну соленую каплю со своей щеки.

— Боже мой, я знаю, что я сплю, и это так странно. А еще что говорю вслух сам с собой. Но ничего, кто об этом узнает? Во сне можно и сумасшедшим побыть.

Джеральд прошел в холл и попытался открыть входную дверь, но она не поддалась. Он раздраженно выругался, сел на пуф у высокого платяного шкафа и призадумался. Писатель понимал, что должен найти ответ именно в поместье, где оказался благодаря проделкам Морфея, но не знал, с чего начать.

–А может быть, сдаться и проснуться? Я же читал где-то, что разрушить осознанное сновидение можно, поглядев в зеркало. А оно как раз в гостиной.

К сожалению, и эта идея Джеральда не принесла результата. В зеркале он увидел худого пожилого мужчину с седыми волосами и усталыми глазами. Но сон не спешил развеиваться, отчего писатель скривился в недовольной ухмылке, отошел от покосившейся рамы и уселся на диван.

— Черт, просто бред какой-то. Что ж, начнем с самого начала. Соберись, Джерри, ты же сообразительный, когда прижмет!

Мужчина вновь обратился к своей рукописи. В этот раз он читал внимательно и вдумчиво, осмысливая каждую деталь когда-то созданного им текста.

В поместье, где оказался мужчина, жили маги по имени Бертран и Беатрисс. Они старались не отличаться от людей и вести обычную жизнь, но все же не могли полностью отказаться от своих способностей. Их колдовство приносило и свет, и тьму — в зависимости от того, на кого оно было направлено.

— Так, в первой главе упоминается, что у Бертрана был посох силы, который мог воскрешать, — оживленно сказал Джеральд. — Господи, какая посредственность, аж стыдно. Ну что же, поищем.

Мужчина взошел по витой деревянной лестнице на второй этаж поместья, едва не покалечившись от провалившейся под его весом ступени. Он хотел добраться до кабинета магов. К его счастью, дверь комнаты оказалась приоткрыта, а на столе хозяина дома продолжала гореть зачарованная навеки свеча.

— А вот и он! — с радостью воскликнул Джеральд, заметивший посох, стоявший в углу комнаты рядом со ссохшимся от времени фикусом. — Я же и заклинание помню наизусть! Vivere, videre, ardeat!

Мужчина несколько раз произнес заветные слова, ударяя посохом об пол и представляя в уме образы Беатрисс и Бертрана. Он выглянул в окно, но статуя во дворе продолжала оставаться недвижимой и безмолвной.

— Так, Джерри, рано сдаваться. Садись в кресло и читай, что ты там дальше нафантазировал.

Мужчина выполнил свой приказ и погрузился в чтение. Время от времени он давал язвительные комментарии тому, что написал, закуривая одну сигарету за другой. Наконец, его внимание привлекла сноска: “Однажды Беатрисс зачаровала розовый куст, чтобы они с Бертраном вечно оставались молодыми в своем бессмертии”.

— Знаешь, Джеральд, хорошо, что ты оставил мечту стать писателем. Такую ерунду никто бы не стал читать, — с раздражением в голосе промолвил мужчина. — Сейчас бы ты совсем по-другому все придумал. А еще не застрял бы в этом чертовом сне!

Писатель подумал несколько минут и побрел в сад, чтобы найти розовый куст, о котором говорилось в рукописи. На удивление, ему это быстро удалось: зачарованное растение оставалось цветущим среди побледневших кустов и зелени. Он положил руку на бутоны цветов и произнес заклинание, найденное в рукописи: “Non morti obnoxius, resurge!”.

— Опять не сработало! — завопил он, выходя из себя. — Да что же мне сделать-то? А?

Не успел Джеральд выпустить пар, как услышал тихий стук в калитку. Он резко развернулся на месте и поспешил открыть незваному гостю. “Интересно, может ли кто-то убить меня во сне? — пронеслось в его голове. — И умру ли я от этого в реальности?”.

За калиткой виднелась фигура сгорбленной, старой женщины в черном одеянии. Ее руки, облаченные в кружевные перчатки, озарялись золотистым свечением. Незнакомка заговорила, не поднимая глаз:

— Привет, Джеральд, помнишь меня?

Растерянный мужчина застыл на месте. Он не мог вспомнить траурную даму, как бы ни старался, но ее голос казался ему знакомым. Женщина покачала головой и промолвила:

— А раньше мы с тобою часто встречались. Вот, погляди, во что я превратилась за долгих двадцать лет разлуки. Каждый год в этом мире за три, Джерри. Я старуха, Джерри. Но я тебя не виню.

— Анна? — предположил мужчина. — Анна, ты?

— Да, — вздохнула дама.

— Войдешь?

— Не могу, хоть и хотелось бы. Но я помогу тебе найти выход и ответы на вопросы. Следуй за мной.

Дверцы калитки отворились и дама протянула Джеральду руку в кружевной перчатке. Он бережно сжал ее ладонь и ненадолго ослеп от яркого, золотистого света, ударившего в глаза. Когда свечение погасло, Джеральд огляделся и увидел, что находится на корабле. Он сразу приметил пиратский флаг и осознал, что уже бывал в этом месте. Женщина поспешила заговорить:

— Тебе нужно разгадать три загадки, чтобы вернуться в реальность и освободить Бертрана с Беатрисс. Ты же всегда любил такой прием в литературе. Первая загадка здесь. Найди то, что однажды заставило тебя взяться за перо.

Джеральд спустился в каюту капитана — почему-то ему показалось, что ответ нужно было искать там. Но кроме запертых сундуков, чучел диковинных животных и золота, разбросанного по дубовому письменному столу, он так ничего и не обнаружил. Расстроенный мужчина поспешил вернуться на капитанский мостик. Он заметил две статуи, которые упустил из виду. Гипсовый матрос с ехидной улыбкой держал на цепи раба, который по-видимому что-то пытался ему рассказать.

— Я вспомнил, Анна, это же так просто! — воскликнул Джеральд. — Это же я, вот тот раб на цепи! А матрос это Вильям, мой брат. Он всегда меня обижал и говорил, что я ничего не добьюсь. Помню, я написал свой первый рассказ в тринадцать лет. Там он был злодеем, пиратом, а я — отважным капитаном, который его победил! Вот почему мы на корабле.

— Да, с этим заданием ты справился быстро. Но два других будут сложнее. Не медли, бери меня за руку, нам пора.

Джеральд поспешил выполнить просьбу дамы. Он совершенно не ожидал, что хрупкая на вид женщина сделает невероятной силы прыжок за борт, который закончится резким и болезненным ударом о поверхность воды. Они погружались в самую темноту океана, время от времени минуя стайки любопытных рыб, подплывавших совсем близко. Синий оттенок вод сменился на черный. Время от времени им приходилось спасаться бегством от глубоководных удильщиков, манивших их слабым маячком света, а также других страшных подводных хищников. Джереми показалось, что впервые в жизни он испытал такой леденящий холод и ужас. Но путешествие закончилось быстрее, чем он предполагал: в толще воды показался слабый золотистый свет, который с каждой секундой становился все сильнее. Мужчина закрыл глаза и подумал: “Интересно, где мы окажемся?”.

Свечение погасло и он поспешил оглядеться. Джереми и его спутница стояли на площади небольшого города, жители которого застыли в своем гипсовом бессмертии. Обстановка напоминала средневековье: площадь окружали невысокие каменные домики с уходящими в небо шпилями, лавки торговцев, наспех выставленные в ряд, повозки, небрежно брошенные рядом с ними. Было грязно, серо и пасмурно. Джереми произнес:

— Знаешь, Анна, я и не догадывался, что описал такой траурный мир. Прости, что тебе приходилось в нем жить.

Дама покачала головой, но ничего не ответила. Она лишь махнула рукой, чтобы обратить внимание Джереми на виселицу, возвышавшуюся поодаль. Мужчина ахнул и потупил взор:

— А это худшее, что было в моей рукописи. Ненавижу эту сцену.

Он поспешил подойти к месту казни и получше его рассмотреть, борясь с желанием закрыть глаза и поскорее сбежать. В душе горело клокочущее чувство вины. Джереми обрадовался, что веревка с завязанной на ней петлей оказалась пустой. Но представление от гипсовых статуй, свидетелем которого он невольно стал, заставило его заплакать.

Грузный палач в перчатках и колпаке, скрывавшем лицо, тащил на плаху неземной красоты эльфийку со связанными за спиной руками. Толпа, состоявшая из гномов, эльфов, людей и других представителей вымышленных рас застыла в ожидании казни. Лица некоторых из них сковала гримаса ужаса, а другие были рады зрелищу, которое им предстояло увидеть. Джереми провел рукой по лицу эльфийки и повернулся к Анне, стоявшей позади него:

— Да, я хотел убить Клариссу ради накала страстей. Но бросил писать главу и оставил ее переживать ужас осознания предстоящей смерти. Ох, я любил эту героиню, она такого не заслуживала.

— Не вини себя, Джереми, — отозвалась дама, — ты здесь не за этим. И да, удел писателей, как и их персонажей, бывает непрост. Но вот тебе второе задание: подумай, что заставило тебя бросить работу над книгой и забыть о ней на целых двадцать лет? У тебя всего три попытки дать правильный ответ. Не справишься — я исчезну и дорогу в реальный мир придется искать самому.

— Творческий кризис, — быстро выпалил мужчина, — он всему виной. Вдохновение закончилось, и все.

— Ох, это распространенное оправдание, — с досадой в голосе отметила дама. — Но ответ неправильный. Подумай еще.

Расстроенный Джереми опустился на край плахи и достал из кармана портсигар. На удивление, после путешествия сквозь океан сигареты остались в целости. Он закурил и закрыл глаза, пытаясь найти ответ на сложный вопрос.

— Твоя смерть, Анна, — прошептал он. — Когда ты умерла, у меня опустились руки. Я больше не знал, где искать вдохновение и ради чего писать. Ты была моей музой.

— Прости, но ты снова неправ, — холодно отозвалась женщина. — Тебе в голову приходило множество идей, даже когда меня не стало. Ты просто отказывался их записывать и воплощать в жизнь.

— Лень? — быстро предположил Джереми. — Я бросил писательство из-за лени, ты это хочешь сказать?

Дама сделала несколько шагов назад сложила руки на груди. Она начала медленно растворяться в воздухе, прошептав:

— Ох, дорогой, ты всегда был так поспешен в своих выводах. Извини, но больше помогать я тебе не в силах. Найди дорогу домой.

— Анна! Анна! — кричал Джереми, пытаясь дотронуться до призрачной фигуры. — Не оставляй меня снова, Анна!

Но крик не помог остановить неизбежное. Мужчина остался совсем один на промозглой площади, наполненной гипсовыми статуями и ощущением разрухи. Ему было страшно и горестно от того, что он не смог справиться с заданием и потерял своего единственного помощника. Джереми покосился на петлю на плахе и подумал: “Может быть, я должен умереть вместо Клариссы, и тогда все закончится?”.

И он попробовал, подставив к виселице табурет, найденный в одной из торговых палаток. Его сердце бешено колотилось, из глаз лились слезы, а руки дрожали. Мужчина затянул петлю на шее, выдохнул и резким движением отбросил табурет из-под ног. Его поразила острая боль, которая быстро развеялась. Он понял, что все еще дышит и открыл глаза. Оглядевшись, Джереми осознал, что стоит возле торговых палаток, где началась эта глава его путешествия. Виселица и спешившие на представление гипсовые горожане остались вдалеке.

— Правильно говорят, что самоубийство не выход, — заметил вслух мужчина. — От себя не убежишь. Эх, психотерапевта бы сюда, он бы мне быстро помог в себе разобраться. Но придется все делать самому.

Писатель решил прогуляться по площади и оглядеться в надежде, что среди палаток, повозок и разрухи найдутся подсказки. Но все было тщетно: он узнавал мир, который придумал, но не мог понять, как из него выбраться. Джереми упал на мощеную мостовую, лег на спину и вновь закурил. Он смотрел в серое небо и задавал себе множество вопросов: о жизни, о творчестве, о потерях и радости. Внезапно для себя мужчина произнес:

— Я всегда так боялся, Анна. Всего боялся. Переживал, что критики разнесут мою рукопись в пух и прах, что она не понравится тебе. Что не справлюсь со славой, если она на меня обрушится. Боялся даже лучшему другу отправить отрывок, испытывая стыд за то, что сотворил. Я был таким трусом, Боже, каким же трусом я был! Наверное, поэтому я стал клерком, а не писателем, как хотел. Променял мечту из-за страха. Какой же я идиот…

Джереми, говоривший сам с собой сквозь слезы, не заметил, как небо начало медленно опускаться на мощеную площадь. Он осознал это лишь тогда, когда почти у самого носа увидел кучные облака и почувствовал сырость. Мужчина вскрикнул и попытался встать, но уперся лицом в серую прохладу. Он закричал от страха, перевернулся на живот, обронив из рук портсигар, закрыл глаза и приготовился быть раздавленным небесной толщей. В его голове пронеслось: “Ну вот и все, прощай, жизнь”.

Ощущение холода, накрывшее его с головой, рассеялось. Джереми ощупал рукой лицо, убедившись, что может это сделать и попробовал пошевелить остальными частями тела. Осознав, что ему это удается, он открыл глаза и пригляделся.

Он оказался в маленькой лесной хижине, срубленной из деревянных брусьев. Рядом с камином стояло кресло-качалка и журнальный столик, на котором ютился небрежно брошенный ворох бумаг. Обстановка была уютной и до боли знакомой. Джереми быстро понял, что очутился в убежище писателя, которое придумал еще в детстве. Он всегда представлял его таким: тихим, теплым, с винтажной мебелью и обилием милых сердцу безделушек. Мужчина встал, отряхнулся и поспешил разглядеть каждую мелочь в своей хижине. Он дотронулся до рогатого черепа на стене, украшенного витиеватыми узорами, присел на кровать, застеленную лоскутным одеялом, взял книгу с полки огромного резного шкафа и пролистал несколько страниц, вдыхая аромат пыли и старых чернил. Чувство страха рассеялось, сменившись ощущением странной ностальгии по месту, которого не существовало в реальности.

— Как давно я об этом мечтал… — подумал Джереми. — Я совсем забыл об этой хижине. Да и мечтать перестал лет десять назад, а может и больше. Как же здесь хорошо!

Его внимание привлекли бумаги на журнальном столике — от них исходило знакомое золотистое свечение. Писатель быстро подошел и взял их в руки, опасаясь упустить новую подсказку своего путешествия. Свечение ослабло и ему удалось разглядеть почти выцветшие слова в газетной колонке: “Писатель-неудачник Джереми Коллен был найден в своем доме без признаков жизни. Его рукописи были утилизированы с остальными вещами. Мир его праху”.

— Нет! — истошно закричал мужчина, выронив бумаги из рук.

— Ты не смог нас спасти и выбраться отсюда, — послышался за спиной женский голос.

Мужчина развернулся и понял, что наваждение о хижине развеялось — вокруг воцарилась белая, ослепляющая пустота. Он разглядел очертания Беатрисс, которая больше не была статуей. Ее длинные черные волосы мягко ложились на плечи, а лавандовое шелковое платье переливалось и струилось, словно под дуновением ветра. Женщина смотрела черными, как ночь, глазами прямо в глаза Джереми и выглядела отрешенной. Она промолвила:

— Вот и все. Мы застряли здесь навсегда. Зато у нас много времени, чтобы поболтать. Кстати, в этой пустоте оказались не только мы с тобой. Оглянись.

Джереми поступил так, как просила Беатрисс. Вокруг из ниоткуда появлялись другие персонажи его рукописей. Все они были печальны и смотрели на него то ли с укором, то ли с недоумением. К Джереми подошел маг Бертран и протянул ему книгу, которую читал, пока был статуей. Он произнес:

— Знаешь, это настоящая пытка — целую вечность смотреть на одну страницу, которую не можешь перелистнуть. Но теперь я могу дочитать книгу до конца, поэтому спасибо. Ты нас не спас, но все же, облегчил нашу долю. А вот себя не уберег, слишком глубоко погрузился в сон.

Как никогда раньше Джереми хотелось очнуться в своей постели и осознать, что все произошедшее было наваждением. Он не знал, что сказать тем, кто оказался рядом с ним. Повсюду были персонажи, которых он создал: от главных героев до тех, кто встречался им на пути. Из пустоты к нему подошла Кларисса, отчего мужчина тяжело вздохнул и произнес:

— Я так виноват…

Эльфийка скривилась, нервно засмеялась, а затем отвесила Джереми звонкую пощечину. Он сделал шаг назад от неожиданности и опустил глаза.

— Заслужил, — пробормотал он, — поделом мне.

— Ага, — отозвалась Кларисса, — сам наделил меня силой, красотой и гибким умом. Вот и расхлебывай. А еще решил убить меня прямо в середине повествования, да как! Повесить, как распутную городскую девку! Срам!

— Ладно тебе, хватит! — послышался тихий голос из пустоты.

Джереми обернулся и увидел Анну — молодую и красивую. Он бросился к ней и обнял женщину так крепко, как мог. Она прошептала ему на ухо:

— Еще есть шанс выбраться отсюда. Но для этого тебе придется потрудиться.

— Я согласен.

Перед Джереми возникла его рукопись, портсигар и шариковая ручка. На последнем листе скрепленных наспех бумаг оказалась незаполненная расписка, которая гласила: “Я, Джереми Коллен, завершу работу над книгой и избавлю героев от забвения. Дата: вечность. Подпись”.

Писатель поднял взгляд на собравшихся вокруг него персонажей и улыбнулся. Маг Бертран поспешил предупредить его:

— О, не стоит думать, что ты нас перехитришь. Если подпишешь документ и не выполнишь обещание, вновь окажешься здесь. А мы будем гораздо злее, чем сейчас, смекаешь?

— Но это же откровенный шантаж! — разозлился Джереми. — Вы же плод моего воображения, как вы смеете?

— Иногда воображение — это единственное, что может испортить тебе жизнь, Джерри, — усмехнулась Беатрисс. — Это твое проклятие. Будь добр либо с ним разобраться, либо пожинать его плоды.

Джереми схватил ручку и быстро подписал бумагу. Толпа, окружившая его, загалдела, а пустота из белой превратилась в золотистую. Яркая вспышка ослепила мужчину и сбила его с ног, заставив провалиться в небытие.

Писатель проснулся на полу своей спальни, запутавшись в коконе из одеяла. Щека продолжала гореть от пощечины Клариссы, а мышцы ломило так, будто вчера он один разгрузил целый вагон с чем-то тяжелым. Мужчина неловко поднялся с пола и сел на кровать, упершись локтями в колени, а подбородок уткнув в ладони. Он размышлял: был ли его сон пустым плодом воображения или он действительно побывал в мире, который сам когда-то сотворил.

Краем глаза писатель заметил золотистое свечение на письменном столе в углу комнаты. Он нерешительно подошел к нему и увидел записку на листе, вырванном из его ежедневника. На ней был адрес, а также короткое замечание: “Тебе туда”, выведенное ровным, красивым почерком.

Превозмогая желание остаться дома и отдохнуть, Джереми переоделся и вызвал такси по указанному в записке адресу. Он всю дорогу ломал голову, что же его ждет. Машина остановилась у старого пятиэтажного дома в районе, где Джереми раньше не бывал. Он поблагодарил водителя, расплатился и поспешил найти квартиру, о которой говорилось в записке.

Писатель добрался до третьего этажа и остановился у двери с номером двадцать три. Он постучал, но ему никто не открыл. Расстроенный Джереми уже собирался уходить, но случайно заметил очертания ключа под ковриком у двери. Он достал его, отряхнул от пыли и три раза повернул в замке. Дверь отворилась, из квартиры донесся запах хвои и цитруса.

Джереми осторожно вошел в коридор и нащупал на стене выключатель, который оказался сломан. Мужчина включил фонарик на телефоне и неспешно прошел в единственную комнату квартиры. Он замер на месте и ахнул: она была точно такой, как хижина в его сне. Деревянная отделка стен и пола, лоскутное одеяло на кровати, даже камин, правда, бутафорский — все предметы и обстановка были как сон наяву. Джереми подбежал к журнальному столику, но не увидел на нем выцветших газет с траурными заголовками — лишь новую записку со знакомым почерком. Она гласила: “Теперь у тебя есть то, чего ты так хотел. Помни про наш уговор”.

Писатель вздохнул и опустился в кресло-качалку. Он заметил на каминной полке папку с документами и поспешил ее открыть. Среди бумаг он обнаружил дарственную на его имя от Анны Коллен.

— Моя дорогая жена, — дрожащим голосом прошептал он. — Ты знала обо мне даже больше, чем я думал. Спасибо.

Джереми вышел из своей новой квартиры, запер дверь на ключ и вызвал такси. Он заехал в цветочный магазин и выбрал букет из белых роз в плетеной корзинке, перевязанной красной лентой. Писатель спешил к любимой Анне на кладбище, чтобы почтить ее память и поделиться своими чувствами. Когда он подошел к могиле, то заметил рядом с ней свежий венок из красных роз. На нем была подпись: “От Бертрана и Беатрисс. Мы тебя любим”.

— Ничего не понимаю, — растерянно прошептал мужчина. — Похоже, я действительно схожу с ума.

Он поставил корзинку с цветами рядом с венком и посидел в тишине, выкурив сигарету. А затем заговорил:

— Аннушка, я хотел увековечить тебя в книге, но обрек тебя на чудовищное прозябание и одиночество в выдуманном мной мире. И все из-за дурацкого страха. А теперь мне ничего не страшно, слышишь? Ничего. Спи спокойно, любовь моя, я выполню свое обещание.

Джереми покинул кладбище и поспешил в магазин. Он купил ноутбук, посчитав, что это лучший аналог печатной машинки, прихватил по пути кофе с круассаном и вернулся домой. Мужчина долго искал рукописи, затерявшиеся среди бумаг и квитанций в нижнем ящике стола. Наконец, достав стопку пожелтевших от времени листов, он надел на них цветную скрепку и вышел на улицу. Писатель решил пройтись до своей хижины пешком, обдумывая сюжетные повороты и поступки персонажей. Наконец, прибыв в свой новый дом, он расположился в кресле-качалке, разложил на журнальном столике рукопись и поставил ноутбук на колени. Открыв текстовый редактор, он написал: “Посвящается моей дорогой жене Анне. Глава первая: поместье Бертран и Беатрисс”.

Он переписывал сюжет по-новому, а видениям, которые были в его сне, добавлял реалистичности, тепла и красок. Поместье, пребывавшее в запустении, снова наполнилось жизнью и уютом. Даже средневековая площадь, обшарпанная и серая, ожила и не казалась траурной. Кассандру больше не хотели казнить — она совершила немало подвигов и сыграла одну из главных ролей в повествовании. Но первое место в романе Джереми отвел Анне, которая, как и в жизни была его верной и любимой спутницей.

Он трудился над книгой несколько недель, прерываясь лишь на работу и сон. Когда рукопись была завершена, писатель разослал ее в издательства и опубликовал на нескольких ресурсах в интернете. Он больше не боялся, что его труд кому-то не понравится или не принесет ему славы. Джереми выполнил обещание, которое дал — лишь это казалось ему важным.

Мужчина вышел из квартиры и вдохнул полной грудью морозный зимний воздух, пока ждал такси. Он возвращался из писательской хижины домой, чтобы отдохнуть и наконец-то нормально выспаться. Поужинав и поглядев дурацкое шоу по телевизору, Джереми переоделся в пижаму, погасил ночник и укрылся пледом. Уснул он быстро и впервые за много недель спокойно.

Ему снились персонажи книги и новый мир, который он для них создал. Двадцать лет запустения превратились в красочную фантазию, будоражащую воображение. Он встретил тех, кому обещал все исправить и больше не чувствовал себя виноватым, получив от них прощение.

Проснувшись, он ощутил легкость и радость на душе. Ему казалось, что он снова молод и силен, готов к приключениям и новым свершениям. Джереми улыбнулся и заметил на одеяле записку: “Продолжай творить. Люблю тебя. Анна”.